Стивен Роуз появился в городке погожим морозным утром. Ему было примерно столько же лет, сколько Дейви. С виду - обычный парень, но о нем рассказывали странное и жуткое, и он умел вырезать фигурки из дерева, которые выглядели как живые. И лепить из глины фигурки, которые… Позже Дейви так и не смог понять, что произошло на самом деле, а что померещилось. То ли было, то ли не было, то ли его обвели вокруг пальца, то ли и впрямь у него на глазах свершилось чудо - мрачное, зловещее, но все же чудо. И как знать, может быть, чудеса - неотъемлемая часть жизни, просто мы их не всегда замечаем?
Для среднего школьного возраста.
Содержание:
-
Часть первая 1
-
Часть вторая 6
-
Часть третья 15
-
Часть четвертая 24
Дэвид Алмонд
Глина
Саре Джейн у которая творит с глиной чудеса
Часть первая
1
Он появился в Феллинге в феврале, погожим морозным утром. Не так уж и давно, но в другую эпоху. Я шлялся по улицам с Джорди Крэгсом - мы тогда почти не разлучались. Шатаемся без дела, ржем, отпускаем шуточки. Курим по очереди сигарету, выпускаем в воздух длинные хвосты дыма. Причастие закончилось, мы и двинули в Сад Брэддока. Топаем по Уотермил-лейн, а тут мимо прет, громыхая, красное такси. Черная гарь так и валит из выхлопной трубы. По табличке наверху видно - с южной части побережья.
- Чего его сюда принесло? - спросил Джорди.
Мне к зубам пристала частичка облатки. Я отлепил ее языком, проглотил, потом снова затянулся.
- А кто ж его знает, - отвечаю.
Такси остановилось ярдах в пятидесяти, у дома Дурковатой Мэри. Вышла сама Дурка - рыжие патлы так и болтаются, одета в цветастый балахон, на ногах клетчатые шлепанцы. Тут пацан этот вылазит из такси, тянет за собой ободранный коричневый чемодан. Дурка заплатила водителю, и они оба потопали к ее входной двери. Она на нас оглянулась. Попыталась пацана обнять, но он вывернулся и шасть внутрь. Дурка следом, дверь захлопнулась.
Таксист, мимо нас проезжая, высунулся из окна.
- Чего вылупились? - говорит.
- Да так, - отвечаю.
- А вы бы валили обратно к себе в Уитли-Бей, - посоветовал Джорди.
- Угу, - подхватил я. - Вали отсюда, рыборожий.
Мы заржали хором и дернули к саду, выкрикивая:
- Рыборожий! Рыборожий! Рыборожий!
Ломанулись в древние железные ворота, продрались через колючки, пошлепали по краешку глинистого пруда, заглянули в каменоломню, заглянули в пещеру. На стене опять надпись. Мы ее спичками осветили. Всего-то: "Мы за вами следим. Вы трупы". А потом большой косой черный крест. Кто-то попытался еще и череп пририсовать, да не вышло - мозгов не хватило.
- Вообще тупые, - говорю.
И замазал надпись грязью.
Джорди закурил снова. Поточил ножик о камень, направил его на меня:
- Скоро будет настоящая битва.
Я пососал сигарету:
- Угу.
- Мы против них, стенка на стенку, - не унимается Джорди.
Меня дрожь пробрала. Попробовал усмехнуться - не вышло.
- Битва в Саду Брэддока, - говорю.
Посмотрел на шершавые стены каменоломни, на заросли сорняков, глубокий глинистый пруд, развалины дома Брэддока наверху. Перепелятник вымахнул из своего гнезда в камне, поднялся в небо.
- Кто это к Дурке приехал? - спросил я.
Джорди пожал плечами:
- А кто ж его знает… Вот бы уж с кем не поменялся - в одной берлоге с этой чокнутой.
Вытащил из кармана бутылочку из-под фигового сиропа, передал мне. В ней до половины - вино, которое он надыбал с мессы. Я отвинтил крышку, взболтал, чмокнул губами. Вино тягучее, сладкое, от него разом начинает клонить в сон.
- Тырить церковное вино грех, - говорю.
Мы заржали оба, потом наломали веточек - развести костер.
Я указал на землю:
- Гореть тебе в аду, Джорди Крэгс.
- Не-а, - отвечает Джорди. - За это - нет. В ад упекают за настоящие грехи. Например, если спереть миллион.
- Или убить кого, - говорю.
- Верно. - Он воткнул нож в землю. - Убийство! - Хлебнул еще, утер рот рукой. - Мне тут вчера приснилось, что я грохнул Черепа.
- Да ну?
- Угу.
- А крови много было?
- Бочками. Куда ни глянь - кровь и кишки.
- Класс!
- А убил я его здесь. Ножом в сердце, потом голову отчекрыжил - и в пруд.
Мы оба хихикнули.
- Может, это вообще не грех, - говорю. - Может, за то, что укокошил такого типа, как Череп, тебе прямая дорога на небо.
- Это точно, - согласился Джорди. - Мир без Черепа и таких, как он, только лучше станет.
- Верно.
Молчим, думаем про Черепа. Слушаем, что за звуки доносятся от каменоломни.
- А видел, какой он здоровый вымахал? - говорю.
- Угу.
- Падла чертова, - прошептал я.
- Угу. Падла чертова. Прямо монстр, да и только.
2
Никакой в этом тайны не оказалось. Выяснилось, что пацана зовут Стивен Роуз. Сам из Уитли-Бея, нас маленько постарше. Говорили, что он учился в Беннет-колледже на священника. Уехал туда в одиннадцать лет - тогда, в шестидесятые, это было обычное дело. Мы знали кучу таких парней. Но Стивен, как и многие из них, не вынес тамошних порядков и года через два-три вернулся домой. Пробыл там всего месяц, и тут его папаша возьми да и помри от инсульта. А мамаша после этого повредилась мозгами, и однажды ненастной ночью ее увезли в Прудхо. Стивен остался один. Его хотели забрать к себе клариссинки, но потом выяснилось, что здесь, в Феллинге, у него есть седьмая вода на киселе, Дурковатая Мэри; ну он и приехал к ней. Поговаривали, что мамашу его скоро выпустят, они снова поселятся на побережье и дела придут в норму. Но из случайно подслушанных слов родителей я понял, что вряд ли оно так будет. Родители слыхали, что мать его сбрендила окончательно. Оттуда не возвращаются.
- Она что, еще хуже Дурковатой Мэри? - спросил я.
Мама сверкнула на меня глазами:
- Не смей так называть бедняжку. Просто богобоязненная, мятежная душа.
- Прости.
- Ты не понимаешь, как тебе повезло, - сказала мама. - Благодари Господа, что минула тебя чаша сия.
- Чего? - так и застонал я. - Мам, ты что, боишься, что у меня крыша съедет?
Перекосил рот, свесил язык - слюни закапали.
- Прекрати! - прикрикнула мама. - Не искушай судьбу. - И перекрестилась. - Полагаю, правильнее было бы звать ее Святая Мэри. Ты видел другого такого же набожного человека, который бы так же усердно молился, так же взывал к Всевышнему?
Я покачал головой.
- Вот то-то, - говорит. - Между прочим, ходят слухи, что у Мэри в роду были святые.
- Святые?
- Много поколений назад. Еще в Ирландии - Дунаны родом оттуда.
Папа хохотнул.
- Во времена оны, - говорит. - Когда святые бродили по каждой деревне, а на каждом дереве сидело по ангелу.
Поначалу мы Стивена Роуза почти не видели. В школе он не появился, хотя мы ждали. Мама сказала: он, бедняжка, наверное, в трауре. Папа сказал: угу, столько на пацана сразу свалилось. Джорди считал, что парень, мягко говоря, со странностями. Был у Джорди один знакомый, который жил через улицу от Дурки. Так вот, он ночью видел Стивена в саду: тот таращился на луну.
- На луну? - переспрашиваю.
- Угу. - Ухмыляется. - Загорал под луной, будто с солнцем ее перепутал. Ты видел его кожу?
- В смысле?
- Да он как из воска. А нюхал его?
- На фиг мне сдалось его нюхать?
- А я нюхал. Столкнулся с ним на улице. Идет вместе с Мэри - парочка придурков. Чем от нее пахнет, сам знаешь.
- Угу.
Старостью, хотя мама говорит - она даже и не пожилая, а еще чем-то сладковатым.
- Так вот, от него гораздо хуже. Фу. Воображаю, каково сидеть с ними рядом.
Мы как раз возвращались из школы мимо дома Дурки. Посмотрели на окна, на обтерханные тюлевые занавески, на очертания медальона со Святым Сердцем - как у всех католиков в доме. Над трубой вился белый дымок.
- Ион еще всякое вытворяет в саду, - сказал Джорди.
- Всякое?
- Так говорят. Говорят, часами сидит у Дурки в сарае. И оттуда доносятся стук, грохот, вой и визг.
- Вой?
- Ну, так говорят… Опа! Череп.
Мы разом остановились. Втиснулись в густую изгородь. Сердце так и бухает, даже дышать трудно.
- Порядок, - сказал наконец Джорди. - Он в другую сторону двинул.
Я высунулся наружу. Вон он, Чарли Черрис, Череп, шагает к Хиворту. Даже отсюда видно, какой он стал могучий. Его что ни встретишь, он все здоровее делается. Ишь как вымахал со времен нашей последней битвы. Они с дружками подкараулили нас в тот день у кладбища. Помню, как мощные руки Черепа сжались у меня на горле. Помню, как его ботинки вдавились своими острыми носами мне в щеку. Помню злобные глаза, грозное дыхание, ядовитый плевок. Иногда я просыпался по ночам, увидев во сне, что все это случилось снова.
Мы с Джорди пережидали за изгородью, вглядывались, тряслись. Череп зашел в "Лебедя". В свои шестнадцать он уже пил как взрослый.
- Нужно народу собрать побольше, - сказал Джорди.
- Верно, - подтвердил я.
Мы пошли дальше. Я пытался не думать про Черепа.
- Вой, говоришь?
- Угу. Такие дела. Вой. Да так заходится, что и мертвого разбудит.
3
Следующая суббота выдалась удачная. Двое похорон, в девять и десять утра. Я прислуживал на обоих, Джорди тоже.
Первым хоронили какого-то типа из Стонигейта. Он вывалился из автобуса на Сандерленд-роуд. Совсем уже был старый, так что по нем не очень плакали и причитали. Мы отслужили положенное в церкви, потом сели в черную машину, и она поехала за катафалком на кладбище в Хиворте. Там мы махали кадильницей, брызгали святой водой, а отец О’Махони говорил о прахе, который воротится к праху. Бывает, что кто-то из родственников без напоминания дает тебе на чай, а иногда приходится и поклянчить. На этот раз я решил раскрутить дядьку в чудаковатом синем костюме, старикова сына. Он специально приехал из Лондона. Я нагнал его, когда все потянулись обратно к черным машинам.
- Соболезную, - говорю вполголоса.
- Спасибо, - отвечает.
- Меня Дэвид звать, - говорю.
- Спасибо, Дэвид.
- А это дружок мой Джорди. Рады были вам нынче помочь.
С ним рядом женщина шла, так она его пихнула локтем и что-то прошептала.
- Спасибо, - говорит он снова.
И сует мне в руку сложенную купюру.
Когда мы вернулись в машину, я ухмыльнулся. Положил ладонь Джорди на колено, разжал кулак, показываю. Он присвистнул:
- Десять шиллингов!
Отец О’Махони кашлянул. Он сидел впереди рядом с гробовщиком и наблюдал за нами в зеркало заднего вида.
- Эй, ребятки, - сказал он. - Об уважении не забывайте.
- Простите, святой отец, - откликнулись мы хором. А потом, шепотом: - Десять шиллингов!
И я увидел, как священник опустил глаза и улыбнулся.
Следующая церемония не так гладко прошла. Еще один мужик, но помоложе, сын и дочка почти наших лет. Даже отец О’Махони сморгнул слезу и то и дело сморкался в большой синий платок. Мужикова жена на кладбище совсем расклеилась и давай кричать:
- За что? За что? За что?
Мы с Джорди такого уже понавидались, как поступать, знаем: ноль внимания, делать свое дело. И вот ведь что интересно: именно на таких похоронах с чаевыми всегда порядок. К нам подошел мужик в черном котелке, выдал каждому по полукроне и сказал, что мы славные ребята.
- Такова уж она, жизнь, парнишки, - говорит. - Вы-то это понимаете?
- Да, - ответил я.
- Вот и живите в полную силу. А то оглянуться не успеете…
- Мы будем в полную, мистер, - говорит Джорди.
- Вот и молодцы!
- Еще пятерка! - шепчем.
И тут я увидел Стивена Роуза. Стоит между могил. Лицо, как Джорди и говорил, восковое. Мы прошли с ним совсем рядом. Под мышкой он держал ком желтой глины.
- У тебя все в порядке, Стивен? - спрашивает отец О’Махони.
Тот сперва будто и не услышал, потом мигнул и говорит:
- Да, святой отец.
- А как там твоя тетушка?
- Не знаю, святой отец. Дома, святой отец.
- Передай, что я о ней справлялся. Через пару дней снова к вам зайду.
- Да, святой отец.
Священник пошел было дальше, потом опять остановился:
- Вон, тут со мной двое славных парнишек. Надеюсь, вы подружитесь.
- Да, святой отец.
- Вот и хорошо.
Стивен шагнул ко мне поближе. Тут я понял, что Джорди говорил про запах.
- Мне это могильщики дали, - сказал Стивен. - Она из очень, очень глубокого слоя.
Провел по глине рукой. Лизнул пальцы, прижал к ней. Вытащил оттуда камешек или еще что, осмотрел.
- Косточка, - говорит.
Быстро выдавил три дырки, полоску: глаза, нос, рот. Поднял, покачал, будто куклу. Заговорил за нее писклявым голосом.
- Добрый день, - говорит кукла. - Как тебя зовут?
- Дейви, - отвечаю.
- Эй, Дейви! - окликнул Джорди от дверей машины.
- Никуда не годная глина, - говорит Стивен. Процарапал ногтем, показал, как она крошится. - Видишь?
- Угу.
Он помахал рукой у меня перед глазами, уставился мне в лицо, ухмыльнулся:
- Ты с ней не поздоровался. Давай поздоровайся.
Я повернулся к Джорди.
- Давай, - говорит Стивен. - Так, в шутку.
- Добрый день, - буркнул я.
- Добрый день, Дейви, - пискнула глина. - Спасибо, что поверил, будто я живая.
Я тряхнул головой, закатил глаза - ну да, мол, провел ты меня. Смотрю на Стивена, ухмыляюсь.
- Меня зовут Стивен Роуз, Дейви, - . говорит он.
- Дейви! - Это Джорди орет.
Я бегом к машине. Выезжаем с кладбища. Священник разглядывает меня в зеркало заднего вида.
- Все хорошо, Дейви? - спрашивает.
- Да, святой отец.
- Вот и славно, - говорит. - Может, именно такой, как ты, этому пареньку и нужен. - И улыбается. - Подзаработали нынче утром? - говорит.
- Да, святой отец, - отвечаем.
4
- Все они не в своем уме, - говорит Джорди.
- Чего? - переспрашиваю.
- Все ку-ку. Вся семейка. Отродясь такими были. И будут. Так мой папа сказал.
- Да ну?
- Вот и ну. А главным психом из всех был Стивенов дед.
- А твой папа откуда знает?
- А он его видел. Звали его Роки Роузом. Он показывал фокусы с гипнозом в барах в Каллеркотсе и Уитли-Бее. Заставлял народ штаны стягивать, ссать под себя и…
- Врешь.
- Не вру. Фокусничал по-всякому, а платили ему выпивкой. Еще он на пляже фокусы показывал. Папа говорит, что видел его, когда был мелким. Говорит, у него на глазах одна старая карга нырнула в море прямо в одежке. А один мужик махал руками и стонал, потому что решил, что он чайка.
- Ни черта себе.
- Вот именно. Ни черта. Вот из какой он семейки. А еще родственники его уродцев на ярмарках показывали. Короче, все они чокнутые, нищие и не в своем уме.
А Роки, насколько я понял, в конце концов поселился в шалаше в лесу Плесси, страшный такой, весь обросший, а если кто подходил близко, так Роки давал деру.
- Ни черта себе.
- Угу. Еще бы. Он уже помер, уродцев распустили. Но теперь понятно, почему Стивен такой…
- Угу. Представить жутко.
Мы все-таки попытались представить, а потом Джорди сказал:
- Говорят, что Стивеновы родители пробовали жить по-людски - в нормальном доме, как нормальные люди, работать на нормальной работе, но…
- У них ничего не вышло.
- Вот именно.
- Представить жутко. Вот если бы в твоей семье…
- Если твой дед…
- И твоя мама…
- И единственная чертова тетка…
Мы попримолкли, только похрюкиваем. А потом как расхохочемся.
- Ни черта себе, - говорю. - Кранты ему! Кранты!
Сидим в пещере. Оба с ножами. Строгаем палочки. Решили воткнуть их у входа в каменоломню, прямо в грязь, острием вверх - такая ловушка.
- Мой папа говорит, ему просто нужны друзья, - говорю.
- Да ну?
- Угу. И мама тоже.
Я провел лезвием по палке. Прижал ее острие к ладони. Прямо как иголка. Представил, как Череп на нее наступит. Представил, как она вопьется ему в пятку. Подумал о заражении крови - вот Череп лежит в больнице Королевы Елизаветы, а врач говорит Череповой матери: "Мы не в состоянии ему помочь, миссис Черрис. Придется ампутировать ногу". Представил, как Череп скачет на костыле по Пелау до конца жизни. Нагнул острие и затупил, но так, чтобы Джорди не видел.
- Мама говорит, мы должны его навестить, - сказал я.
- Во губу раскатала.
- Говорит, представьте себя на его месте.
- А ты ей что?
- Ничего. Сказал, время будет - навестим. А она: "Да у вас пропасть свободного времени".
- Гм. - Джорди взял еще одну палочку. - Надо бы еще силки поставить, - говорит. - На боярышнике развесить - они в них впилятся и удавятся. А еще растяжки натянуть, чтобы они попадали в пруд.
Мы хорошо посмеялись, представляя, как наши враги свешиваются с веток или барахтаются в пруду.
А потом я прислонился спиной к камню. Глупость какая-то. Череп-то - да, настоящая сволочь. А дружки его - обычные пацаны вроде нас. Играют, как и мы, им страшно и весело, как и нам. Да и враждуем мы с ними лишь потому, что они из Пелау, а мы из Феллинга. Мы якобы презираем их за то, что они протестанты, а они якобы презирают нас за то, что мы католики, но, если честно, дело не в этом. Дело во вражде между Феллингом и Пелау. Она тянется уже неведомо сколько, с тех времен, когда папа был пацаном. Он хохотал, когда услышал, что она все продолжается, а когда мама попробовала переполошиться, он ей сказал, что это ерунда, обычная игра.
Вот только Череп… Он не как все. Когда он в тот день ухватил меня за горло, его дружкам пришлось помогать Джорди разжать его пальцы. А когда он скалился мне в лицо, я видел настоящую злобу, будто лик зла. "Падла католическая, - скалился он. - Католическая падла из Феллинга". Синяки и ужас не проходили много дней.
- Страшный он, правда? - говорит Джорди.
- Череп?
- Череп, ясное дело, страшный. Я про Стивена Роуза. Как по-твоему, он страшный?
- Ну не знаю. Обычный пацан вроде нас.
- Вроде нас? Ты обалдел, парень? Воет в сарае, таскает куски грязи по кладбищу…
- Глины.
- Какая разница? Живет у Дурковатой Мэри. Мамаша сбрендила, папаша помер, дед был уродом.
- Ну, если так поглядеть, и впрямь вроде как страшно.
- Вроде как? Да можно просто охренеть от страха. - Он заржал. - Ты думаешь то же, что и Я? - спрашивает.
- Не знаю, - отвечаю.
- А стоило бы, - говорит. - Именно такой пацан, как Стивен Роуз, нам и нужен.
И ткнул палкой в землю.
- Опа, - говорит. - Пошли постучим Дурке в дверь.