– То-то у меня иногда живот болит, особенно если много шоколада съем! Шутка. Ладно, молись. Только недолго.
Аня склонила голову и начала читать молитву:
– Очи всех на Тя, Господи, уповают…
Михрютка на потолке съежился в комочек и задрожал: ему показалось, что Аннушка прямо под ним разожгла костер, от которого к нему летят раскаленные искры молитвенных слов.
– И Ты даеши им пищу во благовремении, – продолжала Аня, – отверзаеши Ты щедрую руку Свою и исполняеши всякое животное благоволение. А ты, Юля, скажи "Аминь".
– Это еще зачем?
– Ну, ты же слушала молитву, а когда ты говоришь "Аминь", это значит, что ты с нею согласна. "Аминь" значит "истинно, верно".
– Аминь! – заорала Юлька и схватила ореховый йогурт.
От неожиданного Юлькиного "аминя" Михрютка поперхнулся и проглотил накопленную в пасти ядовитую слюну. Сильный, видимо, был яд, потому что от него у самого домового сразу же скрутило брюхо. Обожженный и отравленный, он уполз обратно в свой угол. "Ничего, – подумал он. – Там еще йогурт остался, успею яду набраться и все равно исполню дельце, которое мне хозяйка доверила. Надо же, молиться перед едой вздумали, дуры какие! Михрюточку обидели и без отравы остались!"
– Ань, а про какое животное в этой молитве говорится? – спросила Юлька.
– "Живот" по церковнославянски значит "жизнь", а "животное"…
– Понятно – жизненное! – перебила ее Юлька и похлопала себя по животу. – Да здравствуют животные радости! Интересно, а бандиты не забыли положить ложечки для йогурта? Нет, не забыли. Культурные бандиты нам попались!
– Это еще вопрос, кто кому попался…
– Выше нос, сестрица! Держи свой черничный!
Съев по йогурту, девочки перешли к сладостям, запивая их пепси прямо из бутылок.
– Где-то сейчас наш папа? – вздохнула Аня.
– В офисе, наверно, где же еще? Ты думаешь, бизнесменом легко быть? Он так крутится, так крутится весь день!
– "Живет-бывет купец, и бывут у него две дочки"…
– Это что за сказка?
– Это папа еще в Пскове сочинил про себя и про нас с тобой. Он сказал, что бизнесмен – значит купец.
– Ну да. Или ворюга.
Аня поперхнулась сухим пирожным. Юлька бросилась колотить ее по спине.
– Да тише ты, Юля, спину мне сломаешь! Все, проскочило уже. Юль, а почему ты сказала, что бизнесмен – значит купец или ворюга?
– Да не "купец или ворюга", а "или купец, или ворюга", – это две большие разницы. Бизнесмен, который честно ведет дела, как наш папка, – это купец, а бизнесмен, который ловчит и всех обманывает, – это ворюга. Поняла теперь, простота?
– Теперь поняла. Ты меня, Юля, так больше не пугай, ты выражайся точнее, ладно?
– Буду стараться, но уж как получится. У меня по литературе тройка.
– А по русскому?
– Само собой! Зато по английскому годовая – пять! Спикаю не хуже других, а читаю почти свободно.
– Счастливая, ты можешь мою любимую английскую книгу в подлиннике прочесть.
– Какую книгу?
– "Хроники Нарнии" Льюиса.
– А у меня любимая книга тоже английская – "Властелин колец". Я ее даже больше "Гарри Поттера" люблю.
– "Властелин колец" – моя третья любимая книга.
– А вторая – "Полианна"?
– Да, вторая – "Полианна". Юля, а ты знаешь, что Толкиен и Льюис были друзьями?
– Откуда мне знать?
– Это в предисловии написано.
– Никогда предисловий не читаю.
– Ну и напрасно.
– Исправимся, – какие наши годы? А ведь это здорово, что наши любимые книги написаны друзьями, правда, Ань?
– Правда, Юль.
Разговорчики девчонок мало интересовали домового: он уже оправился после нечаянно проглоченного яда и теперь опять перебежал к тому месту на потолке, под которым сидели девочки, – готовился к новому нападению.
Сестры поели, и Аня прочла благодарственную молитву:
– Благодарим Тя, Христе Боже наш, яко насытил еси нас земных Твоих благ. Не лиши нас и Небесного Твоего Царствия, но яко посреди учеников Твоих пришел еси, Спасе, мир дая им, прииди к нам и спаси нас.
– Аминь! – завопила Юлька, взмахнув допитой бутылкой пепси.
– Тьфу! – Разгневанный и опаленный молитвой, Михрютка не удержался и сплюнул ядовитой слюной в сторону, не сообразив, что опять зря расходует яд, предназначенный для отравления сестер. Увидев, что они все равно уже кончили есть, он потащился обратно в свой пыльный, затянутый паутиной уголок.
– Тебе все понятно, Юля?
– Нет, но звучит красиво.
Девочки сложили оставшуюся еду обратно в сумку, и теперь им снова стало нечего делать. Они сели рядом на разложенных спальниках, и Аня спросила:
– Интересно, долго ли нам тут сидеть придется?
– Вот папа придет из офиса, найдет письмо от похитителей и примется нас спасать.
– А почему ты думаешь, что они пришлют ему письмо?
– Так всегда делают при киднеппинге.
– А-а…
Вдруг Аня подняла голову и спросила дрожащим голосом:
– Юленька, я тебя очень прошу, скажи мне правду!
– Какую еще правду? – с подозрением спросила Юлька.
– У нашего папы здоровое сердце?
– Фу, ну ты и вопросики задаешь! – с облегчением фыркнула Юлька. – Нашла время о папином здоровье беспокоиться!
– Как же ты не понимаешь, Юля! Если у нашего папы слабое сердце, у него может случиться инфаркт, когда он узнает, что нас с тобой похитили.
– Ой, об этом я не подумала, – упавшим голосом сказала Юлька. Но тут же принялась успокаивать и себя, и Аню: – Да здоровое, здоровое у него сердце! Он в теннис играет и зимой в проруби купается.
– Бедный наш папочка, сколько же ему предстоит переживаний!
– Ты лучше о нас сейчас думай, это ведь нас с тобой, а не его похитили.
– Но ты представь, что было бы с тобой и со мной, если бы нашего папу похитили бандиты?
– Да отстань ты со своими глупостями, не трави душу! Давай лучше чем-нибудь займемся, чтобы зря не терзать друг друга.
– Ты права, Юленька. Давай помолимся.
– Этого мне только не хватало! Перед едой молись, после еды молись, ну а задаром-то чего же молиться?
– Не задаром, а за папу нашего! Я, конечно, и одна могу помолиться, но для папы лучше, чтобы обе дочери за него молились. А то Господь подумает, что я прошу у Него для папы здоровья, а ты – нет.
– А он, Господь твой, папе поможет, если у него вдруг станет плохо с сердцем?
– Если услышит наши молитвы – обязательно поможет!
– А как сделать, чтобы услышал?
– Молиться искренне, от всего сердца.
– Подожди, дай подумать…
Юлька задумалась глубоко и серьезно. С одной стороны, за папу не помешает помолиться – ну, хотя бы на всякий случай. Но с другой стороны, киднеппинг, который может так здорово расстроить папу, это полностью ее, Юлькина, затея: честно ли в таком случае будет молиться Аниному Богу о папином здоровье? А кроме того, молиться Богу за папу – это значит признать перед Богом свою вину. А она вовсе ни о чем не жалеет, никакой особенной вины за собой не признает, а только немножко сомневается…
– Не буду молиться, – решила она вслух. – Вредно так много молиться.
– Еще как вредно-то! – проворчал Михрютка, съеживаясь в своем темном уголке под потолком, откуда, почуяв беса и брезгуя таким соседством, уже давно разбежались все пауки.
– Неужели ты за папу ни чуточки не беспокоишься? – удивилась Аня.
– Да беспокоюсь я, беспокоюсь! Отстань, надоела! – Юлька вскочила с места и начала ходить по сараю, потирая плечи и голые руки.
– Бр-р, холодно почему-то становится, а ведь на улице наверняка жара. Давай поболтаем, что ли?
– Прости, Юленька, но я уже устала от разговоров, я буду молиться.
– А мне мысли в голову лезут, когда мы молчим, – пожаловалась Юлька. – Ладно, давай уж я помолюсь вместе с тобой за папу…
– И не вздумай, и не смей, дура! – зашипел Михрютка, грозя сверху мохнатыми когтистыми лапами и рискуя свалиться с потолка. – Твои молитвы все равно никто не услышит!
– Только я боюсь, что от моих молитв никакого толку не будет, – сказала Юлька. – Бог твой меня не услышит.
– Это почему? – удивилась Аня. – Тебе положено молиться, ты ведь крещеная.
– Я – крещеная? – удивилась Юлька. – С чего это ты взяла?
– Ну как же? – в свою очередь удивилась Аня. – Родились мы обе четырнадцатого июня, так? А через две недели, двадцать восьмого июня, нас крестили.
– Откуда ты знаешь?
– У меня документ есть – свидетельство о крещении.
– Так это у тебя! Это же тебя, а не меня крестили.
– Прости, Юленька, но ты какие-то глупости говоришь. Сама подумай: две девочки-близнецы рождаются в один день в одной семье, и вдруг одну крестят, а другую – нет. Позабыли, что ли? Так быть просто не могло.
– Ну да, получается, что и меня тоже крестили в одно время с тобой, мы ведь тогда вместе жили. А у меня никакого свидетельства нет…
– Может, оно у бабушки хранится? Вот поставят ей телефон, мы позвоним и спросим.
– Ладно. Учи давай, как за папу молиться!
– Повторяй за мной: Господи! Спаси и помилуй раба Твоего Дмитрия, защити его от всех врагов видимых и невидимых, пошли ему здравие душевное и телесное!
– Господи… спаси и помилуй… – У болтушки Юльки язык вдруг начал заплетаться, но она упорно, слово за словом повторяла Анины слова.
– Караул! Совсем достали скверные девчонки своими молитвами! – закричал Михрютка и сиганул сквозь дырявую крышу сарая наружу. – Весь левый бок Михрюточке ошпарили! Прыгун, Прыгун, ты где? Спасай свою девчонку, пока не поздно, – ее молитвам учат!
Прыгуна возле сарая и не было: обнаружив, что Ангелы Хранители не оставляют сестер, он решил с ними не связываться и удрал на другой конец острова, к Кактусу в гости. Но зато под окном часовни так и стояли на страже Иоанн с Юлиусом. Контуженный молитвой бес-домовой свалился прямо им под ноги. Иоанн поддел его своим мечом и, размахнувшись, отправил его кувыркаться через всю сиреневую рощу.
– Не смей мешать людям молиться! Вот видишь, – обратился он к Юлиусу, – я же говорил, что Господь любое зло может в добро претворить. Поздравляю, брат: твоя отроковица сейчас впервые в жизни помолилась, да еще как помолилась-то! От всего сердца, с любовью, с жаром.
Юлиус кивнул. Он сиял, и слезы в его глазах тоже сияли.
– Слава Тебе, Господи, слава Тебе! – только и сумел он вымолвить.
Глава 8
Между тем киднеппинг развивался вовсе не по Юлькиному плану и даже не по плану злокозненной Жанны.
Жанна собиралась по получении Мишиным письма о выкупе внушить ему, что все это – проделки каких-то мелких хулиганов и письмо надо просто передать через Павлушу в милицию. Дальше все должно было развиваться таким образом: милиция устраивает засаду в кафе, Мишин относит туда пакет с фальшивыми деньгами, милиционеры хватают злосчастного Бульдозера и обвиняют его как в глупом киднеппинге с ничтожной суммой выкупа, так и в гибели сестер. Но Мишин письма не получил, то есть он его получил, но не через Киру, а Бульдозер, как мы знаем, вообще исчез.
После обеда Кира Лопухина, как и было условлено, положила в сумочку письмо с требованием выкупа, вышла из дома и направилась к Мишиным. Между их с Юлькой домами лежал изрядный участок парка. Проходя по пустынной аллее, она услышала, что кто-то бежит за ней вдогонку. "Бегун какой-то", – подумала Кира: по Крестовскому парку бегало много ревнителей здоровья. Но, поравнявшись с ней, неизвестный бегун вдруг сорвал у нее с плеча сумочку, в которой лежало письмо к Мишину, и помчался дальше.
– Стойте, стойте! Там нет никаких денег! Там только важное письмо! Отдайте мне, пожалуйста, мою сумку! – кричала Кира, несясь по аллее вслед за вором, но тот свернул на боковую дорожку и исчез в кустах. Преследовать его дальше Кира не решилась и, расстроенная, вернулась домой. Она сразу же вызвала по телефону Юрика и Гулю и, когда те явились к ней, рассказала им о пропаже письма.
– Ерунда, – сказал Юрик, – мы же знаем его содержание. Сейчас напишем другое письмо, и ты его отнесешь к Мишиным.
– Ну нет, больше я ни с какими письмами никуда не пойду, я боюсь! – сказала Кира. – Вы что, не понимаете, что произошло? Письмо попало в руки настоящего преступника. Вы думаете, он не сообразит, как им воспользоваться?
– Факт – сообразит, – поддакнула Гуля.
– Да не берите в голову, – успокаивал их Юрик. – Мелкий воришка, охотник за дамскими сумочками и вдруг – киднеппинг! Вы что, девчонки? Да выбросит он письмо, и все дела!
– Сегодня, между прочим, понедельник. Когда я еще только вышла из дома с этим несчастным письмом, у меня было предчувствие, что случится что-то нехорошее и…
– Тебе перешла дорогу черная кошка с пустым ведром, – продолжил за нее Юрик. Кира вместо Бога верила в черную кошку, в несчастливое число тринадцать и прочую ерунду, и Юрик об этом знал.
– Ты зря, Юрка, в натуре, смеешься, – заметила Гуля, – тут ведь не прикол, а прокол!
– Он может надо мной смеяться сколько хочет, но я-то твердо знаю, что из дома никуда сегодня больше не выйду, – решительно заявила Кира. – Я не хочу, чтобы меня выследили бандиты, а потом мы с мамой в одно прекрасное утро проснулись с перерезанными горлами.
– Ну, тогда Гуля сходит и отнесет.
– Не, на меня стрелки не переводи! Я тоже не очень хочу, чтоб меня, сироту, в тихом парке замочили! – возмутилась Гуля. – Это Юлькины фишки, а мы из-за нее подставляться должны?
– И это говорит лучшая Юлькина подружка! – поддразнил ее Юрик.
– Ты можешь на меня не наезжать, Юрка?
– На тебя наезжать? Да тебя, сироту крестовскую, и не объедешь! – усмехнулся Юрик.
– Ты лучше глянь, что с Киркой творится, в натуре! Вон как она от мандража подурнела!
– Врешь! – Кира подскочила к зеркалу. – Ни капельки я не подурнела. Наоборот, мне очень идет одухотворенная бледность.
– Так, может, ты теперь к сараю сбегаешь, чтобы еще больше одухотвориться, и заодно Юльку предупредишь? – спросил Юрик. – Ладно, трусихи! Сидите и не высовывайтесь, я сам пойду к Юльке и спрошу, как теперь быть. Может, она сама напишет другое письмо.
– Ну да, у нее там в сарае комп припрятан! – усмехнулась Гуля. – А писать от руки ей по жизни нельзя – отец узнает ее почерк. Как же она нас, типа, нагрузила!
– Юлька может написать письмо печатными буквами, – сказал Юрик. – Все, девчонки! Я пошел к сараю: подзову Юльку к двери, изложу ей проблему шепотом через замочную скважину, а дальше пусть сама решает. Ждите меня, я скоро! Но потом все равно кому-нибудь из вас придется нести письмо к Мишиным: пять тысяч долларов на дороге не валяются!
Юрик слинял. Гуля закисла. Она ведь по жизни была неслабый товарищ, в натуре, и ей было стрёмно за Юрика… Тьфу! Этот сленг такая противная прилипчивая штука – вот видите, что получается? Даже автор заразился! Придется, наверно, с Гулей на время расстаться, по-моему, она на меня плохо влияет… Никогда не шалите со сленгом, дети! Он может вас неожиданно подвести и подпортить вам репутацию. Ну его!
Юрик бежал всю дорогу до сарая, а подбежав к нему, резко остановился перед дверью и оторопел: вместо большого амбарного замка, который он собственноручно повесил сегодня утром, на двери сарая висел совсем другой замок – граненый стальной цилиндрик с цифрами. Юрик растерялся. Он подошел к самой двери, приложил к ней ухо и прислушался. И тут же его голову накрыло что-то мокрое, противное и плотное. Он попытался кричать, но почувствовал сильный удар по голове и отключился.
Юлька и Аня спали. В сарае было прохладно, поэтому сестры залезли в один спальник, а другим укрылись сверху. Они обнялись, пригрелись и уснули. Проснулись они от шума: скрипнула дверь, и что-то крупное и тяжелое рухнуло на пол.
– Ой, что это? – вскричала Юлька. – Смотри, Ань, нам чей-то труп подбросили! Папа-а-а!
– Папочка-а-а! – закричала и Аня, глядя на темное и неподвижное человеческое тело, лежавшее посреди сарая.
Так они с Юлькой сидели и вопили изо всей мочи, пока тело на полу не зашевелилось и не стало медленно и неуклюже подниматься. Девочки замерли от ужаса.
– Сама ты труп, Юлька. А еще дура, – сказал Юрик, сбрасывая мокрый шарф с головы и садясь на полу. Он потер лоб. – У, гады, головой об дверь стукнули!
– Они угадали, что это твое слабое место, – придя в себя, тут же моментально среагировала Юлька. – Слушай, Юрик, а кто это "они"?
– Ну, те, которые меня сюда впихнули.
– Ты их видел?
– Как я мог их видеть, когда они мне шарф на голову накинули?
Юрик понюхал шарф.
– Тьфу! Обыкновенная вода…
– А ты надеялся на хлороформ?
– Да ладно тебе…
Юрик подошел к двери и потолкал ее плечом.
– Заперто… Кто ж это, интересно, меня сюда впихнул и дверь за мной запер? Между прочим, Юлька, там на двери теперь цифровой замок висит.
– Вы знаете, Юра, нас тоже тут заперли, когда мы с Юлей зашли часовню осмотреть, – начала было рассказывать Аня, но Юлька ее оборвала:
– Помолчи, Ань, минутку, а? Юрик, расскажи толком, как ты сюда попал?
– Ну, я сюда пришел… Слушай, а давай-ка отойдем в уголок и я тебе все на ухо расскажу. Извините, Аня, у нас личные секреты.
– Да пожалуйста… – немного обиженно протянула Аня. – Я могу и уши заткнуть.
– И очень правильно сделаешь! – бросила Юлька.
Они с Юриком отошли в угол, и он начал что-то шептать ей на ухо. Слушая его, Юлька раскрывала рот все шире и шире, а когда он закончил, заревела в голос.
– Ты чего это, Юлька? Ну напишешь другое письмо… Хотя, впрочем, написать-то можно, вот отнести некому.
– Ты ничего, Юрик, не понимаешь! Это уже настоящий киднеппинг начинается, вот что! Письмо перехвачено, а папе будет отправлено другое. Твоему, кстати, скорее всего, тоже – иначе зачем бандиты тебя к нам подбросили? А где Гуля с Кирой?
– Они у Киры. Я им велел сидеть и не высовываться, пока я за ними не приду.
– Это ты правильно решил, а то их тоже поймают и сюда запихнут. Ой-ой-ой, что же теперь будет? – рыдала Юлька.
Аня подошла к ней и обняла за плечи.
– А иди ты! – Юлька сбросила с плеча Анину руку. – Из-за тебя все!
– Я-то тут при чем? – обиделась Аня. Она отошла от сестры и села на спальник, обняв колени руками. Она ничего не поняла, кроме одного: Юля почему-то снова начала на нее злиться, и это Ане было горше всего.
– Юрик! Ты такой умный! Ну придумай что-нибудь, а? Как нам отсюда выбраться? – заныла Юлька.
– Твоя затея – ты и думай. Сама со своим киднеппингом разбирайся.
– Ага, все на меня одну сваливать, да? Это нечестно! Тебе ведь тоже эта затея нравилась, признайся! Значит, ты так же виноват, как и я.