К моему удивлению, ее мама по-докторски внимательно продолжает изучать мои крылья. Как будто я самый обыкновенный пациент. Как будто нет во мне ничего особенного. Подумаешь, крылья как крылья - большое дело.
Задыхаюсь, голова кружится. Я вот-вот упаду.
- Ты права, крыло тоже задето, - словно про себя бормочет женщина и аккуратно отводит его чуть дальше в сторону. - По-моему, тут и кость повреждена.
Она присаживается на край ванны и внимательно на меня смотрит. Я не выдерживаю ее пристального взгляда и отвожу глаза.
Разве можно было представить, что со мной такое случится? Что такое вообще может случиться? Клык меня просто убьет. И будет прав.
Эллина мама тяжело вздыхает:
- Так-так, Макс, - голос ее спокойный и уверенный. - В первую очередь, надо промыть раны и остановить кровотечение. Тебе когда последний раз прививку от столбняка делали?
Как все оказывается просто. Никаких лишних слов. Никакой суеты. Только ласковые, заботливые материнские руки. А я просто ребенок. Неудивительно, что от слез я уже почти ничего не вижу.
- От столбняка? Никогда…
- Ну не беда, это дело поправимое.
32
- Погоди-погоди. - Газман так крепко сжал в руках сосновую ветку, что у него совсем онемели пальцы.
- Да говори же ты скорей, что там происходит, - нетерпеливо настаивал Игги. - Что, едут?
Раннее утро. Газман и Игги примостились на старой сосне, раскинувшей ветви над заброшенной лесной дорогой. Ситуацию они оценили правильно. Все происходило ровно так, как они и предполагали. По меньшей мере, двое ирейзеров разбили палатки неподалеку от площадки, где пару дней назад приземлился их вертолет. Совершенно очевидно, их главная цель - изловить оставшихся членов стаи. А там, как получится. Можно просто поймать, а можно и замочить. Самим-то ирейзерам это по фигу. Но и нам тоже разницы никакой нет. Плен был бы хуже смерти.
Газмана, как и всех нас, по ночам по-прежнему мучили кошмары. Во сне он неизменно видел себя в Школе: белохалатники вытягивали из него кровь, вкалывали ему всякую дрянь, исследуя реакцию на всевозможные наркотические смеси, гоняли его, как белку в колесе, заставляли глотать радиоактивную кашу, отслеживая потом ее циркуляцию. Его по-прежнему мучили воспоминания о бесконечных днях, неделях, годах непрестанной боли, рвоты, крайнего истощения, заточения в клетке. Газман, не задумываясь, предпочел бы смерть возвращению в этот ад. Ангел бы точно с ним согласилась… Если бы, конечно, могла выбирать… Но у нее-то выбора уже не было.
- Тихо, "хаммер" едет, - еле выдохнул он.
- По правой дороге?
- Ага. Прямо-таки мчится, - Газман вымученно улыбается.
- Они тут не слишком правилами дорожного движения озабочены.
- Ш-ш-ш! Уже совсем близко. Всего с четверть мили осталось.
- А видно там масло? Не блестит? Прикрыто?
- Не бойсь, не блестит.
Газман напряженно следит, как по ухабам несется грязный черный "хаммер". "Сейчас, сейчас", - шепчет он Игги, и оба чуть не дрожат от возбуждения.
- Надеюсь, привязные ремни у них не в почете.
И тут такое кино началось, закачаешься! По лесной дороге мчится неуклюжий квадратный внедорожник. Оглушительный визг тормозов. "Хаммер" заносит влево. Словно в дикой пляске, он кружит и кружит. Рывок - его выбрасывает в кювет. Какой-то неведомой силой несет прямо на толстенный ствол дерева. Хрясь! Ветровое стекло вдребезги! Еще секунда - колесами вверх зависает в воздухе, футах в пятнадцати над землей. И наконец падает с грохотом сминаемого в лепешку железа. Стоп кадр!
- Вот это да! Прямо глазам своим не верю!
- А мне? Да говори же немедленно, как оно было.
- Масло! В масло их с разгона внесло, понимаешь? Ну и там занесло, в дерево впилили, взлет и - хлоп всмятку! Валяется там теперь колесами кверху, как дохлый жук навозный.
- А эти? Шевелятся?
- М-м-м. Кажись, один вон выбирается… И второй! Оба как под наркотой. Но, похоже, целы.
Больше всего на свете Газману хотелось бы стереть этих ирейзеров с лица земли. Чтобы от них и следа не осталось. Но он никого никогда не убивал. И не очень понимал, как это вообще живое существо можно уничтожить.
Но эти ирейзеры поймали Ангела. Вот и поделом им! Мало им еще досталось!
- "Работничка"! Бросай на них "работничка"! - Игги никакие моральные сомнения не мучают, и он явно расстроен, что им не удалось укокошить ирейзеров.
Газман отрицательно затряс было головой, но тут же вспомнил, что Игги этого не видит.
- Нет, не время сейчас. Они уже мобилы достали. И в лес вошли. Мы теперь только пожар лесной устроим.
- Так-так. - На переносице у Игги легли напряженные морщины. - Тогда начинаем перегруппировку. Операция переходит во вторую стадию. Айда в лесной штаб!
- Айда! - с готовностью согласился Газман. - Мы и так сегодня здорово потрудились!
33
В незапамятные времена лесорубы наскоро сколотили себе избушку, пристанище на рабочий сезон. Заброшенная уже лет тридцать, хибара эта практически совсем развалилась. Но стае это было только на руку, и мы облюбовали ее под свой лесной штаб.
- Стадия номер один завершена успешно. - Развалившись в сломанном пластиковом шезлонге, Игги принюхался. - Мы сюда сто лет не наведывались. Сыростью пахнет.
- Ага, была развалюха, развалюхой и осталась!
- Вот и я об этом. Нам потому здесь всегда и нравилось.
- Как мы им намаслили! И всего-то канистра с маслом, а такую заваруху учинили! "Хаммеру"-то совсем конец пришел! - Газман поежился. - Мне даже не по себе как-то!
Игги открыл рюкзак, достал из него "работничка" и погладил домодельную бомбу тонкими чувствительными пальцами.
- Ирейзеров надо окончательно уничтожить. А не то они нас достанут.
- И за Ангела отомстить! Давай подорвем их вертолет!
Игги кивнул и поднялся на ноги.
- Слушай, сматываться отсюда надо, да побыстрей. К дому двигать пора.
В следующее мгновение пол чуть заметно завибрировал. Игги настороженно замер.
- Ты слышал? - шепнул Газман. Игги молча кивнул, поднимая руку.
- Енот, наверное…
- Какой там енот средь бела дня!
Они одновременно обернулись. Царапанье в дверь становилось все отчетливее. Газман похолодел от страха. "Это ничего. Это просто зверек какой-то лесной", - пытается он себя успокоить. Напрасно. Кровь застыла у него в жилах.
- Эй, вы, крошки-хрюшки, пустите меня в гости. - Ангельский голосок, казалось, струился сквозь щелястые стены, как дым подпаленной травы-отравы. На этот колдовской голос, как на песню сирен, выманивали ирейзеры свои жертвы, и те, как завороженные, добровольно сдавались в их волчьи пасти.
С лихорадочно бьющимся сердцем Газман мысленно оценивает диспозицию. Дверь. Два окна. Одно в комнате, другое, совсем крошечное, в ванне. В него и ему-то не пролезть, а уж Игги и подавно.
Ирейзер снова заскребся в дверь. Ладно, значит, остается вот это. Газман осторожно двинулся к главному оконному проему. Он знал, что Игги последует за ним, ловя малейший шорох.
Хрясь! Дверь с треском слетела с косяка, только щепки полетели в разные стороны. В дверном проеме вырос здоровенный ирейзер.
- Угол стрелок на восемь часов, - подсказал Газман Игги направление к окну. Мозг его с удивительной четкостью фиксирует ситуацию. Он напрягся всем телом, готовясь прыгнуть в окно. Но и там свет вдруг заслонила громадная осклабившаяся рожа.
- Эй, где вы, крошки-хрюшки, - насмешливо запел второй ирейзер в затянутое паутиной стекло.
Уроки Макс не прошли даром. Газман собрался. Толчками адреналина энергия приливала к каждому мускулу. Отход через дверь перекрыт. Отход через окно блокирован. Они окружены. Отступать некуда. Значит, будем драться. И не на жизнь, а на смерть.
34
Надж просыпалась раза четыре, прежде чем окончательно открыла глаза и села. Огляделась, на четвереньках подползла к краю пещеры. Рассвет еще только занимался, но Клыка в пещере уже не было.
Сначала Ангел. Потом Макс. А теперь Клык. Никого! Сон как рукой сняло. Ее охватила паника. Казалось, каждая клеточка ее тела напряглась от страха остаться в полном одиночестве. В голове сразу столько мыслей, что она совершенно растерялась.
Вдруг взгляд ее невольно фиксирует какое-то движение. Ястребы плавно кружили в чистой, бледно-голубой вышине. Прекрасные, мощные, гармоничные, как песня, слившиеся в одно целое с небом, с землей, с горными вершинами.
И там среди них парит Клык. Вместе с ними, один из них.
Надж резко встала, чуть не ударившись головой о низкий свод. Не раздумывая, прыгнула с уступа - туда, в небо. Крылья раскрылись, словно сами собой. Как паруса, наполнились ветром и понесли ее, точно крошечную лодчонку, сквозь бесконечную синеву стихии.
Она подлетела к ястребам. Сперва настороженные и недоверчиво следящие за ней холодными оценивающими глазами, они наконец слегка расступились, давая и ей место рядом. Клык внимательно наблюдал за ней. Она поймала его взгляд и удивилась: никогда еще не видела она его лица таким полным жизни и таким успокоенным. Клык всегда как натянутая струна. И тело, и лицо в вечном напряжении. А тут он само воплощение покоя и счастливой свободы.
- Доброе утро, - приветствует он Надж.
- Я есть хочу.
Клык кивает:
- До города всего три минуты лету. Вперед, за мной!
Ровно так, как делали это ястребы, он взмыл вверх, даже не шевельнув крылом, а только чуть заметно изменив наклон туловища. Здорово! Надж попробовала его новый прием, но у нее не больно-то получилось. "Ничего, потом побольше потренируюсь".
Внизу под ними тонкой лентой змеится двухполосное шоссе. По обе стороны - магазины и офисы: сперва вплотную друг к другу, потом все реже и реже, пока наконец осиротевшая дорога не уходит в просторы пустыни.
- Нам туда, - Клык мотнул головой в сторону забегаловки, на задворках которой выстроились в ряд громадные контейнеры кухонных отходов. С высоты было видно, как один из поваров сбрасывает туда аккуратно упакованные картонки вчерашних готовых обедов "на вынос".
Пара кругов по большому заходу, и можно не беспокоиться: работники ресторана уже расчистили полки холодильников, готовясь заполнить их новыми котлетами и салатами. Больше к контейнерам до завтра никто не выйдет. Путь свободен! Сложили крылья и, маневрируя только кончиками перьев, пошли на посадку. Точно прицелившись, бесшумно опустились прямо на край металлического контейнера.
- Нирвана! - Клык ловко сортирует абсолютно пригодные к употреблению, но непродажные коробки с едой. - Да здравствует общество потребления! Тебе шницель?
Надж подумала и отрицательно замотала головой:
- Что-то меня после вчерашних картин ястребиной охоты на вегетарианство потянуло. Дай-ка мне вон те салатики. И яблочный пирог тоже. На десерт!
Хорошо, что ветровки у них размера на три больше, чем нужно! Затянешь на талии ремень - получится вполне вместительная сумка. Дружно принимаются заталкивать за пазуху съестные припасы. Пара минут - и они уже снова в воздухе, отяжелевшие от унесенной снеди и радостно улыбающиеся в предвкушении пира.
Прямо удивительно, как резко поднялось у Надж настроение, едва только она поела. Расслабившись, уселась по-турецки у входа в пещеру и наблюдает за ястребами.
Клык прикончил пятый гамбургер и удовлетворенно вытер руки о джинсы:
- Знаешь, я тут смотрю и думаю: они, похоже, каждым движением что-то друг другу сообщают. То ли, что добычу видят, то ли еще что. Я пока не понял, но обязательно просеку.
Надж подвинулась поближе к солнцу. Пристроилась на корточках так, чтобы можно было расправить крылья, и каждым перышком впитывает солнечное тепло. Благодать! Сколько могла, она очень старалась сидеть потише и не доставать Клыка своей болтовней. Но хватило ее минут на пять, не больше:
- Клык! Может, нам пора лететь Макс искать? Или лучше самим попробовать Ангела вызволить?
Клык с трудом оторвался от созерцания ястребов.
- В первую очередь - Макс. А дальше видно будет. Она, похоже, во что-то вляпалась.
Надж мрачно кивнула. Представить себе, какое такое "что-то" могло заставить Макс бросить их, она была не в состоянии. И даже думать про это не хотела.
Клык поднялся, высокий, темный на фоне желтого, омытого дождями и обдутого ветрами утеса. Посмотрел на нее сверху вниз. Лицо спокойное, глаза терпеливые, но черные, как колодцы. Ни отблеска света в них не отражается.
- Готова?
- Готова! - Надж мгновенно вскочила на ноги. - А куда, ты думаешь, нам надо…
Договорить она не успела - Клык уже улетел, подхваченный ветром и возносимый все выше поднимающимися из глубины каньона потоками воздуха.
35
Наутро я открыла глаза в тепле, в безопасности, в мягкой постели. Все раны перевязаны. Но болит все, и тело, и душа.
И, как всегда, как только возвращается сознание - секундная паника, и мозг беспокойно сканирует комнату. Где я? Обои в цветочек, белоснежное, свежевыглаженное белье на широкой кровати пахнет по-домашнему, чистотой и уютом. На мне большущая футболка с каким-то пестрым героем мультфильма. Я такого не знаю.
Наконец до меня доходит: это Элла и ее мама приютили меня у себя дома. Я здесь прохлаждаюсь, а мне надо срочно спасать Ангела. Если, конечно, она еще жива. Клык и Надж, поди, меня теперь изо всех сил костерят. И правильно делают.
Сон как рукой сняло. Но боль не только осталась - стала еще сильнее. Плечо и крыло отчаянно дергает и отдает в каждый мускул по всему телу.
Когда-то давно мы боролись с Клыком, и я вывихнула плечо. Как я тогда плакала, зажав его здоровой рукой и приплясывая на месте! Помню, Джеб успокоил меня, говорил, говорил мне что-то, отвлекал как мог, и вдруг, совершенно неожиданно, оп! дернул и вправил мне плечевой сустав. И все сразу прошло. Он улыбнулся, погладил меня по голове, оттер со лба капли холодного пота и принес бутылку лимонада. И я тогда подумала: настоящий отец. Еще лучше отца.
В горле застрял ком. Как же мне не хватает теперь Джеба!
Неожиданно я насторожилась: дверь в мою комнату отворялась. Медленно, с чуть слышным скрипом. "Бежать! Лететь!" - проносится в голове. Пальцы судорожно смяли простыню. - "В окно! Где окно?"
В приоткрытой двери Эллины карие глаза, любопытные и нетерпеливые.
- По-моему, она уже не спит, - оборачивается она к маме.
Обе входят, широко улыбаясь:
- Доброе утро, Макс! Завтракать будешь? Ты любишь блины? - ласково спрашивает женщина.
- И маленькие колбаски? - подхватывает Элла. - И фрукты, ну и всякую всячину?
У меня слюнки так и потекли. Интересно, это мне кажется или они по-настоящему мне на футболку капают? Я вдруг замечаю на кровати стопку одежды. Мои собственные джинсы и носки, выстиранные и только-только снятые с батареи, еще даже теплые. И новый сиреневый свитер с аккуратными прорезями на спине для крыльев. Специально для меня разрезали.
Вот как обо мне заботятся. Теперь - Эллина мама, как раньше Джеб.
Разве можно к такому привыкнуть?