Я оказался в поезде, несущемся к бабкиной деревне. За пазухой недовольно ворочался Цезарь, стреляя по сторонам карими бусинками глаз. Все было ново, удивительно для него, а сколько еще предстояло пережить! Будет о чем вспомнить, возвратясь на любимый подоконник…
У бабульки была кошка с не менее аристократичными, чем у Цезаря, повадками и с не менее звучным именем - Матильда. "Аристократы" быстро нашли общий язык, и после обоюдного обнюхивания дело становления дружбы пошло на лад. Вскоре они бок о бок прошествовали мимо меня, читающего в кресле книгу.
По принятому в кошачьем кругу обычаю, радушная хозяйка, Матильда, показывала высокому гостю свои владения. Обход начался с коридора и закончился в святая святых любого кошачьего владения, - на кухне. И на всем протяжении пути ее сопровождало одобрительное цезарево помявкиванье. Вскоре они снова прошли мимо меня, направляясь в кладовку. Пришло время похвастаться охотничьими угодьями.
В кладовке водились мыши. И не только. Но Цезарь был городским котом, он родился, рос и взрослел в современной квартире и о внешнем облике мышей имел весьма смутное представление, целиком почерпнутое из обрывков разговоров уличных котов, случайно подслушанных с командных высот, на которых день ото дня, пребывал он. Цезарь не знал, что такое мышь, но он был котом и джентльменом, что в совокупности и привело к эксцессу.
Великолепная парочка скрылась в кладовке, а спустя минуту оттуда раздался яростный вопль Цезаря, сопровождаемый недоуменным мявканьем Матильды и чьим-то пронзительным визгом. Мне захотелось узнать, что там происходит, что заставило умницу Цезаря издавать вопли, которых от него отродясь никто не слыхал.
Приоткрыв дверь в кладовку, я обнаружил Цезаря, сражающегося с каким-то пушистым серым существом, гораздо меньшим по размерам, но не уступающем ему в отваге и напоре.
Когда глаза привыкли к темноте, я смог разглядеть участников схватки. Каково было мое удивление, когда в противнике Цезаря я узнал Нафаню. Сцена, представшая моим глазам, была настолько комичной, что я не мог удержаться от смеха.
Вдоволь насмеявшись, я поспешил на помощь Нафане, чей натиск все более слабел. Исход схватки был предрешен, и он был явно не в пользу маленького драчливого домового.
Возмущенно взвыв, кот оказался подвешенным в воздухе вверх ногами с хвостом, зажатым в моей руке. Завопив от боли и унижения в момент вознесения ввысь, Цезарь ослабил хватку, и его обессилевший противник получил возможность бежать, которой незамедлительно воспользовался.
Нафаня скрылся в одной из ближайших щелей. Немного помедлив, он выглянул из нее, состроив ужасную гримасу, грозя позорно зависшему в воздухе противнику, маленьким мохнатым кулачком.
Новая сцена была не менее комичной, чем предыдущая, и я вновь затрясся в приступе хохота, продолжая сжимать в руке кошачий хвост.
Приступ смеха был прерван грозным шипением. Я успел заметить только две пушистые лапы Цезаря, озверевшего от позора подвешенного положения, полоснувшие меня по лицу. Стало не до смеха. Отпустив кота, я двумя руками схватился за невинно пострадавшую физиономию, в то время как Цезарь, получив свободу, стремглав выскочил из кладовки.
Цезарь пропал. К бабке он так и не вернулся, и я подозревал, что здесь не обошлось без колдовства Нафани. Кота я больше не видел, а вот слышать о нем доводилось не раз. Сельчане в своих разговорах неоднократно упоминали невесть откуда объявившегося в их краях красавца кота, что стал сущим бедствием для людей, держащих домашнюю птицу, к которой рыжий бандит питал явную слабость.
Под влиянием впечатлений, в суете большого города, история с котом забылась, исчезла из памяти, как исчезли с моего лица багровые отметины царапин, оставленные его когтями.
Жизнь шла своим чередом!
Цезарь в Лукоморье
В этом году я часто наведывался к родной старушке. Красота и тишина деревни убаюкивали. Размеренный покой деревенской жизни лучше всяких лекарств действовал на меня, заставляя на время позабыть горести и заботы городской жизни. Здесь я был предоставлен себе, и никто не досаждал своим присутствием. Я отдыхал морально и физически.
Любил я летними вечерами сидеть на завалинке, смотреть на звезды, мерцающие в чернильном мраке ночи, и мечтать. О чем? О многом. И, конечно же, о самом сокровенном. Я любил в эти чудные вечера, когда, казалось, все мое существо впитывало в себя благодать окружающего мира, - слушать. Как шумит ветер в кронах деревьев, о чем шепчет влюбленный ручей склонившейся над ним березе. Слушать незатейливую песнь сверчков. Я любил эти звуки бессмертной природы. Мне нравилось слушать рассказы сельчан о делах давно минувших лет и дней недавно прожитых. И трудно порой определить точно, где правда, а где вымысел.
Но в правдивости некоторых историй я не сомневался. Не раз на таких посиделках заходила речь о моих знакомых. Один из их, - некогда безобидный домашний зверь, а ныне бандит и насильник беглый кот Цезарь. Что касается второго, обвиняемого в не менее тяжких грехах, за которые ему при поимке обещали вырвать клюв, то с ним я познакомился недавно. Это был Кеша. Ворон Кешка, забияка и нахал. В свое время его, раненого, подобрала и выходила из жалости бабка. Очутившись в доме и придя в себя, ворон по-своему принялся выражать благодарность судьбе. Едва у него поджило крыло, он принялся совершать разбойничьи налеты на кухню, таща оттуда на разлапистое дерево лакомые кусочки, и хотя с тех пор он был неоднократно гоним и даже бит разгневанной его выходками бабулей, он, тем не менее, не собирался покидать приглянувшийся ему дом, где у него было все, даже друг. Он подружился с Нафаней. Нафаня научил его разговаривать, дал ворону имя.
Кешенька был другом, и поэтому Нафаня не на шутку обиделся, когда я рассказал, в каких преступлениях обвиняется его приятель. Нафаня не верил, упрямо твердя, что это ложь, попытка оклеветать честное имя ворона.
Но я был склонен думать иначе, тем более, что среди сельчан были и такие, кто собственными очами лицезрели татя за работой.
Нафаня не верил россказням про Кешку, но вот рассказам про Цезаря маленький домовой верил безоговорочно. Именно он предложил план поимки и выдворения за пределы деревни распоясавшегося пушистого громилы. Я согласился принять участие в осуществлении нафаниного замысла, предварительно взяв с домовенка слово, что он не поступит с котом слишком плохо.
Главное место в нафанином плане отводилось его приятелю, ворону Кеше, которому предстояло сыграть воистину артистическую роль. Необходимо было разыграть специально для Цезаря классическую миниатюру под названием: "Вороне где-то Бог послал кусочек сыра. "Кеша должен был изобразить глупую ворону, счастливую обладательницу эдакого лакомства.
Но роль глупой вороны ну никак, по мнению Кеши, не подходила уважающему себя ворону. Он не хотел даже на время выставлять себя в столь негативном свете. На наше счастье, Кеша любил сыр. Он не поддавался на уговоры, но на сыр смотрел с вожделением. И только после того, как скормили ему столько сыра, что хватило бы осчастливить дюжину глупых ворон и в придачу столько же хитрых лисиц, наш собеседник стал чуточку сговорчивее. Разразившись длиннейшей тирадой по выпячиванию собственных достоинств, он согласился на роль.
Цезарь тоже любил сыр и съел бы его не меньше, чем вороватый ворон, но небольшой кусочек, что перепал ему в лесу от глупой вороны, свалил с ног, заставил забыться в глубоком сне. Сонные капли, пропитавшие сыр, сделали свое дело. Гроза местных курятников был в наших руках, и мы, взяв на себя роль правосудия, должны были наказать пушистого бандита.
Мы схватили его, но потеряли друга. В момент водворения спящего кота в мешок Кеша, до этого спокойно взирающий с высоты ели на происходящее внизу, вдруг обиженно каркнул, и, взмахнув крылами, был таков. Мы вернулись домой в надежде застать Кешу там. Но его не было. Не объявился он и утром. Ворон исчез.
Тем временем заключенный в мешок "уголовник", он же вольный житель лугов, полей и лесов Цезарь, начал проявлять признаки беспокойства, тщетно силясь бежать из сермяжной темницы. Нужно было что-то делать…
Куда его несем, я не знал. Я доверял Нафане и шел рядом с маленьким домовенком по петляющей в лесу тропинке…
На краткий миг лес исчез, а затем появился вновь. Но это был другой лес. Окажись на моем месте посторонний, он бы струхнул от происшедшей перемены. Но я привык к подобным превращениям, да и местность показалась мне знакомой. И если это действительно так, то скоро будет поляна с избушкой на курьих ножках, в которой живет нафанина бабка.
Так и есть. И поляна, и избушка, и старая ведьма, что угостила нас вкусным обедом и предоставила во временное пользование воздушный транспорт - ступу.
Поблагодарив бабулю за угощение, мы взмыли ввысь и по истечении нескольких минут головокружительного полета прибыли на место, где будет жить изгнанный из реального мира Цезарь.
Это место я узнал. Мне доводилось бывать здесь и раньше. Лукоморье! Лишь одной маленькой детальки не хватало до знакомой картины. Не было ученого кота, давнишнего моего приятеля, давшего однажды мне прекрасный совет.
Осиротевший дуб печально качал ветвями. Золотая цепь, опоясавшая могучего исполина, потускнела, утратив от одиночества былой блеск. На мой немой вопрос Нафаня ответил коротко: "Умер, слишком стар он был".
Я развязал мешок, из которого пулей выскочил ошалевший от внезапной свободы Цезарь. Оказавшись подальше от ненавистного мешка, он принялся озираться по сторонам, намечая пути для бегства на тот случай, если мы вновь попытаемся его пленить.
Его глаза наткнулись на дуб, вспыхнув, вперились в золотую цепь. А когда мы с Нафаней подошли к ожившему и радостно зашумевшему лесному исполину, то нашим глазам явилось невероятное перевоплощение Цезаря. Он больше не имел ничего общего с тем пушистым громилой, что в страхе держал деревенские курятники. С его физиономии исчезло все разбойничье. Его теперешний облик выражал величие и, как ни странно, мудрость.
Когда я протянул руку, чтобы напоследок погладить Цезаря, он, преисполненный достоинства, уклонился и бархатистым голосом произнес длиннейшую тираду. Я не понял ни слова. Мои познания в английском языке были более чем скромными, но я могу сказать с уверенностью, Цезарь говорил на нем.
Оставив кота в одиночестве упражняться в красноречии, мы с Нафаней вернулись в избушку ведьмы. Вернув бабке ступу и откланявшись, мы отправились в обратный путь.
Возле границы, разделявшей сказочный мир от реального, над головами промелькнула серая тень птицы, крикнувшей: "Привет!" - на удивление знакомым голосом. Это был Кешка!
После мимолетной встречи с неблагодарным другом, Нафаня опечалился, и лишь мое обещание достать ему другую птицу, экзотическую, оживило его.
На этом мы и расстались с Нафаней до новых встреч и приключений.
Африканская история
Обещание, данное Нафане, я сдержал, и вскоре в доме у бабки поселился разноцветный красавец - попугай, житель африканских джунглей. Но при всей красоте Гоша, так окрестил его Нафаня, оказался на удивление бестолковой птицей.
Маленький домовой со свойственной ему напористостью принялся искоренять недостаток в воспитании экзотической птицы, причем процесс обучения проходил не всегда педагогично. Особенно в те дни, когда Нафаня взрывался от упрямого нежелания Гоши постигать азы грамотности, от его независимой рожи, не желающей даже взглянуть на маленького педагога. Не прочь Гоша был и поспать на занятиях или почистить перышки. Ему вообще было наплевать на суетящееся возле клетки серое существо.
Понимая, что теряет время, Нафаня переходил от уговоров к делу. Он брал острую вязальную спицу и с ней подходил к клетке. Затем говорил несколько фраз, которые крылатый бездельник должен был повторить в точности, и горе ему, если он этого не делал. Тотчас же его пребольно кололо в бок нафанино оружие.
Много капель крови пролил бедолага Гоша, не раз он вскидывался на жердочке от безумной боли, но дело пошло на лад. Не зря Нафаня драл горло и натруждал руки выпадами импровизированного копья - Гоша стал делать ощутимые успехи.
Первые успешные шаги в освоении языка были немедленно подкреплены вкусными подачками, что еще более ускорило процесс. Острая спица канула в прошлое, уступив место лакомствам, коими Нафаня щедро одаривал ученика, на которого стал возлагать большие надежды.
Нафаня не учел одного - злопамятства птицы, и однажды я стал свидетелем происшедшей между ними стычки.
В один из обычных учебных дней, Гоша превзошел самого себя, произнеся без запинки длиннейшую тираду, прославляющую Нафаню, который даже вырос от удовольствия. Успех был налицо, и Нафаня поспешил лично поздравить способного ученика. Дверь клетки распахнулась, и домовой оказался внутри, с лакомством в руках.
Нафаня позабыл многое, но попугай помнил все. И мучительно долго длящиеся дни, и самого мучителя с острой железкой в руках, от которого не было спасения и пощады.
Покинув насест, попугай бросился на обидчика. Нафаня не ожидал нападения, и Гоша, воспользовавшись этим, пребольно клюнул его в лоб, вдобавок наподдав крыльями по оттопыренным ушам маленького человечка. Нафаня, завопив, уронил принесенное лакомство и вцепился в нападавшего. Спустя мгновение по грязному, загаженному днищу клетки катался хрипящий и визжащий пестрый клубок, из которого в разные стороны летели перья и шерсть. Если бы я вовремя не вмешался и не разнял драчунов, неизвестно чем бы закончилась потасовка.
Нафаня, прихрамывая и кривясь от боли, скрылся в своем углу, бормоча проклятия, весь перемазанный и лишенный внушительных пучков шерсти. Попугаю тоже досталось изрядно. Устроившись на своей чудом не пострадавшей в драке жердочке, он тщетно силился привести в порядок свой некогда великолепный наряд, далеко не худшая часть которого теперь бесславно валялась в грязи.
Объявился Нафаня только на третий день и немедленно приступил к занятиям, не забывая время от времени злорадно колоть Гошу спицей в бок.
К счастью для попугая, он уже неплохо разговаривал, что его и спасало. Он покорил Нафаню рассказами о далекой родине. Он мог рассказывать о ней сутки напролет, а Нафаня - слушать. Дальше - больше. Мой серый приятель домовой всерьез увлекся Африкой, и мне приходилось частенько доставлять Нафане заказанные им справочники, художественные книги, карты и рекламные буклеты об этом удивительном материке.
Вернувшись с очередной книжкой, я не застал Нафаню дома. Он исчез. Исчезла и клетка с попугаем.
Я долго ломал голову над тем, куда он мог запропаститься. Уж не смылся ли он вместе с попугаем в сказку? Ответа не было. А когда я совсем отчаялся, целый день дремавшее радио вдруг ожило и нежным девичьим голосом пропело: "…уеду в Африку…"
Пропело и смолкло. Я остановился; а что, если…?
Поездку в город пришлось отложить, необходимо было отыскать Нафаню, пока с ним не случилось беды.
Обшарив в доме и дворовых постройках каждый закуток, заглянув в каждую щель, я не обнаружил никаких следов пребывания здесь Нафани минувшим днем. Нужно искать в другом месте. И я отправился в путь по известной мне тропке- дорожке, что вела в сказку, где я и рассчитывал найти Нафаню.
Едва заметная глазу дорожка, петляя меж разлапистых деревьев, привела меня к месту, где кончается реальность и начинается сказка. Лес изменился, уступив место непроходимым дубравам. Я в сказке, скоро можно будет отдохнуть и подкрепиться у нафаниной бабки, а заодно узнать, не знает ли чего старая о том, где сейчас ее внук.
Лес расступился, и я оказался на знакомой поляне у ведьминой избушки, хозяйка которой мирно дремала на крылечке, разморенная летним солнышком. При моем приближении ноздри ее огромного крючковатого носа беспокойно зашевелились, и она проворно вскочила на ноги. Вот это да! Такая древняя старуха и такая прыть!
Окончательно проснувшись, старуха узнала меня и, скорчив гримасу, должную означать улыбку, скрипучим голосом пригласила в избушку. Я с готовностью воспользовался приглашением. Дорога слегка утомила меня, я был голоден, и мне не терпелось расспросить старуху о внуке.
Увы, она ничем не смогла мне помочь.
Распростившись с гостеприимной хозяйкой, я отправился дальше на поиски пропавшего друга.
Где я только не был. Исколесил множество земель, но все впустую. Нафаня как в воду канул.
Судьба бродяги забросила меня в сказочный город и подарила приятный сюрприз. Я встретил ворона Кешу.
Покинув реальный мир и изрядно помотавшись по миру сказок, он нашел пристанище по душе в Изумрудном городе, где стал главным казначеем у Волшебника, правителя близлежащих сказочных земель. Волшебник был богат и могуч, имел великое множество золота и серебра, груды разноцветных драгоценных каменьев и горы красивых безделушек. Кеша, случайно залетевший в эти края, не смог отсюда выбраться. Обошлось без колдовства. Все было гораздо проще и прозаичнее. Деревенские старики не врали, ворон любил блестящее, а в Изумрудном городе его было предостаточно, и пролететь мимо для Кеши было равносильно предательству самого себя. А себя он уважал. Кеша был хитер и настойчив. Он тащил из города самое ценное, пряча в одному ему ведомых потаенных местах, хотя и понимал, что ему не хватит и десятка жизней, чтобы спрятать хоть малую толику сокровищ. Он чувствовал, что теряет рассудок, гибнет, но справиться с собой не мог. Спас его Волшебник, положивший конец Кешкиным страданиям. Отныне и до конца дней своих ворон назначался главным казначеем и хранителем сокровищ Изумрудного города.
И потекли для Кешки счастливые денечки. Приди я к нему месяц назад, он не стал бы даже разговаривать со мной, тем более куда-то идти и кого-то спасать. Но беззаботная жизнь приелась, и Кеше захотелось перемен. Но куда лететь, что делать? И тут как нельзя кстати объявился я.
Волшебник отпустил ворона со мной, заверив в том, что должность казначея и хранителя сокровищ останется за ним, покуда существует Изумрудный город.
Идти стало веселей. Я не был одинок. На моем плече дремал Кешка. Время от времени он просыпался и, взлетев к облакам, с высоты осматривал близлежащие земли.
Сказочные пути-дороги привели нас в Лукоморье, где меня в очередной раз выручил ученый кот, когда-то давным-давно откликавшийся на кличку Цезарь. Он указал на ошибку. Я ищу Нафаню не там. Он не в сказке, а в реальном мире, на родине попугая Гоши. Нам с Кешей предстояла дорога в Африку!
В Африку Кеша отправился один. Я тоже был не прочь, но мне эта поездка, как и большей части моих соотечественников, была не по карману. Это реальный, а не сказочный мир. Оставалось только ждать.
И только спустя месяц я снова увидел Кешу. Вернулся ворон из дальних странствий не один. В клетке он принес исхудавшего, осунувшегося, но радостного Нафаню.
Когда маленький серый человечек пришел в себя после полета, он поведал о своих злоключениях.
В Африку его сманил Гоша, казавшийся Нафане к тому времени преданнейшим другом. Маленький домовой поверил ему и отправился в путешествие. Попугай обманул его в первую же минуту, посоветовав перебраться в клетку, дабы он мог его нести.