Нимка повернул голову, глянул в темноте на пол, где спали мать с сестрой. Мама, рядом с Сонькой – большая, похрапывала, Сонька ногами отпихнула одеяло и раскинулась на полматраса. Хмурилась во сне, интересно, видит ли она сны?
Глава 17
Маячок
Перед ними был город. Столица, мегалополис, за большим круглым стадионом среди маленьких домиков возвышались небоскрёбы, на горизонте, в светло-сером небе дымили трубы, скрывались в бетонных строениях маковки церквей и зелёные деревья. По реке, с высоты – голубой, а вблизи – коричневой, неспешно прогуливались два теплохода, оставляя за собой блестевшую на солнце полоску ряби. По мосту мелькнули две цепочки скоростных поездов: здесь метро выходило на поверхность, и пассажирам открывалась панорама Москвы.
- Эти горы раньше назывались Ленинскими, - сказал Шурка, глядя на спуск к реке, густо поросший деревьями.
- Это потом они назывались Ленинскими, а до этого также, Воробьёвы, – возразил Антон. – Их во время Советов переименовали. Представляешь, здесь была деревня когда-то, и до Москвы добирались на лошадях…
- Ага… А через реку переправлялись… И не поверишь, - вздохнул Шурка.
Они сегодня сдавали экзамены, оба – русский, только Шурка - тест, а Антон писал изложение. Не любил он пересказы, куда легче было написать сочинение, чем вспоминать подробности кто, куда и откуда… Но один экзамен остался позади, и уже легче. Осталось ещё два.
- Шурка, - спросил Антон, - ты зачем пошёл на юриста? Разве интересно?
Он, кажется, уже спрашивал об этом, только вот что друг отвечал – не помнил.
- А то! - сказал Шурка, шуря зелёные глаза. – Думаешь, нет? Защищать других разве не интересно?
Антон покачал головой:
- А если преступник? И если не знаешь, как быть… Столько разных случаев бывает, когда надо бы человека оправдать, а закон – по всей строгости. И – наоборот.
- Вот я и хочу разобраться… А если не я – то кто?
- Мало кроме тебя людей? – Антон, снял рюкзак и, порывшись, вытащил оттуда фотоаппарат: хотелось снять эту панораму, этот бесконечно-большой город, блеск воды, маленьких прохожих на набережной… Красиво.
- Вот все так думают. А специалистов мало.
- Разве?
- Да. Справедливых – мало.
- А ты справедливым будешь, Шурка? - хитро спросил Антон.
Шурка поймал хитринку, вздохнул:
- А как иначе-то? Мне Ася по-другому не разрешит… И отец.
- Ой, это да! Пойдём к реке спустимся?
- Пойдём, - Шурка поднял рюкзак. – Отсюда можно до Киевской дойти, а там четыре станции до вокзала. Ты один доедешь?
- Доеду, - машинально ответил Антон и растерялся. – А ты куда?
- Я - к отцу. У них сегодня три человека, все на поиски уехали, звонить некому…
Шуркин отец занимался розысками пропавших детей, руководил отрядом добровольцев в восточной части города, а в своём городе сумел организовать отдельную команду, которая очень быстро реагировала на просьбу найти человека. Эти люди собирали других людей, размещали ориентировки по городам и в интернете, распределяли зоны поиска, заводили машины и прочёсывали леса и пустыри, микрорайоны и подвалы. Ночью, утром - когда позвонят… Потому что порой хватает мгновения, чтоб изменить ход человеческой судьбы, и ждать тут нечего.
Шурку в розыски не брали – до совершеннолетия осталось полгода. Поэтому он сидел на рациях или принимал звонки. Не помогать он не мог.
- Что, три человека в один день пропали?
- Один вчера, двое сегодня… Я не знаю пока точно, Антон, кажется, из них двое детей…
Когда-то Шуркин отец, Валерий Карандашин, разыскивал его, Антона…
- Шурка, а можно пойти с тобой?
- Можно, - оглянулся Шурка.
Они спускались по узкой тропинке, и друг шёл впереди. Пятнышки-блики скользили по листьям, по земле, по Шуркиным жёстким коротким волосам, которые в этих лучах принимали медный оттенок. Шуркин отец так вообще был рыжим, и глаза у него тоже были рыжими, Антон помнит, как засмущался, увидев впервые эти хитровато-внимательные глаза. "Ага, - сказал он ему, когда они с Шуркой впервые приехали к нему домой. – Нашёлся наш беглец… Вот, значит, какой ты, Тошка…"
Нужно сказать, что и до сих пор, общаясь с дядей Валерой, Антон немножко стеснялся. И дело даже не в прошлом, не в том, что он, Тошка, избегал полиции (тогдашней милиции) как огня, потому что в дороге отчаянно боялся, что его вернут в интернат и впоследствии, по привычке, относился к ней прохладно; а, что ближе - Шуркин отец словно видел его насквозь, в глазах, того и гляди, появится лёгкая усмешка, обнаружь они мелькнувший в душе намёк на малодушие. Впрочем, ехидства в них не появлялось, и Шуркин отец - немногословный, открытый, собранный - просто обладал сильным характером и такой волей, которая позволяла ему в любое время и, где бы он не находился, срываться по звонку и ехать на помощь, оставляя дом, разговоры и мелкие дела.
…Почему он всё вспоминает её, эту дорогу, события пятилетней давности, воспоминания, лишь маленькие кадры в киноленте жизни? Антон спрашивал себя и перебирал ответы, словно ключи к замочной скважине, и ни один из них не подходил… Пока он снова не подумал о доме.
Дом.
Он по нему соскучился! Успел, хотя дела не давали, и время мелькало быстро, со скоростью вагончика в метро… Быстро-то быстро, а, нет ведь, подумаешь, и всё внутри согревается тёплыми воспоминаниями, чуть грустными оттого, что его, Антона, там нет, и дом далеко.
"Когда-то это должно было произойти, - успокоил себя Антон. - Рано или поздно я бы всё равно уехал учиться. Там ведь нет такого университета, да и ВУЗов практически нет… Только филиалы, зачем они?"
Просто, как и тогда, он тосковал по дому и сейчас, эта ушедшая тоска всколыхнулась, прикрыв собой остальные события и солнечное лето. А кто не скучает по своему дому?
"В жизни так всё устроено, - предположил как-то Шурка, - мечта и дом совпадают редко. А если совпадают – мы выбираем другую мечту… Скучаем по кому-то вдалеке и не замечаем родных поблизости, а уехав, тоскуем по ним…"
Что же сказал ему на это Антон, что ответил? То же, что и теперь…
" Как бы нам научиться жить в настоящем времени… Быть здесь и сейчас…"
Денис тогда изрёк, что жить здесь и сейчас умеют лётчики. Так сказать, тренируются во время полётов...
- Антон, как там твои? - спросил Шурка, откликаясь на его мысли.
"Когда ты живёшь в настоящем, не в прошлом - в воспоминаниях, не в будущем – в ожидании чего-то, а в этом моменте, то чувствуешь и видишь всё особенно чётко. Дышишь полной грудью и общением и делами насыщаешься вполне… И реагируешь быстрее…"
- Нормально. Мама говорит, что Ванюшка всё спрашивает про меня…
- Соскучился?.. А ты по скайпу им звонил?
- Нет ещё. Не успел…
- Домой приедем, позвонишь… - Шурка оглянулся, задержав взгляд на Антоне, - Скучаешь?
- Ага…
"Вот он, Шурка, друг… Ты вспомни, как ты ждал, как хотел, чтобы он был рядом, и не нужно было никуда ехать, не нужно было ждать месяц, чтобы встретиться, - сказал себе Антон. – Вот он, здесь. Как же быстро пролетело время!"
"Быстро-то быстро, только мы выросли. Где он, тот зеленоглазый мальчишка, тот Шурка - фантазёр и самый лучший в мире слушатель?.."
"Где-где, вот он! Габариты изменились, а сам он тот же! Подумаешь, усы каждое утро бреет, ну и что? Ты сам-то сильно изменился, Антон?"
Антон тряхнул головой и стал смотреть вперёд, где в светлых промежутках между деревьями блестели искорки на воде, и виднелся бетонный парапет набережной.
Тропинка петляла, скрываясь в зарослях орешника, то выходила к небольшим деревьям, которые были белыми от цветов - кажется, это были цветы жасмина - чуть дальше она вывела их к детской площадке, закрытой от солнца высокими клёнами; за площадкой, в тенистой аллее обнаружились два прудика, где по неподвижной тёмной глади медленно скользили лебеди… Лавочки - простые деревянные скамейки - были пусты, на площадке тоже никого не было. Среди листвы, деревьев, среди переплетения веток и голубого неба - всюду слышались робкие птичьи переклички и даже мелодичные звонкие трели…
- Антон, что Славка на гитаре научился играть?
- Ой, научился… Пел нам в воскресенье. Знаешь, мне понравилось. Если дальше будет заниматься – будет здорово…
-Будет-будет, он такой… Если возьмётся – не оставит.
- Знаю...
- Надо нам будет, как экзамены сдадим, собраться.
- Ага. Давно пора! – отозвался Антон.
- Так давай! Что там, у Дениса когда выходной, не знаешь?
-Завтра и в воскресение… Потом только через неделю, если не больше
- Мда… А Юра когда приезжает?
- Юра завтра-послезавтра должен приехать… Надо бы ему позвонить, что у них там. Завтра я к Славке обещал приехать, можно и у них встретиться…
- Можно. Но Юрка, наверное, будет отдыхать… - сказал Шурка, - с дороги-то… Может, в воскресение? Или через неделю тогда уж, как раз всё сдадим.
- Ой, Шурка, в это воскресение же отец приезжает! Как я забыл…
- А, ну хорошо… Он куда приедет-то?
Антон пожал плечами.
- Не знаю… Туда, где я буду, наверное…
- Пусть к нам едет, у Дениса вам что толкаться?
- Я ему скажу… Вообще, если он рано приедет, может в гостинице остановиться…
- Зачем в гостинице, Антон? Скажи ему, пусть отцу позвонит, он на машине встретит, если будет свободен… Что ему на электричке трястись?
- Ладно, скажу. Я ещё не знаю, во сколько, он не сказал…
Послезавтра он увидит отца! Да, последний раз это было в начале весны, когда после оттепели нагрянули мартовские заморозки, папа приезжал домой. А кажется, будто год не виделись! Антон хотел встретить его в аэропорту, если получится. Правда если утром, это ж во сколько надо будет встать? Ладно ещё, что от Славки до Москвы всего полчаса на электрике, а то потом ещё пилить и пилить на метро - сначала к центру по фиолетовой ветке, потом по зелёной вниз, на юг…
Летнее московское метро – оно разное. То гуляет по окнам прохладный сквознячок, врываясь в вагон, треплет волосы, листает тонкие страницы газет пассажиров, дремлющих на кожаных сиденьях; то вдруг накрывает тебя страшная духота, и в вагоне, как в бане, скидываешь десять потов… Чаще всего бывает первое: после солнечной горячей улицы, раскалённой, наполненной десятками разных людей у входа в подземку, спускаешься в тёмную прохладу с непривычным, едва различимым запахом смазки, пыли, мраморных колонн и затёртых лавочек - запахом метро.
Антон с Шуркой сначала поехали на Павелецкую – нужно было забрать распечатанные ориентировки, оттуда – в Новогиреево, где в школе разместился временный штаб. Шуркин отец, усталый, бледный, очень обрадовался, что они приехали, забрал ориентировки, Шурке дал лист с номерами больниц, положил на парту два телефона, а Антона посадил за компьютер – размещать информацию в интернете.
- Как закончишь, - сказал он ему, - бери у Саши второй мобильник и рассылай сообщения. Нужно собрать побольше ребят, поедем в лес…
Сына, Шурку, он называл только Сашей.
- Если кто позвонит, собирай всех здесь. Мы с ребятами, - он кивнул на двух пареньков, которые стояли возле дверей в ожидании, - заглянем на вокзал, раздадим там ориентировки, пообщаемся с полицией, потом вернёмся…
- Ты на машине поедешь? – спросил Шурка.
- Нет, скорее всего, на метро. Москва вся стоит.
Было уже шесть часов – обычное время, когда люди возвращаются с работы, и машины в столице двигаются со скоростью десять километров в час.
- Охраннику я скажу, что будут приходить ребята…
Тикали белые часы на стене, над чёрной доской. Тихо было в пустом классе, молчали с настенных портретов Толстой и Достоевский, чуть слышно гудел компьютер, дремали за окном молоденькие тополя. Шуркин голос казался очень громким. Когда солнечный вечер за окошком сменился синими сумерками, здесь собралось человек пятнадцать - притихших, молчаливых, обычных парней и девушек, которые в любое время можно встретить на московских улочках, в метро, в автобусах… Кто-то шёпотом переговаривался, кто-то звонил, кто-то помогал Шурке. Ребята-студенты, из всех было человек трое, кто, по виду, старше двадцати пяти…
Антон всё возвращался глазами к белым листочкам альбомного размера, с цветными живыми фотографиями. Мальчик одиннадцать лет, ушёл в гости к другу и не вернулся, родители позвонили вечером… Был одет в синие джинсы, полосатую футболку, синюю бейсболку, с собой взял чёрный рюкзак…Девочка пяти лет с бабушкой ушли на прогулку вчера утром, домой не вернулись… Была одета в цветное платьице, розовые босоножки, белую косынку… Найдут ли их? Таких историй на сайте отряда – множество, похожих, тоскливых, с подписями "нашлась. Жива", и реже - "погибла…". Подпись – вердикт, сколько боли, сколько ожидания, надежд, сил стоит за этими скупыми красными буквами?!
"Как сделать так, чтоб не терялись дети… Чтоб они возвращались домой…"
Миллионный город был бессильным, он не знал, где прячутся десятки потеряшек, десятки людей, каждый день уходящие из дому дорогой в один конец. Что там людей - детей!
- Маленького-то можно заметить одного в городе, а если постарше – никто и не обратит внимания, - услышал Антон чей-то разговор.
- Ой, ладно тебе, сейчас всем фиолетово, думаешь, кто-то вообще замечает даже мелких?
- Не, ну пятилетку-то легко увидеть…
"Увидеть легко, а вот догнать, остановить, расспросить? Много мы замечаем, что кому-то нужна помощь? Люди, усталые, голодные, озверевшие, бегут на нужный поезд, изнывают в толпе на эскалатор, им бы домой поскорее вернуться… Кто заметит-то?..." Расклей хоть тысячи ориентировок, в лучшем случае один из десяти обернётся на ходу в их сторону, один из ста – остановится, поторапливаемый угрозой быть снесённым этой толпой…
- Антон, поешь. – Это вернулся Шуркин отец, заглянул ему через плечо, поставил на парту пачку сока, пакет с какими-то пирожками, шоколад. Антон оторвался от монитора, посмотрел на него – тот чуть улыбнулся одними глазами, спросил. – Не устал?
- Да не, - соврал Антон. На самом деле он не очень любил сидеть за компьютером - в глазах начинало рябить, это Шурке не привыкать – он, наверное, может даже спать за ним… - Ничего не известно?
- Девочку нашли, с тётей, на вокзале. Живы, нормально всё…
- Кто нашёл?
- Да не поверишь… - Шуркин отец уже говорил не только ему – остальным. – Дедушка. Он приехал откуда-то из области, не знал что делать, как помочь, стал ходить по вокзалу. Говорит, домой ехать не могу… Остановился у перехода отдохнуть и их увидел…
- А что случилось у них?
- Ну, что… Сумку украли, бабушка город не знает, уехали на другую станцию, а домой вернуться не могут. Ночевали на вокзале…
- У-у…
- Вот так… А с мальчиком тихо пока. Ребят, - сказал Шуркин отец собравшимся, - вы отметились у кого что есть? Фонарик, рация, мобильник, вода?
По притихшему классу прошёл оживлённый гул.
- Отметились, - сказал Шурка. – В лес?
Школа, как и дом, откуда пропал ребёнок, находилась рядом с пустынной территорией, занятой лесом и полями, изрезанными автомобильной дорогой. Чуть дальше – железнодорожные пути из столицы в область.
- Антон, запускай карту, сейчас тебе Саша покажет как, будете отмечать. Кого-то ещё я с вами оставлю, - Шуркин отец обвёл взглядом молодых людей, махнул рукой крайнему парню с чёрными усиками, - Серёжа, тогда ты останешься…
На карте, большой, одноцветной с прозрачной сеткой медленно проявлялись тёмные, отмеченные квадраты. В рации, сквозь потрескивание, отзывалось бесстрастное эхо:
- 17-25 пусто… 18-25 пусто…
Синяя ночь опустилась на шумный город. Белые лампы отражались на жёлтых партах, равнодушно светил белый монитор, два раза разорвал тишину Шуркин мобильник – один раз звонила мама, второй – Ася. По Шуркиным ответам легко можно было понять, что спрашивают они об одном и том же: где ты есть, когда будешь и обязательно позвони, если что-нибудь будет известно. По Шуркиному ровному спокойному голосу, чуть дрогнувшему на последнем ответе, легко можно было понять, что он устал, но больше усталости – тревожится за мальчишку. Антон сам позвонил маме, Славке и Юре, больше всех проговорил с мамой, правда о поисках решил промолчать: нечего ей волноваться.
"В одиннадцать лет человек может уйти далеко… - стучались в голове в ответ на тикание часов, эхом на биение сердца, мысли – отголоски тревоги. – Только зачем уходить из дома? Конечно, обстоятельства у всех разные и кому-то туда возвращаться просто не хочется…"
Лето безопасно тёплыми ночами. Зимой – страшнее… Но гораздо страшнее погоды – человек.
"Господи… Хоть бы он не повстречался с кем-нибудь, кто опасен для его жизни… Хоть бы этот путь был просто путём потерявшегося человека, не похищенного… Каково вот его родителям? Какими бы они не были, им всё равно сейчас хуже всех…"
Даже он до сих пор не может сказать, что чувствовали его родители тогда, лишь по поседевшим волосам отца, да короткому разговору с матерью мог сказать, что им было тяжко. Ему, конечно, тоже было нелегко в дороге, но гораздо тяжелее – быть подвешенным в неизвестности, что может её разорвать? В век мобильников человек остаётся бессильным.
"Бог, Он хранит всех людей…"
Антон встал, подошёл к синему окну, стал глядеть на яркую улицу, по которой редкими тенями скользили автомобили. Он не жалел о той дороге, о его дороге, сейчас он просто думал о мальчишке, который сейчас где-то один, голодный, измученный ребёнок в миллионном, слишком большом, слишком красивом городе.
"Если он ещё живой… Господи, хоть бы он был живой…"
Небо молчало, оно знало всё, это небо, только вот людям ничего сказать не могло. Или просто люди разучились слушать?
"Всё уже сказано до нас… Люди слишком привыкли к человеческому языку и не понимают Бога… Вот бы стать птицей, хоть на мгновение, чтоб отыскать потерянного человечка…"
Тихо подошёл сзади Шурка и тоже стал смотреть в тёмную глубину. В этой глубине очень ярким был жёлтый фонарь, освещающий вход, листья тополя возле окна и серую дорожку, ведущую от ворот к школе, и в этом свете небо казалось особенно синим. Ни движения, ни звука на улице - ничто не могло потревожить ожидания и тишины.
- Шурка, как твой отец здесь работает? Пока одного найдёшь – намучаешься…
Шурка посмотрел на него поверх плеча, чуть подняв брови:
- Нелегко, да, но ему нравится. Он вообще хочет из полиции уйти… А устаёт, это да, есть такое…
- Шурка… Устаёшь физически, это ладно, а вот когда ищешь, и - нет. Когда ждёшь – и тишина?
- Антон, так и работает. Он мне, знаешь, как говорит? Говорит: " я спать не могу спокойно, пока не найду…"
- Много вы находили погибших?
- Человека три за весну…
- А не находили вообще?
Шурка ничего не сказал.
Запищала рация, очень громко, Антон обернулся: Серёжа отвечал на вызов. Хрипло отозвались динамики, нестандартно, сдержанно как-то ответили:
- Мальчика нашли…
Серёжа рявкнул в динамик, тоже нестандартно:
- Жив?