Когда мы поравнялись с дервишем, он посмотрел своими безумными бесцветными глазами сквозь нас и забормотал:
- А, человек в больших очках… Скоро пойдет желтый снег, желтый снег…. Все ждут, чтобы пройти перевалом… Но никто весной не сойдет вниз, в долину, проклятие тебе… Ты не уйдешь от посоха Моисея…
Я не знал: относилось ли это к нам, или просто было безумной болтовней?
- Каркай, каркай, ослиный хвост! - крикнул Карабек, замахиваясь палкой. - Вот привязался! Был, знаешь, у одного осла трясущийся хвост, ему надоело, и он отрезал хвост ножиком. Вот какие бывают истории…
Старик, казалось, ничего не слышал, однако, когда Карабек направил на него своего быка, он довольно быстро и ловко отскочил всторону…
- Козел! - крикнул Карабек и, встрепенувшись, показал вперед.
- Где?
Остановив Алая, приподняв зеленые очки, без которых нельзя было ездить среди этих сверкающих снегов, и протерев бинокль, я долго всматривался в склоны гор, но козла не увидел.
- Где козел? - переспросил я.
- Ай, четыре глаза имеешь, а не видишь, вон там! - и он показал опять в том же направлении. - Видишь, много черный камень, видишь, левый край, большой черный камень, сверху козлишка!
На этот раз я увидел козла. Он стоял на вершине осколка скалы, и его огромные рога резко выделялись на фоне снега. Он стоял в восьмистах метрах, почти у вершины горы. Я потянул винтовку со спины.
- Не надо, - сказал Карабек, - далеко.
Мы поехали дальше.
- Не смотри туда: козел людского глаза боится. Смотри другую сторону… - и Карабек больше ни разу не взглянул на козла, пока мы не доехали до подножья горы.
Спешились. Саид взял из-под наклоненной скалы горсть песку и подбросил вверх.
- Яман, - сказал Карабек, - плохо. Ветер на козлишка идет, сейчас козлишка людской запах слышит, козлишка убегает.
- Идем скорей, - сказал я.
Я решил попытать счастья и быстро, насколько это позволял проваливавшийся снег, пошел между обломками скал вверх. Вскоре я вспотел и начал задыхаться: высота в четыре тысячи метров давала себя чувствовать. Все же я решил посмотреть, где козел, ибо высокие обломки заслоняли его от меня.
Приподнявшись на руках, я влез на небольшой обломок и пополз по скользкому черному краю, достиг верхушки его и осторожно выглянул.
Как и предсказывал Карабек, почувствовав запах людей, козел уже удалялся к верхушке горы.
"Все равно уйдет, попробую", - решил я и быстро перевел курок с предохранителя на боевое положение. Затем, поставив прицельную рамку на шестьсот метров, поспешно прицелился в козла и выстрелил. И тотчас же, словно по команде, больше десятка козлов выскочило метрах в ста от меня из камней и стало удирать на верхушку горы.
- Что я наделал? Ведь если бы подойти поближе, я бы их всех перестрелял…
Появление козлов меня ошеломило, и я прозевал наиболее удачное положение. Но все же я сделал несколько выстрелов по исчезавшим за верхушкой скалы козлам и не попал ни в одного.
Спустился я расстроенный и смущенный. Саид покачал головой и начал укоризненно что-то говорить.
Поехали дальше. Через полчаса остановились снова. Карабек, не говоря ни слова, свернул быка в глубокий снег налево и заехал в щель. Кутас в зимних условиях - снегоочиститель пути. И Тамерлан блестяще справлялся со своей задачей, проламывая своей грудью дорогу в сугробах За ним на этот раз ехал Саид на черном верблюде, а за Саидом - я. Повернув в ущелье направо, мы спешились.
- Козлишка четыре штуки та сторона горы есть… - сказал Карабек, - надо гора лазить.
Я влезал на бугры, на камни, совершенно выбился из сил, купаясь в собственное поту, но не мог никак долезть до верхушки. Саид первый исчез наверху. Затем он снова показался, несколько спустившись к нам, помахал рукой, и мы пошли влево.
- Козел на другую гору пошел, - пояснил Карабек. - Ты идешь влево, а я - сюда, вправо, на север; на горе очень хорошо видно, далеко не стреляй…
Я так и поступил. Поднявшись наверх и не доходя до самой верхушки, я присел отдохнуть и тут же увидел высовывавшуюся из-за камня голову козла. Очевидно, он пасся за камнем, не замечая опасности.
От меня шел пар, и я задыхался от быстрого подъёма. Прицелившись в темное пятно, я хотел выстрелить, но винтовка дрожала в руках. "Надо успокоиться, а то все равно не попаду", - подумал я и, опустив винтовку, сел на корточки. Вдруг темное пятно, которое я принимал за козла, поднялось вверх и оказалось человеческой головой в папахе. Я удивленно уставился на нее. Голова заметила меня, сейчас же спряталась, но потом появилась вновь, и из-за камня вышел… Джалиль Гош. Очевидно, он тоже охотился.
Он нерешительно двинулся ко мне.
- Здравствуй, здравствуй, - сказал он и, пожав мне руку, быстро оглянулся несколько раз кругом. - Якши винтовка… - оказал он улыбаясь и, подойдя вплотную, потянул винтовку у меня из рук.
Но я не выпускал винтовку. Джалиль снова потянул ее к себе.
- Ташла - бросай! - сказал я.
Но он засмеялся, глаз его за стеклами темных очков не было видно.
- А ну, кто сильней будет, - сказал Джалиль Гош и снова потянул винтовку к себе.
Я вспомнил все разговоры о Джалиле, рассказы Барона о том, что он бандит и самый отчаянный контрабандист. Встреча с ним с глазу на глаз в горах не могла быть приятной. Однако я, сделав равнодушное лицо, протянул ему ружье.
- Ты хочешь посмотреть ружье? - спросил я. - На, пожалуйста.
Сам я сел на камень и принялся сворачивать папироску, одним глазом следя за Джалилем. Он тем временем осмотрел ружье, погладил его рукою и хмуро уставился на меня.
- А если я тебя убью? - вдруг спросил он.
Вопрос был неожидан.
- Ну что ж, - сказал я спокойно. - Значит, я буду убитым. Только и всего… Только ты меня не убьешь. Это я знаю. Тут уже он удивился.
- Отчего же? Что ты мне сделаешь? Пойдешь жаловаться Барону?
- Зачем мне Барон? Меня Барон не слушает.
- Ты с Бароном - одно и то же! - сказал Джалиль и выругался. - И ты советская власть и Барон - советская власть…
- А почему ты не любишь советскую власть?..
Мы сели на камень. Джалиль тоже закурил, отдал мне ружье.
- Вот что, Джалиль, - сказал я как ни в чем не бывало. - Мы уезжаем. Нам нужны караванщики. Пошел бы ты к нам в караван?..
Джалиль от неожиданности умолк и с изумлением уставился на меня.
- Знаешь, я тебя в самом деле убью, - оказал он. - Ты мне не говори такие вещи. Джалиль - не караванщик. Джалиль - не верблюдчик…
Мы посидели еще некоторое время молча. Джалиль нахмурился, задумавшись, потом сплюнул папироску и встал.
- Сары-кар, - сказал он, не глядя та меня, - желтый снег придет, откроются перевалы в Кашгар, дороги в долину… Джалиль Гош уйдет отсюда далеко-далеко… Здесь Барон, здесь гнилые люди, здесь надоело охотнику Джалилю…
Он посмотрел задумчиво в сторону, вниз, в долину, как будто действительно там уже открылись дороги и зазеленели поля, и, вскинув ружье на плечо, не попрощавшись, зашагал прочь. Он ловко перепрыгивал через снежные уступы. Я увидел его высокую черную фигуру, движущуюся среди белого океана горных снегов и туманов. До меня донеслись обрывки песни:
"Скоро, скоро появится Сары-кар. Желтый снег съест белый снег. Откроются дороги в Кашгар, в Фергану, в Каратегин, в зеленые долины".
Вскоре он скрылся из виду. Я пошел тоже вниз, по уступам, разыскивать Карабека и Саида и вскоре услышал выстрел. "Наши охотятся", - решил я и прибавил ходу.
Скатываясь и сползая по некрутому склону, обогнув скалу, я очутился в долинке. Здесь я увидел двух охотников.
Но это были не наши. Первый был Барон, а второй - тот низенький вчерашний японец, которого мы встретили у Барона. Японец был с ружьем, а Барон без ружья.
Скатился к ним я неожиданно для себя, да и наверное для них. Барон от изумления начал гримасничать, как обезьяна, и потом здороваться со мною.
Японец вежливо поклонился мне и протянул руку. Не зная, о чем говорить, мы молча смотрели друг на друга. Он разглядывал меня прищурясь; японец заговорил первый.
- Агроном? - спрооил он меня.
- Да.
- О! Я тоже почти агроном. Вы занимайся ячмень. Высокогорный ячмень для семена…
- Да.
- Я тоже немножко занимайся ячмень. О, замечательный культур. Только здесь нельзя сей ячмень, нельзя сей пшеница. Он не будет расти здесь. Очень дикий, голый место.
Он насмешливо щурился и мяукал, и мне очень хотелось ударить его по кошачьей физиономии. Я отвечал ему нехотя.
- Нет, почему же? Место замечательное. Здесь будет плодороднейший край.
- О, да. Только в этот край плохие дороги. Сейчас снег, сейчас буран, сейчас желтый снег, сейчас зима или весна, уважаемый агроном все равно не мог попасть домой. Агроном гуляй, занимайся охотой, стреляй козел… Я тоже немножко занимайся охотой.
- Да, агрономы занимаются не только посевами…
- О!.. Я очень любил занимайся охотой. В этом много прелесть! Только, конечно, много ходиль, лазай, уставал, но, конечно, нельзя на охота без некоторых неприятность…
Японец по-прежнему насмешливо осматривал меня. Вдруг Барон закричал:
- Смотри: киик, скорей стреляй, скорей!
Я до того устал, что мне было не до козла, но все же я быстро вскинул винтовку и два раза выстрелил в указанное место, темнеющее среди скал. Видел я плохо, но хорошо заметил, что из-за сугроба никто не выскочил.
- Козел, козел убит! - закричал я.
Мы все заспешили, проваливаясь в снегу, к сугробу. Рога козла, казалось, были закинуты назад.
Каково же было наше удивление, когда мы, подбежав ближе, увидели, что это был вовсе не козел… На снегу лежал во весь рост Джалиль Гош. Снег вокруг был красен от крови.
Я был потрясен и взволнован: "Убил, убил Джалиля!"
Барон торжествовал, он кричал, что было сил. Я стоял, опустив голову, не обращая внимания на него, обдумывая, как это могло случиться.
Вскоре на выстрелы пришли Карабек с Саидом, волоча убитого ими козла. Барон продолжал кричать.
Я обратился к Карабеку. - Но ведь барон мне сказал, чтобы я стрелял.
Карабек перевел мне:
- Он говорит: у тебя глаза есть, у него винтовки нет.
Барон стал кричать, что должен меня арестовать как член сельсовета за убийство и винтовку отобрать.
Карабек, склонив голову на бок, подошел к Джалилю Гошу и начал его пристально рассматривать.
- Странно, - сказал Карабек, - похоже, что совсем другой ружье стрелял: твой ружье пуля большая, а рана совсем маленькая…
Оторвав кусок рубашки, я склонился над Джалилем перевязать рану. С головы его "а снег капала кровь. Джалиль Гош был недвижим, очевидно, без сознания. Он лежал огромный, раскинув руки. Мне вспомнился разговор с ним, происходивший наверху всего лишь каких-нибудь несколько минут назад…
Японец стоял в стороне, глядя на все происходившее, насмешливо щурясь и качая головой.
- Очень голый, дикий место, - сказал он мне, - на охота бывают всякие неприятности…
СБОРЫ КАРАВАНА
Поздно ночью, измученные и обессиленные, мы приехали в кишлак. Первый человек, которого мы встретили у кибитки, была Сабира. В конюшне рычал Азам на цепи.
Вечером в огромном казане кипело мясо. Вокруг костра сидели дехкане, боязливо и очень осторожно обсуждали случившееся. В углу стонал Джалиль. Я решил взять его в Дараут-Курган и там сделать операцию. Саид жался ко мне и пугливо оглядывался на каждый шорох.
Джалиль Гош был недвижим.
В два часа ночи меня разбудили поесть. Груда мяса - весь киик дымился на блюде, наполняя кибитку ароматом. Мясо мы густо посыпали перцем. Я позвал Сабиру, она ответила: "Потом". По магометанскому обычаю, женщинам вместе с мужчинами есть нельзя. Не желая отпугивать аксакалов - стариков, я не настаивал.
Все сидели вокруг разостланного на полу пояса Карабека и ждали.
Помыв руки, я взял огромную бедерную кость, и тотчас же за мясом потянулся десяток рук.
В этот момент я не многим отличался от сидящих у костра вместе со мною людей, закутанных в шкуры: так же спеша и обжигаясь, ели они руками вареное мясо без хлеба.
Наконец, кости были разбиты камнями и мозг высосан. Все облизали и обсосали по очереди пальцы. После этой процедуры начали пить чай, а значит, начали и разговаривать.
Карабек сидел с закрытыми глазами. Наконец, все окружающие могли удовлетворить свое любопытство: узнать подробности событий. Осторожно они начали переводить разговор на раненого Джалиля Гоша.
- Аксакалы, - сказал я. - Один человек хотел обвинить меня в том, что я ранил Джалиля. Мы осмотрели рану; она сделана вовсе не моей пулей. У меня винтовка
Витерли. Вы можете осмотреть мои пули: они большие, в палец длиной.
В эту минуту в кибитку вошел Барон. Он тихо остановился за спинами стариков и слушал мои слова.
- Вот и хорошо, Барон, что ты тут, - сказал я, - надо акт составить, что Джалиль ранен картечью из охотничьего ружья.
- Составим завтра.
- А почему не сегодня?
- Я болен.
- Долго не задержим, в три минуты сделаем.
- Без секретаря не подпишу, а его нет.
- А когда он будет?
- Завтра утром.
- Ну хорошо, расходитесь. Будем спать.
Сабиру Барон хотел взять с собой, она запротестовала, и ее вдруг поддержал ее отец - Деревянное ухо. Эту смелость он проявил, наверное, благодаря нашему присутствию.
В этот вечер дым меньше ел глаза, или я просто уже привык и не замечал. Заснул я мертвым сном. Черт с ним, решил, пусть режут, но я хочу спать!
Карабек лег на мешках с ячменем.
Утром мы с трудом открыли двери, настолько завалил их снег. Сильный ветер гнал тучи снега по долине; начинался большой буран.
Барон пришел и посоветовал уезжать.
- Знаешь, народ голодный, злой. Я не отвечаю ни за что!..
- Но ведь буран большой будет! Мы пропадем! - запротестовал я.
- Не знаю, не знаю, - развел руками Барон.
- Тогда давай сейчас акт напишем.
- Хорошо, хорошо, - ответил Барон, - только приведу секретаря.
Через час оказалось, что ни секретаря сельсовета, ни Барона якобы нет в кишлаке.
- Дома Барон сидит, а жена говорит: нет, - сказал Карабек. - Я все знаю. Наше дело плохо. Буран идет - дороги нет, весна идет - совсем дороги нет. Тут сидишь - бандиты есть, ждут дорогу в Кашгарию. Плохо будет, сам знаешь. Сейчас поедем - пропадем, оставаться - продуктов нет! Никто не даст. Так Барон прикажет.
- Карабек, - сказал я, - давай ехать, зови всех наших нанятых верблюдчиков. Саид с нами должен поехать вниз.
- Большой буран будет, останемся на дороге, умираем, - сказал Саид, и я вспомнил кости верблюдов и ишаков, которые торчали из-под снега по всему пути.
- Ты глуп, Голубые штаны, - сказал Карабек. - Тебя здесь Барон убьет, как Джалиля Гоша. О чем тебе раздумывать?
- Ничего я не раздумываю! Кто тебе сказал? - вдруг вспылил Саид. - Конечно, Саид поедет.
Тряпки в углу тут зашевелились: это поднял голову старик Шамши.
- Сколько прибавишь? Сколько прибавишь? - спросил он.
- Чего прибавить?
- За буран. Караван идти - сколько заплатишь, а?
- Спи, Деревянное ухо, - ответил Карабек. - Тебе ничего не прибавим.
- Тогда я не поеду. Вот что.
- И очень хорошо, что не поедешь. Зачем ты?
И старик опять завернулся в халат. Потом вдруг встал и начал завязывать в узел тряпки. Старуха проснулась и с удивлением уставилась на него.
- Горе мое! - заговорила она. - Он совсем с ума сошел. Куда он собирается?!
- Молчи, - сказал старик. - Саид едет, Джалиль едет, Ахмед едет, Садык едет, все едут. Шамши тоже едет. Начальник не может без Шамши.
Это было смешно, особенно когда он взял старый, весь проржавленный и дырявый самовар и понес вьючить его на верблюда; рассказывали, что самовар этот давно не работает, однако старик гордился им, и, пожалуй, это было единственное его имущество, если не считать коня.
- Поеду в Каратегин. Давно я не был в Гарме. Я там починю свой самовар, - сказал Шамши.
- А как же останется Сабира? Саид уезжает. Барон…
- Барон, Барон! - закричал старик с сердцем. - Сабира - племянница Барону.
я бедный родственник…
На этот раз он, пожалуй, был прав. Что он сделает тут для Сабиры? Оставаться же, видно, он категорически не хотел. Пусть, решил я, мы еще вернемся к бедной Сабире и поправим ее дела.
Часть вторая. Долина
Кто бы узнал в этом бушующем снежном океане Алайскую долину - страну, раскинувшуюся на полмиллиона гектаров?
Плотные массы летящего по ветру снега бушевали, как волны, сшибаясь друг с другом. Гигантские валы густой снежной пыли с воем и визгом взлетали на тысячи метров вверх, на ледники Заалайского хребта. Страшная музыка ветров и горных обвалов откликалась у противоположной стены, где долину сжимал Алайский хребет.
С востока на запад, к Дараут-Кургану, двигался наш караван. Он состоял из проводника Абдуллы, меня, Карабека, Саида, Шамши-Деревянное ухо, больного Джалиль Гоша и трех верблюдчиков. Азам, высунув язык, прыгал по нашим следам сзади. Прыжок - и он исчезал с головой в снегу.
Нас вел хорошо знающий дорогу верблюдчик из Кашка-су Абдулла, который сам вызвался нас проводить. За ним ехал я на коне Алае, за мной - Карабек на быке Тамерлане и сзади - верблюды. К одному из них был накрепко прикручен веревками укутанный кошмами раненый Джалиль Гош.
Двадцать часов назад мы еще не представляли, что буран будет так ужасен. Но что нам было делать? Необходимо проскочить вниз до наступления весны.
Снег вихрился в тисках двух хребтов, будто лава в кратере. Буран мчался с запада, прямо нам навстречу. Мы ехали друг за другом гуськом, и задний не видел переднего всадника.
Вначале наш проводник Абдулла ехал верхом, а потом, взяв в руки длинную палку, пошел вперед, нащупывая протоптанную в снегу тропинку.
Когда проезжали у огромных скал справа, то проводник закричал мне: "Жди здесь!", - сел на коня и исчез в волнах снега.
Через десять минут буран навалил возле нас сугроб, засыпав верблюдов по живот. Еще через полчаса из сугроба выглядывали головы животных. Верблюдчики, повернувшись спиной к ветру, прижались к верблюдам. Долгое ожидание на месте грозило гибелью.
- Карабек! Карабек! - закричал я. Вой бурана глушил голос. Я вынул затычку из дула винтовки и выстрелил. Карабек приподнял голову.
- Карабек, проводника нет! - крикнул я.
- Ехать надо, - донесся из бурана глухой голос. - Что "и будет - ехать надо, стоим - мороз заберет.
Карабек замолк, уткнувши голову в спину яка.
"Если даже Карабек умолк, - дела плохи", - подумалось мне.
- А проводник? Будем ждать?
- Он из Кашка-су, - сказал Карабек, - он домой ушел. Не надо было нам его отпускать. Теперь плохо будет.