- Папайя любил этот шлем! Он для меня много значил! Когда он потерялся, я чуть не свихнулся, ты что, не помнишь?
- Конечно помню, - ласково произнес он. - Ну, Ави, не сердись. Я просто не мог больше видеть тебя с этой штукой на голове, понимаешь? Я думал, что и тебе это пойдет на пользу. - Он пытался поймать мой взгляд, но я отворачивался.
- Пожалуйста, Ави, попробуй меня понять. - Он взял меня за подбородок и повернул к себе. - Ты носил этот шлем все время. И настоящая-пренастоящая правда вот в чем: я скучал по твоему лицу. Я знаю, что ты не всегда его любишь, но ты должен понять… Я люблю его. Я люблю твое лицо, Ави. Такое, какое есть. И то, что ты всегда прятал его, разбивало мне сердце.
Он глядел на меня умоляюще, как будто и впрямь очень хотел, чтобы я его понял.
- А мама знает? - спросил я.
У папы округлились глаза:
- Ты что, смеешься? Она бы меня убила!
- Она перерыла весь дом, пап, - сказал я. - Искала его целую неделю в каждом шкафу, в подвале и на чердаке, везде.
- Именно! - сказал он, кивая. - Поэтому она бы меня и убила!
Он скорчил смешную мину, а потом ахнул, будто вдруг сообразил что-то важное.
- Минутку, Ави! Обещай, что ты никогда не расскажешь об этом маме.
Я ухмыльнулся и потер руки, будто в предвкушении наживы:
- Посмотрим, - сказал я. - В следующем месяце выходит новая модель ХЬох, она мне необходима. А лет через шесть мне потребуется собственная машина: красный "порше" вполне подойдет, и…
Папа расхохотался. Мне нравится, когда мне удается рассмешить папу, ведь обычно это он всех смешит.
- Боже мой, боже мой, - сказал он. - Ты действительно вырос.
Заиграла та часть песни, которую нам больше всего нравится петь, и я сделал погромче. Мы оба запели:
- "Знаю, я не красавчик, но не стану роптать, Ведь я на машине и могу тебя покатать.
Могу тебя покатать.
Могу тебя покатать.
Могу тебя поката-а-а-а-а-а-ать!"
Мы всегда горланим эти строчки что есть мочи, пытаясь тянуть последнюю ноту так же долго, как парень, который ее поет, и потом всегда лопаемся от смеха. Пока мы хохотали, я заметил Джека, он шел к нашей машине. Я взялся за рюкзак, собираясь вылезти наружу.
- Погоди, - сказал папа. - Скажи мне сначала: ты меня простил?
- Да, пап.
Он посмотрел на меня с благодарностью:
- Спасибо.
- Только больше так не делай. Не выбрасывай мои вещи тайком!
- Обещаю.
Я открыл дверцу и выскочил из машины.
- До скорого, пап!
Папа опустил стекло на водительском окне.
- Удачи! Увидимся по ту сторону пятого класса!
Мы ему помахали, а он завел мотор и начал отъезжать, но я подбежал к нему, и он остановился.
Я просунул голову в окошко, чтобы Джек меня не услышал.
- А вы можете меня не особо целовать после выпускного? - попросил я тихо. - Я ведь уже не младенец.
- Очень постараюсь.
- Скажешь маме?
- Не уверен, что она сможет удержаться, Ави, но я ей передам.
- Пока, дорогой папаша!
Он улыбнулся:
- Пока, сын, мой сын.
Занимайте места
Мы с Джеком вошли, вслед за какими-то шестиклассниками, в здание Старшей школы. Как тут просторно! Большие сверкающие люстры. Красные бархатные стены. Шик и красота.
Миссис Ди стояла на первом этаже, раздавая программки и командуя, кому куда идти.
- Пятиклассники по лестнице налево. Шестиклассники направо. Проходите, проходите. Доброе утро. Пятиклассники налево, шестиклассники направо…
Мы поднялись по широкой лестнице, и на всем пути были расклеены указатели. В большом зале рядами стояли складные стулья, а на них висели листочки с буквами алфавита. Все бродили по проходам, но никто не садился.
- Да ты у нас, оказывается, франт, - подколол меня Джек и дернул за галстук.
- Сам такой! - Я потянул его за галстук-бабочку.
- Дети, занимайте свои места, - сказала мисс Рубин. - Не забудьте, рассаживаемся по алфавиту!..
Но ее не особо слушали. Мы с Джеком дрались на свернутых в трубочку программках, как на мечах.
- Привет!
К нам подошла Джун. На ней было светло-розовое платье, и, кажется, она немного накрасилась.
- Ух ты, Джун, отлично выглядишь, - сказал я, потому что она действительно выглядела отлично.
- Правда? Спасибо. Ты тоже, Ави.
- Да, ничего так прикид, - произнес Джек как бы между прочим. И тут я понял, что Джек в нее влюбился.
- Я немного волнуюсь, а вы? - сказала Джун.
- Есть такое, - кивнул я.
- О нет, вы только взгляните на программу, - простонал Джек. - Мы проторчим тут весь день.
Я взглянул.
Вступительное слово Генерального директора школ им. Г. У. Бичера: д-р Гарольд Дженсен.
Речь директора Средней школы: мистер Лоуренс Попкинс.
"Свет и день": хор.
Речь ученика пятого класса: Ксимена Ван.
Пахельбель, "Канон ре мажор": камерный ансамбль.
Речь ученика шестого класса: Марк Антониак.
"Под давлением": хор.
Речь учителя: мисс Дженнифер Рубин.
Вручение наград (см. на обороте).
- Один только Попкинс будет говорить два часа, - вздохнул Джек. Всем было известно, что мистер Попкинс сочиняет длинные-предлинные речи.
- А что за вручение наград? - спросил я.
- Это когда выдают медали ботаникам, - поморщился Джек. - Все медали достанутся Шарлотте и Ксимене - так было и в четвертом классе, и в третьем.
- А во втором?
- Во втором наград не бывает.
- Может, в этом году тебе тоже выдадут награду? - пошутил я.
- Только если придумают какую-нибудь антимедаль по естествознанию! - фыркнул Джек.
- Дети! Рассаживайтесь по местам! - Мисс Рубин повысила голос: видно, рассердилась, что все ее игнорируют.
- Пора. - Джун направилась к передним рядам.
- Но ты помнишь, что потом мы идем ко мне в гости, да? - крикнул я ей вслед.
- Помню!
- Если не застрянем тут до ночи, - прошептал Джек мне на ухо. - Пока, чувак!
- Пока! - ответил я.
Простая вещь
Час спустя мы сидели в огромном зале и ждали, когда мистер Попкинс начнет свою речь. Зал был даже больше, чем я себе представлял - даже больше, чем в школе Вии. Я огляделся: вот это толпа! Наверное, миллион человек. Ну ладно, может, не миллион, но очень-очень много.
Мистер Попкинс поднялся на кафедру и взял микрофон:
- Директор Дженсен, спасибо за теплые слова. Добро пожаловать, учителя и все сотрудники школы… Добрый день, мамы и папы, добрый день, бабушки и дедушки, друзья и знакомые и, конечно же, мои любимые пятиклассники и шестиклассники… Добро пожаловать на выпускную церемонию Средней школы имени Бичера!!!
Все зааплодировали.
- Каждый год мне полагается написать два обращения: одно для сегодняшней церемонии пятых и шестых классов, а другое - для церемонии седьмых и восьмых классов, которая состоится завтра. - Мистер Попкинс читал по бумажке, нацепив очки на кончик носа. - И каждый год я говорю себе: "Чего мучиться, напишу-ка я одну речь и произнесу ее дважды". Вроде не такая уж трудная задача, правда? И все же каждый год я сочиняю две разные речи, и сейчас я наконец-то понял почему. Не только потому, что семи- и восьмиклассники старше вас: у них как минимум половина средней школы позади - а у вас как минимум половина впереди. Нет, я думаю, что это связано с особенным возрастом, в котором вы сейчас находитесь. С особенным этапом вашей жизни, который, даже после двадцати лет работы в школе, все еще вызывает во мне симпатию и сочувствие. Вы находитесь на стыке. На границе между детством и всем тем, что будет позже. Это переходный возраст.
Сегодня все мы, - продолжал мистер Попкинс, сняв очки и обводя ими зал, - ваши родители, друзья и учителя, собрались здесь, чтобы отметить не только ваши достижения, но и ваши безграничные возможности.
Когда вы будете вспоминать прошедший год, я хочу, чтобы вы задумались о том, какие вы сейчас и какими были раньше. Все вы стали немного выше, немного сильнее, немного умнее… надеюсь.
Тут многие хмыкнули.
- Но лучшее мерило роста - не дюймы, на которые вы вытянулись, и не круги, которые вы можете пробежать на стадионе, и даже не годовые оценки - хотя это, несомненно, тоже важно. А то, как вы распорядились своим временем, как проводили свои дни и что сделали для других. На мой взгляд, это самое важное.
У Джеймса Барри есть замечательные строки - нет, не бойтесь, не из "Питера Пэна", я не буду мучить вас рассказами о феечках.
Снова смешки.
- Но в другой книге, которая называется "Белая птичка", Джеймс Барри пишет… - Он взял в руки небольшую книгу, лежавшую на кафедре, нашел нужную страницу и надел очки: - "Давайте введем новое правило в жизни… постараемся всегда быть чуть добрее, чем необходимо".
Мистер Попкинс поднял глаза на зал.
- Добрее, чем необходимо, - повторил он. - Прекрасная фраза, не правда ли? Добрее, чем необходимо. Недостаточно быть просто добрым, надо быть еще добрее. Почему я люблю эту строчку, эту мысль? Да потому что она напоминает мне о том, что в нас, в людях, заложена возможность не просто быть добрыми, но делать сознательный выбор в пользу доброты. Что это значит? Доброту ведь тоже линейкой не измеришь. И не подсчитаешь, так? Откуда мы знаем, что были добрыми? И вообще, что такое быть добрым?
Он снова надел очки и начал листать другую книжку.
- Я хочу поделиться с вами еще одной цитатой, - сказал он. - Из другой книги. Потерпите еще немного… А, вот она. В книге "Под присмотром часов" Кристофера Нолана главный герой - молодой человек, он тяжело болен. В одном из эпизодов ему помогает одноклассник. На наш взгляд, эта помощь вроде бы сущая ерунда. Но для больного юноши, его зовут Джозеф, это… ну, если позволите…
Он откашлялся и зачитал:
- "В мгновения, подобные этому, Джозеф узревал в людях лик Божий. Этот лик мерцал в их доброте, светился в их чуткости, проглядывал в их заботе и ласкал в их взгляде".
Он остановился и снова снял очки.
- "Мерцал в их доброте", - повторил он. - Такая простая вещь, доброта. Очень простая. Доброе слово поддержки, сказанное в нужную минуту. Дружеский поступок. Мимолетная улыбка.
Он закрыл книгу, положил ее и подался вперед.
- Дети, вот это я и хотел вам сказать. Как важно понять ценность такой простой вещи под названием доброта. Думаю, на сегодня этого достаточно. Я знаю, что знаменит своей… э-э… многоречивостью…
Тут все снова засмеялись. Да уж, что есть то есть, говорить он может до бесконечности.
- …но я хочу, чтобы вы, мои ученики, твердо усвоили, - продолжал он, - что в будущем, которое вы сами себе создадите, возможно все. Если каждый человек в этом зале возьмет за правило стараться быть добрее, чем необходимо - где бы он ни был, что бы ни делал, - мир действительно станет лучше. И если вы будете чуть добрее, чем от вас требуется, то в один прекрасный день кто-то другой увидит в вас, в каждом из вас, лик Божий.
Он помолчал немного и улыбнулся.
- Или любого политически корректного божественного воплощения добра, в которое вы верите, - скороговоркой добавил он, чем вызвал море смеха и море аплодисментов, особенно с задних рядов, где сидели родители.
Награды
Мне понравилась речь мистера Попкинса, но скажу вам честно: за остальными речами я уже совсем не следил.
Я снова стал прислушиваться, когда мисс Рубин начала зачитывать имена отличников, потому что надо было вставать, когда тебя называли. Вот я и ждал, когда алфавитная очередь дойдет и до меня. Росс Кингсли, Майя Марковиц. Август Пулман. Я встал. Потом, когда мисс Рубин дочитала список до конца, она попросила нас обернуться к зрителям и поклониться, и все нам хлопали.
Я понятия не имел, где в этом необъятном зале сидят мама с папой: я видел только вспышки фотоаппаратов и каких-то чужих родителей, которые махали своим детям. Тогда я представил, как и моя мама мне откуда-нибудь машет - ну и что, что я ее не вижу.
Потом мистер Попкинс вернулся на трибуну, чтобы вручить медали, и Джек оказался прав: золотую медаль "За отличие по всем предметам в 5 классе" получила Ксимена Ван. Шарлотте досталась серебряная. Шарлотте также вручили золотую медаль за музыку. Амос получил медаль "За отличие по всем видам спорта", и я ужасно радовался, потому что после турбазы считал Амоса одним из своих близких друзей. Но вот когда мистер Попкинс вызвал Джун и вручил ей медаль "За лучшие сочинения", я завопил от восторга. Услышав, что ее вызвали, Джун зажала рот рукой и пошла на сцену, а я выкрикнул: "Ура, Джун!" - громко-громко, хотя не думаю, что она меня услышала.
Теперь все получившие награды за успеваемость выстроились на сцене, и мистер Попкинс сказал зрительному залу:
- Леди и джентльмены, для меня большая честь представить вам лучших учеников школы Бичера. Поздравляю!
Я хлопал, а ученики на сцене кланялись. Я был так счастлив за Джун!
- И последнее на сегодня, - сказал мистер Попкинс, - медаль Генри Уорда Бичера, которой награждаются выдающиеся ученики, достойные подражания, но не в связи с успеваемостью по тому или иному предмету. Обычно эту медаль мы присуждаем тому, кто в течение года работал волонтером и помогал другим людям или нашей школе.
Я тут же решил, что эту медаль получит Шарлотта - в этом году она организовала сбор одежды для бедных, - и снова отвлекся. Посмотрел на часы: 10:56. Скорей бы обед!
- Генри Уорд Бичер - борец с рабством, живший в девятнадцатом веке, и страстный защитник прав человека. В честь него названа наша школа, - говорил мистер Попкинс, когда я опять включился. - На самом деле некоторые из вас могли заметить, что перед входом в здание на Хайтс-Плейс, в котором вы учитесь, прибита позолоченная табличка, а на ней выгравирована одна из самых известных цитат Бичера: "Познай себя". Это, между прочим, еще и девиз нашей школы.
Однако в этом году, пока я готовил свою речь, я наткнулся у Генри Уорда Бичера на другую фразу. И она, как мне кажется, особенно согласуется с темами, затронутыми ранее, - темами, над которыми я размышлял на протяжении всего года. Важна не просто природа доброты, но природа твоей доброты. Сила твоей дружбы. Проверка твоего характера. Твое мужество…
Тут голос у мистера Попкинса как-то странно надломился, будто у него запершило в горле и ему срочно понадобилось откашляться. И он действительно откашлялся и отпил глоток воды. Теперь я начал по-настоящему слушать, что он говорит.
- Да, не чье-то, а твое собственное мужество, - тихо повторил он, кивая и улыбаясь. Он вытянул правую руку и стал загибать пальцы. - Мужество. Доброта. Дружба. Сила характера. Вот качества, которые определяют нашу личность и которые приводят нас при определенных обстоятельствах к величию. Медаль Генри Уорда Бичера - медаль за величие.
Но как измерить величие? Да что там, как его распознать? И снова никакая линейка нам не поможет… Но у Бичера есть ответ и на этот вопрос.
Он опять надел очки, пролистал книгу и стал читать:
- "Величие, - писал Бичер, - заключается не в том, чтобы быть сильным, а в том, чтобы правильно использовать свою силу… Велик тот, чья сила возвышает многие сердца…"
Он опять откашлялся и, помолчав несколько секунд, продолжил:
- Велик тот, чья сила возвышает многие сердца, притягивая их своим сердцем. Итак, без долгих разговоров, я счастлив вручить медаль Генри Уорда Бичера ученику, чья тихая сила возвысила многие сердца.
Август Пулман, пожалуйста, прими эту награду!
Парю
Все уже аплодировали, а до меня еще только начало доходить, что же сказал мистер Попкинс. Майя, сидевшая справа от меня, радостно вскрикнула, а Майлз, сидевший слева, хлопнул меня по спине. "Вставай, поднимайся!" - громко шептали мне все вокруг, чьи-то руки вытолкнули меня из кресла и пропихнули к проходу: "Так держать, Ави! Молодец!" Мои одноклассники хором выкрикивали мое имя: "А-ви! А-ви! А-ви!" Я оглянулся и увидел, как Джек дирижирует этим хором, высоко задрав кулак. Он улыбнулся мне и махнул, чтобы я шел дальше, а Амос крикнул, сложив руки рупором: "Йо-хо!" Потом я прошел мимо улыбающейся Джун; увидев, что я на нее смотрю, она подняла большие пальцы вверх и беззвучно сказала: "Круть!" Я рассмеялся и покачал головой, будто не мог поверить в то, что со мной происходит. Я и правда не мог в это поверить. Думаю, я улыбался. А может, сиял, не знаю. Пока я шел по проходу к сцене, все, что я видел, - это счастливые лица. И руки, которые мне хлопали. Я слышал: "Ура!", "Молодчина, Ави!" Я видел своих учителей, сидевших у прохода: мистера Брауна, и мисс Петозу, и мистера Роше, и миссис Атанаби, и медсестру Молли, и всех остальных. Они тоже что-то кричали, аплодировали и свистели.
Мне казалось, что я парю. Было так удивительно. Как будто солнце светило мне прямо в лицо и дул ветер. Когда я приблизился к сцене, то увидел, как с первого ряда мне машет мисс Рубин, а рядом с ней миссис Ди плачет навзрыд - но от радости - и улыбается. И хлопает. А когда я поднялся по ступенькам, случилось самое изумительное: все начали вставать. Первые ряды, а потом весь зал - все вдруг поднялись на ноги, и вопили, и гикали, и хлопали как сумасшедшие. Это была настоящая овация. В мою честь.
Я подошел к мистеру Попкинсу, а он пожал мою руку обеими руками и прошептал мне на ухо: "Молодец, Ави". Потом он надел мне золотую медаль на шею, прямо как олимпийскому чемпиону, и развернул меня лицом к залу. Я словно смотрел на себя в кино, словно это был не я, а кто-то другой. Как в последней сцене из четвертого эпизода "Звездных войн", когда Люку Скайуокеру, Хану Соло и Чубакке аплодируют за то, что они уничтожили Звезду Смерти. Я стоял на сцене, а в голове у меня звучала та самая мелодия из "Звездных войн".
Я даже не очень понял, за что мне дали эту медаль. Хотя вру. Я знал, за что.
Встречаешь иногда людей, не похожих на тебя: например, тех, кто ездит в инвалидной коляске или не может говорить, - и не представляешь, как это - быть таким человеком. И я знаю, что для многих я и есть такой человек; наверное, даже для всех в этом зале.
Хотя я - это просто я. Обыкновенный ребенок.
Но если мне хотят вручить медаль за то, что я - это я, пожалуйста. Я ее возьму. Я не уничтожил Звезду Смерти и не совершил никаких других подвигов, я просто окончил пятый класс. А это нелегко, даже если с лицом у тебя все в порядке.