- Ребята, опять вы за свое социальное неравенство, - сказал я с упреком. - Когда же я вас отучу?
Ребята мои - мушкетеры - сконфузились, даже невозмутимый Атос и тот покачал головой, удивленно спрашивая себя: что это мы до сих пор не избавились от таких предрассудков?
- Вот что, бросим жребий. И тот, кому выпадет, сбегает в лавку, несмотря на свое происхождение и даже голубую кровь, - сказал я.
Жребий выпал Портосу. Он быстренько принес в своих лапищах две дюжины славного бургундского, и я рассказал друзьям о своих приключениях.
Отважные мушкетеры отметили овацией мой смелый ответ кардиналу, и только мудрый Атос осуждающе покачал головой.
- Мой друг, - сказал он, когда восторг несколько утих, - мой друг, кардинал все равно не оставит вас в покое. Ваши руки и голова нужны ему для крупной политической игры. Представляете, во всей Франции, да что там - во всей Европе! - один слесарь-водопроводчик и тот его верный слуга.
- Атос, вы же меня знаете, - сказал я с упреком.
- Конечно, - кивнул Атос, не задумываясь. - В конце концов кардиналу не удастся вас сломить. Я только хотел сказать, что вас ждет упорная борьба с кардиналом.
- Базиль, я с вами. Вот вам моя рука! - заявил д'Артаньян, мой самый верный товарищ.
- Базиль, да я за вас сотру в порошок всю гвардию кардинала! - раздался бас Портоса.
- Надеюсь, никто из присутствующих еще не усомнился в моем решении? - холодно спросил Атос, обводя нас испытующим взглядом.
Но, слава богу, никто из сидящих за нашим столом и на этот раз не усомнился в бесспорном благородстве Атоса.
Теперь очередь была за Арамисом.
- Базиль, мое пристрастие к политической игре для вас не секрет, - послышался знакомый вам сдержанный голос нашего тихони. - Мне будет крайне обидно, если сильным мира сего удастся заставить вас работать на них. А я, как знаете, не терплю обид… Базиль, мы знаем, вы скоро отправитесь на родину, и все же нам хочется, чтобы и это короткое время вы принадлежали всем честным и отважным людям!
Мы наполнили кружки бургундским, сдвинули их над столом и осушили за настоящую дружбу.
И вот тут-то д'Артаньян произнес свои знаменитые слова:
- Отлично! Теперь пусть каждый отправляется к себе домой. И будьте осторожны, ибо с этой минуты мы вступили в борьбу с кардиналом.
Дюма-отец связал историческую тираду д'Артаньяна с подвесками Анны Австрийской, но, как теперь убедился читатель, когда мы бросали вызов могущественному вельможе, нами руководила более возвышенная цель, и драгоценные безделушки королевы тут вовсе ни при чем. Конечно, все это было: и наша поездка в Англию, и бесчисленные засады, и масса других увлекательных событий. Но к этому мы еще вернемся, потому что я был главным лицом в истории с подвесками, и, говоря по правде, кардинал затеял все это дело опять-таки из-за меня. А пока перенесемся вновь в квартиру д'Артаньяна. Итак, отважный гасконец объявил от нашего имени, что пятеро смелых мужчин и кот вступили в борьбу с могущественным Ришелье, и мы разошлись по домам.
Именно в этот раз галантерейщик Бонасье подслушал наш разговор и со всех ног помчался во дворец кардинала, чтобы сказать Ришелье, что мы бросили ему вызов, и получить за донос еще один мешочек пистолей.
Глава четвертая,
в которой Базиль Тихонович дает дальнейшие пояснения
Дочитав последнюю страницу, я мгновенно уснул, даже не успев засунуть тетрадь под подушку и погасить свет, а когда проснулся утром, фонарик был выключен, а тетрадь лежала на столе среди моих учебников.
Бабушка сидела на табуретке возле газовой плиты, на которой грелся мой завтрак, и читала какую-то книгу. Увидев меня на кухне, бабушка почему-то смутилась, захлопнула книгу и положила на подоконник названием вниз, будто читала что-то недозволительное. Во время завтрака она то и дело поглядывала на меня: ей хотелось спросить меня о чем-то, но не хватало решимости. В другой бы раз я заинтересовался ее поведением и непременно вызвал на разговор. Но в это утро все мои мысли были заняты содержанием тетрадки Базиля Тихоновича. И только когда бабушка вышла за чем-то в комнату, я вспомнил о книге, что лежала названием вниз, слез с табуретки, подбежал к подоконнику и перевернул ее. Это были "Три мушкетера" Дюма.
В этот момент в кухню вернулась бабушка. Застав меня с книгой в руках, она почему-то покраснела и пустилась в путаные объяснения.
- Да вот случайно с полки сняла. Дай, думаю, что-нибудь почитаю, пока спит ребенок, - сказала бабушка, волнуясь. - А тут и попалась она. Ну и пусть, думаю, она так она. В последний раз в твоем возрасте читала ее. Книжка, конечно, несерьезная, я понимаю, для развлечения только. Да вот попалась сама в руки.
Бабушка оправдывалась, будто я мог о ней подумать плохо, и старалась бросить тень на книгу, говорила, что она скучная. Нет, в другой раз я бы в самом деле вывел бабушку на чистую воду, потому что видел сам, войдя на кухню, как она читала, жадно впившись глазами в буквы.
Но, к счастью бабушки, сегодня утром мне было не до нее. Все уголки в моей голове целиком заполнили новые сведения из жизни мушкетеров, и в ней просто не оставалось места для других мыслей.
- Ешь, не вертись, - сказала бабушка. - Ты что, до сих пор не видишь, что сегодня на завтрак твой любимый омлет? Можно подумать, что тебе явился пришелец с другой планеты, если ты жуешь омлет, точно безвкусную траву. Было бы любопытно узнать, что это такое, - добавила она с усмешкой.
Но в ее голосе я уловил плохо скрытый интерес - ей и в самом деле хотелось узнать, что так меня взбудоражило.
- Ты уже давно взрослая, и если я скажу, конечно, будешь смеяться, - так ответил я бабушке.
- Напрасно так думаешь, - сказала она, почему-то обидевшись.
Я выскочил из-за стола, прихватил в комнате портфель и побежал на улицу. Здесь у ворот меня ждали братья и даже Зоя, каким-то чудом сумевшая сегодня вовремя собраться в школу. Они поняли сразу, что у меня есть тайна.
- Давай говори, - нетерпеливо потребовал Феликс.
- О чем говорить? - притворился я удивленным.
Моим друзьям стало ясно, что я хочу поважничать, и они, уважая права владельца тайны, набрались терпения и начали ждать своего часа.
По дороге в школу они оберегали меня, будто я содержал внутри себя, точно в футляре, что-то крайне бесценное.
- Вася, иди вот здесь, - сказал Феликс, когда мы обходили лужу, и бережно взял меня под руку.
- Вася, стой! Погоди! - завопил Яша на углу улицы, хотя горел зеленый свет и до ближайшей машины было еще два квартала.
И все же держались братья очень стойко до самой школы, болтали со мной о разных пустяках, хотя на лицах их были написаны ужасные муки. Только Зоя, пользуясь тем, что мужество для девочек не обязательно, спрашивала через каждую минуту:
- Вася, тебя еще рано спрашивать, да?
- Зоя, ты о чем? - опять прикидывался я непонимающим.
Я наслаждался владением тайны целых восемь минут. На девятой, когда из-за угла показалась школа, мне стало совестно перед ребятами за свой эгоизм, за то, что я мучаю их, а сам упиваюсь тайной. И к тому же вовсе не моей, а принадлежащей совсем другому человеку.
Я решил сейчас же все рассказать ребятам и открыл было рот, но тут же вспомнил, что воспитанный ребенок должен прежде спросить позволения у истинного хозяина тайны.
- Вася, что с тобой? - встревожился Феликс.
- Ты заболел, да? - испугался Яша.
- Вася, ты уж потерпи, не болей пока, - попросила Зоя.
- Ребята, это тайна не моя, чужая тайна, - сообщил я, чувствуя себя самым несчастным мальчиком на земле.
- Ну, - протянул презрительно Яша. - У меня чужих тайн знаешь сколько? Мильен! У меня есть тайна моего папы!
- Слушай, Вась, а по какому праву ты тогда важничал? - возмутилась Зоя.
А Феликс даже не произнес ни слова, только усмехнулся и вошел в вестибюль школы, следом за ним вошли Яша и Зоя, а уж за ними и я, страшно ругая себя за то, что не спросил у Базиля Тихоновича, можно ли рассказать моим друзьям о содержании его тетрадки.
Если бы кто знал, как тяжело хранить в одиночестве тайну! Она жгла меня, давила изнутри, мешала примерно сидеть на уроке.
- Иванов, я не узнаю тебя, - сказала наша старая учительница. - Ты всегда был образцом дисциплины, а сейчас вертишься как юла. Ну-ка, ступай к доске, мы посмотрим, как ты выучил домашнее задание.
Я выучил задание назубок, но получил твердую двойку, потому что чужая тайна уже выросла, стала огромной и заняла исключительно все мои мысли.
- Садись, Иванов, - сказала учительница. - Теперь я тебя узнаю. Ты копия своего отца. Он тоже удивлял меня, когда учился в моем классе. Видать, и вправду яблоко недалеко падает от яблони!
Я вернулся на место и оцепенел от горя. И ничто не могло вывести меня из этого состояния. Даже одноклассник-всезнайка, сидевший за моей спиной, и тот подергал меня сзади за воротник, пошептал насчет моего глаза и отстал, ничего не понимая.
На перемене ко мне подсел Феликс и мрачно сказал:
- Так и быть, будем нести ее вместе.
Это была великая честь - принять помощь от такого благородного ребенка, как Феликс.
- Спасибо, если бы ты знал… Я не могу тебе сказать, - сказал я, чуть не плача.
Феликс вскинул на меня удивленный взгляд и произнес:
- Неужели ты думаешь, что я из любопытства? Теперь я просто хочу тебе помочь. А в этом случае, наверное, можно.
- И все равно нельзя. Тогда я буду слабый, малодушный ребенок!
Феликс подумал и согласился со мной. На следующей перемене ко мне подошел Яша, он предложил мне отойти в угол класса, где никого не было, и, вздохнув, предложил:
- Ладно, давай меняться. Ты мне свою тайну, а я тебе мою.
- Эх, Яша, - с горечью сказал я. - Если бы это была моя тайна!
- Так ведь и у меня папина! - сердито возразил Яша.
- Нет, не могу.
- Ты только послушай, что я тебе предлагаю, - сказал Яша, совсем рассердясь. - Мой папа собирает марки и очень стесняется. Об этом знаю только я. Даже мама ни-ни. Ну как, взвесил?
Я покачал головой, отказываясь, - говорить у меня не было сил.
- Вася, я думал, пусть лучше я. Но у меня ничего больше нет, - сказал жалобно Яша.
О том, что со мной стряслась беда, стало известно всему классу. Весь урок я ловил на себе сочувствующие взгляды. А перед самым звонком учительница получила из третьего ряда записку и, прочитав ее, сказала:
- Иванов Вася, что же ты не предупредил меня? Такое ведь может случиться с каждым. Ну ничего, мы будем считать двойку недействительной.
Сразу после звонка я убежал в коридор и спрятался в пионерской комнате. Но мне не удалось даже отдышаться там, потому что открылась дверь, и в комнату вошла Зоя.
- Вылезай из-под стола, вылезай. Вася, я вижу твои ноги, - сказала Зоя.
Я вылез из-под стола, встал на ноги и увидел перед своими губами вожделенный Зоин бутерброд.
- Скажешь, дам откусить, - объявила Зоя. - Можешь даже откусить с этого края, здесь джема больше. - И она повернула бутерброд другой стороной.
- Нет! - крикнул я и закрыл глаза руками, чтобы не видеть этот чудесный, этот самый вкусный в мире бутерброд.
- Учти, это было последнее и самое сильное средство. Но тебе, видно, понравилось страдать? Что ж, пойду, дам откусить Яше, - сказала Зоя обиженно и унесла бутерброд в класс.
Мечта о Зоином бутерброде отодвигалась в далекое будущее. Еще вчера я считал себя счастливчиком. Жаль только, что соперники не видели этой сцены и не могли оценить мое мужество.
Я еле досидел до конца уроков. Затем, выскочив первым из класса, помчался прямо к Базилю Тихоновичу. У меня совершенно не было сил носить в одиночку и дальше такую большую и прекрасную тайну.
Я влетел во двор и остановился. Возле входа в котельную прохаживалась моя бабушка. Вид у нее был крайне нерешительный, словно ей нужно было сделать в котельной что-то очень важное, но она не решалась туда войти.
Бабушка то и дело подходила к дверям и тут же, оробев, поворачивала назад. Она была настолько углублена в свое странное занятие, что даже не заметила меня. И я воспользовался этим и, как только бабушка отступила в очередной раз от двери, прошмыгнул за ее спиной в котельную.
И успел вовремя: Базиль Тихонович стоял с чемоданчиком в руках в дверях своей каморки и говорил коту:
- Дядя Вася, я только зайду в восьмую квартиру, и потом мы закончим наш спор.
- Базиль Тихоныч! - крикнул я, задыхаясь. - В вашей тетрадке большая тайна?
- Самая большая из всех, какие я знал, - не задумываясь ответил слесарь.
Во мне все так и оборвалось. Я подумал, что теперь мне предстоит мучиться всю жизнь, и чуть не заплакал.
- Э, что с тобой? - испугался слесарь.
- Я хотел рассказать ребятам. Я больше не могу знать один, - пояснил я, еле сдерживая слезы.
- Ну и расскажи. Что же тебе мешает? - удивился Базиль Тихонович.
- Но это же тайна. Вы сами сказали: очень большая.
- Я так и сказал, - подтвердил слесарь. - Но тайна от взрослых. Потому что обо всем этом им совсем неинтересно знать.
Откуда-то рядом, словно из стены, прозвучал голос истопника Ивана Ивановича:
- Вот ты сидишь тут, Вася, рассуждаешь черт знает о чем, а жильцы из восьмой квартиры ждут тебя, воду отключили.
Я вначале принял этот упрек на свой счет, а потом вспомнил, что Базиль Тихонович тоже Вася.
- Иван Иваныч, да не о пустяках мы. Дело выясняем серьезное, - ответил Базиль Тихонович.
Иван Иванович осуждающе крякнул и невидимо прошуршал подошвами, куда-то удаляясь… А Базиль Тихонович вновь повернулся ко мне.
- Значит, я все могу рассказать? И Феликсу? И Яше? И даже Зое? - спросил я, все еще не веря своим ушам.
- Ну конечно же! Хоть всем ребятам на земле! - весело сказал Базиль Тихонович. - Ну вот, дядя Вася, все стало на свои места.
Я тоже засмеялся: мне опять жилось весело, беззаботно.
- Ну, а что тогда было дальше? - спросил я, потому что все встало на свои места.
- Этого я и сам не знаю, еще не написал, - сказал слесарь виновато.
- Как же вы не можете знать, что с вами было? Кто же будет знать, если вы не знаете сами?
Я понял, что у него просто плохая память, и испугался. Это ужасно, когда у человека за спиной столько невероятных приключений, и он при этом ничего не может вспомнить.
- Да нет, я знаю, знаю, - спохватился Базиль Тихонович. - Я только хотел сказать, что не успел написать. А так все помню отлично, что было со мной, - произнес он даже обиженно. - Понимаешь, у нас с мушкетерами было столько всего, что не знаешь даже, на чем остановиться.
- А вы остановитесь на истории с подвесками. Вы же сами обещали вернуться к подвескам, правда?
- Разве? - удивился слесарь.
Мне пришлось почти слово в слово повторить собственноручно написанное им обещание. Тогда слесарь подумал и оживленно сказал:
- А это идея! Почему бы мне и в самом деле не вернуться к подвескам? Вот возьму и вернусь. Прямо сейчас!
Он поставил чемоданчик на пол и торжественно опустился в свое древнее кресло, указав мне при этом на табурет.
Но мне так и не удалось узнать, зачем на самом деле понадобились кардиналу Ришелье подвески королевы и при чем тут был наш слесарь-водопроводчик.
- Итак, однажды кот дядя Вася, д'Артаньян и я… - произнес Базиль Тихонович, и это было все, что он успел сказать.
Ему помешал голос моей бабушки.
- Базиль Тихоныч, а Базиль Тихоныч, где вы? - спрашивала она, разыскивая слесаря среди труб и печей.
А затем она появилась сама в дверях каморки. Стояла, щурясь, ослепленная яркой люстрой.
Слесарь галантно встал. Я тотчас подумал, что общение с Арамисом для него не пропало даром. Черт побери, он умел держаться в присутствии дам!
- Базиль Тихоныч, я вот хочу у вас спросить. Правда ли, что… - И тут она заметила меня, замешкалась. - Вот хотела спросить, не видели ли вы моего внука. А он, оказывается, здесь собственной персоной, - пробормотала она, стараясь скрыть растерянность. - Пойдем домой. Ишь завел манеру шляться после школы, даже не показав носа дома! - закричала она, обретя свою обычную уверенность.
Она повернулась и зашагала к выходу, чтобы скрыть свою досаду. А я, прежде чем последовать за ней, спросил у слесаря шепотом:
- Базиль Тихоныч, а как же эта история? Вы же забудете опять?
- Что ты! У меня блестящая память! Но если хочешь, я все напишу на бумаге. Будет полный отчет. - И он не мешкая полез в свою тумбочку за пером и бумагой.
Я хотел подождать, лично убедиться в том, что он взялся за дело, но тут вернулась бабушка и потянула меня за руку к выходу. Я оглянулся и увидел в открытую дверь каморки Базиля Тихоновича, уже стоящего возле тумбочки с авторучкой в руках. Перед ним лежал чистый листок бумаги. Но глаза Базиля Тихоновича были пока устремлены в потолок. На губах его бродила лукавая улыбка. Он вновь переживал одно из своих удивительных приключений.
- Нет, чтобы, как все нормальные дети, сначала поесть после школы, так его понесло в котельную, - сказала бабушка, поднимаясь вместе со мной по ступенькам из подвала. - И о чем вы только могли говорить? - И бабушка скосила на меня глаз.
- Да ни о чем, про голубей говорили, - солгал я, помня, что бабушка уже давно взрослый человек и что если рассказать взрослому человеку о приключениях нашего слесаря, ему это будет совсем неинтересно.
Бабушка мне поверила. Она говорила, что всегда верит мне.
Я начал сразу переживать из-за того, что сказал ложь. Но потом нашел оправдание. Убедил себя в том, что сделал это ради самой же бабушки. Что было бы еще хуже, если бы я навел на нее зеленую скуку. И тогда она, рассердившись на это, могла запретить мне общаться со слесарем-водопроводчиком. Но и разговоры про голубей тоже оказались ей неинтересны. Наверно, поэтому бабушка разочарованно вздохнула.
- Вместо того чтобы болтать про птиц, взял бы да расспросил его о чем-нибудь более существенном, - произнесла она с досадой.
Нам оставались всего три-четыре ступеньки для того, чтобы подняться из подвала, как вдруг свет заслонило что-то большое, грохочущее, словно курьерский поезд. Прямо на нас мчался жилец из восьмой квартиры - огромный толстый мужчина в полосатой пижамной куртке.
- Бегу за слесарем, - сообщил он, переводя дыхание. - Понимаете, целый час ждем. Мастер, говорят, золотой, да вот как начнет…
- Я вас прекрасно понимаю. Сама была в аналогичном положении, - перебила бабушка. - Но там его нет.
Я удивился и поднял глаза на бабушку. Ее лицо пылало алым румянцем. Еще бы, не она ли сама твердила мне с утра до вечера, что ложь - самое худшее зло на свете.
- Нет, он там, - возразил между тем толстяк. - Я только что звонил в котельную, и Иван Иваныч сказал, что он у себя. Вы просто его не заметили. Но у меня глаз зоркий. Орлиный глаз!
Толстяк засмеялся победно и загрохотал дальше.
А я с грустью подумал, что все - сейчас помешает он Базилю Тихоновичу, и глава о подвесках и на этот раз останется не рассказанной.
- Что же ты, даже соврать как следует не смогла, - сказал я в отчаянии.