- Я не люблю, когда дело откладывают в последнюю минуту, господин уполномоченный. Мне кажется несправедливым приказывать занятым людям собираться вместе за свой счет и терпеть личные неудобства, а затем говорить, чтобы они пришли на другой день. Это выглядит недостойным для правосудия.
Гринберг нахмурился.
- Действительно… Дайте подумать, нельзя ли подойти к этому с другой стороны. Из того, что сказал мне молодой Стюарт, я считаю, что это случай, не требующий нашего вмешательства, исходя из ксенополитики Федерации, даже если причина рассматриваемого вопроса связана с чем-то внеземным, а потому имеются законные основания для нашего участия, при необходимости. Хотя Министерство и обладает властью, эта власть используется лишь в тех случаях, когда необходимо избежать неприятностей с правительствами других планет. На Земле имеются сотни тысяч отличных от людей разумных существ или в качестве постоянных жителей, или в качестве посетителей, имеющих легальный статус по межпланетным договоренностям. Формально - людей, хотя очевидно, что они не люди. Ксенофобия все еще имеет место, особенно в наших тихих заводях… Нет, я не имею в виду Уэствилль! Человеческая природа остается неизменной, каждый из этих инопланетян - потенциальный источник неприятностей в межпланетных отношениях.
Простите, что я говорю то, что для вас очевидно: это необходимое вступление. Министерство не может ходить и утирать носы всем нашим инопланетным посетителям… и даже только тем, у которых они есть. У него нет для этого штата, и, конечно, желания. Если один из них попадает в неприятное положение, обычно достаточно бывает сообщить местному начальству о наших договорных обязательствах перед планетой, откуда родом инопланетянин. В редких случаях министерство сами вмешивается. И здесь, по-моему, не тот случай. При первом же взгляде на него видно, что наш друг Ламокс является "животным", как понимает это закон, и…
- Было какое-то сомнение? - удивленно спросил судья.
- Могло быть. Поэтому я и здесь. Несмотря на его ограниченные способности говорить, отсутствие необходимых способностей удерживает его племя от возвышения до того уровня, на котором мы могли бы признать их разумными существами. Поэтому он - животное. А значит, у него лишь обычные права животных, по нашим человеческим законам. Поэтому Министерство к этому отношения не имеет.
- Понятно. В моем суде никто не станет проявлять по отношению к нему жестокость.
- Конечно. Но и еще по одной, достаточной веской причине Министерство не имеет к этому интереса. Предположим даже, что это существо - человеческое в том смысле, как это трактуют "Обычаи цивилизации" с того момента, когда мы впервые установили контакт с расой "великих марсиан". Хотя это не так, но предположим.
- Условно допустим, - согласился О'Фаррел.
- Мы условно допустим это. Тем не менее он не может быть под патронажем Министерства, поскольку… Судья, вы знаете историю "Трейл Блейзерс"?
- Так себе. Только то, что есть в курсе обычной средней школы. Я не интересуюсь космическими историями. На нашей собственной Земле вполне достаточно путаницы.
- Да, вы правы. Итак, "Трейл Блейзерс" совершил три первых путешествия через гиперпространство, когда только-только открыли гиперпространственный переход и такие полеты были столь же безрассудными, как и путешествие Колумба. Они не знали, куда летят, и у них были смутные представления о том, как возвратиться назад… и действительно, "Трейл Блейзерс" так и не вернулся из третьего путешествия.
- Да, да, припоминаю.
- Дело в том, что молодой Стюарт - я не могу называть его полным именем, это кажется неправдой - рассказал, что это неуклюжее существо с глупой улыбкой привезено из второго путешествия "Трейл Блейзерс". Это все, что мне нужно было знать. У нас нет договоров ни с одной из планет, которые посетила эта экспедиция, нет торговли, нет никаких отношений. Для закона они не существуют. Поэтому единственными законами, применимыми к Ламоксу, являются наши собственные внутренние законы. Поэтому Министерство не должно вмешиваться - а если уж оно вмешалось, то специальный уполномоченный, такой, как я, обязан будет руководствоваться всецело только внутренними законами. Ну а потому у вас выше квалификация, чем у меня.
Судья О'Фаррел кивнул.
- Хорошо, я не возражаю, чтобы мне вернули юрисдикцию. Что ж, пойдемте?
- Один момент. Я предложил сделать отсрочку, поскольку в этом деле имеются любопытные особенности. Мне хотелось бы навести в Министерстве справки, чтобы быть уверенным, что моя теория правильна и что я не упустил из виду какой-нибудь важный прецедент или закон. И я сей же момент удалился бы, если вы пообещаете мне одну вещь. Это существо, как я понимаю, несмотря на его кроткую внешность, оказалось буйного и даже опасного нрава?
О'Фаррел кивнул.
- Ну, так я понял… неофициально, конечно.
- А не было ли каких-нибудь требований относительно того, что его следует ликвидировать?
- Видите ли, - медленно начал судья, - мне неофициально известно, что такие требования будут. До меня частным образом дошло, что шеф дорожного патруля имеет намерение просить суд о решении ликвидировать это животное, как необходимом для общественной безопасности. Думаю, подобные прошения будут и от частных лиц.
На лице мистера Гринберга появилось обеспокоенное выражение.
- Дела так плохи? Ну а ваше отношение к этому, судья?
- Сэр, это неуместный вопрос.
Гринберг покраснел.
- Прошу прощения, но мне нужно как-то подойти к этому. Вы понимаете, что этот экземпляр - единственный в своем роде? Несмотря на то, что он натворил или насколько может быть опасен, я абсолютно уверен, что он интересен для науки настолько, что его необходимо сохранить. Вы не могли бы заверить меня, что не отдадите приказ о его уничтожении?
- Молодой человек, вы склоняете меня к предварительному вынесению решения по делу или части дела. Ваше отношение к этому в высшей степени неправильно!
Этот весьма неудачный момент и выбрал подбежавший шеф Драйзер.
- Судья, я ищу вас повсюду… Будет ли слушание дела? У меня семь человек…
О'Фаррел прервал его:
- Шеф, это господин уполномоченный Министерства мистер Гринберг. Господин уполномоченный, это наш шеф дорожного патруля Драйзер.
- Мое почтение, шеф.
- Здравствуйте, господин уполномоченный. Так вот, об этом слушании. Я хотел бы знать…
- Шеф, - быстро перебил его судья, - скажите моему бейлифу, пусть все подготовит. А сейчас, пожалуйста, оставьте нас наедине.
- Но… - шеф замолчал и пошел, бормоча что-то насчет лишнего беспокойства для полиции.
За то время, пока судья объяснялся с шефом патруля, уполномоченный вспомнил, что ему самому полагается не иметь эмоций. И он спокойно заявил:
- Беру свой вопрос назад, судья. У меня не было намерения нарушать этикет, - он усмехнулся. - При других обстоятельствах меня могли бы наказать за неуважение к суду.
О'Фаррел нехотя улыбнулся.
- Возможно.
- У вас хорошая тюрьма? У меня накопилось семь месяцев отпуска и никаких планов по его использованию.
- Не следует перегружать себя работой, молодой человек. Я всегда нахожу время для рыбалки, независимо от того, сколько дел назначено к слушанию. Аллах не вычитает из времени, отведенного человеку, те часы, которые он потратил на рыбалку.
- Хорошая мысль. Но меня все же занимает эта проблема. Вы знаете, что я мог бы настоять на отсрочке дела, пока буду консультироваться с Министерством?
- Конечно. Возможно, вам так и следовало поступить. Мое мнение не должно влиять на ваше желание и принимаемое решение.
- Нет. Но я согласен с вами, откладывать в последнюю минуту - это нехорошо. - Он подумал еще и о том, что обратиться в Министерство в этом необычном деле означало бы консультацию с мистером Кику… и уже почти слышал пренебрежительные замечания заместителя министра: об "инициативе" и "личной ответственности", и "да черт побери, мог бы кто-нибудь еще в этом сумасшедшем доме решить простой вопрос?". Гринберг решился: - Думаю, для Министерства будет лучше продолжить свое вмешательство. Я беру это дело на себя, по крайней мере, на стадии предварительного слушания.
О'Фаррел широко улыбнулся.
- Я надеялся, что так и будет. Мне не терпится вас послушать. Ведь вы, господа из Министерства инопланетных дел, иногда придете закону весьма необычную трактовку.
- Действительно? Надеюсь, такого не случится. Это будет не к чести гарвардского курса права.
- Гарвард? Как, и вы тоже! Преподает ли там все еще Рейнхардт?
- Когда я там был - еще преподавал.
- Как же тесен мир! Мне очень не хочется взваливать это дело на товарища по университету. Боюсь, это будет крепкий орешек.
- Все дела нелегкие. Но давайте начнем упражняться в остроумии. Почему бы нам не сесть рядышком на скамью? Вам, вероятно, придется это дело заканчивать.
Они направились в здание суда. Шеф Драйзер, кипевший от злости поодаль, увидел, что судья О'Фаррел уже забыл про него. Он пошел было следом, но потом заметил, что парень Стюарт и Бетти Соренсон все еще находятся по ту сторону клетки Ламокса. Головы их были наклонены друг к другу, и они не заметили, как ушли оба должностных лица.
- Эй! Джонни Стюарт! Ты должен был быть в суде еще двадцать минут назад.
Джон Томас сильно удивился.
- Но я думал… - начал он, но потом заметил, что судья и мистер Гринберг уже ушли. - О! Одну минуту, мистер Драйзер… мне надо кое-что сказать Ламоксу.
- Ничего тебе не надо говорить этому зверю. Пошли.
- Но, шеф…
Драйзер схватил его за руку и потащил. Поскольку он был на сотню фунтов тяжелее Джона Томаса, тому ничего больше не оставалось, как идти за ним. Бетти попыталась вмешаться со словами:
- Отец Драйзер, как некрасиво вы себя ведете!
- Обойдемся и без ваших советов, юная леди, - ответил шеф дорожного патруля, продолжая идти в направлении здания суда, таща за собой Джона Томаса. Бетти замолкла и пошла следом. Она задумалась, как бы посильнее уязвить шефа Драйзера, но потом решила этого не делать.
Джон Томас покорился неизбежному. Он намеревался в самый последний момент повлиять на Ламокса, чтобы тот вел себя спокойно и не ел стальные прутья. Джону казалось, что большинство взрослых людей во всем мире тратят много времени специально на то, чтобы не слушать.
Ламокс не пропустил их уход. Он встал, заполняя собой почти все огороженное пространство, и двинулся за Джоном Томасом, не зная, как следовало бы поступить. Прутья заскрипели, когда он уперся в них. Бетти оглянулась и сказала:
- Ламокс! Жди здесь! Мы вернемся!
Ламокс остался стоять, глядя им вслед. Приказ Бетти не был для него действительным приказом. Или был? Прецеденты в прошлом наводили на размышления.
Через некоторое время он снова улегся.
4. Узник за решеткой
Как только О'Фаррел и Гринберг вошли в зал, бейлиф закричал:
- Порядок в суде!
Разговоры стихли, присутствующие стали занимать места на стульях. Какой-то молодой человек в шляпе, обвешанный фотоаппаратурой, встал на пути двух официальных лиц.
- Внимание, - сказал он и сфотографировал их. - Еще раз… улыбочку, судья, как будто ваш поверенный только что сказал вам что-то смешное.
- Одного раза достаточно. И снимите шляпу, - бросил О'Фаррел, проходя мимо. Молодой человек пожал плечами, но шляпу не снял.
При их приближении секретарь суда поднял голову. Его лицо было красным и потным. Перед ним на судейском месте были разложены его принадлежности.
- Извините, судья, - сказал он. - Один момент.
Он склонился над микрофоном и произнес:
- Проба. Раз, два, три, четыре… Цинциннати. Шестьдесят шесть. - Он поднял голову. - Я уже намучался с этой записывающей системой.
- Надо было проверять раньше.
- Пожалейте меня, судья, может, найдете кого-нибудь в помощь. Но сейчас ничего страшного. Я проверял эту систему, она работала нормально, затем включил ее без десяти десять, полетел транзистор, и столько времени ушло, чтобы найти неисправность…
- Ладно, - раздраженно ответил судья, недовольный тем, что это случилось в присутствии высокопоставленного лица. - Может, все же уберете свое оборудование с моего места?
Гринберг поспешно сказал:
- Если для вас это не принципиальный вопрос, я бы не стал использовать место судьи, а устроил бы заседание вокруг большого стола, по типу военно-полевого суда. Мне кажется, это ускорит дело.
Лицо О'Фаррела стало печальным.
- Я всегда в этом суде придерживаюсь старинных обычаев. Это мне кажется наиболее пристойным.
- Очень может быть. Но, полагаю, те из нас, кто занимаются регулярной судейской практикой, повсюду приобретают местные плохие привычки. Но что поделаешь? Взять, к примеру, Минатар: предположим, вы сделали из вежливости попытку при ведении дела поступать в соответствии с их обычаями. Они полагают, что судья достоин освистания, если не прочистил свой желудок непосредственно перед тем, как уселся в судейском кресле. После этого он должен оставаться там без пищи и воды до тех пор, пока не примет решение. Откровенно говоря, я бы не согласился на такую работу. А вы?
Судья О'Фаррел почувствовал раздражение от того, что этот речистый молодой человек провел параллель между приличествующими для суда ритуалами и подобной языческой практикой, и с беспокойством вспомнил о трех кусках пшеничного пирога с сосисками и яйцами, с которых начал этот день.
- Да… другие времена, другие планеты, другие обычаи, - недовольно пробурчал он.
- Именно так. Благодарю вас за снисхождение. - Гринберг дал указания бейлифу, они начали сдвигать столы присяжных поваренных вместе в один большой стол, и только тогда до О'Фаррела дошло, что вообще-то он привел эту старую поговорку с целью возражения. Вскоре примерно полтора десятка человек сидели за составным столом, и Гринберг послал бейлифа за пепельницами.
Он повернулся к секретарю, который сейчас сидел за своим пультом в наушниках, скрючившись над приборами в странной позе, типичной для всех радиотехников.
- Ваше оборудование работает?
Секретарь прижал большой палец к указательному.
- Все в порядке.
- Очень хорошо. Суд начинает заседание.
Секретарь заговорил в микрофон, объявляя время, дату, характер и юрисдикцию суда, имя и титул официального представителя, осуществляющего контроль, и при этом неправильно произнес имя Гринберга. Тот не стал его поправлять. Вошел бейлиф, неся в руках столько пепельниц, сколько смог ухватить, и поспешно заговорил:
- Да, да, пусть все, кто имеет отношение к заседанию этого суда…
- Не беспокойтесь, - перебил его Гринберг. - Благодарю. Сейчас настоящий суд проведет предварительное слушание по любому и всем пунктам, относящимся к действиям, совершенным в прошедший понедельник существом внеземного происхождения, проживающего в данной местности и известного под именем "Ламокс". Я имею в виду этого громадного зверя в клетке на улице. Бейлиф, сходите, сфотографируйте его и приложите фотографию к делу.
- Сию минуту, ваша честь.
- Суд объявляет, что слушание может перейти в окончательное решение по любому или всем пунктам в любое время, если суду будет такое угодно, при условии, что все факты, относящиеся к делу, и все возражения будут им рассмотрены. Другими словами, если вы не будете ничего скрывать, то нам, возможно, хватит одного дня. И, да - суд принимает прошения, петиции и устные заявления относительно вышеупомянутого существа.
- Вопрос, ваша есть.
- Да?
- Если суду будет угодно, у меня и у моего клиента нет возражений, чтобы всё, в чем мы заинтересованы, было рассмотрено на предварительном следствии. Но вернемся ли мы к общепринятой процедуре, когда будем подходить к концу?
- Этот суд, собираемый по правилам Федерациии и действующий в соответствии со сводом законов, называемым "Обычаи цивилизации" и состоящим из соглашений, договоров, прецедентов и так далее, между двумя или более планетами Федерации, или с другими цивилизациями, с которыми планеты - члены Федерации, имеют дипломатические отношения, не придерживается местных процедур. Целью настоящего суда является нахождение истины, и через это - достижение справедливости… справедливости по закону. Суд не будет попирать местные законы и обычаи, за исключением тех случаев, когда они вступают в противоречие с более высокими законами. Но там, где местные обычаи носят чисто ритуальный характер, суд будет игнорировать формальности и заниматься своим делом. Вы поняли меня?
- Полагаю, да, сэр. Я могу выдвинуть возражение позднее. - Маленький мужчина средних лет, говоривший это, казался смущенным.
- Любой может возразить в любое время и по любой причине и быть выслушанным. Вы можете даже просить об отмене моего решения. Однако… - Гринберг дружелюбно ухмыльнулся, - сомневаюсь, что от этого будет заметная польза. До сих пор мне удавалось довольно удачно утверждать свои решения.
- Я не имел в виду, - поспешно ответил мужчина, - что суд недолжным образом…
- Конечно, конечно, давайте продолжим.
Гринберг взял в руки пачку бумаг.
- Гражданский иск "Торговая корпорация Бон Марше" против Ламокса, Джона Томаса Стюарта одиннадцатого… (Его имя все еще не дает мне покоя, - сказал он в сторону судьи О'Фаррела.)… Мари Брандли Стюарт и др., и другой такой же от страховой компании, обслуживающей "Бон Марше". Вот еще один, ответчики те же, выдвинутый К. Ито и его страховой компанией; один от города Уэствилля, ответчики те же… и еще один от миссис Изабеллы Донахью. И некоторые материалы следствия - по поводу характеристики опасного животного, затем, касательно преступного содержания того же, еще - о халатности, и наконец, о нарушении общественного порядка…
Джон Томас постепенно становился белым. Гринберг взглянул на него и сказал:
- Не так уж и много пропустили, сынок, да? Приободрись же! Приговоренному всегда дают хорошо поесть.
Джон Томас выдавил из себя улыбку. Бетти нашла под столом его коленку и похлопала по ней.
В стопке бумаг был еще один документ. Гринберг переложил его к другими, не зачитывая. Это было прошение, подписанное шефом дорожного патруля, от имени города Уэствилля, с просьбой, чтобы суд приговорил к уничтожению это опасное животное, известное под кличкой "Ламокс".
Гринберг поднял голову и огляделся:
- Теперь - кто есть кто. Вы, сэр?
Это было адресовано адвокату, задававшему вопрос о процедурах. Он представился Альфредом Шнейдером и заявил, что выступает как от "Бон Марше", так и от ее страховой компании.
- Рядом со мной мистер Деграсс, управляющий магазином.
- Хорошо, дальше, пожалуйста.
Гринберг установил, что все главные обвинители со своими поверенными уже на месте. Список включал, кроме него самого, судьи О'Фаррела, Джона Томаса, Бетти и шефа Драйзера еще и следующих: Миссис Донахью и ее адвоката, мистера Бинфилда, мистера Шнейдера и мистера Деграсса от "Бон Марше", мистера Ломбарда, поверенного города Уэствилля, поверенного от страховой компании мистера Ито и сына самого мистера Ито (действующего от имени отца), патрульных Карнеса и Мендозы (в качестве свидетелей), матери Джона Томаса с адвокатом их семьи, мистером Постлем.