Сыщик перебирал карандаши в стаканчике. Выбрал какой помягче и стал осторожно заштриховывать чистую страницу. Грифель скользил боком, едва касаясь бумаги. Нажмешь посильнее - все пропало.
- Не трогайте ничего! Ира не любит! - не вовремя вошла в комнату старшая Синицкая.
- Так надо, Янина Викентьевна, - навис над ней полковник. Он-то сразу понял, что делает Блинков-младший.
Под карандашной штриховкой проступала запись, продавившаяся с оторванного листка.
- "М. Планер." - ясно, "Планерная", ул. Героев Панфиловцев, дом… корпус… квартира, - по буковке разбирал Блинков-младший.
Увы, Недостижимый Идеал писала со слабым нажимом. Цифры читались плохо: то ли семерка, то ли единица, то ли ноль, то ли восьмерка…
- Вы звонили с этого телефона? - спросил полковник притихшую Янину Викентьевну.
- Нет, у меня в комнате свой. А в чем дело?
Блинков-младший уже снял трубку и нажал кнопку повтора. Телефон запищал, набирая номер, по которому в последний раз звонила Синицкая.
- Единица, девятка… - вслух считал. Иван Сергеевич. Он здорово умел определять номера на слух. Блинков-младший записывал. На седьмой цифре он протянул трубку полковнику:
- Поговорите?
- Лучше ты, - отказался Иван Сергеевич. - Голосок потоньше, вопросы поглупее…
Сыщик поднес палец к губам: длинные гудки в трубке оборвались.
- Аллоу! - произнес женский голос.
- Я по объявлению, - сказал Блинков-младший. - Насчет обезьянки.
Женщина молчала, как будто не могла припомнить, обезьянка у нее пропала или бегемот. В трубке шуршало от ее тяжелого дыхания - запыхалась?
- Нет у меня обезьянки, - наконец сказала она. - В газете по ошибке дали мой телефон, это опечатка. Больше не звони сюда, мальчик.
Прежде чем она бросила трубку, Митек расслышал далекое:
- Тца, тца, тцат!
Странно. До сих пор сыщик был уверен, что Синицкая искала хозяйку потерявшейся макаки. И вот - нате! Какая-то макака цокает в трубке. Хозяйка врет, что у нее нет обезьянки. А Синицкая поехала к ней (она совершенно точно поехала к ней, а то бы не взяла тетрадный листок с адресом). Получается в огороде бузина, а в Киеве дядька. Никакой связи!
- Янина Викентьевна, у вас нет знакомых на улице Героев Панфиловцев? - спросил Блинков-младший.
- Нет, а в чем дело? Куда ты звонил? Что случилось?!
- Да ничего, все в порядке. - Блинков-младший вырвал из тетради листок с адресом и телефоном. Глазами он показывал полковнику на дверь. Иван Сергеевич кивнул: понятно.
- Я ДОЛЖНА ЗНАТЬ, ЧТО СЛУЧИЛОСЬ! - Мама Синицкая уже кричала. - Почему ты рвешь Ирину тетрадь?! Вошли - не поздоровались, ноги не вытерли!
- Вытерли, - пробираясь мимо нее к выходу, возразил Митек.
Старшая Синицкая вдруг упала на диван дочери и зарыдала:
- Не вытерли, не вытерли!
- Янина Викентьевна, вы одна в доме? - спросил полковник.
Не отрывая лица от подушки, Синицкая часто закивала.
- Ира, остаешься, - скомандовал Иван Сергеевич и затопал к выходу. Несчастная напарница сыщика только раскрыла рот, но ничего не сказала. Спорить с ее папой было бесполезно.
- Скоро мы Синицкую привезем, - шепнул Блинков-младший. - Не расстраивайся, Ир, все самое главное мы вместе нашли.
Вышли на лестницу, и сыщик буркнул:
- Чего она? Мы же вытерли ноги.
- Конечно, вытерли, - подтвердил старший Блинков. - Она хотела сказать: "Я очень переживаю за дочь, места себе не нахожу и хочу поплакать, но мне стыдно перед незнакомыми людьми". А получилось "Ноги не вытерли". Об остальном мужчина должен догадаться сам.
- Я примерно так и понял, - кивнул Митек. - Только еще мне показалось, что она вредная дура.
Папы были умные. Вместо того чтобы закричать: "Не смей так говорить о старших!" - Иван Сергеевич сказал:
- Спешишь с выводами. Из-за чего ты так решил - из-за того, что она тебя от дочкиного стола отгоняла? А представь, что посторонние люди роются в вещах твоих родителей. Это значит, что в доме беда. Янине Викентьевне было горько видеть, как ты рвешь тетрадь ее дочки, вот и все… Ладно, Митек, ты вот что скажи: я правильно понял, телефон ТОТ?
- Тот, - подтвердил Блинков-младший. - Я слышал обезьяну. А эта тетка врет напропалую: обезьяны у нее нет, в объявлении ошибка…
- Плохо, - решил Иван Сергеевич. - Надо милицию поднимать.
- Да в чем дело-то, сыщики? Объясните ботанику, - взмолился старший Блинков. - А то плетусь за вами и ничего не понимаю.
- Минутку, Олег, - Иван Сергеевич на ходу раскрыл "трубу" и набрал какой-то номер. - Налоговая. Мой код… пробейте-ка телефончик…
Блинков-младший представил себе, что происходит в справочной. Сидит перед компьютером телефонистка в наушниках, с микрофончиком у рта, как у летчиков. В компьютере все-все номера: и сотовые, и секретные. Первым делом телефонистка выстукивает на клавишах личный код Ивана Сергеевича. Код подтверждает, что позвонил не случайный человек. Теперь полковнику открыт доступ ко всем телефонам (кроме, может быть, самых секретных, которые не положено знать даже налоговой полиции). Потом телефонистка вводит в компьютер номер тетки, у которой кричала обезьяна, и сейчас… вот сейчас…
- Погодите, мне записать нечем, - сказал в трубку Иван Сергеевич.
Мужчины уже вышли из подъезда. Не отнимая от уха трубку, полковник открыл дверцу "Нивы", сел и записал в блокнот: "Гер. Панфиловцев…" Блинков-младший влез на заднее сиденье и заглядывал ему через плечо, сверяясь с листком из тетради Синицкой. Сомнительная то ли семерка, то ли единица оказалась единицей, то ли ноль, то ли восьмерка - нолем. Грубых несовпадений не было. Тот самый адрес!
Что же получается? Часа два-три назад Синицкая звонила тетке с макакой, и та дала ей свой адрес. За это время можно пешком дойти до Панфиловцев и вернуться. Но Ирка не вернулась. А тетка стала отвечать на звонки: "Ошибка в объявлении".
Сыщик приучил себя не давать воли воображению. Факт тот, что Синицкая на Панфиловцев, в квартире одиннадцать, и не может позвонить домой. А что с ней случилось - увидим.
- По коням! - скомандовал Иван Сергеевич и рванул с места. Старший Блинков захлопывал дверцу уже на ходу.
Полковник названивал не переставая. Не зная номера нужного отделения милиции, он без затей набрал "02". С пульта его соединили с отделением, в отделении дали номер участкового… Закончив переговоры, он откинулся на спинку сиденья и сильнее притоптал педаль. "Нива" понеслась, как на гонках.
- А пожалуй, Олег, придется вам с Митькой посидеть в засаде, - сказал полковник. - Я тебе наручники дам…
- Кого хоть ловим? - тоном готового на все человека спросил старший Блинков.
- Да все преступников, кого ж еще… Понимаешь, я не имею права врываться в чужую квартиру. Не захотят - не впустят: на их стороне закон. А они не захотят, потому что девочка скорее всего у них. Так что мне надо ехать за участковым.
- Он тоже таких прав не имеет, - вставил Блинков-младший.
- А я и не знал, - отрезал полковник, хотя, конечно, прекрасно все знал. - Короче, одиннадцатая квартира - на третьем этаже. Ты, Олег, встаешь выше по лестнице и наблюдаешь за дверью. Можешь подойти, послушать, но осторожно и недолго. Митька остается на втором этаже, ни за чем не наблюдает и не высовывается. Минут через двадцать подъезжаем мы с участковым, вот и вся ваша засада. Но может случиться, что за это время из одиннадцатой выведут девочку. Тогда Олег действует по обстоятельствам, а Митька звонит во все двери, кричит "Пожар!" и выбегает на улицу. Если выйдет кто угодно без девочки, это не ваше дело. Олег поднимается на следующий этаж, Митька быстро выбегает на улицу.
- А кто в этой квартире? - спросил старший Блинков.
- Откуда мне знать? Прописаны двое, муж и жена, а так неизвестно, кто там еще. Поэтому и говорю: действуй по обстоятельствам. Держи…
В полутьме звякнули наручники.
- Ключик не потеряй, - предупредил Иван Сергеевич. - Лучше сразу повесь на свою связку. Во-он тот дом. Я ближе подъезжать не стану.
Иван Сергеевич затормозил, и Блинковы сошли на тротуар. Провожая взглядом отъезжающую "Ниву", Митек заметил, что полковник снова поднес к уху трубку, и захихикал.
- Ты что? - спросил старший Блинков.
- Спорим, Иван Сергеич участковому звонит?
- Что ж тут смешного?
- То, что минут через пять они встретятся! А сейчас он позвонит и скажет: "В одиннадцатой квартире пьяная драка". Тогда участковый должен пойти и проверить.
- А того, что там держат Синицкую, недостаточно, чтобы пойти и проверить?
- У нас доказательств нет, одни догадки, объяснил папе сыщик.
Они подходили к старой пятиэтажке, собранной как будто из кубиков с облупившейся кафельной плиткой.
- Единственный сын, я не понимаю, почему вы решили, что Синицкая здесь, - признался старший Блинков.
- Она сюда звонила - раз. Записала этот адрес - два. Листок из тетради вырвала, значит, взяла с собой - три…
- Это я понял. Но вдруг с ней по дороге что-нибудь случилось? - предположил старший Блинков. - Ты бы спросил ту женщину: "К вам девочка не приезжала?"
- В том-то все и дело! ОНА БОЯЛАСЬ, ЧТО Я СПРОШУ! Обезьянки, говорит, нет, в объявлении ошибка. Получается, что Синицкой как бы незачем к ней приезжать. Мы бы и поверили, если бы не нашли адрес в тетрадке. А так выходит: приезжать вроде незачем, а эта тетка дала Синицкой адрес. Значит, врет!
На полу в подъезде корчился придавленный таракан размером со сливу.
- Американский, - заметил старший Блинков, прихлопывая его ногой. - Странно, у нас они не приживаются, если специально не разводить.
Сыщик подумал, что это не самая большая странность из тех, которые ждут впереди. Он по-прежнему не понимал, что могло случиться с Недостижимым Идеалом. Почему Синицкую понесло к этой врунье с обезьяной? Что произошло в одиннадцатой квартире?!
Глава X
Ошибка недостижимого идеала
Сильно пахло зверинцем и дезодорантами. Запахи не перебивали друг друга, и получалось вроде ношеных носков в кустах сирени.
- А макаки у вас есть? - спросила Синицкая. - Я хочу такую же, как Маня.
- Какая Маня? - Голос у женщины в белом халате был настороженный.
- Я же говорила вам по телефону. Моей однокласснице подарили обезьянку, зовут Маня, покупали у вас.
- Не помню, - буркнула обезьянья торговка.
- Жалко. А Маня вас помнит.
- Почем ты знаешь?
- А ей запах ваших духов нравится. Это "Ангел"?
- Ну, - подтвердила торговка. - Они попадаются привязчивые, особенно молодые. Какие болеют, я их отпаиваю горячим молоком. А они, значит, помнят… Удав тебе не нужен? Есть тигровый питон, три с половиной метра. Возьму недорого. Лопает раз в полтора месяца, очень практично.
- А что он ест?
- Кроликов.
- Живых?! - ужаснулась Ирка.
- Не дохлых же. Змею холодным мясом не накормишь. Мне раньше самой было противно. Привяжу антрекот на ниточку и дразню его, как котенка, а этот живоглот - ноль внимания. У змей зрение такое: что живое, тепленькое - замечает, а дохлятину как будто и не видит совсем… А есть боа-констриктор, полтора метра. Этот крысами питается, белыми.
Рассказывая, обезьянья торговка вела Синицкую по коридору. В приоткрытую дверь Ирка успела заметить комнату, плотно заставленную потертой мебелью, и бормочущий телевизор. Запах зверинца стал гуще.
- Иди, выбирай, - торговка подтолкнула ее к следующей двери.
- А вы?
- Нагляделась, глаза б мои их не видели. Лучше телек посмотрю. Иди, иди, только ненадолго.
За дверью было темно. Шагах в пяти перед Синицкой в воздухе плавали непонятные желтые блестки. В следующую секунду она сообразила, что это глаза, десятки пар глаз отражают падающий из коридора свет! Ирке стало жутко. Она захлопала по стене, ища выключатель, нашла, щелкнула, и комната как будто взорвалась! Обезьяны загомонили, зацокали, завизжали, забегали по клетке!
Самый старший, самый большой и седой обезьян долго болтался вниз головой, разглядывая Ирку.
- Дверь закрой! - крикнула женщина. - Соседи жалуются.
Прикрыв за собой дверь, Синицкая осматривалась. Комната была перегорожена пополам проволочной сеткой. С обезьяньей стороны обои свисали лохмотьями. Сородичи Зеленой Мани деловито сновали по сетке. Некоторые висели, вцепившись всеми четырьмя лапками, и смотрели на Синицкую, как заключенные.
Самый старший, самый большой и седой обезьян долго болтался вниз головой, разглядывая Ирку, потом вяло шлепнулся и уковылял в коробку. Эти коробки из-под телевизоров, поставленные одна на другую в три, в четыре этажа, занимали целый угол комнаты. В неровно прорезанных лазах виднелось грязное тряпье.
Какой-нибудь восторженный дошколенок, может быть, не заметил бы ни вони, от которой почему-то закладывало уши, ни больных обезьяньих глаз. А Синицкой стало тоскливо. Вдобавок ко всему по обоям шмыгнул здоровенный таракан. Ближайшая макака сцапала его и сунула в рот. Ирка отвернулась и…
У нее за спиной, рядом с дверью, стоял похожий на аквариум прозрачный ящик, затянутый сверху мелкой сеточкой. По сеточке, перевернувшись кверху светлым брюхом, по стенам, по опилкам на дне - всюду ползали такие же гигантские тараканы!
"Американские, наверно", - вяло подумала Ирка, чувствуя, как к горлу подкатывается тошнота. Она в жизни не видела ничего противнее! Если к ним с мамой на кухню забредал одинокий таракан, во всей квартире объявлялась генеральная уборка, каждая отдушина обводилась китайским карандашом, каждый угол посыпался порошками… А тут, поняла Синицкая, тараканов разводили нарочно, чтобы кормить обезьян.
Если до этого Ирка и подумывала, что неплохо бы иметь обезьянку (только не такую хулиганистую, как Зеленая Маня), то теперь это желание улетучилось раз и навсегда. Обезьяны сильно упали в глазах Синицкой. Что это, спрашивается, за друг, который тараканов лопает?
От ящика с тараканами она отвернулась и в углу по другую сторону двери увидела сладкую парочку - тигрового питона и боа-констриктора. Кто есть кто, Ирка догадалась по размерам. Питон обвил обрубок сухого дерева, наверное, специально для него и поставленный. Даже свернувшись штопором, он доставал от пола до потолка. Полутораметровый боа-констриктор облюбовал себе боковую ветку.
Дерево не было ничем ограждено! Если бы Синицкая заметила удавов сразу же, еще до макак и тараканов, то наверняка испугалась бы. А так она не почувствовала ничего. Все чувства кончились. Действуя, как робот, Ирка повернулась, чтобы уходить. Боковым зрением она уловила какое-то движение за ящиком с тараканами. Голова кружилась от вони. Хотелось бежать, но Недостижимый Идеал должна была обследовать все до конца.
Сквозь прозрачные стенки тараканьего ящика были видны поставленные штабелем коробки с бананами. "Из-под бананов", - мысленно поправилась Ирка. Потому что в верхней… Она не поверила глазам и отодвинула тараканий ящик.
Из круглой дыры в боку коробки, проделанной, чтобы бананы не задохнулись, торчал черный почти человеческий пальчик. Он мелко дрожал.
Ирка пулей вылетела в коридор. Воспитанность Недостижимого Идеала слетела, как шелуха. В комнату к обезьяньей торговке ворвалась ревущая в три ручья, злющая девчонка и закричала:
- У вас в коробке живая обезьянка, она умирает! Вы мучительница!
Торговка потянулась к пульту и прибавила громкость в телевизоре.
Синицкая и после этого ничего не поняла. Ей казалось, что преступники - в кино, а если увидишь настоящего преступника в жизни, то сразу его узнаешь. Может, он будет корчить жуткие рожи, а может, где-то поблизости заиграет неприятная музыка. Словом, узнаешь - и все. А тут была не преступница, а просто дрянная тетка, которая плохо обращается с обезьянками, но это легко исправить.
- Я в милицию пойду! - вопила Синицкая. - Сейчас же! Вас надо саму в клетку посадить, чтоб знали!
- Ну что ты, деточка! - сдобным голосом сказала торговка, одергивая свой белый халат. - Что ты так разнервничалась? Да, обезьянка, к несчастью, тяжело больна. Ее нельзя держать с остальными, а другой клетки у меня нет. Поэтому пришлось положить ее в коробку. Ей уже ничем не поможешь, лучше просто ее не беспокоить.
Тут бы и спрятать язык за зубами, но Синицкая не могла остановиться. До нее дошло:
- А в остальных коробках, скажете, бананы?! Их там штук пять!
- И ты во все заглядывала? - изменившимся злым голосом спросила торговка.
- Да, - твердо ответила Ирка, не понимая, что врет на свою голову.
Торговка быстро встала, прошла мимо нее, повернула в двери ключ и сунула в карман.
- Вы… Вы… - задохнулась от ужаса и злости Синицкая. - Что вы делаете?! Думаете, родители не знают, куда я поехала?
- Думаю, - поддакнула торговка. - Думаю, лапочка. Если бы ты сказала, что едешь смотреть обезьянку, тебя не отпустили бы. Родители своих детей знают: сначала - "Я только посмотрю", потом - "Купи!". И дети знают своих родителей, поэтому в первый раз приезжают сюда без спроса. Так что зря ты, солнышко, заглянула в банановые коробки. Я тоже виновата: расслабилась, оставила тебя одну. Вот нам обеим и будет наказание.
- Откройте дверь сейчас же! - закричала Синицкая.
И получила звонкую обжигающую оплеуху.
- Молчать, дрянь! - прошипела торговка, добавляя ей по другой щеке.
Ирку не били ни разу в жизни. Она подумала, что если не проснется сейчас же, немедленно, то в следующую секунду умрет от унижения.
Но это был не сон.
Глава XI
"Птички упорхнули"
Подъезд не ремонтировали много лет, зато расписывали фломастерами и краской из баллончиков. Блинков-младший сидел на перилах между вторым и третьим этажами и от нечего делать читал надписи. Многие остались еще с прошлого тысячелетия: "Радик из Нахичевани, 1998". Сыщик не знал, что такое Нахичевань - маленькая она или большая, деревня или город. Наверное, и не все из жильцов подъезда это знали. Но каждый день они ходили мимо этой надписи и, конечно, крепко помнили, что в Нахичевани живет Радик и что он дурак.
По лестнице взбегала тонкая дорожка опилок, просыпанных из дырявого мешка или ящика. Она кончалась (или начиналась?) у двери одиннадцатой квартиры. Дверь картонная - громкий храп можно расслышать. Блинков-младший подходил и слушал, пока папа не прогнал его вниз. В квартире стояла полная тишина. А опилочная дорожка была свежая, не затоптанная. По этим двум причинам сыщик опасался, что они с папой опоздали. Похоже, из одиннадцатой ушли совсем недавно, унося мешок с опилками.
Бухнула дверь подъезда. Митек тихо свистнул.
- Слышу, - отозвался папа. - Поднимайся-ка на всякий случай ко мне.
- Как хотите, а я не верю, - бубнил внизу незнакомый голос. - Что я, не знаю, кто у меня на что способен? Там пьяницы живут, бутылки по помойкам собирают, а вы говорите, обезьяна, девочка! Откуда у них деньги на обезьяну?
- Вот и выясните, откуда! - пробасил Иван Сергеевич.
Блинков-младший перевел дух. Кончилось время их с папой засады! Он уже видел скользящую по перилам руку в перчатке и серый обшлаг милицейской шинели. Участковый поднялся на следующий лестничный пролет и заметил сыщика: