- Не будет, - улыбнулся Глеб. Не словам ее улыбнулся, а потому что девочка очень смешная была. Крепенькая такая, тугощекая, глаза темные, блестящие, как спелые вишни, а над ними бровки в одну линию строго сдвинуты.
- Ты из какой палаты? - продолжает допрос девочка. - Как твоя фамилия?
Конечно, не следовало девчонке морочить голову, надо было оказать ей сразу, кто он и что здесь делает. Он бы так и поступил, если бы она, совсем еще маленькая, не говорила голосом Натальи Викторовны, когда та сердится. Глебу вдруг захотелось сказать что-нибудь такое, ну совсем уже такое, чтобы девчушка сразу свои учительские манеры растеряла. Встал с дивана, заложил руки за спину, прошелся взад-вперед по кабинету, потом останавливается перед ней и строго, по-взрослому говорит:
- Я не из палаты. Я ваш новый врач. У меня ученая ступень. Приехал из Москвы, из министерства.
Думал, что девчонка сразу рассмеется, но та от удивления только рот раскрыла, и глаза у нее круглыми стали.
- Из к-какой Москвы?
- Вы что, Москву не знаете? - Он специально с ней на "вы" заговорил, как папа с больными. Чтобы солиднее было. - Москва - столица нашей Родины, там все медицинские министерства.
Наверное, из-за этого "вы" девочка совсем растерялась. Поверить, конечно, не поверила, но на всякий случай тоже на "вы" заговорила:
- И вовсе вы не врач!
- Вот начну вас оперировать, тогда узнаете, врач я или не врач! - стоит на своем Глеб.
- А меня уже оперировали, вот! Мне завтра швы снимать будут!
Глеб не понял, о каких швах она говорит и как можно их снимать, но виду не подал.
- Мы еще посмотрим, надо их снимать или не надо!
Эх, жалко, очков у него нет! Сейчас бы в самый раз снять очки, протереть стекла, снова надеть их и покашлять. Пришлось только покашлять, так, без очков.
- Вот видите, вовсе вы не врач, - развела немного бровки девочка, - вы больной, у вас кашель. Вам надо горчичники поставить, а еще лучше банки.
- Это я от своей ученой ступени кашляю, - говорит Глеб. - Не нужны мне никакие банки.
- Врач не может быть таким маленьким!
- Нет может! Я знаю одного доктора, так он ростом почти такой, как я. Только с усами.
- А почему же у вас усов нет?
- Потому что… потому что я их сбрил! В нашем медицинском министерстве не разрешают с усами ходить. Кто с усами и без сменной обуви - сразу выгоняют!
- А если вы врач, почему же тогда без халата?
- Сейчас придет мой заместитель, доктор Зайцев, и принесет. Я его как раз послал за халатом.
Может быть, глаза у нее расширились бы еще больше, но больше было просто невозможно.
- Какой доктор Зайцев? Валентин Евгеньевич?
- Да! Валентин Евгеньевич!
- Ваш заместитель???
- А то чей же? Конечно, мой.
- Врун ты, а не врач! - закончила разговор девочка. - Вот скажу Валентину Евгеньевичу, как ты про него говорил, он тебе задаст! - И убежала.
Глеб, оставшись один, сначала похихикал немного, а потом пожалел, что девочка ушла. Очень интересно было с ней разговаривать. И еще ему понравилось, как она возмутилась, когда он папу своим заместителем назвал. Может быть, зря этот спектакль устроил? Все-таки она в больнице лежит, операцию ей делали. А завтра швы снимать будут. Пойти поискать ее? Правда, папа не велел выходить из кабинета. Но девочка вернулась, сама - выставляет из-за двери свою круглую рожицу и спрашивает:
- Что же тебе халат не несут? - И улыбается хитро.
И Глебу вдруг очень захотелось сделать ей что-нибудь хорошее - чтобы девчушка обрадовалась, засмеялась, чтобы забыла про свои швы. Она, наверное, пока в больницу не попала, любила посмеяться. У нее такие щеки яблочками - словно специально для смеха. Но что он может для нее хорошего сделать?.. И тут же сообразил. Вынимает из кармана пеструю шапочку с длинным козырьком, которая была сначала Димина, а потом его, и говорит:
- Возьми. Я тебе дарю.
У девчушки сразу глаза загорелись. Очень любят девчонки всякие новые вещи, особенно разноцветные. Девчушка делает два шага вперед, потом останавливается, смотрит подозрительно на Глеба и тихо спрашивает:
- А почему ты мне ее хочешь подарить? Ты ведь мне чужой.
- Никакой я не чужой, - отвечает Глеб. - Просто ты раньше меня не знала.
- Не обманываешь?
- Не обманываю.
- Честное слово?
- Честное-пречестное.
Девчушка подходит и руку к шапочке протягивает так, будто боится, что она горячая и об нее обжечься можно. Думает, наверное, что Глеб в самый последний момент руку отдернет и гоготать начнет. Не верит все-таки. Глеб это понял и, чтобы никаких уже сомнений не было, сам надевает ей шапочку на голову. Девчушка ее тут же с головы снимает, начинает рассматривать со всех сторон, потом снова надевает, и лицо у нее такое, что смотреть одно удовольствие. Глеб смеется вместе с ней, и ему нисколечко, ну вот нисколечко не жалко, что шапочка теперь не его.
- Спасибо, - говорит девчушка.
А Глеб отвечает так, как взрослые говорят, когда подарки делают:
- Носи на здоровье.
Стал думать, что бы еще хорошее сделать, но больше ничего придумать не мог.
- Хочешь, картинки в журнале посмотрим?
- Хочу, - говорит девчушка. Забыла, наверное, что они в кабинете Валентина Евгеньевича, села рядом с Глебом на диван. А потом вспомнила: - Пойдем отсюда, здесь доктор Зайцев живет.
"Живет"! Окажет тоже! Папа здесь работает, а не живет. И тут Глеб вспомнил, почему он в больнице. Что-то долго папа не возвращается. Плохи там, видно, дела. Говорит девчушке:
- Сиди, не бойся. Валентин Евгеньевич - это мой папа. Я тоже Зайцев, только Глеб. Слушай, ты знаешь того пацана, которого сегодня оперировали? Что вместо воды уксус выпил.
- Знаю, - говорит девчушка. - Его Лешей зовут. У нас здесь все за него очень переживают. Только ему все равно повезло.
- Да ты что? - даже подпрыгнул на месте Глеб. - Думаешь, что говоришь? Ничего себе повезло!
- Потому что с ним мама сидит. Когда мама сидит, не так страшно.
- Почему же с тобой мама не сидит?
- Не разрешают. Она только приходит. А Леша может умереть? Что тогда с его мамой будет?
- Не бойся, не умрет, - успокаивает Глеб. И вдруг подумал: "А что, если может? Не зря ведь папа не решался так долго делать операцию и прямо с вокзала его смотреть поехал. И на сердце у папы неспокойно… Сидит сейчас, наверное, Лешина мама, плачет…"
Глеб на секунду представил, как все было бы, если бы такое с ним случилось и над ним мама плакала. Даже холодок по коже пробежал. А тут еще девчушка говорит некстати:
- Знаешь, он так стонет, что я близко к его палате подходить боюсь.
Лучше бы она этого не говорила. Хуже нет, когда все понимаешь, а помочь не можешь. Хотя, почему же? А Лог? Что, если случай с "Жигулями" вовсе и не совпадение? И Глеб на всякий случай произнес тихонечко: "Лог!". А потом не столько девочке, сколько себе сказал:
- Леша выздоровеет, ты не волнуйся. Давай лучше я буду тебе рассказывать, что на картинках нарисовано.
Но много рассказать не успел, потому что вошел папа. Посмотрел на девочку в велосипедной шапочке и сразу все понял. Опять, как тогда, на вокзале, взъерошил Глебу волосы и улыбнулся:
- Молодчага, Глеб. Смотри, как Катюшке хорошо в этой кепке!
Та тоже заулыбалась от удовольствия, что понравилась папе, а Глеб спрашивает:
- Как там Леша, па?
- Нормально, - отвечает папа. - Пока все нормально. - И сказал "тьфу-тьфу-тьфу", как иногда делают, когда боятся сглазить. - Прощайся, сынок, с Катюшей, надо нам домой двигать. Заждались уже, наверное, нас.
И снова Глеб не понял - помог Лог или не помог. И есть ли он вообще теперь, Лог?
Глава десятая. Вместе с Олей
Дома их в самом деле заждались, особенно мама.
- Наконец-то, - сказала она папе. - Уже не знала, что и думать. Ходите неизвестно где, а у Димы температура поднялась.
- Высокая температура? - спросил папа.
- Тридцать семь и пять. Я ему таблетку аспирина дала и в постель уложила.
Глеб заглянул в комнату и увидел Диму, лежащего на диване. Он не был похож на больного - читал книгу и сосал леденцы из круглой жестяной коробки, пристроенной под боком.
- В самом деле болеешь? - поинтересовался Глеб.
Дима ничего не ответил, только рукой покрутил - то вверх ладонью, то вниз: сам, мол, не пойму, ни то ни се. В комнату вошел папа с такой штукой, через которую можно услышать, что внутри у человека делается, - фонендоскоп называется.
- Что это ты в такую теплынь болеть взялся? - говорит папа Диме. - Опять небось на речку бегал? - Подождал немного, ничего в ответ не услышал и продолжает: - Ладно, раздевайся, сейчас без тебя все узнаю.
Глеб посмотрел, как папа Диме в рот заглядывает и прикладывает к груди и спине свою слушалку, и спрашивает:
- Ну что, бегал он на речку?
- Да уж бегал, - говорит папа. - И сидел в воде больше, чем нужно.
- Ничего не больше, - бурчит Дима и незаметно Глебу кулак показывает: дескать, кто тебя за язык тянет?
- А как со школой? - интересуется мама. - Можно ему завтра в школу идти? Если, конечно, к утру температура спадет.
- В школу? - говорит папа и, склонив голову набок, смотрит на Диму по-птичьи одним глазом. - На его усмотрение. Захочет - пойдет, не захочет - дома останется.
Глеб подумал, Дима сейчас скажет, что не сможет пойти, что он самый больной в мире Карлсон и все такое прочее. Но Дима тоже не лыком шит. Кашлянул несколько раз (не очень-то, между прочим, правдоподобно), проводит рукой по лбу, хотя никакой испарины там не было, и слабым голосом говорит:
- Пойду, пожалуй. Уроки, правда, завтра ерундовые, но все равно пропускать не хочется. Может, смогу до конца высидеть.
- Ты куда после десятого класса собираешься? - спрашивает папа. - Не решил еще? Советую поступать в театральный институт. У тебя, по-моему, неплохие актерские данные. - Опять одним глазом посмотрел на Диму и рассмеялся: - Все-таки завтра придется тебе полежать. Так сказать, от греха подальше.
Это хорошо, что Дима завтра дома будет. Вернется Глеб из школы не в пустую квартиру, где его только Чуня встретит. Мама не скоро придет - и в хоккей, если захотят, наиграются и еще что-нибудь придумают. Но тут же Глеб расстроился: а Лог? Как же он про него забыл? Вдруг Лог уже появился, и стоит только включить телевизор… При Диме разве включишь? От этих мыслей Глебу так грустно стало, плохого настроения на всю ночь хватило и еще на утро осталось. В школу, во всяком случае, он пришел невеселый.
Наталья Викторовна, оказывается, от кого-то уже узнала, что с Глебом случилось. Долго расспрашивала, как он себя чувствует и не болит ли у него что, словно не учительница она, а врач. И еще сказала, что он может посидеть просто так, не работать.
На первом уроке, чтении, Наталья Викторовна сначала проверяла домашнее задание. Потом печатали слова на планшетах. Глеб тоже вместе со всеми выводил "муха" и "мухи". Учительница несколько раз взглянула на него, но промолчала. А на второй половине урока Наталья Викторовна рассказывала о грибах. Развесила таблицы с нарисованными грибами, серыми, желтыми, красными, начала объяснять, какие из них съедобные, а какие несъедобные, и как это можно узнать. Оказывается, есть грибы такие ядовитые, что сразу умереть можно, если даже совсем немного съешь. А потом спрашивает Андрея:
- Какой ты сделал вывод из того, что я рассказала? Только не торопись, отвечай медленно.
Андрей встает и говорит, хоть и медленно, но все равно быстро:
- Надо быть очень внимательным, когда покупаешь в магазине грибы, потому что продавщица может незаметно подсунуть ядовитый гриб.
Весь класс так долго смеялся, что Наталья Викторовна еле успокоила. И Андрей тоже хохотал. Это хорошо, когда человек умеет над собой посмеяться. Папа говорит, что в этом и проявляется чувство юмора.
Учительница, когда ребята угомонились, задание дает:
- А теперь давайте вспомним, какие мы знаем о грибах загадки и поговорки.
Все сразу стали руки вверх тянуть, но, когда Леня Марунич сказал: "Гриб растет среди дорожки, голова на тонкой ножке", - рук заметно поубавилось. После него Оля загадку вспомнила, как маленький, удаленький, сквозь землю прошел, красну шапочку нашел. А больше никто ничего и не знает. И тут Андрей опять отличился. Вскакивает из-за парты и выпаливает, как из пулемета:
- Не переносите гриб на ногах, вызывайте врача!
И снова все со смеху покатились. Глеб даже про свое плохое настроение забыл. А Андрей уже не смеялся. Не хватило, видно, на этот раз чувства юмора.
- А что? - говорит. - У нас такой плакат в подъезде висит.
Веселый урок получился, даже не заметили, как пролетел.
А потом был урок рисования. Правильнее сказать, не рисования, а лепки, потому что работали с пластилином. Наталья Викторовна сказала, что будет урок свободного творчества. Каждый, значит, лепит не по заданию, а что ему нравится. Глеб подумал, подумал и решил, что ему нравится лепить Лога. Старался вовсю - надо, чтобы похожим был. Вдруг Лог сейчас за ним наблюдает? Еще обидится.
Получилось неплохо. Наталья Викторовна останавливается возле парты Глеба, смотрит, а потом спрашивает:
- Это кто у тебя?
А Глеб не знает, что ответить. Сказать, что зверюшку какую-нибудь вылепил, осьминога, например? Не хочется.
- Это, Наталья Викторовна, житель другой планеты.
- Марсианин?
- Нет, он не с Марса.
- А как называется эта планета? - И говорит классу: - Давайте попросим Глеба рассказать нам о жителях другой планеты. Одного из них он сейчас вылепил. Мы уже однажды слышали, как интересно он рассказывает о космосе. Покажи, Глеб, своего инопланетянина, чтобы всем было видно.
Глеб поднимает пластилинового Лога над головой, а Вика тут же свое ядовитое мнение высказывает:
- Какой же это инопланетянин? Это просто большой и толстый паук!
- Сама ты паучиха! - не выдержал Глеб. И сел, не хочет ничего рассказывать.
- Нехорошо, Глеб, - хмурится Наталья Викторовна. - Как ты можешь так грубо разговаривать с девочкой?
- А чего она? - уткнулся глазами в парту Глеб.
- Он просто невоспитанный, Наталья Викторовна, - наносит ответный удар Вика. Эта уж в долгу не останется!
Если б не учительница, Глеб сказал бы ей про воспитание! Но неожиданно вместо него ответила Оля.
- Зато Вика, - говорит, - хорошо воспитана: других при всех невоспитанными называет.
- Тебя не спросила! - Вика уже встала, чтобы удобнее было сдачи давать, но Наталья Викторовна никому больше ничего сказать не позволила.
- Я не узнаю наш класс. Вас будто подменили за один день. Я думала, что каждое утро здесь собираются добрые и дружные ребята, а вы словно соревнуетесь, кто кому больше досадит. Ну, и чего вы добились? Испортили друг другу настроение, рассорились. Посмотрите на Глеба - только что светился весь со своим инопланетянином в руках, а теперь сидит туча тучей. И Вика не лучше. Я считаю, что ты, Глеб, должен извиниться перед Викой.
- Почему я?
- Потому что ты мужчина.
Странно, однако, получается. Девчонки, значит, могут говорить все, что хотят, Лога при всех пауком называть, а он извиняться должен?
- Я еще не мужчина! - находит лазейку Глеб.
В классе сразу тихо стало. Ждут, что на это скажет Наталья Викторовна. А она сначала ничего не сказала. Подошла к столу, села, полистала зачем-то тетрадь и только потом негромко проговорила:
- Ну, если ты не мужчина, тогда, конечно, говорить не о чем. Кстати, все помнят, что сейчас урок рисования? Работайте, скоро урок заканчивается.
Настроение у Глеба стало еще хуже, чем утром. А всё Вика! Лезет вечно, куда не просят! И сам тоже хорош - надо было ее паучихой называть! И, что не мужчина он, говорить не следовало. Еще и Наталью Викторовну обидел. Неужели Лог все это слышал? Хорошенького же мнения будет он о Глебе!
На следующих уроках - математике и письме - Наталья Викторовна ни разу не заговорила с Глебом, словно и нет его в классе. Глеб еле дождался последнего звонка и быстро начал засовывать в ранец книжки и тетрадки. Собрался уже выйти из-за парты, но Оля остановила его:
- Хочешь, новость скажу?
- Какую еще новость? - сумрачно спрашивает Глеб.
- А такую, что меня сегодня бабушка не будет у школы ждать. Одна домой пойду.
- Подумаешь, новость! Меня тоже никто не ждет.
- Так то тебя, а то меня.
Глеб даже разозлился. Что значит "то тебя, а то меня"? Он, если на то пошло, под автобус попал. За ним, может, в сто раз больше смотреть нужно. Хотел сказать ей, что больно много строит из себя, но вспомнил Вику и промолчал.
- Меня, - продолжает Оля, - вообще никуда еще одну не отпускали. А сейчас мама в командировке, а у бабушки нога разболелась. Я и в школу без никого пришла.
- Так ты что, - не понял Глеб, - боишься, что ли, одна идти?
- Ничего я не боюсь. Просто первый раз.
- Хочешь, провожу тебя, чтобы ты не боялась?
- Да с чего ты взял, что я боюсь? - тряхнула челкой Оля. - Просто, если хочешь, можем пойти вместе. Нам ведь в одну сторону.
И ничего вроде бы такого не случилось - подумаешь, пойдут вместе из школы, - а у Глеба настроение исправилось. Без всякой причины, просто так, само собой. Вовсе Оля не воображала. Скорее, даже наоборот. Глеб, хоть и сидят они за одной партой почти месяц, никогда с ней толком не разговаривал. А она, оказывается, совсем не такая, какой почему-то хочет казаться. И веселая. Почти все время смеялись, пока из школы шли, всякие забавные случаи вспоминали. Только когда Ворошиловский проспект переходили, Оля перестала смеяться и лицо у нее сделалось очень напряженное. Все-таки без привычки непросто такую широкую да еще забитую автомобилями улицу перейти. Но ничего, перебежали. Оля как вцепилась Глебу в руку, так и не выпустила, пока не оказалась на тротуаре по другую сторону улицы.
Глеб еще одну новость про Олю узнал. Она, оказывается, марки собирает. И не просто собирает, а по темам - о космосе и животных. Они зашли в магазин "Филателия", рядом с домом, где живет Глеб, и оказалось, что девушка-продавщица знает Олю и обращается к ней по имени. А это, знаете ли, не каждый может сказать, что его в таком магазине, куда столько людей ходит, по имени зовут. Глеб даже погордился немного, что они вместе сюда пришли и сидят за одной партой. Оле, конечно, ничего не сказал - молча погордился. Стоял, разглядывал на витрине красивые марки и не знал, какие тучи сгущаются над его головой…