Игоря он увидел сразу, когда тот еще не вошел в магазин, а только показался в стеклянных дверях. Глеб успел бы выйти через другие двери. Но бросить Олю и спасаться бегством - об этом и думать нечего. Вся надежда на то, что Игорь его не заметит. Он, кажется, марками не интересуется. Может быть, пойдет в другой отдел - где пластинки продают, или в газетный. Глеб на всякий случай спрятался за дяденьку, стоящего рядом, затаился. Не в том дело, что он так уж испугался Игоря. Конечно, тот не упустит возможности свести с ним счеты, отомстить за свой вчерашний позор. Но даже если и поколотит - невелика беда, не впервой. Очень не хотелось, чтобы все это было при Оле.
Но спрятаться не удалось. Наверное, Игорь потому и вошел сюда, что разглядел Глеба с улицы через стекло. Подходит, и улыбка у него такая, как у волка из "Ну, погоди!", когда тот видит зайца: "Ага-а!" Пока они в магазине, Игорь ничего ему сделать не может: люди кругом. Встал позади и незаметно, чтобы никто не увидел, коленом Глебу пониже спины два раза наподдал. Глеб оглянулся, а тот обещающе улыбается: погоди, мол, дружочек, это еще цветочки. Дяденька, который рядом стоял, что-то, видимо, заметил и посмотрел удивленно на Игоря. Тот сразу лицо такое делает - я что? я ничего! - и выходит на улицу. Снова улыбается и через стеклянную стенку Глебу знаки подает: давай-давай, выходи, что ты там застрял?
Оля ничего покупать не стала, только узнала, что надо в конце недели зайти, потому что, как сказала продавщица, "ожидается поступление".
- Пошли? - спрашивает Глеба.
- Давай еще пластинки посмотрим? - тянет время Глеб.
Посмотрели пластинки, потом иностранные газеты с непонятными буквами, открытки. Но нельзя же бесконечно бродить по магазину! Игорь все равно не уйдет - ходит возле громадного аквариума "Филателии" и рожи Глебу строит. Хочешь не хочешь, а встречи с ним не избежать. Если бы не Оля!..
- Оля, - говорит Глеб. - Ты тут еще посмотри, а я домой побегу. У меня там брат больной.
- Что же ты сразу не сказал? - отвечает Оля. - Пошли, конечно. - И направляется к выходу. А Глеб плетется за ней. Нельзя ведь теперь не выходить, раз про больного брата сказал… Ну что бы Игорю не подойти, когда он уже распрощается с Олей? Может, пронесет?
Но то, что не пронесет, Глеб понял сразу, едва они с Олей вышли на улицу. Игорь уже тут как тут, и улыбка у него опять, как у волка, загнавшего зайца в угол. Надо что-то сделать. Хватит и того, что заявил на уроке рисования, будто он не мужчина. А Игорь, чтобы Глеба еще больше унизить, начал при нем к Оле приставать:
- А это, - говорит, - еще что за бледная поганка? - И с этими словами дергает ее за челку. Да сильно дергает - у Оли даже слезы на глазах от боли выступили. А может быть, и не от боли вовсе.
Глеб аж задохнулся от возмущения. И кулаки у него так сжались, что кожа на них натянулась. Быстро снимает с плеч ранец, кладет на землю и делает шаг вперед. Смотрит Игорю прямо в глаза и тихо, чтобы голос не сорвался, говорит:
- Мало я тебе, кошачий мучитель, вчера дал? Так сейчас добавлю!
И происходит невероятное. Улыбка исчезает с лица Игоря, а глаза забегали, забеспокоились.
- Ты не очень-то, - говорит Игорь, - видали мы таких! Жаль, времени у меня сейчас нет, а то поговорил бы с тобой по-другому, первоклашка сопливая!
- Сам сопливый! - не уступает Глеб.
- Думаешь, очень я испугался твоего Димку? (Выкрутился все-таки! Получается, будто он с Глебом из-за Димы не связывается). У меня брат чемпион по каратэ, он из твоего Димки отбивную сделает! Так ему и передай! - Поворачивается и такой походочкой, словно он сам чемпион по каратэ, уходит.
Что-то Глеб раньше не слышал, чтобы у Игоря был брат, тем более чемпион! Но все это сейчас не имеет значения. Главное, Игорь испугался, не полез в драку.
- Кто это? - спрашивает Оля.
- И говорить о нем противно, - отвечает Глеб, поднимая ранец. Вспомнил, как девушка, что в фонтан лазила за кошкой, говорила, и добавил: - Мразь!
- Ну, я пойду, Глеб, до свидания, - руку на прощание протягивает Оля.
А Глебу вдруг очень жалко стало, что она сейчас уйдет. Походили бы еще, поговорили, посмеялись. Пошел бы ее до дома проводить, но теперь нельзя, он ведь сказал, что спешит к больному брату.
- Знаешь что? - говорит Оле. - Пошли ко мне. Я здесь живу, рядом. Посмотрим, как Дима себя чувствует, и потом я тебя домой провожу. А то вдруг опять этот Игорь…
Оля немного подумала и согласилась:
- Хорошо, только на одну минутку.
Диме, наверное, Оля понравилась. На ребят, которые к Глебу ходят, он обычно даже внимания не обращал и почти не разговаривал с ними. Правда, девочек среди них не было.
- Привет! - сказал Дима, когда открыл дверь. Посмотрел на соломенную Олину голову и пошутил: - Ты что, Глеб, с улицы в дом солнышко затащил?
Оля сразу разулыбалась - понравилось, видно, что он ее с солнышком сравнил. А Дима (надо же!) вспомнил вдруг, что в одних трусах стоит, застеснялся, сказал смешное слово "пардон" и убежал в свою комнату. В это время из кухни Чуня вышла. Оля увидела и так удивилась и обрадовалась, будто это не простая кошка, а диковинное заморское существо.
- Ой, какая у вас киса славная!
Кладет портфель, берет кошку на руки, прижимает к себе и гладить начинает. А Чуня сидит, не вырывается, даже хвостом не мотает, как она всегда делает, если ей что-то не нравится. Значит, Оля ей тоже понравилась.
Появляется из комнаты Дима, уже в рубашке и брюках.
- Как вы себя чувствуете? - спрашивает у него Оля (смотри ты, на "вы" с ним разговаривает!).
- Нормально, - пожимает плечами Дима. - А чего вы в коридоре стоите? Проходите в комнату. (Тут Глеб уже не понял - он тоже к Оле на "вы" обращается или имеет в виду их двоих?)
Оля спускает Чуню на пол, берет свой портфель и говорит:
- Спасибо, нам некогда. Мы только на минуту зашли, узнать, как вы себя чувствуете.
- Дело ваше, - опять приподнимает плечи Дима, но Глеб-то видит, что брату не хочется, чтобы они уходили.
Дима сует руку в карман и вынимает круглую жестяную коробку, из которой вчера леденцы сосал.
- Угощайтесь. - Снимает крышку - а коробка-то пустая! И не заметил, наверное, как все, до последнего, проглотил.
Оля заглядывает в пустую коробку и улыбается:
- Можно все брать?
- Фокус-мокус! - не теряется Дима. - Через пять минут будет полная! Хотите, я вам такие леденцы сделаю, каких ни в одном магазине не купишь?
- Из чего? - хмыкает Глеб.
- Как из чего? Из сахара, конечно. Проще пареной репы! Бросайте портфели, пошли на кухню. Такие леденцы вам зарулю - пальчики оближете!
Оля уже не говорит, что спешит. Видно, интересно ей, как это Дима леденцы "зарулит".
- Вы только садитесь и не мешайте, - говорит Дима, когда они пришли на кухню. - Как будет готово, я скажу.
Хозяйничал он обстоятельно, без спешки и суеты. Даже нацепил мамин фартук. Зажег газовую горелку, поколдовал над огнем - никак не мог сделать такой, как ему нужно, то уменьшал, то прибавлял, - потом вынул из ящика кухонного стола ложку. Вытер ее насухо полотенцем, наполнил до половины сахаром (тоже то отсыпа́л, то досыпа́л) и говорит:
- Так, заготовка есть. Первый блин может получиться комом, зато потом все будет нормально. Хорошо бы для цвета и вкуса варенья подбавить, но первый леденец так сделаем, бесцветный.
Оля видит, что он собирается ложку к огню подносить, и совет дает:
- Может, немного воды подлить? Чтобы не подгорело.
Дима лоб наморщил, подумал немного.
- А не расползется?
- Не должен, - неуверенно отвечает Оля.
- Не должен так не должен, - охотно соглашается Дима и накапывает в ложку из крана воды. - Попробуем для опыта.
Опыт длился недолго. Ложка, которую Дима держал над огнем, быстро разогрелась, и он, вскрикнув, швырнул ее на пол. Грохнулась она прямо перед носом Чуни, заглянувшей посмотреть, чем тут занимаются. Кошка испуганно рявкнула, вылетела из кухни, возмущенно задрав хвост, и больше уже не появлялась.
Опыт пришлось повторить. На этот раз Дима был предусмотрительнее. Сахар и воду, правда, отмерял не так тщательно, зато черенок ложки обмотал тряпкой. Кроме того, в другую руку взял еще одну ложку - для подхвата.
Оля и Глеб встали с двух сторон и принялись наблюдать. Вода в ложке закипела быстро. Вспучились мыльной пеной теснящие друг друга пузыри, на глазах начали желтеть, потом коричневеть. Через несколько секунд в ложке уже бурлил маленький вулкан. Будущий леденец клокотал с такой силой, что казалось, вот-вот взорвется. Диме, наверное, это не понравилось, и он решил несколько утихомирить его пыл, примять второй ложкой. Но в это время бурлящая черная масса вдруг ярко вспыхнула, и желтые языки пламени лизнули Димины пальцы.
Надо отдать Диме должное. Он не закричал и даже не бросил ложку на пол, как в первый раз. Сначала положил ее на стол и только после этого отчаянно затряс пострадавшей рукой. По крепко зажмуренным глазам и закушенной губе брата Глеб понял, как ему больно. Подбежал к раковине, пустил во всю силу холодную воду, закричал:
- Дима, давай руку, быстро!
Дима сунул руку под струю. И по тому, с каким облегчением он выдохнул воздух, можно было догадаться, что боль сразу сделалась меньше. Он так долго держал пальцы под холодной водой, что они посинели.
- Больно? - опросила Оля, жалостливо скривив лицо.
- Не-а! - бодрее, чем нужно, ответил Дима и принялся вытирать руку полотенцем.
- Я однажды руку утюгом обожгла, - говорит Оля, - так мне бабушка сырой картошкой терла. Здорово помогло.
Решили воспользоваться бабушкиным методом. Разрезали большую картофелину, и Оля начала осторожно водить белой сердцевиной по теперь уже красным Диминым пальцам. Завершил лечение Глеб - принес из аптечки бинт и перевязал многострадальную руку брата.
Когда первая помощь Диме была оказана, вспомнили о причине всей суеты - о леденце. Вообще-то, леденцом его можно было назвать при очень большом воображении. В ложке лежала обугленная, пухлая, ноздреватая масса, похожая на пемзу серо-черного цвета. Дима взял ее в руку, осмотрел со всех сторон, даже зачем-то понюхал, потом передал Оле. Та тоже посмотрела и понюхала и, как эстафетную палочку, протянула Глебу. "Пемза" оказалась удивительно легкой и хрупкой на вид.
- Попробуем? - спросила Оля.
Вопрос застал братьев врасплох. Они и забыли, что это все-таки леденец. Но деваться некуда. Если то, что получилось, считать леденцом, то на троих маловато. А если, как говорится, называть вещи своими именами, то больше, чем хотелось бы.
- Дели ты, - говорит Глебу Дима, - мне одной рукой не справиться.
Глеб думал, что "пемза" сразу рассыплется у него в руках, как только он примется ее делить. Но, к его удивлению, она довольно хорошо ломалась. Только разделил неудачно - два куска получились почти одинаковые, а третий маленький. Но это даже хорошо - маленький, чтобы не мучилась, Оле отдал. Сомневался, конечно, что она решится есть, но Оля мужественно сунула свою долю в рот и принялась жевать. Вслед за ней и они с Димой.
Вообще-то, ничего страшного. Никто еще не умирал от того, что проглотил кусочек угля. Странно только, что он оказался совершенно не сладким - будто и не из сахара его делали. Может быть, так и закончилась бы эта история, если бы не оставила после себя след. След на кухонном столе. Там, где Дима положил горячую ложку, на светлом пластике темнело полукруглое подпаленное пятно. И мама, когда его увидит, в восторге, конечно же, не будет.
Глава одиннадцатая. Зачем ломать телевизор?
Следующий день в школе прошел без приключений. Глеб боялся, что Наталья Викторовна будет на него сердиться за вчерашнее. Но она, казалось, обо всем забыла, или только делала вид, чтобы ему стыдно стало. Чтобы, как она любит говорить, задумался.
Но о чем бы Глеб ни думал и что бы ни делал, мысли его все время возвращались к одному - сегодня он наверняка узнает, почему не появился на экране Лог. Сегодня уже никто и ничто ему не помешает - дома никого нет, в школу он шел вместе с Димой. То ли вода холодная помогла, то ли сырая картошка, но рука Диму совсем не беспокоила, даже красноты почти не было. И Олю провожать не нужно - видел, как привела ее бабушка. Подлечила, наверное, ногу.
Глеб так торопился домой, что из класса первым выбежал. Все было, как в тот раз. Схватка с упрямой дверью, Чуня, трущаяся о ноги. Но теперь Глеб терять понапрасну время не стал. Закрыл дверь на ключ (вдруг опять тетя Нила придет!) и побежал включать телевизор.
У Вовки телевизор сразу показывает, как только включишь. А у них почему-то долго разогревается, потом появляется звук - и ждешь, когда будет изображение. Эти секунды Глебу такими долгими сейчас показались, будто целый час длились. Но вот уже все в порядке - и звук есть, и изображение. Глеб переводит рычажок на седьмой канал и… на экране ничего нет. Только белое мелькание и треск.
Сначала он подумал, что попал не на тот канал. Нет, тот, седьмой. Покрутил на всякий случай рычажок сначала в одну сторону, потом в другую - ничего не изменилось. Глеб: почувствовал, как неприятно вспотели у него ладони. Куда же делся Лог? Не мог же он вот так, ни с того ни с сего, даже не попрощавшись, исчезнуть. Разве так друзья поступают? Может, он выходит теперь на связь по другому каналу? Глеб снова схватился за переключатель, сделал полный оборот, затем еще один - нет Лога.
Сказать, что Глеб расстроился, огорчился - это ничего не сказать. И вообще, передать словами, что он сейчас чувствовал, невозможно. Еще раз, неизвестно зачем, пощелкал он переключателем и, оставив его на заветном седьмом канале, отошел от телевизора. Сел в кресло и обреченно уставился в экран. Оставалась еще крошечная надежда, что Лог по какой-то причине задерживается. Но с каждой, минутой Глеб все отчетливее понимал, что никакой задержки нет и ждать уже нечего.
Что же все-таки произошло? Может быть, какие-нибудь космические помехи? Или энергия закончилась? А может, они узнали всё, что хотели, и Глеб им больше не нужен? Или… - от этой мысли стало совсем плохо - Глеб так вел себя, что они решили не связываться с ним больше, посчитали недостойным для контакта? Нет, скорее всего другое: Глеб не сохранил тайну, рассказал о Лабиоли дяде Гарику, нарушил программу Совета Великих Мыслителей. Не выдержал испытания… А что, если, появилась вдруг спасительная мысль, виной всему все-таки телевизор? Так уже однажды было: светится экран, а изображение, пока не стукнешь по крышке кулаком, не появляется. Папа был очень недоволен, особенно когда футбол передавали. Правда, сейчас на первом и двенадцатом каналах изображение хорошее. Но ведь может такая история начаться и с седьмым каналом!..
Ухватившись за эту идею, Глеб подошел к телевизору и так стукнул по нему кулаком, что даже скривился от боли. Экран по-прежнему пустой. Стукнул еще раз, посильнее. Внутри ящика звякнуло. Посмотрел - все то же самое. Тогда он побежал в ванную, сорвал с вешалки полотенце, обмотал им руки и изо всех сил трахнул по крышке. Даже крякнул, как делают, когда дрова рубят. Сомкнул на несколько секунд веки, потому что и полотенце не очень-то помогло, а когда раскрыл глаза, то увидел, что экран теперь вообще не светится. Этого только не хватало!
Глеб бросился на диван и долго лежал неподвижно, уткнувшись лицом в жесткий валик. Не плакал, хотя и мог бы всплакнуть - никто ведь не видит. Даже Лог. И от этой мысли сделалось еще тяжелее и обиднее.
Глеб встал, посмотрел на голубого осьминога в углу дивана и спрашивает вслух:
- Правда, не может такого быть?
И тут почудилось ему, будто осьминог качнул пучеглазой головой. Сразу стало легче. А вдруг в самом деле не сработал телевизор? Только как теперь узнаешь? Придется ждать, пока починят. А это когда еще будет! Хорошо раньше было: произнесешь "Лог" - и, кажется, соображаешь лучше. А что, если попробовать?
- Лог, - нерешительно произносит Глеб и начинает прислушиваться, не зашевелится ли в нем какая-нибудь идея.
И, представьте себе, идея появилась. Это ведь не единственный в мире телевизор! У Вовки, например, тоже есть, еще и цветной, а в нем такой же седьмой канал. Вот только как включить его, чтобы Вовка не знал? Не выгонять же его из собственной квартиры! И бабушка у него еще. Ладно, там видно будет, сначала нужно связаться с Вовкой. Глеб набирает номер его телефона и, услышав Вовкин голос, спрашивает:
- Ты уже дома? (Совсем как тетя Нила! Зачем спрашивать, если и так ясно, что дома?)
- Дома, - отвечает Вовка.
- А чем занимаешься?
- Да ничем пока. (Тетя Нила была бы очень недовольна таким ответом.)
- Я сейчас к тебе зайду, - говорит Глеб и сразу кладет трубку - вдруг Вовка скажет, что к нему сейчас нельзя?
Не бывает так, чтобы, все время не везло. Не везет, не везет, а потом смотришь - и удача выглянет, как солнышко из-за тучи. Только Глеб к Вовке зашел - сразу, и повезло. Бабушка, оказывается, собирается уходить, уже платочек повязывает.
- Смотрите, - говорит, - не шкодьте тут без меня! Вы как вдвоем соберетесь - так и жди конфуза какого!
Смешно говорит Вовкина бабушка - "конфуза".
- Не волнуйся, бабуля, - говорит Вовка, - никакого конфуза не будет.
- Ну-ну, - недоверчиво бурчит бабушка. - Двери на цепочку закройте, чтобы не вошел кто. - И наконец-то уходит.
- Пластинки послушаем? - спрашивает Вовка.
Нет, пластинки Глеб слушать не будет. Пока послушаешь - уже и бабушка вернется. Надо что-то такое придумать, чтобы хоть ненадолго остаться одному в комнате, где телевизор стоит. И всего-то несколько минут Глебу нужно. Он с Логом и разговаривать не будет, только посмотрит, есть тот на седьмом канале или нет.
- Давай в прятки играть!
- Где, в квартире? - удивляется Вовка.
- А что? В квартире даже интересней, чем на улице!
- Где ж тут прятаться? - улыбается Вовка - думает, наверное, что Глеб его разыгрывает.
- Спорим, так спрячусь - целый час искать будешь?
- Ну да! - не верит Вовка.
- Только чур, не подсматривать и не подслушивать! Мне много времени надо, чтобы спрятаться.
- Хорошо, - пожимает плечами Вовка, и видно, что очень любопытно ему - где можно в двух комнатах так спрятаться, что целый час искать нужно. - Я на кухне посижу.
- Лучше я тебя в туалете закрою, - говорит Глеб. - Чтобы наверняка.
- Как же я выйду, если ты меня закроешь? Да и не надо меня закрывать - я и так подсматривать не буду.
- Честное слово?
- Ну конечно! - совсем ничего уже не понимает Вовка.
- Тогда сиди и не выходи, пока не досчитаешь до ста. Нет, до двести. И вслух считай, громко, чтобы никакие звуки к тебе не долетели. Договорились?