СПЕШАЩИЙ БАЗАР
На третье утро после того, как прошел буран и холодная луна показала над горой свои рожки, в Дараут-Курган съехались киргизы на ярмарку.
Это был последний предвесенний базар. Скоро по долине тронутся, поползут снега и дороги будут закрыты.
Через Дараут-Курган люди спешили вернуться к своим селениям, сделать поскорее все необходимые дела. За окнами нашей чайханы, по улице тяжело ступали горные быки, ревели верблюды. Караван-сарай и все дворы были наполнены бренчанием караванных колокольцев.
Наши верблюдчики уже покинули нас и толкались сейчас по базару, готовясь к возвращению в Кашка-су. Со мной остались только Карабек, Шамши-Деревянное ухо и пастух - Голубые штаны.
"Нужно пополнять караван, чтобы двигаться дальше, в Каратегин. Одни мы ячмень не довезем", - решил я, оглядывая свою "гвардию". Старик Шамши сидел рядом со своим самоваром на корточках и слезящимися глазами смотрел в пространство. Он уже попробовал где-то на базаре немного опия. Этот бедняк только и видел счастье в горсточке дурмана…
Саид лежал на пыльном ковре и угрюмо смотрел на проходящие караваны. Очевидно, он думал о Сабире, оставшейся в Кашка-су.
Только Карабек был, как всегда, бодр. Зашивая дорожный мешок, он своими блестящими черными глазами из-под шапки черных волос осматривал всех нас, стены, потолок. Карабек подмигивал мне, кивая на
Саида. Он держал в зубах иголку и успевал при этом петь что-то.
- Уу-у-у… много караваны… разный человек… - разобрал я только обрывки фраз, смешанных из русских и киргизских слов. - Все едут домой… Одни мы едем в Каратегин. Ай, какой наш большой, богатый караван… Один лошадь, один собака, один бык, один Деревянное ухо, один плачущий пастух…
Тут он перешел на такое завыванье, что я решительно ничего не разбирал кроме одного высокого жужжащего звука. Но то, что не разобрал я в киргизской песне, прекрасно понял Саид. Он вдруг вскочил и посмотрел на Карабека сердитыми глазами.
- Неправда! - закричал он. - Кто тебе сказал, что Саид думает вернуться в Кашка-су? Саид поедет в Каратегин!
Карабек перестал шить и удивленно посмотрел на пастуха.
- А разве я говорил что-нибудь? Конечно, Саид поедет дальше.
Карабек невозмутимо пожал плечами, очевидно, он нарочно решил подзадорить Саида и добился своего.
- Понятно, - добавил Карабек, - зачем Саиду возвращаться в Кашка-су? Он не такой уж дурак. Там его убьет Барон, как убил Джалиля Гоша.
- Барон, Барон, Барон… - забормотал вдруг старик Шамши. - Барон сегодня говорил… Барон говорил, что он не убивал Джалиля Гоша…
- Что, разве Барон уже был здесь? - воскликнул я, но ничего не смог больше добиться от старика. Очевидно, старик фантазировал в бреду.
- А, оставь его, - махнул рукой Карабек, - Деревянное ухо. У него в глазу опий Пойдем караван делать.
Мы вышли с Карабеком на улицу и направились в сельсовет.
Председателя мы нашли в глиняной халупе-канцелярии. Он сидел за столом, склонившись над какой-то бумажкой. Это был высокий киргиз по прозвищу "Тагай-сельсовет". Он радостно поздоровался с нами, молча выслушал меня и долго думал. Потом провел по лицу рукой и сказал:
- Нет. Никакой караван нет в такое время. Посмотри, что делается.
Он подвел меня к окну… Там по улице взад и вперед сновали люди. Это была странная ярмарка спешащих людей. Все торопились завершить свои дела: зарегистрировать в совете женитьбу, продать шерсть, овчины, купить новый котел, запастись на период распутицы мукой, спичками, жевательным табаком, дробью. Большинство продавцов и покупателей было даже верхом на конях, ослах, быках и верблюдах. Они рассматривали товар, не слезая с седел; казалось, что все это может каждую минуту умчаться отсюда и площади и переулки базара сразу превратятся в пустынный поселок…
Необычный базар этот напомнил мне особенности Алайской долины; она представилась мне ввиде огромного блюдца в 180 километров длины. Еще немного - тронутся с окружающих гор колоссальные массы снега и наполнят долину водой…
На лицах людей было написана спешка. Даже нищие, казалось, быстрее чем обычно сновали между всадниками, и старик - продавец сладкой жареной кукурузы - предлагал свой товар с какой-то веселой тревогой.
- Ай, скорей, скорей! Купи бадрак! На, бери бадрак! - кричал он, подпрыгивая на одной ноге…
- Сельсовет не может приказать, - оказал Тагай. - Делай сам караван. Сельсовет поможет…
Мы вышли с Карабеком на крыльцо. Карабек насвистывал что-то, задумчиво качая головой, и хлопал себя плеткой по сапогу. Мимо нас проходили толпы, суета, запахи и яркие краски базара. Это стремительное движение, казалось, было преднамеренно безучастно к нам, и ничто не могло его остановить.
"Вот попробуй делать караван, - подумал ч. - Неужели моя посевная сорвана, и я с ячменем засяду здесь на весну?"
- Тут даже нет ни одного знакомого, - сказал я Карабеку. - С кого начать?..
- Почему нет знакомого? - покачал головой Карабек. - Вот один старый знакомый есть…
Он указал плеткой, и я увидел на противоположной стороне улички Палку Моисея. Юродивый дервиш стоял среди толпы, прямо против крыльца, и смотрел на нас.
Не успел я толком рассмотреть его, как в ту же секунду он исчез, словно растворился в толпе.
Что такое? Уж не преследуют ли меня призраки кишлака Кашка-су?
- Старая собака, пестрый гусь, - сказал Карабек, сплевывая. - Привязался, как ослиный хвост. Пойдем, может быть, тут есть еще и другие знакомые.
МАРИНКА
Медленно пробираясь между рядов всадников и пешеходов, мы шагали вдоль улицы. Острый запах зеленого табачного порошка стоял в воздухе. Он смешивался с запахом жареной баранины и перца, шедшим из чайхан. Среди верблюдов сновали продавцы стеклянных бус, амулетов и всякой дряни. Тут же почти открыто торговали контрабандными товарами.
Вдруг навстречу мне, расчищая себе дорогу криком, выскочил мальчик верхом на осле. Это был Исаак, ученик-санитар из медпункта.
- Скорее, скорее! - закричал Исаак. - Я тебя везде искал. Джалиль Гош умирает. Он хочет говорить с тобой.
Мы бросились почти бегом вслед за мальчиком. Поговорить с Джалилем нужно было обязательно. Во что бы то ни стало надо было выяснить, кто в него стрелял. Конечно, Барон был причастен к этому делу. Но где доказательства?
В медпункте мы встретили женщину-врача. Она недоумевала: больному становилось лучше - и вдруг жар, рвота.
Мы вошли к раненому.
- А-а-а… - стонал Джалиль Гош, быстро дыша. Глаза его закатились.
- Нема, что? - опросил я.
- А-а-а… - стонал он.
Рядом с ним на большом медном блюде лежала жареная рыба.
- Где это вы рыбы наловили? - спросил я фельдшерицу.
- А это больному принесли из дому. Я кости выбрала и покормила.
- Киргиз - и рыбу ел? - удивился я Вообще киргизы рыбы до сих пор не ели. - Что это за рыба?
- Ах, не все ли равно, ведь Джалиль умирает, я думаю, от заражения крови. Пришел в себя, сказал, что хочет говорить с вами, а вы о рыбе…
Вошел Карабек и прислонил ухо к губам Джалиля. Тот что-то забормотал в бреду, затем умолк. Карабек задумался. Потом, вынув ножик, он начал ковырять рыбу, разворачивая ей ребра. Покачал головой и подошел к окну.
- Вот! - Карабек показал в окно. - Собака Барона, большой белый собака, злой, голодный. Она меня в Кашка-су кусала. Смотри хорошо! Только хорошо смотри…
Карабек взял блюдо с рыбой, вышел на двор и бросил остатки на снег собаке!
Что за черт! Откуда здесь взяться собаке Барона?
Пес между тем недоверчиво подошел к крыльцу и, не сводя злобного взгляда с уходящего в дверь Карабека, моментально проглотил рыбу.
- Да ведь этот пес мою маленькую дочку укусил! - воплеснула руками фельдшерица, взглянув в окошко. - Он всех детей кусает!
Я взял винтовку и пошел к двери. В темных сенях столкнулся с Карабеком.
- Куда идешь? - спросил он.
- Собаку стрелять.
- Теперь не надо, - и он схватил меня за руку и повел в комнату, к окну. - Смотри!
Белого пса рвало. Затем он начал кружиться и падать. Несколько киргизов, проезжавших с базара, остановилось смотреть. Один поскакал назад.
- Если рыбу-маринка не чистишь, - сказал поучительно Карабек, - и кушаешь, - умрешь. У маринки в животе есть черная ядовитая пленка, пленка не бросаешь, пленку кушаешь - яд кушаешь!
Было ясно, что Джалиля кто-то намеревался отравить.
Я позвал фельдшерицу и сообщил ей, что у больного отравление. Надо принимать меры.
- Но что давать, что? - растерялась она. - Пищевой зонд ставить нельзя: он тяжело ранен. Надо молока, но зимой вряд ли можно достать молока.
Приказав Карабеку дежурить возле больного, я вскочил на лошадь и помчался к кишлаку на поиски молока или какого-нибудь лекарства.
По тропинке навстречу мне скакал всадник. Поровнявшись со мной, он остановился и стал кричать. Это был Барон и кричал он что-то о собаке. Сзади подъезжали другие всадники. Вдруг мне пришла в голову мысль. Я припомнил киргизские слова и сказал:
- Спасибо тебе, Барон, Джалилю нечего было есть, у него родных нет, а ты еду послал, молодец!
- Я, я послал! - радостно закивал головой Барон. - Я сказал домашним, и они приготовили ему. Так мулла Шарап сказал!
- Здесь мулла есть? - удавился я.
- Есть, только он не богу молится, а людей учит. Очень хороший бывший мулла… Как здоровье Джалиля?
- Умирает!
- Вот мулла Шарап к нему едет, - и он показал на киргиза.
- А откуда он знает, что Джалиль умирает?
Барон замялся, не зная, что ответить. Сзади на прекрасном гнедом жеребце сидел пожилой человек с острым взглядом карих глаз. Правая рука его была искалечена и вывернута внутрь.
- Кто собаку травил? Я Карабека судить буду! - закричал Барон.
- Никто, - ответил я. - Карабек хотел ее покормить и дал ту рыбу, которую ты прислал поесть Джалилю.
- Никакой рыбы Барон не посылал, - оказал мулла Шарап.
Барон растерялся.
- Посылал? - спросил я Барона.
Лицо у него сморщилось, как печеное яблоко.
- Нет, - ответил за него мулла Шарап.
- Я не понимаю, ничего не понимаю, - сказал Барон. - Ты начальник очень плохо говоришь по-киргизски, я тебя не понимаю!
Киргизы заспорили между собой. Мулла Шарап начал что-то говорить Барону на мяукающем языке.
"Эге, - подумал я, - да они говорят по-китайски".
Затем по-киргизски мулла Шарап сказал мне:
- Ай, ай, ай, начальник, у тебя дела много, у нас дела много. Я как раз ехал тебе сказать: даем лошадей, десять лошадей даем Каратегин ехать!
- Надо сорок лошадей!
- Нет лошадей, - сказал мулла Шарап.
- Нет лошадей, - подтвердили все всадники.
Сзади послышался конский топот, и вскоре появился Карабек.
- Карабек, - сказал я, - тебя Барон за отравление пса судить хочет!
- Барен - еще молодой старик, он смерти своей не хочет, - ответил Карабек и спросил по-киргизски Барона: - А откуда я знал, что ты пищу с ядом прислал? Я твоего пса пожалел, голодного пса. Твою рыбу давал. Пес издыхал.
- Что ты! - ответил Барон. - И не думал! Но кто? - повернулся он ко мне. - Кто отравил рыбу?
- Очень интересно! - ответил я.
- Да, интересно, - подтвердил мулла Шарап, повышая голос.
- Очень интересно, - закричали всадники, а один кричал и пел: "Очень интересно, кто отравил рыбу, кто отравил Джалиля, кто отравил бедного пса Барона? Ай, ай, ай!"
Махнув рукой на это странное беснующееся сборище, я поскакал за лекарствами.
Через полчаса я снова был около медпункта.
Большой двор, огороженный дувалом, высокой глинобитной стеной, заполняли пешие и всадники.
- И откуда их сразу набрался целый двор? - удивился я.
Когда мы с Карабек ом подъехали, какая-то растрепанная старуха бросилась ко мне с кулаками.
- Отравил, отравил! - кричала она.
Алай храпел и забирал в сторону.
- Барона работа, - мрачно оказал Карабек, соскакивая с лошади.
Толпа неодобрительно смотрела на меня. Старуха продолжала вопить и лезла ко мне с кулаками; в это время кто-то ударил нагайкой Алая сзади, он прыгнул вперед, сбил с ног старуху и пронесся над ней. Киргизы шарахнулись в сторону. В одну секунду я был у дверей. В двери изо всей силы принялось колотить несколько человек.
- Что надо? - спросил я строго.
Они на секунду остановились, но потом еще с большим ожесточением начали колотить в двери, пояснив, что действуют по приказанию Барона.
- Кет, уходи! - крикнул я.
Толпа киргизов напирала. Кричали: "Убил старуху, убил!"
Подошли Барон и мулла Шарап.
- Нам надо к бальному, мусульманин умирает!
- Пойдем вчетвером, - сказал я, - вас двое, я и Карабек. Остальные пусть ждут. Старуху пусть тоже внесут.
Я постучал и назвал себя. Бледная фельдшерица впустила нас.
Дверь сейчас же заперли.
Четверо дехкан внесли старуху, положили ее на диван и, видимо, решили не уходить.
- Уходите, - сказал я.
Дехкане переминались. Я строго посмотрел на Барона.
- Идите, идите, - нехотя сказал он им.
Дехкане вышли. Двери закрыли. Джалиль, бледносиний, дрожал, закатывая глаза.
- Карабек, пять капель, - сказал я, подавая бутылочку.
- Все равно умрет, - . оказал твердо Барон, - не надо давать!
- Надо! - сказал я.
- Все равно умрет, - оказал презрительно мулла Шарап. - Не надо. Не нарушай мусульманский закон!
- Давай капли, - приказал я Карабеку, который уже накапал пять капель.
- Я сказал! - закричал мулла Шарап и, схватив здоровой левой рукой пиалу, бросил ее на пол. Пиала разбилась, и лекарство разлилось по полу. Старуха пришла в себя и застонала. Ей кончили перевязывать голову.
В комнате потемнело. Несколько незнакомых лиц снаружи прижималось носами к стеклам окна, заглядывая внутрь. Их приплюснутые к стеклу разъяренные физиономии были смешны и ужасны.
- Завесьте окно, - оказал я фельдшерице. - Наливай лекарство!
Повторилась та же история: лекарство разлили.
- Карабек, скажи им, что в случае повторения я застрелю первого, кто разольет лекарство.
Вынув револьвер, я перевел предохранитель на "огонь". Барон и мулла Шарап замерли. Пять капель было налито. Совершенно неожиданно старуха бросилась вперед и, схватив пиалу, заорала: "Не дам, не дам, не дам!"
Ручкой револьвера я ударил ее по голове. Без звука она рухнула наземь. Барон и мулла бросились к выходным дверям.
- Назад! - крикнул я.
Они медленно пятились в угол, глазки их злобно сверкали из-под бровей. Они сжимали рукоятки ножей.
- Карабек, переводи: пусть повернутся лицами в угол и молчат.
Они исполнили требование. На дворе нарастал шум. Карабека с револьвером я поставил у выходных дверей. Исааку я велел наливать лекарство, сам стоял с винтовкой. Фельдшерица приводила старуху в чувство. Затем в полуоткрытый рот Джалиля я влил лекарство.
В дверь стучали все назойливее. "Откройте, - кричали, - вы отравите муллу Шарапа и Барона!"
- Барон, скажи, что ты жив и здоров и что больному лучше! - Я направил винтовку на Барона. - Подойди к дверям!
Он подошел, вслед за ним подошел и я.
- Дехкане, - крикнул Барон, - больному хорошо, мы ждем!
- Скажи: пусть расходятся, - прошептал я.
- Кто хочет, - сказал Барон колеблясь, - ухолите.
В полуоткрытый рот Джалиля я влил лекарство.
- Не хотим, не хотим! Пусти смотреть на Джалиля. Пусти!
Дверь шаталась под ударами.
- Пусть идет "Тагай-сельсовет" и Джамбек, - сказал я.
Барон повторил. Мы приоткрыли дверь, спрятав оружие за спину, и они оба вошли в кибитку. Тотчас же двери заперли.
Я рассказал, а Карабек им перевел всю историю. На требование составить акт Тагай ответил уклончиво. Волнение во дворе росло.
- Сам убил, а теперь отравил, чтобы молчал! - кричали во дворе. Волнение нарастало. Надо было принимать решительные меры.
- Составляй акт! - закричал я.
Неожиданно Тагай вырвал винтовку у меня из рук и сказал:
- Не надо оружия, здесь басмачей нет!
Оглянувшись, я увидел, что Карабека за руку держал Барон и изо всех сил вопил: "Они убили и отравили Джалиля!"
За другую руку его держал Шарап.
- Товарищ начальник! - хрипло кричал Карабек. - Можно стрелять, можно?
- Вывести во двор, - распорядился мулла Шарап.
Я понял, что это означало. Это значило самосуд. Глупейший самосуд, организованный разжигателями религиозного фанатизма.
На дворе ревела толпа, подстрекаемая юродивым Палкой Моисея и другими друзьями Барона. Двери трещали. Еще секунда. - и они сорвутся с петель.
Вдруг все задрожало, вдали послышался нарастающий гул. Очередная лавина катилась где-то поблизости с гор. Толпа замерла. Мне запомнилась эта внезапная тишина: она была вызвана не только лавиной Вот в чем дело: в комнате под дребезжание стекол в окне раздался вдруг прерывающийся голос больного Джалиля:
- А, а… друг Барона, Оси-Яма, агроном из Яркенза, убил меня, - говорил он.
Мы все бросились к нему.
- Если умру… там, где каменные рыбы, - золото, отдайте…
И Джалиль снова закрыл глаза. Надо было действовать. Секунды решали все.
- Слыхал? - крикнул я растерявшемуся Тагаю, вырывая назад винтовку. - Арестуй Барона, он с контрабандистами и шпионами дело имеет!
- Арестовать можно! - сказал Тагай нерешительно.
- Садить некуда, - перебил Джамбек, - мы расписку возьмем, что, когда позовем, он придет!
- А ты поручишься? - спросил я.
- Поручусь, - ответил Джамбек.
- Ломай хлеб, - сказал я.
Джамбек испуганно попятился.
- Ломай хлеб и скажи, что ручаешься за своевременную явку Барона и что будешь здесь смотреть за больными как следует!
Джамбек разломал хлеб и поклялся, что никогда не есть ему хлеба, будь он проклят, если не явится Барон по первому зову и если не будет сам он ухаживать за Джалилем и если не разыщет его родных.
Это была самая страшная для него клятва; мне пришлось использовать ее для службы делу в этот трагический момент.
Тем временем старуха пришла в себя, незаметно открыла дверь и вышла на двор. В открытые двери сразу вломились люди со двора. В руках они держали камни и ножи.
- Карабек, переведи: Джалиля ранил японец Оси-Яма, друг Барона. Джалиль сам сказал. Джалилю я дал лекарство, и он поправляется.
Карабек перевел. Тагай подтвердил.
Барон молчал. Это был его проигрыш. Киргизы закричали, зашумели.
Когда первое впечатление от неожиданного заявления Джалиля улеглось и настроение толпы начало меняться, я встал на скамеечку и крикнул: