– Тьфу ты, черт! – в сердцах выругался Сашка. – Вечно какая-нибудь ерунда попадается!
– Вот я, например, хочу, чтобы все закончилось, – продолжала бурчать Настя. – Почему мое желание не сбывается, а Рыжика сбывается? Все ведь хотели, чтобы ты вернулся, но стоило это захотеть Верещагину, как ты появился…
– Он мой друг, – пожал плечами Миша. – Поэтому у него и получилось.
– А Васильев откуда взялся?
– Ладно, считай, что этого ты захотела, – миролюбиво разрешил Рыбкин.
– Не хотела я, чтобы он возвращался, – упрямо твердила Павлова. – Может, я хочу, чтобы вернулась Маша, которая заварила всю эту кашу. Чтобы сейчас было лето и каникулы.
– Размечталась! – хмыкнул Рыбкин. Слушал он ее невнимательно, его больше занимало, что там делает Сашка. С каждой минутой тот отползал все дальше и дальше.
Пойти за ним или не пойти? Далеко ли ему удастся забраться? Может, всадники спать легли и до утра не появятся? Тогда они могут легко, ничего не боясь, дойти до той тропинки, где все это началось…
– Вот пускай, пускай она возвращается и все это расхлебывает, – бубнила Павлова. – Пусть придет странная Света с лошадью и объяснит, какой такой запрет нарушен и кто его нарушил. Пускай придут все лыжники и немедленно помирятся с девчонками – нашли из-за чего враждовать!
– Не буянь, – шикнул на Настю Миша. – Хоти потише, а то сейчас сюда и правда весь лес сбежится.
– Пусть, пусть сбежится! – от души воскликнула Настя. – Зато всем все станет ясно.
Сашка добрался до тропинки. За спиной бормотала неугомонная Павлова, Рыбкин ей поддакивал. Мог бы и сюда подойти, вместо того чтобы там торчать. Вдвоем бы они быстрее проверили все эти сугробы. Ведь череп где-то совсем рядом. Стоит только копнуть поглубже, и он появится!
Перед Сашей было сразу два сугроба. Он тут же вкопался в один из них, оставив второй у себя за спиной.
Миша видел, как Сашка принялся усердно разваливать большущий сугроб. Снег летел во все стороны. Из-за этого снега, из-за темноты Миша не сразу разглядел, что сугроб за спиной Саши шевелится.
– Сашка! Осторожно!
Не задумываясь, Миша перепрыгнул через проклятую черту и побежал к тропинке. Настя, не переставая бубнить, пошла следом.
– Хочу, чтобы все вернулось! – канючила она. Из-за слабого зрения в темноте она практически ничего не видела, поэтому не сразу поняла, куда побежал Мишка, но на всякий случай тоже сдвинулась с места.
Сугроб развалился, выбрасывая из себя человеческую фигуру. Несколько секунд фигура пролежала неподвижно, а потом села в снегу.
– Не подходи! – заорал Мишка.
– Ай! – взвизгнул человек, откатываясь в сторону. – Чего тебе?
Это была Маша Жирнова.
Рыбкин повернулся к Насте.
– Хотела? – махнул он рукой в сторону появившейся девочки. – Получай!
Тут же ожил еще один сугроб. Из-под него поднялась скрюченная фигура, но Настя ее как будто и не замечала. Она в задумчивости стояла около тропинки, продолжая бормотать под нос свои желания.
На тропинке Токаев остановился. По ее бокам было очень много сугробов, и пропахать их все казалось нереальным. Но он чувствовал, что череп где-то здесь. Стоит только разрыть сугроб справа! Нет! Слева!
Сашка взбил ногами снег. Посветил фонариком.
Ничего интересного.
За спиной кто-то ходил. После света фонаря глаза безрезультатно вглядывались в темноту.
– Мишка! – позвал Токаев. – Рыба! Это ты?
– Тут я. – Мишка вышел на тропинку гораздо левее того места, где скрипел снег.
– А там кто ходит? – Саша повел фонариком в сторону.
– Павлова, – равнодушно протянул Рыбкин. – Бормочет себе под нос… Ты-то что делаешь?
– Интересно, – Сашка свалил ногой очередную снежную макушку. – Если они встают из снега, то как они там оказываются? Ползают под землей? Они же по лесу не скачут. У них как-то получается там исчезнуть, здесь появиться. Мистика!
Миша огляделся.
– Так оно и есть – мистика, – пожал он плечами. Трогать сугробы ему не хотелось, пусть они там себе лежат, если им лежится.
– Ну вот! – Сашка снова взбежал на сугроб. – Увидеть бы, как они лежат!
– Тоже мне интерес!
Сзади, между ребятами и проклятой чертой, подозрительно заухало, заахало. Они уже шагнули обратно, когда перед ними из темноты вынырнула Настя.
– Я и говорю, – она поправила сползающие очки и шмыгнула носом, – домой хочется.
Ребята с удивлением уставились на нее.
– Зачем ты за нами пошла? – зашептал Саша. – Сидела бы у костра, мечтала бы себе тихо.
– Интересно ведь, куда вы пойдете, – обиделась за такой прием Павлова.
– Никуда не пойдем. – Саша покосился на Мишу. – Постоим, постоим и вернемся.
Лес вздохнул, захрустел снег. Токаев испуганно обвел вокруг себя фонариком. В какой-то момент ему показалось, что из-за всех кустов на них смотрит по меньшей мере сотня глаз.
– Да выключи ты его. – Мишка потянулся к Сашиной руке. – Из-за него ничего не видно.
Без света на них навалилась абсолютная темнота.
– Чего стоять? – поежился Сашка. – Пошли куда-нибудь. – И он снова шагнул в сугроб.
Как только ребята скрылись между елок, из темноты появилась невысокая человеческая фигура с длинными рыжими волосами – Света. Она остановилась, прислушиваясь, потемневшие глаза цепко оглядели тропинку, разворошенные сугробы. Снова захрустел снег, выбрасывая из себя скрюченного человека. Какое-то время он возился в снегу, потом выпрямился, с трудом поднимаясь на ноги.
Это была Оксана.
За ее спиной появилась Маша Жирнова. Шагнули из темноты еще двое – низенький кряжистый мужчина и высокая женщина в очках. Те самые, кого однажды встретил Антон и кто сегодня проскакал с Машей.
Ветер качнул их фигуры, и все четверо одновременно сделали шаг вперед.
Света, скользя по поверхности снега, добралась до проклятой черты. Граница, проведенная призраками, еще больше почернела и углубилась. Поколебавшись, Света пересекла ее, глянула из-за кустов.
Поляну освещал высокий яркий костер. На границе света и тени, понурив головы, спали лошади. В стороне от них лежали седла. Две палатки замерли черными треугольниками. У костра шел негромкий разговор. Только Андрюха Васильев, до конца еще не пришедший в себя после своего возвращения, суетился у костра, то подкладывая полешки, то вороша прогоревшие угли.
Темные глаза девочки налились еще большей темнотой.
– Я вас заставлю бояться, – прошептала она. – Я вас заставлю уйти отсюда. Не уйти. Убежать!
Почуявшие что-то лошади дрогнули. Всхрапнул со сна Гравер.
Света беззвучно отступила обратно к черте. За ее спиной встали четверо, появившиеся из снега. Они дождались, когда Света кивнет, и, не спеша обогнув кусты, вышли на свет.
Света отошла еще дальше, и из снега тут же встали четверо лыжников в разноцветных спортивных костюмах. Трое мужчин и одна женщина. Все на лыжах.
Света опять кивнула, и лыжники, как по команде, двинулись с места.
Вскинулся снег, опять выпуская лыжников.
Со стороны поляны послышались удивленные возгласы.
Вторая партия лыжников скрылась за кустами.
Последний раз взлетел снег. У еще больше углубившейся черты встал сухонький старичок с шапкой-петушком на голове. Он поудобней перехватил палки и мелко засеменил по взрыхленному снегу.
Блестевшие чернотой глаза Светы стали бледнеть, выцветать. Она глубоко вздохнула, коротко моргнув, и растворилась в ночи.
А поляна все больше оживала. Появление новых людей разогнало дремоту.
За суетой никто и не заметил исчезновения троих ребят.
Лес насторожился. Снова зашевелился снег. Фыркнул вставший на ноги конь. Призрак поправил ноги в стременах, поднял голову. Вокруг царили радость, удивление, восторг.
Всадник недовольно дернул поводом, заставляя коня идти вперед. Все это было не то. Ему нужны были страх, ненависть, трепет. Ему нужны были отрицательные эмоции.
Сашка шел с края от лыжни, вспарывая сапогами снег. Миша, мелко подскакивая, бежал рядом. Идти ему никуда не хотелось, но и возвращаться одному было как-то боязно. Поэтому он шел вперед, втайне надеясь, что их прогулка ничем плохим не закончится.
– Найдешь ты их, что дальше? – не унималась Павлова, стараясь не отставать от одноклассников. – Они же наскакивать начнут.
– Не начнут, – Сашка с разбега запрыгнул на высокий сугроб. – Они нападают, когда их боятся. А мы сейчас сходим к той тропе, откуда они появились, найдем их и пошлем обратно. Как Рыжик говорил, так и сделаем.
– И тебе совсем не страшно? – Настя в очередной раз шмыгнула носом.
– Слушай, Павлова, – остановился Токаев. – Если ты такая пугливая, топай обратно. Мы тебя не звали. Правда, Рыба?
– Угу, – кивнул Миша, сосредоточенно глядя себе под ноги.
Настя обиженно засопела, отстала на несколько шагов и снова пошла дальше.
"Ага, не дождетесь! – злорадно подумала она. – Так я от вас и отстала! Держи карман шире! Фигушки! Вместе дойдем. Тут и бояться нечего. Лошади какие-то… Видела я этих лошадей! Ничего в них страшного нет".
Настя прибавила ходу, стараясь догнать ушедших вперед ребят. Она не смотрела по сторонам, чтобы не увидеть чего-нибудь лишнего. Поэтому пикирующую на нее птицу она заметила в последний момент.
Черная тень стремительно приблизилась к ней. Прежде чем споткнуться и растянуться на тропинке, Павлова успела рассмотреть огромный, светящийся в темноте желтый глаз.
Птица, гулко хлопая крыльями, полетела прочь. Настя осторожно подняла голову. Ребята, только что топавшие в двух шагах от нее, скрылись за поворотом. Вокруг стояла засасывающая тишина. Справа явственно послышался легкий хруст шагов. Кто-то бежал, мелко перебирая короткими лапками.
Павлова вскочила на четвереньки и нос к носу столкнулась с зайцем. Белый, пушистый, он сидел, сжавшись, тревожно водил влажным носом, косясь на Настю черными бусинками глаз. От неожиданности девочка открыла рот. Заяц был близко, очень близко, руку протянешь и коснешься теплого меха. Но шевелиться было боязно – вдруг заяц превратится во что-то страшное и укусит.
Зверек тоже не двигался, напряженно вглядываясь в Настю. Но вот он дернул головой, одно ухо встало торчком, он прислушался, а потом развернулся и поскакал прочь.
– Погоди! – в каком-то оцепенении прошептала Настя. – Постой!
Она поползла за зайцем. Ей очень захотелось еще раз как следует его рассмотреть, погладить по мягкой шерстке, подержать в руках. Но заяц убегал, смешно взбрыкивая задом. Делал он это неспешно, как будто зовя Настю за собой. Она и ползла за ним, ползла… пока заяц не исчез. Только что прыгал перед ней, мелькал белый хвостик. И вот уже никого перед Павловой нет.
Настя попятилась. Со всех сторон ее обступила темнота. Она почувствовала, как леденеют руки в промокших перчатках, как холодят ноги штаны, промокшие на коленках.
Павлова вскочила, завертелась на месте. Вокруг был лес. Темные стволы деревьев, хмурые елки.
Откуда она пришла?
Оттуда? – Там кусты, елки.
Оттуда? – Там сугробы, темные деревья.
Оттуда? – Там темнота, гудящий ветер.
"Только не бояться. Не бояться!" – начала уговаривать она сама себя. И тут же вспомнила общеклассную шутку, которую так любил рассказывать Паганель: "Попробуй хотя бы секунду не думать о белом зайце". А как о нем не думать, если он так навязчиво лезет в голову. Не секунду и не две, а постоянно! Так и страх, тонкой струйкой заползающий в душу. И ни скрыться от него, ни убежать.
Шарахнулась по веткам темная тень. Крупная птица, шурша крыльями, перелетела с дерева на дерево. Настя запрокинула голову, чтобы посмотреть на нее, и вдруг почувствовала, что заваливается на спину. Снег уходил из-под ног. Павлова опрокинулась навзничь. Падение было каким-то бесконечным. Она все летела, летела и не могла остановиться.
– Настя! – тихо позвал Миша. – Куда она делась?
Рыбкин с Токаевым стояли на просеке. Всю дорогу они слышали рядом с собой бормотания Павловой. Ее причитания так надоели ребятам, что они не заметили, как Настя от них отстала.
– Она где-то здесь, – прошептал Миша, вглядываясь в темные кусты. – Мы прошли всего-то ничего. Я точно помню, минуту назад она еще шла рядом со мной. – Он прислушался, а потом тихо позвал: – Настя! Выходи!
– Нам только не хватает потерять ее в зимнем лесу! – Сашка сделал несколько шагов назад. – Где мы ее будем искать?
– А если это всадники? – Миша опасливо оглянулся.
– Ерунда! – Чем дальше они шли, тем меньше Сашка помнил о черных призраках. Его сейчас больше интересовало, найдут ли они хоть что-нибудь там, куда идут. – Если бы это были всадники, мы бы их тоже увидели. Настя!
– Павлова! – гаркнул, осмелев, Рыбкин. По лесу прокатилось эхо – Не могла же она просто так отстать?
– Ей могло надоесть. – Сашка снова прислушался. – Может, она пошла обратно в лагерь?
– Так далеко одна? – засомневался Мишка. – Вряд ли.
– Ладно. – Токаев устал вслушиваться и вглядываться в непроницаемую темноту леса. – Давай дойдем до места, о котором рассказывали девчонки с конюшни, посмотрим, что там, а потом начнем искать Павлову. Не поворачивать же нам обратно, когда мы уже практически дошли!
Рыба молча пожал плечами. Ему казалось, что важнее найти неизвестно куда пропавшую Настю, чем снова идти вперед по темному лесу. Он засунул руки в карманы, соображая, что бы такое сказать неугомонному Токаеву. Правая рука наткнулась на шершавое железо.
Снова эта подкова!
Он вытащил ее из кармана. Сейчас подкова показалась ему слишком уж тяжелой. Или это он так сильно устал от бесполезной беготни по лесу?
Мишка задумчиво покрутил железку в руке, несколько раз подбросил вверх.
Откуда прилетела птица, он не успел заметить. Черная тень мелькнула над головой. Его обдало холодным сквозняком. Жесткое крыло царапнуло по щеке. Только что подброшенная подкова исчезла в скрюченных лапах. Несколько секунд Рыбкин стоял с открытым ртом, совершенно оглушенный таким поворотом событий.
– А… – только и смог выдавить он из себя, делая несколько шагов за улетевшей птицей. – Куда?
– Что стряслось? – нахмурился Сашка.
– Ты видел, да? – подбежал к нему Рыбкин, тыча пальцем в темное небо. – Видел? Как она, а?
– Кто? – ничего не понял Токаев.
– Птица! – заорал Мишка. – Видел? Налетела и подкову утащила.
Теперь они вдвоем уставились в темноту. После Мишкиных криков тишина казалась особенно зловещей.
– Слушай, – зашептал Рыбкин, – может, обратно в лагерь пойдем? Мне что-то уже ничего не хочется узнавать.
– Ага, – насупился Сашка, – топай. Заодно Павлову догонишь. Если ты такой трус, нечего было со мной идти!
Токаев зашагал по просеке, засунув руки в карманы. Он уже и сам не понимал, зачем и куда он идет, зачем вообще вышел из лагеря. Сначала ему хотелось найти череп коня Вещего Олега, для этого он перекапывал сугробы. Потом он вспомнил слова Рыжика о том, как тот уничтожил призрака. Под конец все его мысли сошлись на том, что если было место, где произнесено проклятие, то должно быть место и антипроклятия. И скорее всего, именно на этом месте они ухитрились развести костер. Поэтому-то всадники и не входили в их лагерь. А делов-то было всего ничего – дойти до места первоначального проклятия и попросить, чтобы все эти демоны убирались прочь.
И кстати – Сашка никого с собой не звал. Сами за ним пошли. Чего же теперь ноют? Он их не держит.
Просека вильнула в сторону. Вправо от нее побежала тропинка.
– Эта, что ли? – Сашка повернулся к Рыбе. – Про нее говорили?
– Про нее, – буркнул Рыбкин, косясь по сторонам. Он вспомнил, что совсем недавно шел отсюда к лагерю, глубоко убежденный, что все еще длится вчерашний день. – Осталось немного пройти.
Подбадривая друг друга, они сделали несколько шагов по тропе. Под ногами снова была лыжня.
Остановились.
Еще немного прошли. Снег глухо хрустел под ногой.
Токаев влез в сугроб. Разворошил его руками.
– И что? – удивленно спросил он. – Где эти всадники?
Кругом стояла все та же тишина.
– Может, фонариком посветить, они и придут? – робко предложил Миша. В душе он был рад, что никакие призраки не появляются.
Сашка несколько раз щелкнул переключателем. Желтый световой кружок пробежал по деревьям. Ничего не произошло.
– Надо еще пройти, – решил он. – Мы, наверное, не дошли.
Они сделали еще несколько шагов. Тропинка повернула, и только сейчас Мишка понял, что они на месте. Что именно здесь тогда на него налетел всадник. Отсюда он шел обратно в лагерь.
– Здесь! – тронул он одноклассника за плечо.
Сашка обернулся. Лицо его прямо на глазах удивленного Рыбкина вытянулось и стремительно побледнело. Миша заметил, что Токаев смотрит куда-то мимо него, и тоже обернулся.
Первым его желанием было заорать и броситься наутек.
Прямо за его спиной, на расстоянии вытянутой руки, стояла Павлова. Лицо у нее было мертвенно белым, синюшные губы сжаты, а широко распахнутые глаза медленно вытекали из глазниц.
Рыбкин шарахнулся назад, налетел на Сашку и вместе с ним повалился в снег.
Глава VII
Паника в лагере
Влагере вновь наступила тишина. Обе Кати сидели рядышком, одинаково зажав в ладонях кружки с горячим чаем. Рассказывать больше ничего не хотелось. И так все было понятно. Паганель в задумчивости ковырял палкой в ярко горевшем костре.
– Ну что, – встал он. – Давайте спать. Утро вечера мудренее. – Он посмотрел на ребят, сидящих у костра. – А Токаев с Рыбкиным уже в палатку залезли?
Верещагин тревожно оглянулся.
Раньше Мишка, отправляясь спать, всегда говорил об этом ему.
Он поднялся, окинул взглядом поляну.
– Нет, а чего ждать? – встрепенулся Васильев, делая очередной круг вокруг костра – с самого возвращения ему не сиделось. – Давайте что-нибудь сделаем.
– Что ты будешь делать в темноте? – покачал головой учитель. – Пошли спать.
– Его там нет, – воскликнул Антон, вылезая из палатки.
Все подняли головы.
– Кого? – повернулся к нему Олег Павлович.
Над лагерем пронесся громкий стон, ахнула какая-то птица. С шумом сверху шарахнулась темная тень. Обе Кати, взвизгнув, брызнули врассыпную от костра, побросав кружки. Лиза с Кариной вскочили.
Огромная ворона, распластав свои крылья чуть ли не на полполяны, пронеслась над их головами, шваркнула по кустам и растворилась в темноте.
Все замерли в немом оцепенении. Но тут гнетущую тишину нарушили проснувшиеся кони. Они нервно взбрыкнули, громко заржал Гравер.
На поляну вышли четверо – две пары следовали друг за другом.
Впереди шла невысокая худая бледная девушка с копной черных волос на голове. За ней, не отставая ни на шаг, двигалась девчонка лет тринадцати, с небольшим скуластеньким личиком, обрамленным короткими светлыми волосами. За их спинами, скромно потупившись, шли мужчина и женщина.