Чикильдеев взял тарелку с недоеденным раком и направился через весь ресторан, позабыв даже поблагодарить студента. Человек в светлом костюме привстал и подал руку крутовскому художнику.
Юркий старичок принес пахнущий жареным луком кусок мяса на продолговатом металлическом блюде и поставил перед Валентином.
- Кушайте, сделайте одолжение…
Краем салфетки он стряхнул со скатерти шелуху и осуждающе покачал головой.
- Несамостоятельная личность. Теперь, видите, к ним пристраивается. А это, знаете, кто будет?.. - старичок приглушил голос. - Известный артист драматический Днепров-Марлинский. Я их знаю. Они во многих местах, где я служил, выступали. Выходит, и здесь станут гастролировать.
Старичок брезгливо взял шляпу Чикильдеева и понес ее художнику, который уже уселся напротив Днепрова-Марлинского. И сейчас же до Валентина донесся приятный голос:
- Да, да, буду здесь… "Акосту" станем давать и "Кина"… Недели через две-три, дорогой…
Расправиться с полупорцией отбивной Валентину было недолго. Он уже приканчивал соус, когда снова появился услужливый старичок.
- Может быть, чаю и пирожного? - спросил он.
Валентин готов был пить чай и без пирожного, чтобы продолжить знакомство со стариком и выведать, с какой это стати он интересуется картинами, но рубля хватало только расплатиться.
- Нет, сказал он. - Чаю не хочется. Сколько с меня?
Но старичок явно не торопился рассчитываться. Он не спеша складывал посуду, потом опять принялся стряхивать крошки со скатерти и собирать их в руку.
- Да что тут… Всего-ничего. Сейчас, минуточку… - он чуть помолчал и заискивающе добавил: - Если не побеспокою, позвольте спросить, художник будете?
- Пишу, - кивнул Валентин.
- Оно сразу видно человека… И в Крутове тут, поди, с малых лет живете?.. В музее я здешнем был, - продолжал словоохотливый старик. - Знаменитые картины висят. А все же одного портрета не видать.
Еще какой-нибудь час назад Валентин Курчо мучился, раздумывая над тем, как ему попасть хотя бы на слабые следы тех, кто прятал картину великого художника, и вот…
- Какого такого портрета? - тихо спросил Валечка, пряча охватившее его волнение.
- Старичка одного почтенного. Я, видите, у князя служил. Там все на эту картину глядели. Уж такой портрет. Поглядишь, и на душе хорошо…
- Что же это за портрет, чьей кисти?
- Да разве мы в этом понимаем… Художник старинный писал. А уж такая картина, что непременно мне на нее еще поглядеть хочется… Сердце бы успокоилось. Вот и думаю, раз занесла меня судьба сюда в Крутов служить, нагляжусь хоть… Да нету ее на стенах музейных, не видать… Может, в подвалах где? Да разве нашему брату покажут? - Старик вздохнул. - Восемьдесят восемь копеечек с вас.
- Сдачи не надо, - краснея, сказал Валентин и положил на стол единственный рубль. - А откуда вы взяли, что картина такая в Крутове должна быть?
- Да кто ж его знает… Покорно благодарю, - поклонился старичок пряча рубль в кошелек с застежкой шариками. - Люди говорили, вроде как княжий двор ликвидировали, портрет этот в Крутове оказался. Да, может, зря болтали… А может, и не в музее, а так у кого висит. Вот я и думал, поскольку вы по живописной части, может, где и видели…
- Что же там нарисовано-то, хоть объясните, что за портрет, чей?
Валентину хотелось убедиться в том, что речь действительно шла о рембрандтовском шедевре.
- Да чего же там… Человек почтенный, бородка клином и свечку в руках держит, будто посветить кому собрался.
- Нет, - сказал Валентин, чувствуя холод, который охватил его. - Такого нигде не видел.
- Может, и нет, конечно… Может, и нет, врут… - торопливо закивал старик, внезапно потеряв всякий интерес к молодому человек. - Заходите, будете гостем…
Валентин поднялся и повесил на плечо этюдный ящик. Потом он, как мог снисходительнее, кивнул старичку и нарочито медленно пошел к выходу.
Но только закрылись за Валентином Курчо ресторанные двери, как он прибавил шагу, а выйдя на улицу, побежал.
Студент был взволнован до крайности. Хитрющий старик прикидывался профаном. А очень возможно, что это был сообщник того самого управляющего. Или, чего доброго, сам управляющий князя! Хотя тогда бы он не стал спрашивать про картину. Управляющий знал, кому он ее оставил. А вдруг этот старик откуда-то узнал о похищении Рембрандта и хочет перехватить картину? Или, очень может быть, это и есть посланец тех дельцов, которые должны появиться в Крутове?
В рекордно короткий срок Валентин достиг дверей своего дома, хотя для этой цели ему пришлось пересечь весь город. Не теряя и минуты, он сел на дамский велосипед и, как мог быстрее, закрутил педалями в направлении улицы Профсоюзов.
Юные помощники студента открыли рты от удивления и замерли, когда Валентин рассказал им об услышанном. Пока они втроем вертелись вокруг никому не нужного Ромкиного дяди и московского спекулянта, Валентин набрел на опасного человека, который, если все подтверждалось, явился в город, чтобы вывезти картину.
Как и условились, про неудачный самовольный поход к нэпману ни кто не обмолвился и словом. В старой баньке, где происходил этот разговор, наступила строжайшая тишина, ее нарушали только цокающие лапками по потолку голуби, которым и дела было мало до нешуточных событий.
- Это обязательно от того управляющего, - сказал наконец Адриан.
- А то от кого же? - подтвердил Митря.
Леня старательно тер рукой лоб. Этим он хотел показать, что напряженно думает. Но на самом деле он уже успел стукнуться о перекладину лесенки и теперь нащупывал, будет ли у него шишка или на этот раз обойдется так.
- За стариком нужно следить, - сказал Валентин. - И следить незаметно. Работает он на вокзале через день, так что сегодня от нас никуда не уйдет. А завтра нельзя глаз с него спускать…
- Ага, еще найдет и дунет отсюда. Только его и видели!.. - согласился Митря.
- А где он живет, этот хитрый старикашка?
Валентин кинул взгляд на Леню и тут только сообразил, какую непростительную оплошность он сотворил. Ведь, уйдя из ресторана, он не узнал, где остановился старик. Теперь получалось, что завтра тот может действовать без всякого наблюдения и делать, что ему вздумается. Как же теперь быть? Ведь не дежурить же до полуночи у ресторана…
Вот что, друзья! - Валентин принял решение. - Мы должны его опередить. Первыми побывать в доме, где он собирается искать картину. Если мы будем знать, что она там, старик нам не страшен.
- А что это за дом, как узнать?
- На какой улице?
- Если бы знать…
- Как его найдешь?
Недоуменные вопросы обрушивались на бедного Валентина. Он усиленно напрягал память, вспоминая все, что сегодня слышал. Чикильдеев бурчал, что старик интересовался каким-то бывшим богачом с фамилией на "С".
- Мы должны разузнать, что это за человек. Кто в Крутове знает старых богачей, которые никуда не сбежали?
Леня пожал плечами. Митря молчал. Богачей он знал плохо. Ему не приходилось с ними близко сталкиваться.
И вдруг молчание нарушил Адриан.
- Агафоновна! - Он ударил себя по лбу. - Она в Крутове всех старух и стариков знает. У кого какой дом и даже лошади какие у кого были, помнит. Как фамилия - Сидоров или Савельев, да?
- Что-то в этом роде, - оживился Валентин. На горизонте, кажется, опять появился просвет.
- Агафоновна. Она всех до одного знает, - повторил Адриан.
- Расспросить!..
- Разведать…
Друзьям уже не сиделось на месте.
- Хорошо, - Адриан вскочил на ноги. - Будьте тут. Она сейчас, наверно, дома… Я - одна нога здесь, другая…
И он выскочил из бани.
Агафоновна действительно оказалась дома. Адриан прибежал на кухню и с места атаковал старуху.
- Агафоновна, ты какого-нибудь Сидорова или Савельева знала, который в Крутове богачом был?
- Да мало ли их было, Сидоровых всяких! Вон лавок-то сколько. А самый богач Клобуков был. И кобель у него такой черный. Боксом звали. Да к чему тебе?
- Надо. Нет, не такой богатый, но все-таки… На букву "С" начинался. Салазкин, может быть… Дом у него свой был и добра всякого.
- Салазкина не знаю. У всех свои дома были. В чужих-то никто не жил. - Старуха задумалась. Адриан ждал. - Вот, еще, - сказала Агафоновна, помолчав, - может, Сахаровы тебе нужны. Сахаров церковной утварью, иконами торговал… И дом каменный имел. Еще и с флигелем… И выезд у него был. Лошади все как одна! Третью жену, молодую, взял. Потом его в кутузку таскали, а все говорили: денег и добра напрятал… никто не найдет.
- Сахаров, говоришь? Не путаешь?
- Да кто же его спутает! Я в молодых у дохтура жила. Он все к ним ездил.
- А где сейчас этот Сахаров?
- Где? На том свете. Все хотел большевиков перехитрить. Так не вышло. А хозяйка его и теперь, что осталось, продает.
- На какой же улице жил этот Сахаров? - Адриан проявлял явное нетерпение.
- Тебе-то зачем? Когда это было-то!.. Комсомолия потом все песни пела в ихнем доме. На Владимирской дом, против церкви.
- Владимирская… Это Карла Маркса теперь?
- Там и есть, против церкви. В аккурат вдова его и сейчас там во флигеле. Я, как в город пойду, частенько ее замечаю. Рыхлая женщина, а лицом белая… Куда же ты? Мать придет, обедать станем!..
Но Адриан ничего больше не слышал. Он вихрем пронесся через двор и через минуту уже влетел в Митрину баню с победным криком:
- Есть, выведал, узнал!.. Сахаров фамилия…
Решение было принято немедленно.
Валентин задумал посетить бывший дом Сахарова. С собой он брал одного - самого быстрого - Митрю. Вчетвером они могли бы вызвать ненужные подозрения.
Через десять минут студент и Митря уже покинули баньку. Под завистливые взгляды оставшихся дома конников они торопливо зашагали вверх по улице Профсоюзов.
Что было дальше
Поход к вдове Сахарова дал неожиданные результаты.
В старом дворовом флигеле, где, втиснутая между пузатыми комодами и кипарисовыми сундуками, жила вдова бывшего крутовского кожевеннозаводчика, никакого "Рембрандта" не оказалось. Но зато Валентин узнал, что за два дня до него тут побывал какой-то старичок с бантиком, который назвался работником местного музея и интересовался, нет ли среди оставшихся от хозяина картин портрета почтенного человека со свечой в руках.
Не было никаких сомнений. Представитель "музея" - не кто иной, как проворный старичок-официант из вокзального ресторана. Это было чрезвычайно важное обстоятельство. Выходило, что за картиной уже охотятся. Промедление в поисках могло кончится тем, что полотно попадет в руки авантюристов и навсегда исчезнет из Крутова.
Поразмыслив, Валентин решил - необходимо принимать серьезные меры.
С утра студент отправился в губисполком, отыскал там "Отдел борьбы с вредным элементом" и обратился к его начальнику - человеку в очках и потертой кожанке, который в единственном числе и составлял весь отдел. Оказалось, что товарищ Залесский - так звали начальника - знал о пропавшем полотне, знал и о том, что у вдовы Сахарова его нет. Но о вокзальном старичке начальнику было неизвестно. Он поблагодарил студента и вместе с ним отправился на станцию Крутов-1.
Петр Наумович Залесский велел Валентину ждать его в садике у вокзала, а сам отправился в ресторан. Вернулся он очень задумчивым и показал студенту письмо, которое ему отдал официант.
Оказалось, что старичок с бантиком, бывший лакей князя Мещерского, совсем недавно получил это письмо без подписи от неизвестного человека. Автор письма советовал старичку проехать в город Крутов, отыскать там дом бывшего богача с фамилией, которая начиналась на букву "С", и постараться приобрести картину, на которой изображался старик со свечой. Лакею было обещано, что если он вывезет картину из Крутова к себе на Волгу, к нему затем приедет и выкупит ее втридорога.
Хитрый старичок уже раскаивался в том, что ввязался в нечестное дело, тем более теперь, когда убедился, что никакой картины в городе нет и его попросту провели. Он отдал злополучное письмо исполкомовскому начальнику и собирался немедленно подобру-поздорову убраться восвояси.
И все же товарищ Залесский именно теперь предполагал, что картина находится в Крутове.
Глава четвертая
В Адриановом доме большие события. Приехал его отец. В первом часу дня он подкатил к дому на извозчике. В ногах чемодан и зеленый портплед. Отец было попытался, как раньше, поднять Адриана за локти, но, поглядев на него, сказал:
- Ну и вырос ты, брат… - и, обняв за плечи, прижал Адриана к себе.
Теперь Адриан сидел у окна и в десятый раз разглядывал то, что привез ему отец. А привез он ему оловянных солдатиков, барабанщиков и трубачей и еще книжку "Робинзон Крузо". Отец, наверно, и в самом деле забыл, сколько Адриану лет, потому что оловянные солдатики хоть и хорошая вещь, но, в общем, он в них уже отыгрался. Да и "Робинзона Крузо" прочитал еще в прошлом году. Правда, эта книжка была новенькая, с золотом на обложке и с картинками, а не трепаная, какую он приносил из школьной библиотеки. Солдатики тоже ничего, подходящие. У Адриана немедленно созрел план - выменять их на лучшие кадрики из Митриной коллекции.
Пользуясь тем, что мать служила в кинотеатре "Прогресс", Митря завел знакомство с киномехаником. Тому приходилось склеивать ленты, которые постоянно рвались, и Митря выпрашивал у него обрезки с кадриками.
Эти кадрики он потом менял на битки, на ножички от безопасной бритвы, на военные пуговицы. Правда, ни за что на свете он не променял бы редкостные, самые лучшие из них: знаменитого Вильяма Харта, мчащегося на коне по прериям, негра из "Красных дьяволят" с ножом в зубах или смешного Чарли Чаплина с малышом Джеки…
Но, может, все-таки за трубача и барабанщика Митря отдаст кадрик с Вильямом Хартом?
Адриан задумался. Нет, вряд ли уговоришь Митрю на такой обмен.
- Отец подошел к Адриану, подмигнул:
- Хочешь, прогуляемся в город? Согласен?
Еще бы не согласиться!.. Поход в город - так в Крутове называют центр - обещает что-нибудь приятное. Или возможность сфотографироваться вместе с отцом, проехаться на извозчике, а может быть, и покататься на карусели.
Отец надел свою белую полотняную фуражку, и они пошли в город.
- Пойдем к Каценеленбогену? - спросил отец.
- Пошли, - обрадовался Адриан.
О лучшем не приходилось и мечтать. "Каценеленбоген" - это магазин канцелярских и школьных принадлежностей на улице Революции. Магазин был частный. Когда Адриан был поменьше, он думал, что Каценеленбоген это значит - канцелярский бог и что магазин так называли нарочно.
По улице Коммуны шли неторопливо. Отец поглядывал по сторонам. Потом сказал:
- Да, не велик наш Крутов, а ведь скоро станет другим.
- Как другим? - удивился Адриан.
- Большим станет. Настоящим городом. Знаешь, тут будут строить огромный металлический завод. За городом, где теперь начинаются поля, задымят трубы и будут новые улицы и высокие дома. Крутова тогда, брат, не узнаешь.
- А когда это будет, пап?
- Думаю, скоро. Решение уже принято.
- А почему раньше не строили?
- Раньше у советской власти денег не хватало.
- А теперь хватает?
- Поднатужимся, будем строить.
- А скоро?
- Время, конечно, нужно. Ты не дождешься. Мы отсюда уедем.
- А куда, пап?
- Точно еще сказать не могу, но уедем. Может быть, в Ленинград. Там строятся новые заводы. Ты ведь знаешь, что я инженер.
- А почему ты не работал инженером?
- Нечего было инженерам делать. Война заводы разрушила. Строить новые было не на что. А вот теперь понадобились инженеры. Много их нужно. Вот и меня приглашают на большую работу. Ты мне скажи… - Отец вдруг сделался задумчивым. - У вас в классе есть дети безработных?
- Есть.
- А теперь не будет. Всем найдется работа. Придет время - еще рабочих рук будет не хватать. И инженеров и архитекторов тоже. Знаешь ли, сколько в нашей стране нужно всего построить?
- Чтобы как Америка, да?
- Америка!.. - отец смеется и треплет его волосы. - Что ж, мечтать можно и дальше. Но и у нас будет множество своих автомобилей. И самолеты тоже будут строить в России, и летать они станут по всему свету.
Никогда еще он не разговаривал так с Адрианом. Как будто Адриан тоже взрослый.
- Папа, - вдруг спросил Адриан, - а драгоценности, которые есть в республике, они идут на строительство.
- Какие драгоценности?
- Ну, золото и драгоценности всякие.
- Конечно. На драгоценности мы покупаем за границей машины.
- А на картины можно покупать машины?
- На какие картины?
- На самые знаменитые. На Рембрандта, например?
- Наверное… Картины Рембрандта стоят много золота.
- За одну можно купить машину?
- Может быть, и небольшой завод.
- Вот здорово, а!
- Правда, я что-то не видел, чтобы у нас музейные картины продавали. А ты это к чему?
- Так просто, - вздохнул Адриан. Даже отцу он не может выдать тайны.
Хотя магазин у Каценеленбогена был небольшой, но придешь, и глаза разбегаются. Тут и карандаши всех цветов, и бумага - и гладкая, и гофрированная. Попахивают лаком новенькие школьные счеты, букетиком торчат из бокала кисточки разной толщины. В этом магазинчике отец обыкновенно раскошеливался, и Адриан домой возвращался с рулоном бумаги или еще с чем-нибудь - рисуй, сколько хочешь…
Покупателей в магазине не оказалось. Седоватый человек в очках, с мягким и тихим голосом - сам хозяин - встретил Адриана с отцом.
- А-а, здравствуйте, - закивал Каценеленбоген. - С приездом вас. Давно не бывали…
Пока они здоровались и отец объяснял, что приехал не надолго и собирается отсюда перебираться со всей семьей, Адриан, как мог, осторожно, но настойчиво намекал, что у него кончились все краски.
- Есть у вас краски? - спросил отец.
- Немного еще осталось.
Владелец магазина положил на прилавок черную жестяную коробочку.
- Очень хорошая акварель. Немецкая, - Каценеленбоген вздохнул. - С товаром для частной торговли сейчас очень трудно. Думаю покончить со всей этой историей. Меня зовут заведующим в кооперацию. Вот распродам остатки и закроюсь.
Беседа еще продолжалась, когда отворилась дверь и в магазин, приподнимая на ходу шляпу, закатился Ян Савельевич Сожич.
- О, и ты тут? - словно обрадовавшись Адриану, проговорил он.