– Извини! Ты – организатор, а я только скромный соучастник преступления.
– Какого преступления, Юра? – спросила Аня.
– Преступление называется киднеппинг, прекрасная псковитянка. Юлька вздумала разыграть…
– Юрка, замолчи сейчас же!
– Не могу молчать! Дело приняло такой оборот, что твоя сестра тоже имеет право знать, что происходит на самом деле. Ты сама признала, что идет уже не игра в киднеппинг, а самое настоящее похищение с последующим выкупом. И ты права, что сумма выкупа навряд ли останется прежней.
– Юрка, замолчи сейчас же! А то я как сейчас закричу! – И Юлька уже разинула рот, чтобы выполнить угрозу.
– Кричи погромче, Юлька, чтобы бандиты точно услышали и пришли проверить, чего это ты тут разоралась.
Юлька испуганно прикрыла рот ладошками.
– Вот так-то лучше. – Юрик сел рядом с Аней на спальник и задумался. Юлька села по другую сторону от сестры и опустила голову на колени.
Насчет нового киднеппинга Юлька не ошиблась: как раз в это время прямо в офис Мишину принесли письмо – то самое, отпечатанное Юлькой на компьютере Жанны. Только теперь сумма – десять тысяч долларов за каждую сестру – была обведена жирным черным фломастером и к ней были приписаны два нуля: за сестер требовали уже два миллиона долларов!
Прочитав это письмо, Мишин сначала взревел медведем, потом схватился за голову, потом – за телефон. Прежде всего он позвонил домой и узнал от Павлуши, что ни девочек, ни Жанны дома нет: как ушли с утра, так до сих пор еще не вернулись. Он начал было набирать номер одной из спецслужб, но передумал и положил трубку. Вынул мобильник и стал звонить по нему, но связи с Жанной не было. Он вызвал к себе секретаря Акопа Спартаковича.
– Акопчик, ты не знаешь, где Жанна?
– Уехала в салон красоты на весь день.
– А, вот почему мобильник не отвечает! Ну что ж, придется все решать самому. Акопчик, ты сможешь срочно найти покупателя на мой дом?
– Вы хотите продать виллу, Дмитрий Сергеевич?
– Да, и очень срочно.
– Как именно срочно?
– Сегодня. Сейчас.
– Понятно. За сколько?
– За два миллиона.
– Два миллиона она, безусловно, стоит, но срочно за эту сумму продать не удастся. За один миллион я найду покупателя через час, а за два…
– Нет! Мне эти два миллиона нужны к завтрашнему утру. Надо попробовать занять в долг.
– Быстро найти такую сумму в долг тоже непросто. Хотя есть один вариант… Дмитрий Сергеевич, а когда вы сможете вернуть долг?
– Как только продам дом.
– Наверно, я должен заранее подыскать вам квартиру, чтобы вы могли освободить виллу?
– Не надо. Я на время поеду к теще и дочек с собой возьму. Да это все потом! Сейчас главное – найти деньги…
– Я подскажу вам, у кого можно занять такие большие деньги под залог виллы. Но предупреждаю, Дмитрий Сергеевич, проценты будут огромные!
– Примерно?
– Десять процентов.
– Только-то?
– Десять процентов в день, Дмитрий Сергеевич.
– Да, круто… Но выхода нет. Устраивай мне два миллиона под этот процент, Акопчик.
– И еще я должен вас предупредить, Дмитрий Сергеевич, что кредитор – страшный человек. Он может с должника шкуру спустить, и вовсе не в переносном смысле…
– Не имеет значения, Акопчик. Если с моими девочками что-нибудь случится, мне все равно не жить. Давай свяжи меня с этим кредитором. Я его знаю?
– Вы его, может быть, и видели, но по-настоящему его мало кто знает. Как-то мне пришлось иметь с ним дело, и с тех пор, если этот человек мне ночью приснится, я потом неделю спать боюсь и без снотворного не засыпаю.
– Сведи меня с ним сегодня же и как можно скорее.
– Как скажете, Дмитрий Сергеевич.
И Акоп Спартакович одной рукой достал мобильный телефон, а другой начал листать записную книжку. Обе руки его дрожали.
Сегодня у Акопа Спартаковича был Ангельский день, и поэтому за его плечами стоял Хранитель Акопус, а бес Недокопка прятался за углом кабинета, как всегда в такие дни особенно злой на подопечного. Недокопка знал, что Мишину Акоп по-настоящему предан, а потому решил напакостить: предупредить Жанну о том, что собирается делать Мишин. Уж кто-кто, а Жанна сумеет сделать так, чтобы Мишину не удалось спасти своих девчонок!
Кроме того, Недокопка уже понял, что Акоп сейчас отправится к пакостному старичку Буденвайзеру, и по правилам ему, бесу приставленному, надо было бы туда Акопа сопровождать. А Недокопке страшно не хотелось идти в логово Буденвайзера: а вдруг там случайно окажется темный князь Санкт-Петербурга, свирепый демон Ленингад? Есть такие исчадия ада, перед которыми другие бесы дрожат и трепещут. Вспомнил Недокопка Ленингада и от ужаса содрогнулся. На первый взгляд и не скажешь, что так уж опасен Ленингад: маленький, ничтожный, картавый, на лысого человечка похожий. Но злобы он был поистине адской, не щадил ни людей, ни зверей, ни бесов. "Лучше я домой полечу, Жану обо всем доложу", – решил струхнувший мелкий бес.
Недокопка помчался на виллу Мишина, облетел весь дом, но не нашел ни Жана, ни Михрютки. Ну, Жан, тот, видно, все еще в салоне красоты с Жанной прохлаждается, дамским злословием лакомится, а домовой-то куда пропал? Одни только тупые бесы "быки" играли в комнате охранников в картишки, но им нельзя было доверить важную информацию – через минуту все забудут. "Что ж это домовому нашему дома не сидится? – раздраженно подумал Недокопка. – Слетаю-ка я к Кактусу, может, он там светскую жизнь ведет?"
Михрютка, которого меч Иоанна отбросил от сарая почти до реки Малая Невка, и впрямь пребывал в компании Кактуса. Но туда он прилетел не за светской жизнью, а жаловаться. Домовой знал, что Кактус весьма симпатизирует Жанне и с одобрением наблюдает за ходом киднеппинга. Кактусу, конечно, не понравилось, что девчонки в сарае вовсю молятся. Михрютка жаловался, что ему из-за этих молитв не только не удалось отравить сестер, как велела Жанна, но даже и пострадать пришлось:
– Ты глянь, начальник, опалили меня, как цыпленка! А левый бок ошпарили так, что он теперь обязательно облезет. Где это видано – домовой с лысиной на боку? Ты их накажи, начальник, обязательно накажи за Михрюточку-сироточку!
– Ладно, домовой, пошлю я бесов наказать этих малолетних богомолок. Я им покажу, как на моем острове по сараям нелегальные молитвенные собрания устраивать! – пообещал Кактус, раздраженно подрагивая колючкой под левым глазом.
Довольный Михрютка разгуливал теперь среди бесов, показывал облезлый бок и жаловался: "Молитвой контузило!"
– Привет, Михрютка! – окликнул его Недокопка. – Ты чего тут ошиваешься?
– На отдыхе. Раненый я.
– Слушай сюда, домовой. Когда Жан вернется из салона красоты, расскажи ему, что дельце, которое они затеяли с Жанной, пошло-поехало совсем в другую сторону, – и Недокопка поведал Михрютке о том, что произошло в офисе Мишина.
– Не слабо! – восторженно взвизгнул домовой и полетел домой – поджидать Жана с хозяйкой. Домового переполняло чувство злорадного торжества. И бесы чувствовать умеют.
– Юля! Ты можешь рассказать мне всю правду? Что это за ужасную игру ты затеяла? – в конце концов потребовала Аня.
– Я думаю, пора ей рассказать, – сказал Юра.
– Кто она такая, чтобы я перед ней отчитывалась?
– Ёж – птица гордая, пока не дадут пинка – не полетит. Смотри, Юлька, доиграешься…
– Ни до чего я не доиграюсь, и вообще – это моя игра!
– Твоя, твоя… Опаньки! А ну-ка, тихо, девчонки, я голоса чьи-то слышу!
– Кира с Гулей? – с надеждой спросила Юлька.
– Нет, голоса мужские. – Юрик осторожно подошел к двери и прислонил к ней ухо. – Тихо, они сюда идут!
– Ой! – пискнула Юлька и бросилась в объятия сестры, та прижала ее к себе и тоже прислушалась.
Грубый мужской голос негромко пробормотал за дверью:
– Все в порядке, замок на месте.
– Ладно. Через пару часов опять подойдем, проверим.
– Слушай, Вован, а тебе не хочется взглянуть, что это за девчонки, за которых пахан два "лимона" требует? Стоят ли они двух "лимонов"?
– Ну, если хочешь – взгляни. Можешь даже потрогать. Код замка ты знаешь.
– Счас откроем…
У двери сарая стояли два крепко сбитых черных человека, то есть не совсем чтобы черных, но в черной кожаной одежде и с черными мыслями наготове.
За их спинами стояли бесы, похожие на огромных оживших снеговиков, но не смешных, а очень страшных: с огромными угольными зубами и голубоватыми круглыми льдинками вместо глаз.
– Отморозки явились! – сказал Юлиус, с тревогой глядя на жутких снеговиков.
Увидев, что один из черных людей достал ключ и собирается открыть замок и войти в сарай, Ангел Иоанн ласточкой слетел с крыши, а за ним устремился и Юлиус. Хранители выбросили мечи и с двух сторон одновременно коснулись ими висевшего на двери замка. Отморозки хотели им помешать, но передумали, испугавшись раскаленных мечей.
Один из черных людей протянул руку к замку, дотронулся до него и тут же с истошным криком отлетел метра на три и угодил прямо в заросли крапивы.
– Вот так-то, – сказал Иоанн, и Ангелы убрали мечи.
– Ой, блин! Что ж это нас не предупредили, что замок под током?
– Не предупредили – значит, не надо было. Вставай, пошли отсюда. Сказано – проверять снаружи, вот и не надо было тебе лезть. Придется доложить…
Ребята услышали, как за окном прошуршали ветки, затрещали под тяжелыми шагами сухие сучья, а потом за стенами сарая снова наступила тишина.
За черными людьми двинулись в кусты и бесы-отморозки, и только там, где они стояли, на траве остались два инистых круга.
– Юрик, что делать будем? – взмолилась Юлька. – Ты у нас один мужчина, выручай.
– Дошло до тебя, гордая птица-ёж? Только я понятия не имею, что тут можно предпринять. Решетки нам не выломать, подкоп рыть нечем, кричать опасно – бандиты услышат. Прямо садись и молись!
– Правильно! – сказала Аня. – Нам остается одно – молиться нашим Ангелам Хранителям. Я так рада, Юрик, что вы это понимаете.
– А я рад, Аня, что вы не теряете чувство юмора, – невесело усмехнулся Юрик. – Юлька вон совсем скисла и потекла. И ведь это она, она все затеяла! Юлька, сейчас самое время ввести Аню в курс дела.
– Не буду! – Юлька сердито отвернулась.
– Тогда я сам все расскажу. Ум хорошо, два лучше, а три – это уже консилиум. – И Юрик обстоятельно рассказал Ане всю историю с киднеппингом, включая нападение на Киру.
– Юра, а что такое "лимоны", про которые там за дверью говорили? – спросила Аня сдавленным от обиды, горя и страха голосом. – Это случайно не гранаты?
– Нет, псковитяночка наивная, "лимоны" – это по-блатному миллионы.
– А вы какой выкуп с моего папы требовали?
– Десять тысяч долларов…
– Так много?!
– Десять тысяч долларов за каждую.
– Я только не понимаю, – сказала Юлька, – как это двадцать тысяч зеленых превратились в два миллиона, про которые те за дверью говорили?
– Чего ж тут непонятного? В твою игру, Юленька, серьезные люди включились, вот и пошла игра на серьезные деньги.
– Да ладно тебе пугать! Достанет папка деньги и отдаст им. Неужели ему два миллиона дороже двух дочерей? Ну, потом поругает меня, конечно…
– Юлька, признайся: это ты сама себя уговариваешь или сестру? – спросил Юрик. – Я вот боюсь, что с моего отца потребуют не меньше, если не больше, – я все-таки единственный сын и наследник. Да, Юлька, заварила ты кашу…
– Ага, пока дело только нас с Анькой касалось, так вы все веселились, а как тебя самого задело – так я одна во всем виновата стала!
Нет, Юльку пробить было непросто, и Юрик махнул рукой, не стал больше спорить. К тому же в глубине души он понимал, что Юлька в чем-то права.
И вот потянулись для несчастных узников долгие и унылые часы заключения в мрачной темнице. Пытались они разговаривать о чем-нибудь постороннем, но в голову лезли только тревожные мысли; предложила Юлька поесть – кусок никому в горло не шел. Сидели, молчали, переживали, думали.
В это время утомленная борьбой за красоту, а также неизвестностью Жанна вернулась домой. Она специально поехала в салон красоты, чтобы иметь стопроцентное алиби на этот день, но, не имея информации о том, как идет киднеппинг, изводилась и нервничала.
Жан, прибыв домой вместе с Жанной, тотчас вызвал к себе Михрютку и потребовал доложить обо всем, что произошло за это время с сестрами.
Михрютка катался перед Жаном по полу, держась всеми восемью лапами за круглый живот, и надрывался от хохота.
– Ой, не могу! Ой, помру со смеху! – надрывался Михрютка. – Что тут у нас без тебя содеялось, Жанчик!
– Ты докладывай, докладывай. Потом будешь кататься и кривляться, – холодно осадил его Жан. – Ну, в чем дело?
– Наша-то хозяюшка как прокололась! Девчонки попали в руки настоящих бандитов, и те требуют с Мишина за них выкуп – два миллиона. Мишин собирается занять эти два миллиона у одного живоглота под залог виллы. Продаст виллу, а сам знаешь куда двинет? В Псков, к любимой теще! Отвезет к ней сестричек на сохранение и какое-то время сам с ними там поживет.
– Подожди, так сестры живы?
– Живы, живы! Рыдают себе в своем сарае.
– А почему это они до сих пор живы?
– По чистой случайности. Да наплевать на них, противных, их все равно завтра в Псков увезут!
– Так-так… Непонятки… Не пойму я, а ты-то чему радуешься, Михрютка? Ведь это же твой дом продают!
– А мне плевать! Это вам всем убираться отсюда придется, а я как прописался в подвале за отопительной системой, так там и останусь. Мне это Кактус обещал за мои раны, полученные в ходе борьбы с религиозными предрассудками. Новые люди придут, а в доме старый домовой проживает – редкая вещь по нынешним временам, "раритет" называется. Новые хозяева меня уважать будут, никто "осьминогой табуреткой" обзываться не станет… А Жанночка твоя пролетела, как фанера над Парижем! Ее-то Митя в Псков не возьмет, и отсюда уходить придется. Вот тебе и игра в киднеппинг! Доигралась хозяйка! Сама она пуфик колченогий!
– Подожди злорадствовать, игра еще не закончена.
– Ты думаешь?
– Уверен. Какой-то нахал наехал на Жанну, но этот бедняга просто нашей Жанны не знает, а то бы поостерегся!
Михрютка так и присел на все восемь лап.
– Жан, а Жан!
– Ну?
– Ты не говори хозяйке, что я шутил насчет ее киднеппинга.
– А ты разве шутил, Михрютка?
– Шутил, конечно, шутил! Ты и сам знаешь, Жанчик, как я предан нашей дорогой хозяюшке, ведь я за нее готов в огонь и в воду! Я ведь почему девчонок не перетравил? Бульдозер-то, на которого Жанна собиралась милицию навести и отравление свалить, сам свалил в неизвестном направлении! Так что я Жанночку спас, можно сказать.
– Ну-ну… Ладно, ты сиди дома и следи за событиями. Я слетаю к сараю, проверю, как там девчонки, а потом к Кактусу – узнаю последние новости: интересно, кто ж это Митю так круто подставил? А ты смотри за домом! И в адрес хозяйки больше не смерди, а то…
– Не буду, Жан, ну что ты… Ага, улетел! Ну, лети, лети. Вот вернешься молитвами девчонок ошпаренный, на саламандру пятнистую похожий, – посмотрим тогда, кто из нас смердит! У-у-у, всех ненавижу-у-у… Пойти, что ли, с минотаврами в картишки перекинуться?
День шел к концу, наступала белая ночь. За пыльными окнами сарая свет слегка померк, но в узилище тесном, со всех сторон сиренью затененном, стало почти совсем темно…
– Темень тут какая, страшно, – хныкала Юлька, – а еще белая ночь называется…
– Молчи, не хнычь. Ты помни, что папе нашему куда страшней, – сказала Аня, обнимая Юльку. – Ты думаешь, это легко – терять самых близких родных? А папа думает, что сразу обеих своих дочек потерял. Ему сейчас намного хуже, чем нам с тобой.
Юлька вздохнула и притихла
– Юра, скажите мне, какие неприятности из-за нас могут быть у папы? – попросила Аня.
– Большие могут быть неприятности, псковитянка. Обычно у бизнесменов деньги ни в кармане, ни в банке не лежат – деньги у них работают. Это Юлька по глупости думает, что богатому человеку найти за один день два миллиона – раз плюнуть. Мишин должен будет быстро ликвидировать либо свое дело, либо свою недвижимость, или занять два миллиона у людей, которые тем и живут, что ссужают другим деньги в долг под большие проценты. Такой долг растет потом с каждым днем, и если должник вовремя не расплачивается, кредиторы поступают с ним очень сурово.
– Убивают? – побелевшими губами спросила Аня.
– Бывает, что и убивают.
Юлька при последних словах Юрика заревела в голос. Аня не стала ее успокаивать, а отошла в самый темный угол, села на пол, сжалась в комочек и замерла.
Прошло какое-то время. Юлька рыдала уже потише, но зато начала громко икать.
Аня подобрала с пола кусок отлетевшей с потолка известки и стала чертить им что-то на стене в своем углу.
– Вы что там скребетесь, как мышка, Аня? – спросил Юрик, поднимая голову. – Хотите освободиться по способу графа Монте-Кристо? Напрасный труд: этот сарай построили пару веков назад. Тогда умели кирпичи делать крепкие, а известь замешивали на кислом молоке.
Аня ничего не ответила. Она вовсе не пыталась выковыривать кирпичи из стены, а рисовала на ней известкой большой крест.
– Это она нас отпевать задумала, – мрачно сказала Юлька, разглядев Анин крест. – Ой-ой-ой! И сестренку я погубила, совсем у нее крыша поехала…
Аня заштриховала слегка контур креста, и в сгущающейся тьме сарая крест показался Юльке и Юрику светящимся странным жемчужным светом.
– В самом деле, зачем вы рисуете крест, Аня? – спросил Юрик.
– Здесь не сохранилось ни икон, ни креста, а я хочу как следует помолиться своему Ангелу Хранителю. Крест – это чтобы он скорее меня услышал и понял, как мне сейчас трудно.
– О чем же вы будете его просить?
– О том, чтобы он помог нам отсюда выбраться и спас нашего папу.
– Вы что, в самом деле верите, что какой-то Ангел явится сюда по вашему вызову и выпустит нас на свободу?
– Да, верю. Если будет на то Божья воля, Ангел обязательно откликнется и поможет нам спастись, а главное – спасти нашего папу от всех неприятностей.
Юлька встала и подошла к Ане.
– Сестра, прости меня!
– Бог простит, сестра, – ответила Аня.
– А можно я снова буду с тобой молиться?
– Можно и нужно. Становись рядом и повторяй за мной: "Ангеле Божий, Хранителю мой святый…"
– Ангеле Божий… Хранителю мой святый…
– Бедные девочки… – покачал головой Юрик.
Тут он услышал, как за стеной снова зашуршали кусты, захрустели сухие веточки под тяжелыми ногами. Потом чей-то грубый голос произнес:
– Ну, показывайте, где тут Вована током шарахнуло?
– Опять пришли! – предупреждающим громким шепотом сказал Юрик. – Кончайте молиться!
– Ай! – пискнула Юля. Но Аня обняла ее, притянула к себе поближе и стала молиться еще жарче и громче.