Питер полулежал на трухлявых бревнах, смягчивших падение, и пытался пощупать фигуру в светящихся доспехах.
Генрих поднял с земли манускрипт, осторожно свернул его и засунул в футляр.
- Кстати, господин барон, вы говорили, что в подземелье было полно сундуков с золотом...
- Говорил, - призрак развел руками. - Но ведь это не простое подземелье. Теперь никакого золота здесь нет. Сейчас мне кажется, что его и не было, колдовство мне глаза ослепило. Возможно, за сундуки я принял эти трухлявые пни - они кажутся усеянными алмазами.
Глава XVI
КОПАЙТЕ ДАЛЬШЕ!
- Эй, Генрих, Питер, где вы? - раздался встревоженный голос Олафа.
- Уже возвращаемся, - откликнулся Генрих. - Рукопись мы нашли. А кроме нее, здесь больше ничего нет. Только светящаяся труха.
Когда Генрих с Питером отыскали Олафа, он уже вовсю трудился, раскапывая землю.
- Напрасно копаете, господин Олаф, - вздохнуло привидение. - Золота в этом месте нет.
- Так ведь мы золото и не ищем. - Олаф разогнул спину, вытер ладонью пот со лба. - На кой черт оно нам сдалось, это золото? Мы вас хотим раскопать... Генрих, я угадал твою мысль?
- Угадал. Генрих кивнул.
- А зачем же вы меня раскапываете? - растерянно спросил прзрак барона. - В моих останках нет ничего интересного.
- Мы перезахороним вас в другом месте. Где вам больше нравится - на старом кладбище или на новом спросил Олаф. - Памятник мы, конечно, ставить не будем - этого нам не разрешат, ведь у нас нет никаких доказательств, что это ваши останки...
- Как перезахороните? За что? призрак переливался всеми цветами радуги. Он был так взволнован, что не мог держать форму и превращался во что угодно, кроме рыцари в доспехах.
- Вы были мужественным человеком, господин барон. Это место вас недостойно, - объяснил Генрих.
- И вы меня похороните рядом с гробницей Марты Винкекельхофер, этой достойнейшей из женщин?.. Рядом с судьей Хартмудом Вайсом и с бургомистром Гюнтером Бергманом? Неужели это возможно? Скажите, вы не шутите? Не обманываете бедного барона? Я смогу, как добрый католик, покоиться в освященной земле? О боже, я сейчас умру от счастья... Какие вы прекрасные люди вы, господин Генрих, вы, господин Олаф, и вы, господин Питер. За все годы моего призрачного существования у меня не было ночи счастливей! Спасибо вам. Господи, спасибо и тебе за эту ночь. Я счастлив. Если бы вы знали, как я счастлив!
Между тем земляной холм уменьшался на глазах. Когда Олаф уставал, его сменял Генрих, потом за лопату брался Питер, затем снова Олаф. Тот, кто отдыхал от труда, внимательно наблюдал за потолком подземелья и за стенами. К счастью, новых обвалов не последовало: то ли странная колдовская сила хранила землекопов, то ли стены и потолок подземелья от времени спрессовались, окаменели. Что касается холма, обрушившегося на барона и ведьму, то он был мягкий, рыхлый, как будто земля обвалилась совсем недавно и не успела слежаться.
Когда большая часть земли "перекочевала" от центpa подземелья в его боковую часть, Питер приостановил земляные работы:
- По правилам археологии, только верхний слой можно снимать грубыми инструментами, - объяснил он. - Теперь мы должны действовать предельно аккуратно и осторожно. Лучше всего щетками или даже руками. Земля рыхлая, мы вполне можем обойтись без лопаты.
Олаф послушно отложил инструмент, друзья опустились на колени, заработали руками. Призрак попытался внести в раскопки свою лепту труда, но так как он физически не мог черпать землю, то со стороны казалось, что он поглаживает ее.
Первым наткнулся на останки барона Крауса Олаф Кауфман.
- О боже! - воскликнул он. - Здесь и вправду мертвец!
В земле белели кости скелета - рука с крепко сжатым кулаком.
Генрих поежился, Питер принялся нервно вытирать руки о штаны.
- М-м-мертвец! - задохнулся он. - Никогда еще не видел настоящих мертвецов.
- Это я, - подземелье огласилось громкими рыданиями барона. - О господи, как ужасно видеть собственные останки... Бедный барон! Бедный я... Какая ужасная участь... Ах, мои несчастные, милые косточки, столько лет вы пролежали в земле, дожидаясь этого часа...
Олаф осторожно очистил скелет. Из-под земли появилось предплечье, затем ребра. Они были сломаны большущим куском камня. Олаф с трудом отбросил валун в сторону, потом легкими движениями смахнул землю слева от ребер, и из земли на друзей уставился пустыми глазницами череп. При виде его барон зарыдал еще громче.
- О, во что превратилась моя бедненькая головушка! Я даже не мог представить себе, что череп барона так же ужасен, как и череп простолюдина. О, горе мне! Горе! Уж никто и по признает теперь в груде этих костей господина барона Фердинанда Крауса фон Циллергута!
Питер, переборов отвращение, стал откапывать ноги скелета Генрих занялся левой рукой покойного. Он сгреб одну горсть земли, другую...
- Ведьма! Куда подевалось ее тело, подавись им демоны?! вскрикнул полным ужаса голосом барон. - Ну, что же вы остановились? Копайте! Скорее копайте дальше!
Генрих почувствовал, как по спине побежали мурашки. Он машинально, с двойным усердием принялся разгребать землю.
- Должно быть еще одно тело? - с любопытством спросил Питер.
- Ты копай, копай, - сказал Олаф.
Слой земли становился все тоньше, вскоре руки наткнулись на каменистый пол.
- Ее нет! - воскликнул барон. - Проклятая ведьма перехитрила меня! О, Матерь Божья, зачем ты оставила меня? Почему?! Моя гибель оказалась глупой и напрасной. О, теперь понятно, отчего я проклят и вынужден скитаться до скончания века в облике ужасного призрака! Горе мне, горе...
- Да не убивайтесь вы так, господин призрак, - сказал сочувственно Питер. - Я читал, что иногда кости окаменевают, как ваши, а чаще всего превращаются в прах. Так что, с научной точки зрения, нет ничего удивительного в отсутствии второго тела.
- Но если придерживаться твоей теории, то первого тела также не должно быть, - возразил Генрих.
- А вот и нет. Если тел было два, они никак не могли находиться в одной и той же точке пространства. А это значит, что на одно из тел могла, к примеру, капать вода, от этого оно, наверно, и рассыпалось. А второе тело не подверглось химическим или физическим воздействиям и поэтому уцелело. Это все равно как фокус с мумиями. Одни мумии хорошо сохранились, а от других осталась одна оболочка из бинтов. А дело, оказывается, в том, что иногда жрецы, пытаясь угодить покойным фараонам, прямо затопляли их всякими маслами и благовониями. Подобное произошло с беднягой Тутанхамоном. Со временем смолянистые масла окислились и самовозгорелись, обуглив не только бинты, но даже царские кости. Все склеилось и превратилось в черную твердую массу. А когда дотронулись до фаянсовых бус на мумии, они тут же развалились - перегорели, можно сказать. Так что вы, господин барон, не расстраивайтесь. Ваша знакомая, кто бы она там ни была, преспокойненько рассыпалась в прах.
- Вы так думаете? - с надеждой спросил призрак.
Питер кивнул.
- Надеюсь, что вы не ошиблись. Очень на это надеюсь, - сказал призрак барона. - Я, правда, не знаю, кто такие эти мумии, но уверен, что в монастырях, где вы обучались, разбираются в таких запутанных вопросах...
- При чем здесь монастыри? - не понял Питер.
- А где же еще могут обитать ученые? - ответил призрак.
- Ну что, рукопись у нас, - сказал Олаф Кауфман. - Теперь мы можем спокойно убираться из этого подземелья. - Он наклонился, потянул скелет за руку. В следующий миг кости рассыпались, устлав каменистую поверхность серой, похожей на пепел массой.
- Так даже лучше, - заметил призрак. - Не так пугающе.
Питер вытащил из рюкзака щетку, смел прах барона в кучку - вышло не больше жмени. Все это Питер аккуратно пересыпал в прозрачный пластиковый пакетик, завязал узелок.
- Ну что ж, мы можем оставить подземелье с чистой совестью, - сказал Генрих. - Здесь нет больше ничего стоящего.
Друзья один за другим выбрались наверх. Генрих покидал подземелье последним и, пока Олаф взбирался по веревке, не мог избавиться от чувства, что из темноты на него кто-то смотрит. Во взгляде не было ничего угрожающего, но не было ничего и доброго - из темноты за Генрихом следил наблюдатель. Равнодушный и беспристрастный, как судья. Поэтому Генрих, лишь только его сверху окликнул Олаф, взлетел по веревке, как взбегает на дерево кошка, за которой гонятся собаки. Он отскочил от ямы, с облегчением перевел дух, а потом вскрикнул, указывая рукой на вход в подземелье. Яма на глазах затягивалась, в темных следах от ударом лопаты зашевелились ростки травы.
Из под земли донесся чавкающий звук, и от дыры не осталось и следа.
- Кажется, подземелье исчезло намеки, - пробормотал призрак барона. Я его больше не чувствую. Странно.
- Это была ловушка, - дрожащим голосом пробормотал Питер и перекрестился, забыв про науку.
- Ну, на все должно быть научное объяснение, - с иронией заметил Олаф. - Что-то типа магнитного поля.
- Мне пора идти, - сказал призрак барона, тревожно вглядываясь в розовеющее небо. - Не люблю света. Жжет... Очень надеюсь, что моя помощь вам пригодилась... Жаль только, что от ведьмы не осталось ни пылинки - мне было бы спокойней, если бы я увидел ее кости.
- Туда ей и дорога, - ответил Генрих. - Спасибо вам, господин Краус, вы очень нам помогли.
Он поднял руку, но вовремя спохватился: как можно благодарить рукопожатием призрака?
- Сейчас мы сходим на кладбище и похороним вас.
- Вы очень добры, - призрак поклонился Генриху, потом Олафу и Питеру. - Прощайте.
Призрак растворился в воздухе, как дымок.
- Второй раз я подобного кошмара не вынесу, - с облегчением буркнул Питер.
- Вынесешь, поверь мне. Это дело привычки, - Олаф провел совершенно черной рукой по серому от пыли лицу, как будто мог грязью счистить грязь. - Ну что ж, с одним делом мы покончили. Сейчас идем на кладбище, а потом ко мне домой - выясним, что за сокровище нам удалось раздобыть.
- Нет, - сказал Генрих. - После кладбища я сразу домой. Не хочу, чтоб мать узнала, что меня не было дома всю ночь. Встретимся после уроков. Но если честно, то после твоего рассказа мне не очень-то хочется встречаться с твоими родителями.
- Не встретишься, - Олаф улыбнулся. - В моей квартире скорее змея или скорпиона встретишь, чем кого-то из них. Я разве не говорил, что вот уж второй год живу один?
- Один? - встрял в разговор Питер. - Что значит один? В четырнадцать лет одному, без родителей, снимать квартиру не разрешается!
- Ну, по большому счету, если ты исправно платишь хозяину дома, так никому нет дела, кто в этой квартире проживает. А своим любимым папочке с мамочкой я два года назад заявил, что жить вместе с ними не желаю. И поставил условие - или они снимут для меня отдельную квартиру, или я устрою им черт знает что!
- Так ты живешь один? Вот счастливчик! - воскликнул Питер. - Мне бы тоже хотелось пожить одному. Делай что хочешь! Приводи кого хочешь! Красота! О такой свободе можно только мечтать.
Олаф неопределенно пожал плечами.
- А вообще, я предлагаю в школу не идти. Кому нужны эти школы, если неизвестно - будем ли мы завтра живы? Лично я никуда идти не собираюсь. А вы?
Питер промолчал, а Генрих сказал:
- Утро вечера мудренее. Но мне еще надо найти гномов, сказать, чтобы привели на встречу старика Эйвинда...
- Зачем он нам? - удивился Олаф.
- Он может помочь нам прочесть манускрипт.
- Кто такой Эйвинд? - спросил Питер. - Эксперт по истории?
- В некотором роде, - кивнул Генрих. - Ты, Олаф, где живешь?
- Улица Якоба, двадцать семь. Это напротив оптики "Фильман". Если что, я буду дома, заходите.
Часы на городской ратуше пробили четвертый час. Солнце медленно, словно нехотя, тянулось к крышам домов и верхушкам деревьев. Его лучи еще не набрали силы, и окна домов оставались темными. Воздух был полон свежести, а улицы тишины. Друзья направлялись к старому кладбищу.
Глава XVII
ГОЛОВОЛОМКА ДРЕВНИХ
Оказавшись дома, Генрих открыл футляр, развернул манускрипт. Яркий свет лампы высветил детали древнего письма. Кожа пожелтела от времени, на ней расползлись ржавые пятна, а края и нижняя часть пергамента хранили следы крысиных или мышиных зубов. Чернильные рукописные строчки, выстроенные в ровные столбцы, поблекли, но все же не настолько, чтобы нельзя было разобрать буквы. Манускрипт был написан готическим шрифтом, что усложняло чтение. Впрочем, главная трудность заключалась не в прочтении, а в понимании смысла. Это были стихи, связь между строчками которых угадывалась с трудом.
Не в силах уснуть, Генрих просидел над древним письмом до звонка будильника, потом спрятал манускрипт в рюкзак и отправился к развалинам дома графов Ойшенгеров. Он хотел лишь сказать гномам, чтоб они разбудили пленника и привели старика к Олафу Кауфману, но нетерпение оказалось настолько сильным, что в школу Генрих не пошел. Он дождался, когда гномы выволокут возмущающегося Скальда Ярлов из темницы, и зашагал вместе с ними прямиком на улицу Якоба. По пути Генрих рассказал пленнику о рукописи и о том, что требуется помощь в ее расшифровке. Старик не ответил "да", но из-за опасения перед гномами не сказал и "нет". Видимо, был он с утра не в духе, так как всю дорогу молчал.
Генрих отыскал кнопку с надписью "О. Кауфман", позвонил раз, другой. Дверь открылась.
- Прочитал я эту рукопись и ничего не понял, - сказал Генрих Олафу, едва переступив порог. - Совсем ничего. Дождемся Питера и будем вместе разбираться...
- А я уже здесь! - раздался из комнаты голос Питера.
- Ты тоже не в школе? - удивился Генрих.
- Когда речь идет о научном открытии, способном перевернуть весь мир, школа отступает на задний план. Давай скорее манускрипт, а то я сейчас умру от нетерпения!
Генрих прошел в комнату, следом за ним гномы втащили старого поэта.
- Этот старик немного не в себе, - шепнул Олаф Питеру. - Так что ты не обращай на его болтовню особого внимания.
Питер понимающе кивнул, поднялся с кресла и протянул скальду руку.
- Меня зовут Питер Бергман.
- Эйвинд из Норддерфера, - буркнул старик, непонимающе взглянул на руку Питера и добавил: - Скальд Ярлов.
Питер постоял в глупой позе несколько секунд, потом покосился на Олафа, опустил руку и шепнул:
- Ах, ну да. Ты ведь предупреждал.
Он вернулся на свое место, а Олаф уселся на диван, посадив старика во второе кресло. Генрих отпустил гномов, уверив их, что сбежать пленнику ни за что не позволит. Потом мальчик встал посреди комнаты и сказал:
- Итак, сейчас я прочитаю манускрипт, а потом пусть каждый выскажется. Это, похоже, стихотворение. Вот послушайте:
Дороги асов,
тропа мужа Сив -
вот ими Тайны,
что в Море Зверей
глубоко зарыта;
Дочь Мундильфари
злится напрасно -
ей не увидеть
Кожу Мидгардов...
Генрих сделал паузу, а Олаф спросил:
- Кто злится напрасно? Мундифари? Мундильфари, поправил Генрих.
- Что за чушь? хмыкнул Питер. - Это и в самом деле тот манускрипт, за которым мы охотились? М- да. Но моему, мы только зря угробили столько времени и сил.
- А вы что скажете, господин Эйвинд? - обратился Генрих к старику.
Эйвинд, Скальд Ярлов, презрительно фыркнул:
- В Малом Мидгарде даже последний невежа не позволит себе обозвать чушью такие превосходные стихи! Видать, правду говорят: Большой Мидгард населен дикими варварами, далекими от поэтического слога.
- Вы хотите сказать, что понимаете, о чем идет речь? - спросил Генрих, с недоверием разглядывая лицо старика.
- Не надо быть мудрецом, чтоб понять, - старик хмыкнул.
- И что же это за Море Зверей, в котором что-то зарыто? Речь идет о морском дне? А кто такая Мундильфари, которая, если судить по древности письма, умерла от злости лет пятьсот назад. Она королева? Герцогиня?
- Не стану я вам объяснять, - старик гордо задрал кверху бородку. - Мое положение несчастного пленника возмущает мою гордость и запирает уста.
Питер удивленно посмотрел на Олафа. Тот многозначительно развел руками.
- Тогда вашим словам - грош цена, - Генрих пожал плечами. - Вы просто напускаете на себя умный вид, пытаетесь произвести на нас впечатление специалиста по головоломкам...
- А кто такой "специалист по головоломке"? - вздрогнул Эйвинд из Норддерфера. - Палач?
- Нет, - Генрих улыбнулся. - Это знаток, человек, профессионально разбирающийся в тех или иных вещах...
- Хорошо, что не палач, старик с облегчением вздохнул.
- Генрих хочет сказать, - Олаф подмигнул Генриху, - что многие так называемые специалисты на поверку оказываются самыми настоящими шарлатанами. Всякий может заявлять, что разбирается в тех или иных вопросах, но далеко не каждый способен доказать это.
- Значит, вы смеете утверждать, что я шарлатан и не могу доказать своих слов? - Эйвинд побагровел. - Так я вам сейчас докажу. Докажу! Извольте же: то, что ваш умишко не в состоянии уразуметь, именуется среди образованных людей кеннингами.
- Кеннингами?
- Да, кеннингами. На грубом языке, более понятном вам и вашим товарищам, - старик многозначительно покосился на Генриха, - кеннинги - это иносказания. Без них ни один порядочный стих не обходится. Дайте-ка мне эти стихи... Да не бойтесь, я не стану их рвать, как какой-то невежа. Я выше этого. - Эйвинд, Скальд Ярлов, выхватил из рук Генриха рукопись, пробежался по строчкам взглядом. - Должен заметить, к вашему стыду, что кеннинги этого стиха прозрачны, как утренний воздух. "Дорога асов" - это дорога богов, "тропа мужа Сив" - это тропа Тора, а под "Морем Зверей" подразумевается земля. Разумный человек, разгадывая эти кеннинги, сразу бы сообразил, что какой-то путь сокрыт в земле. Да так глубоко, что не только "Дочь Мундильфари", то есть солнце, его не осветит, но даже ветер его не овеет...
- Ветер?
- Ну да, ветер, - раздраженно повторил старик. - Тут ведь ясно написано:
Не отыскать
Волку Деревьев,
Древу Щита
И Серой Спине -
клада, сокрытого
сынами Ивальди...
- И кто ж тут ветер? - не скрывая иронии, спросил Питер.
"Волк Деревьев".
- Понятно, а про Древо Щита я где-то читал - в глубокой древности щиты мастерили из дерева, а потом обтягивали бычьей кожей...
- При чем здесь бычья кожа?! - фыркнул Эйвинд, Скальд Ярлов. "Древо Щита" - это мужчина, воин, а "Серая Спина" - это одно из прозвищ драконов.
- Драконов? Вы сказали - драконов? - Питер рассмеялся. - Бред сумасшедшего, да и только. Ну и эксперта вы разыскали! Просто склад анахронизмов!
- Сам ты, Питер, анахронизм! - перебил Питера Олаф. - Твое дело помалкивать и не перебивать. Итак, господин Эйвинд, Скальд Ярлов, вы утверждаете, что отыскать проход между мирами - "Кожу Мидгардов" - дело нелегкое...
- Именно об этом и говорится в стихе. Проход может быть где угодно, но только не в пещере - в пещеру дракон пролез бы. Возможно, это какая-то дверь... - старик принялся перечитывать текст. - Да, никаких сомнений - это дверь или что-нибудь в этом роде...