Белый шарик Матроса Вильсона - Крапивин Владислав Петрович 15 стр.


- Честно-пионерско. - Стасик взялся за кончик галстука (он так и гулял сегодня в "парадной форме"; ох и будет от мамы за перемазанную рубашку!). - Значит, до завтра?

- Честно-пионерско, - серьезно сказал Яшка. Он, если строго рассуждать, не имел права давать такое слово, но Стасик поверил. Яшка подержал Стасика за локти горячими пальцами и прыгнул за выступ, в бурьян…

Через минуту Яшка нырнул в люк на железной палубе. Ушибаясь, плутая в запахах ржавчины, забрался в дальний трюмный отсек. Сел, съежился, уткнулся лбом в колени. И невидимым лучом ушел сквозь пространство.

2

Побежали, по-ребячьи запрыгали счастливые летние дни. Потом Стасику казалось, что лето промелькнуло стремительно. Однако пока оно шло - было бесконечным.

…В один из первых дней Яшка познакомился с Полиной Платоновной. Вот как это случилось. Никого дома не было, кроме ребят, уснувшей Катюшки и Зяминой бабушки, которая за ней присматривала. И Стасик решил показать Яшке фисгармонию.

- Смотри, педали надо давить по очереди, а клавиши нажимать… Вот… - Стасик сел к инструменту и довольно ловко сыграл "Капитан, капитан, улыбнитесь…".

- Пусти-ка… - попросил Яшка.

- Только сильно не жми, а то Катька проснется, громче этой штуки загудит.

- Не проснется, - рассеянно отозвался Яшка. Поставил босые ноги на педали. Положил на клавиши пальцы с грязными костяшками и нестрижеными ногтями. Качнул, надавил. Низкая, но чистая нота вошла в тишину. Яшка пальцами левой руки пробежал по клавишам, вплел в эту ноту робкий мотив. Послушал, наклонив к плечу голову. Не очень уверенно, однако так, словно уже знаком с инструментом, заиграл двумя руками. Что-то неровное, осторожное, печальное… И вдруг старенькая фисгармония вздохнула, как великан. Незнакомой, берущей за душу музыкой раздвинула комнату, впустила в нее ласково-тревожное пространство, пересыпанное огоньками, похожими на окна и фонарики далекого города… Это была странная песня, где сплетались и колыбельная, и мелодия дальних дорог. А потом в ней зазвучали Стаськины сны с гудящим под ветром такелажем и пальмовыми берегами…

Яшка вдруг оборвал игру и оглянулся. И Стасик…

В дверях стояла (как в прошлый раз!) Полина Платоновна. Маленькая, скособоченная, седая. Держалась за косяк, будто у нее кружилась голова. Смотрела на Яшку, а глаза у нее были необычно синие. Впрочем, Стасик лишь мельком отметил это, музыка не сразу отпустила его.

Яшка встал. Не как застигнутый врасплох растрепанный Яшка, а будто воспитанный ребенок в просторной гостиной у рояля. Сдвинул пятки, опустил руки, наклонил голову.

- Где ты научился так играть, мальчик?

Он сказал полушепотом:

- Я не знаю… Извините, я просто так… Играл, вот и все.

- Феноменально… А чья это музыка?

- Я… не помню. Извините, - опять сказал Яшка.

Полина Платоновна подошла, положила сухую ладонь на Яшкину кудлатую голову, слегка запрокинула ее.

- Откуда ты, мальчик?

- Он… из детдома, - бухнул первое, что пришло в голову, Стасик. - Яшка, пошли! Мама на рынок сходить велела!

Они и правда пошли на рынок за зеленым луком, и по дороге Яшка спросил:

- А почему ты сказал, что я из детдома?

- А что надо было сказать? С неба упал?.. Слушай, а ты в самом деле не учился играть?

- А разве музыке учатся? Она у меня сама собой… Не знаю как…

Конечно, вечером Полина Платоновна сказала маме, какой, оказывается, талантливый друг у Стасика. И мама наконец спохватилась:

- Слушай, я давно собираюсь спросить. Этот приятель твой… Яша, кажется? Он откуда? Правда, что из детдома?

- Ага, из Заречного, - вздохнул Стасик. В Заречном поселке в самом деле был детдом. Далеко, на отшибе. В городе на "заречников" косились: недобрая была у детдомовцев слава. Стасик мамины опасения понимал и начал вдохновенно сочинять. Яшка, мол, не такой, как другие: не курит, не ворует и даже никогда не ругается. - Мы на берегу познакомились, когда он один гулял. Он из детдома часто уходит, потому что не нравится ему там…

- А воспитатели не наказывают его за отлучки?

- Не-е… Там только вечером ребят считают, сейчас ведь каникулы. А днем если кого нет, другим в обед лишняя порция достанется…

Кое-что о нравах Заречного дома Стасик слыхал от ребят и потому врал натурально. Мама вздохнула:

- Да, видать, кормят их не очень. Тощенький совсем… А почему он такой косматый? Ведь все детдомовцы стриженые…

- А… он не хотел стричься, упирался, как мог. А сейчас их парикмахер в отпуске…

- И раздетый все время бегает, в трусиках и майке. А сегодня день такой прохладный.

- Потому что… большие пацаны у него одежду стырили… то есть стащили. На папиросы поменяли, - опять выкрутился Стасик. Мама только головой покачала.

На следующий день было воскресенье, все оказались дома. И едва Яшка появился, женщины дружно взялись за него. Нет, ни о чем не расспрашивали, понимали, что нельзя бередить детдомовскому мальчонке душу, но зато весело и решительно вымыли его, остригли ногти, позвали Маню с машинкой и ножницами…

- Ох и зарос! - удивлялась Зямина мать. - Зинаида, а ну иди с кухни! Не видала,как мальчишек стригут?

- Только не очень коротко, - тревожилась Полина Платоновна. - Жаль такие волосы… Левушка тоже не любил коротко стричься. Его даже девочкой дразнили иногда…

Яшка подчинялся женским заботам без смущения, охотно.

- Я Стаськину ковбойку Яше подарю, - сказала мама. - Хотела еще и брюки серые, да посмотрела - там дыра на дыре…

- А пойдем-ка, Яша, со мной, - позвала Полина Платоновна. И увела его - чистого, подстриженного - к себе.

Скоро Яша появился перед всеми в костюме мужественного военно-полевого цвета. Это были штаны до коленей и рубашка, подпоясанная желтым ремешком, как гимнастерка. На рукаве - вышитый значок: белые поленья и оранжево-красное пламя костра.

- Левушка носил… Был у них отряд имени Первой Конной, и он там горнистом… На сборы ходил в этой форме и на первомайский парад… Да не успел износить, вырос…

Все примолкли, будто сам Левушка появился здесь и тихо сел в сторонке. Многие ведь его знали и помнили. А мама… Она, может быть, Катю вспомнила. Не нынешнюю Катюшку, а старшую Стаськину сестру.

Зямина мать наконец сказала:

- Дак он же истреплет ее за неделю, красоту такую. На их, на окаянных, все горит.

- А и пусть треплет, - отозвалась Полина Платоновна негромко и суховато. - Не дело это, чтобы ребячья одежда лежала недоношенная. Ни от чего это не спасает…

Яшка смущенно переступил босыми ногами.

Но нашли для него и сандалии…

Тетя Рита, Зямина мать, оказалась права. Очень скоро Яшка извозил и пообтрепал свой костюм так, как Левушка не сумел это сделать за все пионерские годы. Потому что жизнь у Яшки и Стасика была бурная. Во-первых, они часто играли в зарослях на берегу. И в индейцев, и в партизан, и в "штурм крепости" (иногда и Зяму брали с собой, и еще семилетнего Вовку Пантюхина, племянника парикмахерши Мани, - чтобы побольше народу было при штурме). А еще неподалеку от Банного лога был пустырь, который назывался "полянка". Там гоняли залатанный кирзовый мяч местные мальчишки. Когда они увидели, как играет в футбол Яшка, то чуть не каждый день приходили звать его. И Стасика заодно.

Стасик Яшкиным успехам не завидовал. Яшке и полагалось быть самым ловким, самым смелым. И рядом с ним Стасик испытывал защищенность от всех бед, от всех недругов…

А потом наступил день Стаськиного торжества, день Великого Отмщения. Судьба привела на полянку Бледного Чичу. Судьба - несчастливая для Чичи и его дружков.

Дружков этих было и на сей раз трое. Некий невзрачный Чебик (он зимой вместе с другими отбирал у Стасика снегурки), пухлый аккуратный Бомзик в вельветовом костюмчике и конечно же Хрын!

Ребята перестали играть. Видимо, Чичу знали здесь и не очень-то любили. Он вошел на полянку вихляющей походочкой.

- Физкульт-привет! Где "Динамо", где "Спартак"? Кто не скажет, тот дурак.

- Ты и есть последнее слово, - заявил в ответ Стасик. Нельзя сказать, что было совсем не страшно. И все же он чувствовал - настало время! Посмотрел на Яшку. Яшка все понимал.

Чича Стаськиным словам удивился. И обрадовался:

- Ви-ильсон! Матросик! Ты что-то сказал, а?

Будь он поумнее, понял бы: Стасик зря нарываться не будет, есть у него какой-то боевой резерв. Но это же смешно и непостижимо - бояться Вильсона!

- Ах ты, моя курочка морская! У-тю-тю… - Чича растопырил пятерню и, приседая, пошел к Стасику. - Ох, а это кто? Что за новая фотография? - Он увидел Яшку. Тот быстро встал к Стасику спиной. Прижался.

Это твердое прикосновение полностью выгнало страх из Стасика. Пусть только подойдут!.. И они подошли - с четырех сторон. С ухмылками, с вихлянием. Ближе всех оказался Бомзик. Стасик не стал ждать - первым въехал ему ладонью по мягкому, как пельмень, уху! И тут же - костяшками по носу! Бомзик пискнул, присел. Стасик, яростно вдохновившись, обернулся к Хрыну. Тот мигал. Стасик нагнулся - и головой ему в пузо! Пришлось, правда, оторваться от Яшкиной спины, но это уже не имело значения. Бомзик скулил, Хрын сгибался, таращился и хлопал развесистыми губами… Чича где?!

Чичу и Чебика лупил Яшка. При этом он похож был не на мальчишку, а на какое-то стремительное существо с десятком рук и ног - так они мелькали, осыпая врагов пинками и тумаками. Он летал между Чебиком и Чичей, и те, ошарашенные, почти не сопротивлялись. Чебик наконец побежал, обняв голову, а Бледный Чича (грозный Чича!) упал на четвереньки и завопил:

- Псих! Чё лезешь, тебя трогали?! Васяне скажу, он тебя… а-а-а! Уйди. Гунычу скажу, зарежет! Пусти, псих!!

Завершила короткий этот бой кавалерийская сцена. На глазах у притихших зрителей-футболистов Чича быстро-быстро бежал на локтях и коленках по заросшей клевером канаве, а Яшка сидел на нем задом наперед и ритмично впечатывал ему в штаны снятую с себя сандалию…

Но Яшке все-таки досталось.

- У тебя из носу кровь капает…

Яшка засмеялся, остановил кровь легким взмахом ладони. Но бурые капли уже успели испачкать на груди рубашку.

- Надо застирать, - озабоченно сказал один из мальчишек. - А то будет вам дома… Идите на колонку.

- Лучше на берег, - решил Яшка.

Был уже вечер. С обрыва Яшка и Стасик спустились по лестнице к станции, а оттуда к воде. Выстирали рубашку. Яшка так и натянул ее - мокрую. Стасика аж передернуло.

- Холодно ведь!

- Не-а. Сейчас высохнет.

И правда, рубашка высыхала на глазах. Стасик вздохнул. Он не очень любил, когда Яшка демонстрировал свое волшебство. Пусть лучше будет совсем обыкновенным… Хотя, надо признать, сегодня Яшкины неземные способности очень пригодились.

- Здорово ты их всех разнес! - радостно вспомнил Стасик.

- Почему я? - искренне удивился Яшка. - Мы же вместе.

- Ну уж, "вместе". Я только чуть-чуть, а ты вон как! Хорошо все-таки, когда в тебе это… звездная сила.

Яшка удивился еще больше:

- Какая сила? Я про это и не помнил. Просто лупил их! За все, что было… За то, как они коньки у тебя… И в лагере… - Он посопел, вытер нос рукавом с поблекшей вышитой эмблемой. И сказал, насупившись от неловкости: - Если вдвоем, то можно без всякой звездной силы.

И Стасик - Яшкин друг Вильсон! - опять возликовал в душе.

Окно

1

Да, не по нраву было Стасику Яшкино мелкое волшебство. Эти фокусы с трешками из подорожников, с лишними пульками для пневматических ружей, когда стреляли в тире Городского сада. Или с горстями карамели, которой он угощал на полянке мальчишек. С одной стороны, вроде бы приятно, интересно. А с другой… Какое-то ревнивое беспокойство портило Стасику радость. Раньше, когда Белый шарик еще не стал Яшкой, Стасик совсем не прочь был попользоваться его колдовской силой. А сейчас хотелось, чтобы Яшка был обыкновенным пацаном… И еще хотелось, чтобы он пореже исчезал в непонятных, чужих для Стасика пространствах Великого Кристалла…

Яшка все это чувствовал и не злоупотреблял фокусами. Однако совсем без них было не обойтись. Например, когда нужна стала справка из детдома… Впрочем, это случилось не скоро, в начале августа. А пока дни бежали вполне беззаботно. Катюшка (вот тут спасибо Яшке огромное!) росла здоровая и веселая. Очень рано стала говорить и в июне уже произносила: "мама", "фасик" (что означало "Стасик") и "кисей" (то есть "кисель"). Мама тоже повеселела, реже гоняла Стасика по всяким хозяйственным делам (пусть погуляет на каникулах) и даже стала отпускать с Яшкой купаться на мелководье.

Ох и радость это была: нырять с плеч друг друга или с хохотом брызгаться, стоя по грудь в теплой желтоватой воде! Или бросить мячик и плыть к нему наперегонки!

Один раз позабыли резиновый мячик дома, и Яшка сказал:

- А давай шарик. Ты же его всегда с собой носишь.

Стасик достал из кармана белый целлулоидный мячик - прежнее жилище Яшки (когда Шарик Яшкой еще не был). Швыряли его друг другу, гонялись за ним. А потом Яшка совсем развеселился и закинул шарик далеко-далеко: тот еле заметным поплавком запрыгал на желтой ряби. Стасик забеспокоился:

- Мне туда не доплыть.

Яшка, который мог бы, конечно, переплыть и Черное море, видно, решил не хвастаться перед Вильсоном.

- Ох, я тоже не доплыву.

- Ну что ты придуриваешься!

- Да правда! Я же пока только по-собачьи умею, как и ты…

- Пропадет ведь шарик!

- Подумаешь! Пусть плывет! Зачем он, если я и так всегда здесь! - беззаботно сказал Яшка.

И Стасика опять окатило теплым счастьем…

Случалось, что Яшка исчезал суток на двое-трое. А один раз не появлялся даже неделю. И не только потому, что идея Всеобщего Резонанса требовала труда от всех шаров и от Белого шарика в том числе. Просто Яшка чуткими нервами угадывал, когда Стасик уставал. От игр, от беготни по знойным улицам, от реки и даже от него, от Яшки. Сам Стасик ни за что не признался бы в такой усталости. Но все же было хорошо иногда посидеть одному дома, повозиться с Катюшкой, поваляться на кушетке с книжкой или поиграть в шашки с Зямой, которая очень ревниво относилась к Стаськиной дружбе с Яшкой…

Мама говорила:

- Что это твой друг ненаглядный не появляется? Я даже соскучилась.

- Воспитатели строгие, - вздыхал Стасик. - Особенно две Желтых тетушки. Такие зануды…

- Почему они желтые?

- Ну, прозвище такое. А есть еще Белый шар. Он у них главный… Не пускают Яшку.

Но скоро Яшка возникал опять - веселый, кудлатый. Он удивительно быстро оброс. А вернее, просто забыл, что надо превращаться в подстриженного мальчика. Ведь мраморный-то мальчишка, спрятанный в трюме баржи, был с локонами…

Однажды после трехдневной разлуки Стасик и Яшка так обрадовались друг другу, что загуляли на целый день. Сперва купались - до гусиной кожи и посинения, затем, сотрясаясь крупной дрожью, отогревались на горячем песке, после этого лезли в воду снова. Потом пошли на полянку, где компания под руководством конопатого Витьки Петуха строила "машину", чтобы кататься на ней по горкам Банного лога. "Машина" была обыкновенная двухколесная тележка, на каких обычно возят кадушки от водокачки. Между оглоблями приспособили третье колесо, и Витька назвал эту конструкцию научным словом "трицикл".

"Трицикл", погромыхивая, прыгал по горкам вниз, бабки у калиток не сердито ругались, куры мчались в подворотни, а двое-трое пассажиров орали от восторга. Остальные ребята бежали и придерживали "машину" за веревку, чтобы не занесло.

Но в конце концов не удержали. И веселье вмиг кончилось, потому что оказалось: маленький Вовка Пантюхин сидит в лебеде, тихонько плачет и встать не может. На плече кровь, а левой рукой пошевелить нельзя, видать, вывихнута.

Ох и перепугались все! И дома достанется, и Вовку жалко.

Яшка положил ему на плечо ладони:

- Не плачь…

Вовка всхлипнул еще, хныкнул, мигнул… и заулыбался осторожненько. Царапины затянулись на глазах. Яшка легонько потянул его за руку:

- Не бойся… Вот и все. Не болит?

- Не-а… - Вовка заулыбался уже шире - заплаканный, щербатый, доверчивый. И встал…

Больше в тот день не катались. Петух сказал, что нужно усовершенствовать тормозную систему. Погоняли на полянке мячик и разошлись. Есть захотелось. Но Стасик и Яшка обедать не пошли. Понимали в глубине души, что добром это не кончится, но слишком уж беззаботное было у обоих настроение. Стасик на сей раз не стал дуться, когда Яшка, отвернувшись, превратил подобранный в канаве вылущенный подсолнух в половинку мягкого каравая. Сказал только:

- Опять лишнюю энергию тратишь.

- Ага, - вздохнул Яшка. - А есть-то охота.

Веселые и вольные, как два воробья, заскакали они, запрыгали через весь город в клуб сетевязальной фабрики, где шла старая, но замечательная кинокомедия "Цирк". Об этом они прочитали на афишной тумбе на углу Пароходной улицы. Однако афиша наврала: самый ранний сеанс начинался не в четыре часа, а в шесть. Ну и ладно! Погуляли еще по улицам, поторчали у витрины "Электротоваров", поглазели на новинку: игрушечную железную дорогу (паровозик и вагончики бегали, светофор мигал)…

Фильм был длинный, кончился около восьми. Вечер уже. Чтобы скорее добраться до дома, пошли напрямик, через стадион, потом через лог (не Банный, а настоящий овраг). Торопились, беспокоились. Прошедший длинный день гудел в головах - солнцем, усталостью и музыкой из кино. Стасик в маршевом ритме насвистывал колыбельную, под которую в фильме баюкали негритенка. Потом сказал:

- Интересно, где такого взяли, чтоб в кино снимать? Неужели правда из Америки?

- Может, покрасили?

- Не-е, видно же, что настоящий… Ох, Яшка, а что, если бы ты однажды в негритенка превратился?! Вот толпа бы за нами ходила! Конечно, у нас равноправие, но все равно бы глазели…

- А мы и так будто негры. Только местами, - вздохнул Яшка. - Мама твоя опять скажет: "По каким трубам вы лазали! Коленки как у арапов!"

- Она не только это скажет, - затуманился и Стасик. - Мы еще так подолгу ни разу не гуляли. Будет мне…

- Я с тобой пойду. Двоим-то, может, меньше попадет.

Солнце уже катилось за крыши.

- Давай, Яшка, скорее!

Но на пути к дому задержало их еще одно происшествие. На углу Пароходной и тихого Степного переулка Стасик замер, дернул Яшку к себе, оба укрылись за афишной тумбой.

- Смотри… Во, гад! Неужели опять к нам намылился?

- Кто?

- Да Коптелыч же! Помнишь, я рассказывал?

Коптелыч - сутулый, словно боящийся чего-то - семенил по мосткам вдоль забора.

- Вынюхивает что-то, паразит, - понимающе отозвался Яшка.

От столба к тополю, от тополя к палисаднику они двинулись за Коптелычем. Тот скоро нырнул в калитку у неприметных ворот. Стасик и Яшка прижались носами к щелям в воротах.

Коптелыч в дом не пошел. Юркнул в легковушку, стоявшую посреди двора. В зеленую трофейную "БМВ". Тут же с крыльца спустился дядька - в штатском пиджаке, но в голубой фуражке с малиновым околышем. Пошел открывать ворота. Яшка и Стасик шарахнулись, залегли в травянистом кювете.

Машина выехала. Дядька - уже без фуражки - вылез, притворил ворота, сел в машину опять, "бээмвэшка" укатила.

- Ну вот, - сказал Стасик, сдувая с губ семена одуванчика. - Правильно мама говорила, что он с этими…

Назад Дальше