Он обернулся - как всегда, высоченный, чуть нескладный, похожий на бродячего рыцаря с гравюр. Заложил руки за спину, этак иронично вскинул левую бровь.
- Марта? Ну что ты, разумеется, не помешала. Это мы, пользуясь свободной минуткой, обсуждаем с господином Вегнером разные рабочие пустяки. У тебя всё в порядке?
- Да, спасибо. Я хотела спросить… можно я сегодня не приду в Инкубатор? А отработаю в какой-нибудь другой день, когда скажете.
Штоц взмахнул узкими ладонями - словно дирижёр перед оркестром.
- О чём речь, разумеется! Ты уже закончила проходить осмотр? Думаю, где-то минут через сорок будет автобус, нас всех отвезут к школе.
- Я, наверное, сама, так быстрее. Спасибо, господин Штоц!
Быстрее или нет - ей не хотелось встречаться с Никой, иначе пришлось бы снова придумывать отговорки. Ведь им с Чистюлей и Стефаном-Николаем ещё предстояла целая гора дел.
Они уже ждали Марту у сто двенадцатого, положили сумки на колени и тихо переговаривались. Здесь отчего-то народу было не в пример больше, какие-то тётки, пропахшие ядрёными духами, злые и решительные, аж не подходи, средних лет мужчина с нелепым париком на голове, парень на костылях, с громаднющей - в гипсе, что ли - ногой.
Тётки, как ни странно, цапались не между собой за кто раньше стоял - нет, они, плечо к плечу, выступали единым фронтом против отсутствующего, однако ж крайне зловредного "клеща", "прохиндея" и "гниды".
- Не слушайте его! "Нет у них распоряжений", как же! "Экспертов нет"! Это что, такая сложность? Тут диагноз поставить - раз-два, никакие приборы не нужны.
- Вот именно! Привезти привезли, а дальше что? Ни туда, ни сюда!
- Ну, нам-то грех жаловаться, - пробормотала одна из них - низенькая, в цветастом платке и серой кофте. Она сидела как раз возле парня на костылях и ни на минуту не выпускала его руки. - Другие-то вон…
Парень посмотрел на неё со странным выражением на лице и попытался сесть ровнее. Громадная его нога заскрежетала по полу, оставляя длинную трещину в линолеуме - словно распахнулась вдруг бескровная рана.
Тётки посмотрели на них с завистью и неодобрением, а мужчина в парике и вовсе не обернулся. Вообще за всё то время, что Марта здесь была, он ни шелохнулся, так и маячил возле стены, за кадкой с очередной медленно помирающей пальмой. Да он и сам казался такой же пальмой, превращённой в человека неким жестоким волшебником.
- Кадыш! - выглянул из-за двери ассистент в хрустком, белоснежном халате. - Входите.
Женщина в платке подхватилась, протянула руки парню, тот покачал головой и сам, с помощью двух металлических костылей, стал подниматься.
- Крандец линолеуму, - вполголоса сказал Чистюля. - Слушай, Марта, ты вообще не жди, они тут долго будут… Скажи, что с осмотра.
Тётки, услышав его, зловеще обернулись - и быть бы беде, да в этот момент пришла госпожа Казатул, с Аделаидой и Никой. Не обращая внимания на грозные выкрики, куда, мол, без очереди, она кивнула Марте и повела всех трёх в кабинет.
- …место вам не нужно, это только в плюс, - говорил врач. - Но вам придётся встать на учёт. И определиться с тем, где ваш сын находился с мая по сентябрь. Лучше где-нибудь посевернее. Родственники у вас есть в тамошних губерниях? Выясните, потребуется несчастный случай на производстве, этак месячной давности, хотя можно и что-то посвежее.
Тут он заметил госпожу Казатул и кивнул ассистенту:
- Займитесь.
Девочек подвели к столу напротив, где уже лежала чуть кренящаяся на бок, рассыпчатая гора медкарт. Ассистент принял все три, пролистал, останавливаясь то там, то здесь. Сказал, не поднимая взгляда:
- Можете идти, спасибо.
- …и поменьше разговоров, - продолжал врач, - ну, да это вы и сами понимаете. Обязан, однако, предупредить: в случае недолжного поведения возможны… скажем так, рецидивы. Вплоть до обострения, грозящего летальным исходом.
Выходя, Марта обернулась. Женщина в платке слушала, дробно кивая; парень - тот самый брат Тамары? - стоял рядом, тяжело навалившись на костыли и глядя мимо врача, на дешёвый календарь с репродукциями древних батальных полотен. Ассистент положил карту Ники в общую стопку, а вот такие же Аделаиды и Марты - в отдельную, поменьше; в ней было хорошо если три-четыре другие карты.
В коридоре Марта вдруг обнаружила, что никакие отговорки для подружки ей не нужны. Ника оживлённо обсуждала с молоденькой госпожой Казатул и Аделаидой новый сезон "Дорогих слёз", эпизоды первый и второй. То ли понимала, насколько необходимо отвлечь сейчас Штейнер от воспоминаний об осмотре, то ли намеревалась ни на минуту больше не оставлять медсестричку одну с изумрудноглазым господином Вегнером.
Так или иначе, Марта была наконец свободна! Вместе с богатырями она поспешила к выходу - тому, что вёл из левого крыла сразу к трассе. На остановке была толчея, едва впихнулись. Она ехала, уцепившись за поручень, и почему-то вспоминала тот день на поле - как сама себе намечтала всякой чепухи, поддалась мгновенному порыву. Что-то мешало, тревожило, как камешек в туфле.
Только Марта пока никак не могла сообразить, что именно.
Глава пятая. Цыплёнок по-тульски
Всё складывалось - лучше не придумаешь. Если бы не медосмотр, они попали бы к Стефану-Николаю домой одновременно с Уной, его младшей сестрой. А так их встретил только дед - человек широких взглядов, ветеран Второй и Третьей крысиных войн, герой, лично спасший Нусскнакера-младшего во время Падения игл. Об этом, впрочем, вспоминать он не любил - как и о годах, проведённых в одном из тогдашних артыков. В артыки, насколько знала Марта, отправляли людей опасных и неблагонадёжных, преступников, и что там делал господин Клеменс, она понять не могла, а расспрашивать было неловко.
Бабушек дома не оказалось, но роль заботливого хозяина дед исполнил легко и охотно: он напоил ребят чаем, а когда узнал, что те задержатся по крайней мере на час, выгнал их с кухни и заперся изнутри.
- Ну держитесь, - сказал Стефан-Николай. - Он тут на днях новый рецепт раскопал…
- Нам же ещё за остальными костями!..
Марта пожала плечами:
- Смирись, Чистюля. Как будто не знаешь: от нас тут уже ничего не зависит. И вообще, я вот лично жрать хочу, а господин Клеменс готовит вкусно. Но ты, если так не терпится, можешь бежать на поле прям сейчас, мы догоним, не бойся.
Чистюля на это издал губами протяжный и немелодичный звук, после чего заявил, дескать, вместо того, чтоб время терять - давайте к делу.
И они пошли в лабораторию, молоть кости.
Надо сказать, комната Стефана-Николая могла человека неподготовленного ввести в состояние восхищения, ужаса или паники - зависело исключительно от склонностей конкретной личности. Вообще квартира Штальбаумов была огромной и суперсовременной, с семью комнатами, просторным гостевым залом (скорее напоминавшем Марте салон магазина подарков), с двумя длиннющими балконами и одним коротким, с аквариумами вдоль стен и картинами на стенах… словом, с точки зрения Марты, квартира эта была местом, наименее приспособленным собственно для жизни. Исключение составляло лишь то, что являлось владениями Стефана-Николая: упомянутые выше комната да короткий балкон.
В этой комнате всегда пахло чем-то странным. Химикалиями, малиной, древними книгами, мокрым мхом, шоколадом, горелой пластмассой, а вот сегодня, например, - свежим кофе. Сама комната представляла из себя узкое пространство, оставшееся после того, как сюда втиснули кровать, стол размером со школьную доску, а также - высоченную стенку, забитую тетрадями, приборами, коробками, инструментами, пустыми и заполненными всякой чепухой банками… Возмутительней всего было то, что Стефан-Николай совершенно точно знал, где и что у него лежит; это напоминало выпендрёж и фокусничество, и азартный Чистюля не терял надежды когда-нибудь поймать приятеля на невнимательности - но пока терпел сплошные фиаско.
На балконе же Стефан-Николай оборудовал лабораторию - и это была ого-го какая лаборатория! Небось, не в каждом институте такая есть, о школах и говорить нечего.
Никто из Штальбаумов не допускался в эту святая святых - за исключением мелкой, вредной, но совершенно неотразимой Уны. И действовать следовало быстро, пока она не явилась из школы.
Откуда-то с верхней полки Стефан-Николай добыл ручную мельницу, из-под кровати вытащил костедробилку. Содержимое рюкзака и сумок вывалили на стол, рассортировали. Мелкие зубы и фрагменты следовало спрятать, наиболее крупные - перемолоть и тоже спрятать.
Чистюля при виде мельницы только вздохнул. Хотя официально использовать драконовы останки было запрещено, их, конечно же, добывали и пускали в дело. По интернету гуляли советы о том, как обезвредить кости, там можно было найти схемы мельниц и костеискателей, рецепты драковухи, рассказы об удачных попытках переплавить кости в червонное золото и о том, как из них вытачивать детали ко всяким хитромудрым механизмам, очень полезным, просто незаменимым в быту. Костным порошком пытались травить крыс, тлей, долгоносиков, его использовали при химиотерапии; из костей делали клавиши для особо дорогих фортепьяно с безупречным, манящим звучанием, амулеты от уныния и малодушия. И конечно, на ортынских рыночках кое-чем приторговывали - негласно, как бы совсем с другими целями. "Хотите оригинального щелкунчика, ага, в виде генерала Нусскнакера, это и патриотично, и практично. В большой семье, как известно, челюстью не щёлкают, ха-ха", - а потом ведь это уже твоё, не продавца дело, что ты на самом деле колешь стальным генералом, орехи или кости. Или просто держишь в виде украшения на буфете, а вы что подумали, господин проверяющий егерь?..
Но стоило всё это добро недёшево - и Чистюля, если уж лишился мельницы, то надолго. Теперь вообще его находка из сокровища превращалась в бесполезную, даже опасную вещь. Конечно, не один Губатый торговал в Ортынске порошком из драконовых костей, но после сегодняшнего случая остальные перекупщики затаятся, дураков нет.
- О, глядите-ка, глядите! - Чистюля оторвался от попыток расколотить очередной волнистый зуб и сделал погромче звук на широченной плазме, что висела над столом. Телик они включили, чтобы не привлекать внимание господина Клеменса. Да и новости надо было послушать.
Их как раз и передавали. Доблестный егерь, вздрагивая щеками, сообщал, что в результате планового обыска в одном из гаражей на улице Трёх Царей обнаружены подпольные склад и фабрика по переработке драконовой кости. Преступная группировка, причастная к созданию и использованию упомянутых склада и фабрики, задержана, ведётся следствие.
За спиной егеря видны были гаражи - в том числе и отцовский; вокруг толпились зеваки, но выглядело всё так, будто в остальные никто не совался, только в тот, который принадлежал Губатому. И на дворе, когда снимали сюжет, было утро, никак не полдень.
- Они всё знали заранее, - сказал Стефан-Николай. Он как раз добывал из недр стенки всяческие ёмкости для хранения порошка и зубов. И явно был не в восторге от новостей.
- Так это ж здорово! - хмыкнул Чистюля. Приналёг, нажал. Откинул стальную челюсть и принялся вытряхивать обломки в миску, из которой их потом выбирала Марта. - Значит, все довольны. Егеря раскрыли крупное дело, Губатый не сдал своих приятелей…
- Но кто-то, - тихо завершил Стефан-Николай, - вбросил ошибочную информацию. Про обыск после обеда. Понимаешь?
Челюсти отвисли: и та, которой Чистюля собирался расколоть ещё один драконов зуб, и собственно Чистюлина.
- Но ведь за нами… за нами же никто не следил.
- Или мы никого не заметили.
Марта плотно закрутила и передала Стефану-Николаю заполненную доверху кофейную банку.
- Слушайте, - сказала, - какая теперь разница? Если это случайность, смысла нет дёргаться. А если кто-то действительно хотел… ну, я не знаю, спугнуть там нас или не нас, - ладно, спугнули. Дальше что? Дома у нас ничего нет, в гараже тоже. Придут проверять - да пожалуйста! А вы вообще не при чём, главное - тебе, Чистюля, не таскать порошок с собой. Стефа вряд ли будут проверять, им просто в голову не придёт. Да и наглости не хватит.
И тут она подумала про Людвига. Про Людвига, про отца, про то, как легко при обыске можно подбросить что-нибудь в дом. Был бы повод.
Но и здесь она уже ничего не могла поделать, верно? Ведь не могла же?!
Чистюля вдруг откашлялся и встал. Судя по его лицу, дело было серьёзное, так что на сей раз даже Стефан-Николай воздержался от едких комментариев.
- Я вот думаю… а может, ну его? - Бен вздохнул так глубоко и надрывно, словно собирался наконец-то признаться в любви Терезе Когут из параллельного "В". - Это, конечно, деньги. И большие, да. Я понимаю. Но если уж так всё пошло - выбросить к чёрту, сейчас прям пойти - и в унитаз. Или нет, в унитаз плохо, люди могут пострадать… Зарыть тогда! Взять и зарыть, а?
Стефан-Николай пожал плечами:
- Да я не против. Мне для опытов много не нужно, я отложу, а остальное - как хотите. Я думал, это тебе и Марте необходимо.
- Но подставляем-то мы тебя!
Он улыбнулся:
- Серьёзно? Если ты только из-за этого - забудь. Марта правильно сказала: им наглости не хватит сюда сунуться. Обыск в доме господина Штальбаума? Хочу на это посмотреть. Отец им головы поотрывает.
Марта слушала их, закусив губу. Прикидывала, взвешивала. Решала.
Стефан-Николай, щёлкнув пультом, выключил телик и повернулся к ним, серьёзный как никогда.
- Слушайте, давайте начистоту: ситуация - хуже некуда. Она и раньше-то… сами знаете: если связался с костями, по-другому не бывает. Но сейчас - просто абзац. И становится только хуже. И что Губатый…
- Я знаю, знаю! - не выдержала Марта. - Ты мне говорил… вы оба говорили, чтобы я с ним не связывалась. Но это моё решение, понятно!
- И что Губатый попался, мне не нравится, - как ни в чём не бывало продолжал Стефан-Николай, - и что обыски начались, и что вдруг всплыл странный Чистюлин многознающий ванхельсинг. И это, кажется мне, ещё не конец. Но посмотрим с другой стороны. Для Бена кости - реальный шанс подсобрать хоть немного денег.
Дело, впрочем, было не в шансе даже - в необходимости. Чистюля никогда не брал в долг у Стефана-Николая, хотя тот предлагал, Марта знала. А с учётом пьющего отца и матери, которая вкалывала с утра до вечера, но зарабатывала гроши, - перспективы на поступление у Бена были аховые. Значит - армия. Со всем, что из этого вытекало.
- Дальше - Марта. Та же история: Губатый, каким бы мерзавцем ни был, позволял ей зарабатывать. А Инкубатор это хорошо, но так, на карманные расходы, верно? И теперь, когда Губатый попался, много ли появится других вариантов?
Он помолчал, обвёл их вглядом.
- Осталось меньше года. К концу весны…
- Или мы выкарабкаемся отсюда, - подытожил Чистюля, - или - уже никогда.
- Что предлагаешь? - спросила у Стефана-Николая Марта.
Тот взял со стола самый крупный зуб, развернул плёнку, взвесил его в руках.
- Предлагаю…
И в этот момент дверь распахнулась, в комнату вошёл господин Клеменс. Он улыбался и катил перед собой тележку, какие бывают в кино - на них обычно привозят в номер отеля ужин. Здесь, конечно, сервировка не блистала, но приготовлено всё было с любовью и вкусом, дед Стефана-Николая обожал заниматься стряпнёй и не упускал случая побаловать друзей своего внука чем-нибудь вкусненьким. Одно время глава семейства, господин Георг Штальбаум, пытался, чтоб всё было как у правильных людей: нанял повариху, с лучшими рекомендательными письмами, - но та в конце концов сдалась и уволилась: делать ей в этом доме было решительно нечего.
На сей раз посреди тележки разлёгся - Марта это сразу поняла - цыплёнок по-тульски, в пикантном соусе. Фирменное блюдо господина Клеменса, который, согласно семейной легенде, в артыке познакомился с одним выходцем из Крайней Туле - а уж тот обучил его нескольким экзотическим рецептам. Разумеется, в артыках ничего такого не готовили - да и не могли; рецепты пересказывали друг другу как диковинные истории. Как заклинание - в надежде на то, что когда-нибудь выберутся и всё это сумеют попробовать.
- Что ж вы на стук-то не отвеча… - Голос господина Клеменса вдруг прервался. Дед - высокий, седой красавец, всегда сохранявший армейскую выправку, - замер и как будто стал меньше ростом. Лицо его сделалось бледным, неживым, губы задрожали. Он рывком, не оглядываясь, захлопнул дверь и привалился к ней спиной.
- Деда?.. - аккуратно спросил Стефан-Николай. - Ты чего?
Господин Клеменс помолчал, наконец заставил себя выпрямиться и оторваться от двери. Он задвинул защёлку - обычную, хлипкую, такую вышибить хватит одного удара - и осторожно пересёк комнату. Как будто шёл по полю, усеянному… ну да, драконьими костями.
- Давно это здесь? - спросил он, не глядя ни на Марту, ни на Чистюлю. Лишь на собственного внука. - Давно это находится в нашем доме?
- Только что принесли, - быстро сказала Марта. - Мы только что…
Он вскинул руку - Марта замолчала.
Тогда старик протянул ладонь и взял у Стефана-Николая этот зуб.
- Мы обезвредили их, деда. Мы же не дураки.
Господин Клеменс повертел зуб так и сяк, глядя на него, словно на старинного знакомого. Или - на голову заклятого врага.
Он провёл корявым пальцем по волнистому краю, сверху вниз, повторяя каждый изгиб. Ладони у него, как и у Стефа, были в шрамах - вот только вряд ли шрамы господина Клеменса остались после химических опытов.
Зуб был чёрным, как и все прочие, но там, где его касалась человеческая плоть, из глубины словно проступали, проявлялись изумрудные искорки.
- "Обезвредили"? - Господин Клеменс опустил зуб на обрывки плёнки и фольги. - И как, позволь тебя спросить?
Ребята переглянулись. Марта хотела было ответить, но Стефан-Николай опередил её:
- Неважно, как. Ты же не об этом хочешь поговорить, верно?
Старик отряхнул ладони, тщательно вытер их носовым платком.
- Умные, - произнёс устало. - Не дураки. И что вы планировали со всем этим делать? Сдать егерям? Перекупщикам? Новости-то вы смотрели, а?
Он поглядел на них и коротко кивнул:
- Значит, смотрели. Это всё… как-то связано с тем делом?
- И да, и нет. К лаборатории мы не причастны, клянусь.
- Просто хотели им перепродать, - снова кивнул старик. Он пристукнул пальцами по столу, несколько обломков закачались из стороны в сторону, один даже подпрыгнул. - Кто-то знал?
Тишина.
- Стало быть, знал. Когда вы их добыли? Да не молчите же, чтоб вас… - В последний момент он сам прервал себя и жахнул по столу, на этот раз всем кулаком.
- В воскресенье, - сказала Марта.
Терять уже было нечего. Да и врать не хотелось - господин Клеменс всегда хорошо к ним относился.
- Примерно после обеда, если это важно.
- Хранили где?
- У нас в гараже. В смысле - у меня.
Он пожевал нижнюю губу, вздохнул.
- Много народу с тех пор перебыло рядом с ними?
- Туда вообще никто не ходил до сегодняшнего утра, - вмешался Стефан-Николай. - И будь добр, не разговаривай с нами так, словно мы… словно мы младенцы какие-нибудь!
Господин Клеменс внезапно успокоился и даже, кажется, воспрял духом. Он пригладил изломанной своей пятернёй снежно-белую шевелюру, потом сложил руки на груди и заявил: