Дрожа, как лист на ветру, торговец уставился на Плаксу с безумной надеждой в глазах. Плакса подумал даже, что в этом взгляде есть что-то ненормальное: наверное, этому продавцу его работа явно не подходит, и ее нужно менять как можно скорее.
А продавец прохрипел:
- Окарина - это такой музыкальный инструмент. Похоже, что у тебя есть музыкальный слух. Ты умеешь играть?
- Во что?
- Не во что, а на чем - на каком-нибудь музыкальном инструменте.
- Я умею свистеть в два когтя. Получается очень громко, - похвастался Плакса.
- Отлично. Прекрасно. - Торговец бухнул на пол свой дорожный сундук. - Так как насчет окарины? Они сейчас в моде. Все играют на окаринах.
С этими словами он открыл баул и вытащил оттуда странный музыкальный инструмент. Он был сделан из необожженной глины и больше всего походил на грубо сделанный глиняный горшок. Ласка объяснил Плаксе, что нужно дуть в трубку, а пальцами нажимать на дырочки, расположенные в нижней части глиняного горшка. Торговец сыграл несколько нот, а потом, опасливо оглядевшись, отнял инструмент от губ. Он, казалось, чего-то ждет, но, обнаружив, что ничего не произошло, он снова повернулся к Плаксе и продолжил:
- На нем играть очень легко. А научиться можно просто мгновенно. Еще две недели назад я не мог сыграть ни единой ноты. Как только начнешь играть, сразу научишься.
- Правда? - спросил Плакса. - Можно я попробую?
- Нет. Это негигиенично, - возразил продавец и опасливо посмотрел на дверь. Нюх и Грязнуля прогуливались, что-то оживленно обсуждая. - Послушай, если ты хочешь получить окарину, бери. Мне ничего не надо взамен. Так ты хочешь? - В голосе ласки слышалось самая настоящая тревога, Плакса даже немного забеспокоился. - Так скажи, что ты хочешь взять эту окарину, и я ее тебе тотчас отдам.
- Хорошо, - сказал Плакса, протягивая лапу.
- Нет, - продавец отступил назад, - ты должен сказать: "Я хочу взять эту окарину". Скажи так!
В его голосе слышалось самое настоящее отчаяние. Казалось, что он находится на грани истерики. Он с таким умоляющим видом смотрел на Плаксу, что тот содрогнулся.
Он почувствовал жалость к бедняге и произнес:
- Ладно, хорошо, "я хочу взять эту окарину". Ну вот, я сказал все, что нужно. - Ласка взял инструмент из ослабевшей лапы продавца. - Но должен сказать, что тебе, дружище, стоит сменить работу. Ты все принимаешь слишком близко к сердцу, так нельзя. Нужно быть поспокойнее. Наверняка не все стали бы говорить с тобой так вежливо, но… - Плакса вытащил из кармана несколько монет, собираясь вручить их продавцу, но с изумлением обнаружил, что тот исчез. - Эй, сколько я тебе должен? - с недоумением спросил ласка, но странного малого уже не было.
- Куда он делся? - спросил Плакса у епископа.
Епископ читал какую-то книгу в черном переплете, медленно шевеля губами и иногда странно поводя лапой. Плакса, конечно, знал, что священники не любят, когда их отрывают от дела, но удержаться от вопроса не мог.
- Кто? - переспросил епископ.
- Этот продавец Он дал мне окарину, а потом словно испарился… Вы видели ласку, который прошел мимо вас? - тотчас спросил Плакса у своих друзей, которые только что зашли в купе.
- Кого? - не понял Нюх. - Ах, этого продавца. Да, он промчался по коридору, задевая своим баулом за стены. А почему ты спрашиваешь?
- Он всучил мне эту штуку, а когда я полез в карман за деньгами, его и след простыл.
Плакса показал окарину.
Грязнуля фыркнул:
- Опять ты транжиришь деньги! Помнишь, что случилось, когда ты купил ту глупую завывалку?
- Никакая это не завывалка, а губная гармошка! - возмутился Плакса. - Ну да ладно, речь не о том.
- Как раз о том! - не успокаивался Грязнуля. - Ты помнишь, чем все закончилось в прошлый раз?
- Я не виноват!
- Нет, виноват! У тебя нет слуха! В прошлый раз я целых три недели терпел завывания твоей гармошки, но так ни разу и не услышал какой-нибудь осмысленной мелодии.
- Уф! - не выдержал Плакса. - В конце концов, за окарину я ни гроша не заплатил! Продавец просто отдал ее мне.
- А что это тут написано? - поинтересовался Грязнуля. - Вон, прямо под дырочками?
Плакса, который не видел надписи, перевернул свое приобретение и разглядел маленькие буквы на боку инструмента. "Сыграй разок, спущу поводок", - гласила таинственная надпись.
- Что еще за поводок? - удивился Грязнуля.
- Наверное, на котором держат охотничьих собак, - предположил епископ, довольный тем, что может быть чем-то полезен.
- Спустит поводок? Наверное, спустит кого-то с поводка, - пробормотал Нюх. - Звучит как-то тревожно, вы не находите?
- Вовсе нет, - бодро отозвался Грязнуля. - Просто если Плакса заиграет, окружающие сразу захотят спустить на него собак, лишь бы он замолчал.
- Да ну тебя! - возмутился Плакса. - Вечно ты какие-нибудь гадости говоришь!
Он поднес окарину к губам и дунул. Потом, сам не понимая хорошенько, как это у него получается, ласка приложил пальцы к дырочкам и принялся перебирать, извлекая странную мелодию. Звуки, вылетающие из окарины, казалось, доносятся откуда-то из потустороннего мира - такие они были заунывные и мрачные. Они сами складывались в примитивную мелодию - древнюю и таинственную. Народная музыка, сложенная в незапамятные времена и дошедшая до наших дней? Непонятно почему, но у всех присутствующих встала дыбом шерсть и почувствовали, как кровь похолодела в жилах. Все хотели, чтобы эта странная музыка прекратилась, но никто не мог ее остановить. Наконец один из них нашел в себе силы и прервал странную мелодию.
- Хватит! - выдохнул епископ. - Это музыка темных сил! Я чувствую это всеми фибрами души. Мы играем с огнем, слушая такое…
- Эй! - воскликнул Плакса, отнимая окарину от губ. - Я и не знал, что умею так здорово играть! Должно быть, это врожденное. Наверное, у моего отца был талант и я унаследовал его. А может, моя бабушка тоже играла на окарине?
Он явно гордился собой.
Но, пока он говорил, откуда-то вынырнуло нечто черное, похожее на огромное одеяло, - и прицепилось к окну. Странное существо трепал ветер, но оно не отлипало от стекла, казалось, оно пытается пробраться внутрь. Вид у него был столь ужасен, что, наверное, даже человек упал бы замертво, завидев страшилище. Впрочем, наши ласки оказались покрепче некоторых людей. Они просто закричали и принялись швырять в окно всем, что попадало под лапу, чтобы напугать кошмарное создание и заставить его убраться.
- Кто это? - верещал Плакса. - Он пришел за мной?
Нюх, который единственный из всех сохранял спокойствие, сообщил:
- Полагаю, он хочет сожрать всех нас, вне зависимости от того, кто есть кто. Мне еще не доводилось видеть сверхъестественных созданий, ну, если не считать, конечно, того случая, когда пришлось разгадывать тайну пса-демона Оккервильских болот. Нет, смотрите, как эта тварь разевает пасть! В ее глазах могильный холод. Слышите, как она воет и бьется за окном! Она ведь не отстает от поезда!
- Да-а, я вижу, - простучал зубами Плакса. - Какой ужас!
- Ладно, - сказал всегда практичный Грязнуля. - Но как же нам избавиться от этой твари?
- Нужен свет, - пробормотал епископ, - и довольно яркий.
Действительно, в купе было темновато, лишь над багажной полкой горел небольшой и неяркий газовый фонарь. Грязнуля выскочил в коридор, а все остальные снова уставились на страшное создание за окном. Все время, пока он ходил за светом, тварь терзала оконную раму, пытаясь прорваться внутрь. К счастью, она оказалась не настолько сильна, чтобы разбить стекло или выломать деревянную раму. Тварь вперила взгляд в несчастных ласок и епископа-горностая, она разевала страшную пасть и вопила. Больше всего она походила на рваное черное покрывало с облезлой бахромой.
Наконец вернулся Грязнуля и принес лампу, которую ему дал проводник. Она горела гораздо ярче, нежели та, что висела у них в купе. Грязнуля поспешил к окну и поднес лампу к стеклу, прямо к глазам чудовища. Тварь завопила громче, а потом отлепилась от окна и улетела прочь. И вдруг уже весь поезд окутала зловещая тьма. Плакса заорал от страха. Но оказалось, что поезд всего-навсего въехал в туннель. Конечно, здесь царил такой мрак, что можно было подумать, что они спустились в преисподнюю, но, с другой стороны, страшная тварь вроде бы отстала.
Епископ бессильно опустился на свое место, лапы у него дрожали. Он был уже довольно стар для подобных приключений, и вряд ли его сердце могло выдержать такие переживания. Грязнуля пожал плечами и отправился вернуть лампу проводнику. Плакса забился в угол и затравленно смотрел оттуда на своих спутников. Нюх раздумывал над создавшимся положением.
- Надо избавиться от окарины, - сказал он Плаксе. - Из-за этой мелодии и появилось привидение.
- Так ты думаешь, это привидение? - воскликнул несчастный Плакса.
- Я уверен. Его вызвала к жизни древняя мелодия, которую сочинили, должно быть, в незапамятные времена. Наверное, еще ласки костяной эры, вернее, их шаманы вызывали его из мира мертвых. Кто знает? Они раскрашивали себе шкуры ягодным соком, а потом танцевали специальные танцы, входили в транс и колдовали в полнолуние. Я слышал, что такие племена населяли Поднебесный в далеком прошлом. Должно быть, они и сделали эту окарину, чтобы вызывать духов и привидения из подземного мира, такого далекого, что цивилизованные ласки и представить не могут.
- Боюсь, вы правы, - отозвался епископ, пытаясь пригладить вставший от ужаса дыбом мех. - Я уверен, что вы правы. - Он пожал плечами. - На вашем месте я бы вышвырнул этот злосчастный инструмент в окно.
Плакса тотчас достал окарину, а епископ помог ему открыть окно. Ласка выкинул инструмент в непроглядную темень и собрался уже было сесть на место, как вдруг заметил, что окарина как ни в чем не бывало лежит на полке. Он попытался выбросить ее еще раз, однако, как быстро он ни захлопывал окно, злополучный инструмент возвращался.
- Тогда, - разозлился Плакса, - я разобью ее!
И он изо всей силы швырнул окарину об пол, а потом растоптал осколки. Грязнуля к этому времени вернулся и помог другу расшвырять кусочки по углам. Но уже в следующую минуту они наблюдали, как разбитые куски окарины сползаются на середину купе и снова соединяются в целое. Ласки пытались разделаться с окариной еще дважды, но безуспешно.
- Я понял, - наконец убитым голосом произнес Плакса. - Ее дали мне. И теперь я могу только передать ее кому-то другому.
- Нельзя так поступать, - сказал Грязнуля.
- Это нечестно, - подтвердил епископ.
- Неэтично, - добавил Нюх.
Но Плакса не слушал их. Он попытался вручить окарину пассажиру, который проходил по коридору. Этим пассажиром оказался ласка, но он сразу заподозрил, что дело нечисто, и наотрез отказался брать окарину. Нет и нет. Он бы еще понял, если бы Плакса пытался ее продать, но когда тебе отдают что-то даром и еще упрашивают взять - нет. Прошло еще три пассажира. Все они отнекивались и старались побыстрее ускользнуть от назойливого Плаксы. В конце концов он не выдержал и просто запихнул надоевшую окарину в сумку проходящего мимо купе горностая.
- Ну вот, - с удовлетворением объявил он, плюхаясь на свое место. - Избавился.
- Бедняга, - сказал Грязнуля, имея в виду горностая, в сумку которого перекочевал ненавистный предмет, - он до смерти перепугается.
Но, когда Плакса достал свой вещевой мешок и зачем-то полез в него, оказалось, что окарина преспокойно лежит там.
- Полагаю, - мрачно заметил он, - что животные, которым я пытался ее отдать, не хотели ее получить. - Он вспомнил, при каких обстоятельствах сам получил музыкальный инструмент. - Пускай она останется со мной. Но я ни за что больше не стану на ней играть. Никогда. Пусть она просто лежит у меня в сумке. Однако со всеми этими волнениями я ужасно проголодался. У нас есть что-нибудь перекусить?
- У меня есть печенье, - отозвался епископ, раскладывая на коленях платок, - угощайтесь.
С этими словами он достал печенье и только хотел отправить его себе в рот, как в дело вмешался Грязнуля.
- Гав-гав, - сказал он и уселся перед епископом, умильно глядя на печенье в его лапе. - Гав. - А потом, к вящему изумлению бедняги епископа, Грязнуля подпрыгнул и, выхватив у него из пальцев печенье, весело им захрустел.
- Боже всемогущий! - воскликнул епископ. Он никак не ожидал такого от ласки.
- Ох, нет, - простонал Плакса. - Только не это.
- Успокойся, Грязнуля, - строго приказал Нюх. - Фу!
Епископ испуганно переводил взгляд с одного ласки на другого. "Неужели все они ненормальные?" - эта мысль явно читалась у него в глазах. Что и говорить, с попутчиками ему явно не повезло.
16
Следующая станция была конечной. Местечко, где они оказались, называлось Воющие Холмы - когда-то здесь водились волки, которые собирались стаями и выли по ночам в низине за маленькой деревушкой. Разумеется, волки давным-давно перебрались в более спокойное и безопасное место, ведь всего в трех километрах отсюда проходила линия фронта, а постоянная стрельба и грохот орудий мало способствуют упражнениям в хоровом пении. А к нему волки относились весьма серьезно.
Волки принадлежали к тем созданиям, которые искренне полагают, что обладают замечательными голосами и врожденным слухом. Как выразился мудрейший из них, философ За-Гры-Зу: "Каждый волк обладает голосом ангела и лишь по причине отсутствия крыльев оказался на земле". Разумеется, что все остальные обитатели близлежащих лесов и полей были просто счастливы, что у волков нет крыльев, иначе они могли бы бросаться на мирных зверей еще и с неба, как орлы, коршуны и прочие хищники. Особенно радовались этому обстоятельству овцы, ибо ягнятам нередко приходилось служить обедом для этих любителей хорового пения.
Едва поезд подъехал к станции, Плаксу осенила блестящая идея.
- Эй, послушайте-ка, - обратился он к епископу, который снимал с багажной полки потрепанный саквояж, - а почему бы вам не освятить окарину? Тогда бы мы сразу избавились от этого привидения, духа или что это было?
- Освятить? - с недоумением спросил епископ, поставив на пол саквояж. - И как, по-вашему, я бы смог это сделать?
- Ну, - вмешался Грязнуля, оправившийся от первого удивления, вызванного словами Плаксы, - вы же священник, а значит, лучше нашего знаете, как такое делается. Вы освящаете и изгоняете злых духов. Тем более что у вас в лапах священная книга, так неужели в ней нет подходящей молитвы? Вы можете зажечь свечи и побрызгать святой водой на окарину, вот и все.
- Но я не настолько религиозен, - возразил горностай. - Да и по правде сказать, я вообще не имею права проводить никаких церковных обрядов.
- Грязнуля, Плакса, - прервал его Нюх, - вы ошибаетесь. Никогда не судите о книге по ее обложке, а о священнике по его одеждам. Этот горностай ни в коей мере не является священником, он вообще никак не связан с церковью. Думаю, вы заметили, что у него даже митра надета задом наперед. Ни один настоящий епископ не допустил бы такой оплошности.
- Неужели? - воскликнул горностай, поворачивая свой головной убор в надлежащее положение. - Спасибо, что сказали. Я и не знал, что перевернул митру.
- Стыдитесь! - с возмущением вскричал Грязнуля. - Как вы осмелились притворяться священником!
- Нет-нет, вы ошибаетесь, - сказал епископ, который на самом деле совсем и не был епископом. - Так уж получилось случайно, и все из-за моего хобби.
- Говорите понятнее, - фыркнул Плакса.
- Он хочет сказать, - пояснил Нюх, которого совершенно не удивляло происходящее, - что его епископские одежды совершенно не означают того, что он священник.
- И как же такое может быть? - произнес Грязнуля тоном заядлого полицейского.
- Очень просто - все дело в шахматах, - дрожащим голосом пояснил горностай. - Я изображаю шахматную фигуру. Я принадлежу к обществу любителей шахмат. Каждый год мы здесь собираемся, чтобы отметить очередную годовщину существования нашего общества. Как вы понимаете, шахматы - это тоже своего рода война, поэтому мы и выбрали место достаточно близкое к линии фронта. Посмотрите в окно…
Поезд как раз подошел к станции, и, выглянув в окно, ласки обнаружили, что по платформе прогуливаются горностаи, одетые в средневековые латы рыцарей, горностаи-короли в коронах и мантиях и простые солдаты, правда носящие форму давно минувших времен.
- Собрание шахматных фигур, - пробормотал пораженный до глубины души Грязнуля. - Но что за книгу вы читали?
- Если бы вы пригляделись получше, - ответил Нюх, - то увидели бы, что это книга по теории шахматных дебютов. Полагаю, что наш попутчик изучал различные защиты. Я прав?
- Да, - отозвался пораженный горностай, глядя на Нюха с изумлением. - Но как вы догадались?
- Элементарно, мой дорогой друг, совершенно элементарно. Во время чтения вы скрещивали когти, как это обычно делают галлийские ласки. Ну а поскольку я имел с ними дело, то знаю, что такой жест означает "защита". Все объясняется очень просто, не так ли?
- Замечательно, - пробормотал горностай, на которого объяснение произвело неизгладимое впечатление.
Плакса до сих пор смотрел в окно - он никак не мог оторвать глаз от горностая-шахматиста, несущего на себе не то какой-то ящик, не то гроб.
- А этот-то что здесь делает? Он что, перепутал костюмы? Или что?
Нюх покачал головой:
- Думаю, он одет ладьей в соответствии с прямым значением этого слова. Хотя шахматная ладья сделана в виде башни, а отнюдь не лодки. Похоже, что остальным "фигурам" это не очень-то нравится.
Они вышли на платформу. Епископ поспешил к своим друзьям и принялся энергично обмениваться приветствиями с теми, кого не видел целый год. Один из горностаев был в королевской мантии и короне.
- Шах тебе! Как же я рад тебя видеть, дружище, - донеслось до ласок.
- Шах и мат! Не встречались целую вечность! Но ты нисколько не изменился!
- Вот уж лорды в анораках, - пробормотал Грязнуля.
- Это что еще за "анорак"? - спросил Плакса.
- Пингвинье слово, обозначающее тех, которые собираются немалой компанией, чтобы потолковать о значении царапин на костях мертвого лося, - мрачно отозвался Грязнуля.
А Нюх тем временем решил, что коль скоро в городке всего одна гостиница, то надо остановиться именно там.
- Можно, конечно, заночевать и в лесу, - пояснил он своим спутникам, - но, по-моему, не стоит этого делать. Мне рассказали о призрачной лошадиной голове, которая прогуливается по здешним местам ночами. Обычно истории о подобных сверхъестественных явлениях - выдумки, но кто знает, вдруг именно эта окажется правдой.
- Что еще за лошадиная голова?
- Это голова лошади, но без туловища Она парит в воздухе и кусает путников, которым взбрело в голову выйти на улицу после полуночи. У этой головы глаза как горящие плошки и железные зубы, а из пасти валит дым, который пахнет серой, как и все в подземном мире. Говорят, что как только голова укусит кого-нибудь, тот сам превращается в такую же лошадиную голову и скитается по болотам в поисках жертвы.