- Да может, это все случайно. Подумаешь, фуражка. Может быть, это какой-нибудь демобилизованный…
- А машина-то! Она ихняя. Весь город ее знает.
- Ну и пусть! Не к вам ведь они поехали!
Но Стаськино настроение угасло - так же, как угасал над Пароходной улицей день. Зачем они следили за этим шпионом и пьяницей? Только время потеряли, и от мамы влетит еще больше…
Мама развешивала во дворе Катькины ползунки и пеленки. Оглянулась на звяканье калитки.
- А! Ну-ну… Явились, голубчики.
В сумерках не очень различимо было ее лицо, но Стасик знал, какое оно. Мама повысила голос:
- Я все соседние улицы обегала, всех ребят попереспрашивала! Где? Куда девались? Может, уже на дне реки искать?
- Ну уж, на дне… - осторожно сказал Стасик.
- Ты мне поговори! Где вас носило?! Смерти моей хотите?!
Надо же такие слова сказать!
- Но мы ведь никуда не пропали! - Стасик для убедительности прижал к груди кулаки. - Мы - вот они! Значит, надо не ругать, а радоваться!
- Да-а?.. - Мама если и обрадовалась, то как-то странно. - А ну-ка иди сюда… радость моя…
И он подошел. И мама, вздохнув, огрела свою ненаглядную радость мокрой пеленкой между лопаток. И Стасик возликовал, потому что вот и все: не будет, значит, долгих выговоров и упреков! И вдруг подскочил Яшка:
- А меня тоже! Потому что мы вместе! У нас равноправие!
- С удовольствием, - сказала мама и вытянула пеленкой Яшку. Опустила руки и засмеялась. - Нет, ну в самом деле… Варвары вы… Теперь вот еще пеленку заново стирать, вы же, как черти, чумазые…
- Как арапы! - радостно откликнулся Яшка.
- Молчи уж, арап… Как ты теперь к себе в Заречный-то пойдешь? В такую даль один, на ночь глядя. Еще и от воспитателей влетит.
Яшка незаметно лягнул Вильсона и сообщил:
- А я отпросился. Ну, чтоб у вас переночевать…
- Ах как приятно! Одного шалопая мне, конечно, мало!
- Ну, ма-ма! - завопил Стасик радостно и тревожно: вдруг она не разрешит?
- Ладно. А за все ваши фокусы завтра с утра - подневольный труд на плантациях. Будете окучивать картошку не только на нашей грядке, но и у Полины Платоновны. У нее спина болит.
- Подумаешь, "подневольный"! - Яшка встал наруки. - Мы и так!..
- А теперь марш по воду! Мне полоскать надо.
Вода была рядом, в колодце на огороде. Стасик и Яшка бросились в сени за ведром.
- Не греметь там, Катю разбудите!
- Ага!.. "Гремя огнем, сверкая блеском стали, пойдут машины в яростный поход!" - ликующе вопил Стасик. - "Когда нас в бой пошлет товарищ Сталин!.."
- Вот он пошлет тебя сейчас… - пообещала мама.
Стасик смеялся и барабанил по ведру…
Но на огороде он притих, и Яшка тоже. Над грядками стлался не то туман, не то какая-то дымка. Кто-то шелестел в ботве. Над забором висел большой розово-желтый полумесяц. Близкий-близкий, можно камушком добросить.
Повесили на крюк ведро. Цепь зазвенела, ворот заскрипел - будто брашпиль в кинофильме "Робинзон Крузо". Потом плеснуло, забулькало внизу. Вдвоем Стасик и Яшка завертели гладкую железную ручку, ухватили дужку, поставили плещущее ведро на край сруба. И, не сговариваясь, глянули вниз.
В черной квадратной глубине вздрагивал желтый светлячок.
- Ух ты… - сказал Яшка. - Что это там?
- Может, месяц отражается? - прошептал Стасик.
- Что ты… Месяц, он вон где.
- А что тогда? - Стасику страшновато стало и очень интересно. Сказочно так…
- Подожди…
Вода успокоилась. Желтое дрожащее пятно успокоилось тоже. И превратилось… в окошко! Маленькое, с переплетом, как буква "Т". Словно прятался в колодезной мгле чей-то домик.
- Видишь? - прошептал Яшка.
- Ага…
- Значит, правда.
- Что?
- Я где-то слыхал, что, если так вот смотреть в темную глубину, окошко покажется. Неизвестно откуда… Только…
- Что? - опять прошептал Стасик.
- Ну, не всякому оно покажется, а тому… ну, в общем, если он хороший человек.
- Что ж, значит, мы ничего люди, - вздохнул Стасик. - Мама ведь нас простила…
- Про тебя-то я и не сомневался…
- А про себя сомневался, что ли? - сердито спросил Стасик.
- Я вообще сомневался… что человек.
- Ну и дурень, - сказал Стасик с маминой интонацией.
Мама закричала со двора:
- Где вы там опять провалились?
- Идем? - откликнулся Стасик. И чтобы Яшка не обиделся на "дурня", спросил: - А где ты слышал такое? Про окно?
- Не помню. Может, от Лотика в Реттерхальме… У каждого существа в Кристалле должен быть свой дом с окошком…
Они потащили ведро. Вода выплескивалась на ноги, холоднющая. Зато в воздухе тепло пахло сладким пасленом. Месяц светил в спину и тоже будто немножко грел.
- Яш, а давай сделаем свой домик! На двоих! Вроде шалаша. И с окошком! Ночевать там будем.
- Давай! - обрадовался Яшка. - Лишь бы Зяма к нам туда не лезла…
Они умылись на дворе под гремящим рукомойником. И через минуту уплетали со сковородки картофельные котлеты со шкварками. Так, что щеки скрипели, будто мокрая резина.
- Ой, - спохватился наконец Стасик. - Мама, ты ведь сама-то еще не ужинала?
- До ужина мне было, когда вас где-то носит нелегкая?.. Оставьте мне котлетку.
- Мы три оставим. Мы налопались до треска. Ага, Яш?
Яшка мягко положил вилку, подпер подбородок и смотрел на маму. Стасик тоже на нее посмотрел. Мама у двери склонилась над корытом, спиной к ребятам. В темных гладких волосах ее, в тугом валике на затылке блестели под лампочкой седые нити. Стасику вдруг стало так жаль маму, что намокли глаза. Яшка посмотрел на него - внимательно и чуть виновато, - потом снова отвернулся. Тихо дохнул на ладонь, вытер ее о лоб, медленно протянул руку в сторону мамы. Словно хотел дотянуться, погладить ее по голове. Не дотянулся, конечно, ладонью провел по воздуху… Седина стала быстро темнеть и пропала.
Стасик, чтобы не разреветься, закусил губу и стал разглядывать узор на потертой голубой клеенке.
2
Сосед Андрей Игнатьевич подарил ребятам (несмотря на ворчание тети Глаши) два листа фанеры, кусок толя для крыши и большой обрывок рыболовной сети. Поэтому домик соорудили быстро. Поставили его в углу двора, у забора, где росли старые кустистые рябины. Вместо передней стенки натянули сеть, вплели в нее ветки и всякую траву. Как в лесной хижине. Но и окошко, будто в настоящем доме, сделали тоже - в боковой стене. Для него нашлась настоящая маленькая рама с переплетом - видимо, от чердачного окна. Раскопали ее под навесом среди старой мебели. Стекол в раме не было, но Стасик и Яшка затянули ее промасленной бумагой. Смотреть сквозь такое окно нельзя, зато оно хорошо светится, когда в хижине керосиновая лампа.
- Только не спалите свой дворец и себя, - говорила мама.
- Мы осторожненько…
Подмазывалась, конечно, к ним Зяма. Чтобы приняли в жильцы домика. Стасик и Яшка не гнали ее откровенно, однако не очень и приветствовали. Зяма дулась и один раз даже ревела. Но скоро мать отправила ее в лагерь на третью смену.
А маленького Вовку Пантюхина они всегда встречали по-хорошему. Он был трудолюбивый и ничуть не надоедливый.
Из поленьев и досок соорудили топчан, из старых ватников - постель. Теперь оставалось главное: чтобы Яшка мог ночевать здесь часто, не вызывая ни у кого подозрения.
И однажды вечером на кухне (когда Яшки не было) Стасик начал подъезжать к маме:
- Напиши письмо в детдом, чтобы Яшку отпустили пожить у нас. Ну, хоть на недельку!.. Спать в домике будем. А днем мы - и на рынок, и за хлебом, и посуду мыть, и пол…
- Свежо предание… - вздохнула мама. Она чего-то опасалась.
- Ну, что он, много лишнего, что ли, съест у нас? - в сердцах сказал Стасик.
- Дурень ты. Разве я об этом?
И вдруг вмешалась Полина Платоновна, которая варила на керосинке тыквенную кашу:
- Галина Викторовна, давайте я письмо напишу. Что приглашаю мальчика на свою ответственность. Мне будет приятно…
- Да что вы! - смутилась мама. - Я и сама…
- Нет-нет, позвольте мне. Очень вас прошу…
Так и сделали. А в ответ на письмо Яшка соорудил из тетрадного листа справку с лиловым штемпелем Заречного детдома и сообщением, что "воспитанник Скицын Яков 10-ти лет отпускается на каникулы к гр. Подбельской П.П. (Катерный пер., 3), на жительство и под ее ответственность с 4-го по 14-е авг. 1948 г.".
- А фамилию-то ты зачем такую сделал? - смущенно сказал Стасик. - Неправдоподобно как-то…
- Ох… Само получилось. Я же не знал какую… Теперь фиг переделаешь, я справку уже показывал тете Поле.
- Ладно. Может, не заметят.
Полина Платоновна ничего не спросила, а мама, конечно, сказала:
- Это что же? У Яши такая фамилия, как у нас?
- Да! - вывернулся Стасик. - Мы, когда познакомились, сами удивились! Мы, наверно, потому и подружились, верно, Яшка?
Тот добавил правдоподобную деталь:
- Ага!.. Вообще-то, у меня правильно писать надо "Скитцын", да в детдоме всегда путают…
- Ну и ну… - Мама покачала головой.
- А у тебя седина пропала! - быстренько сменил тему Стасик. - Ты заметила?
- Еще бы! На работе все мне только об этом и говорят. Спрашивают, не покрасилась ли так ловко. У тебя, говорят, парикмахерша знакомая. А я что, с ума сошла на старости лет волосы красить?
- Никакая не старость лет! Не выдумывай.
Иногда по ночам налетали грозы, и тогда в домике было жутковато, но все равно здорово. Дождь барабанно лупил по крыше, фанерные стены гудели, как гитарный корпус, в щелях и промасленной бумаге зажигалось белое пламя молний. Гром трахал, как снаряды в кино про войну. А Яшка успокаивал:
- Не бойся, Вильсон, я отведу напряжение, когда молния близко.
- Да не боюсь я, - с боязливым восторгом шептал Стасик и прижимался под одеялом к теплому надежному Яшкиному плечу…
Но чаще ночи были ясные, и зеленоватыми лучами пробивалась сквозь траву и сеть луна. Тогда Вильсон и Яшка вели долгие разговоры. И Стасик понял, что не всегда Яшка веселый и беззаботный… Однажды Яшка сказал:
- Иногда думаю: кто же я все-таки на самом деле?
- А разве… ты не знаешь?
- Бывает, что и не знаю. Белый шарик или Яшка?
- Ну… и то и другое…
- А можно ли, чтобы и то и другое? Человек и звезда…
- Но… ведь можно же! Раз ты есть, вот такой!
- А какой?.. Вильсон, знаешь, это я благодаря тебе понял, как хорошо быть звездой. Раньше казалось, что все обыкновенно, а когда стал тебе рассказывать про те свои дела, про Кристалл, то будто со стороны увидел…
- Ну и хорошо. - Стасик подавил невольную зависть.
Яшка сказал печально:
- А чего хорошего? Звезда-то из меня так, третий сорт… Или еще хуже. Шары правильно ругают…
- Чего правильно! Ты черное покрывало уничтожил!
- Ну, уничтожил… И еще кое-что сделал, только все равно мало. И даже там веду себя как человек.
- А это, что ли, тоже плохо? - спросил Стасик ревниво.
- Не в том дело. Если бы я человек был настоящий…
- А ты какой? Искусственный, по-твоему?
- Может, и да… Я иногда боюсь, что просто играю в человека. Вы тут на Земле живете так… по-настоящему. Трудности всякие бывают и горе. А я будто на праздник прихожу, в гости.
- Ничего себе "в гости"! Ты вон сколько хорошего сделал!
- Опять потому, что я не человек, а… шарик. А вот если совсем по-человечески, я, наверное, не умею.
Стасик помолчал, отодвинулся даже чуть-чуть. Спросил с тяжкой неловкостью, с боязнью горького открытия:
- А вот со мной… то, что ты подружился… Это, значит, тоже играешь?
- Нет, - выдохнул Яшка. - Это как раз по-настоящему… Иначе зачем бы я приходил к тебе? Ты, Вильсон, для меня… все равно что весь Кристалл.
- И ты… Для меня…
Даже ночью, когда почти не видишь друг друга, даже шепотом - не очень-то легко делать вот такие, от души, признания. Связывает язык тяжкое смущение. Зато, когда скажешь, тепло становится и свободно - как на горячем от солнца берегу! И Стасик торопливо зашептал:
- Понимаешь, мне все равно. Звезда ты или комета или… ну, самый простой мальчик. Главное, что это ТЫ. И ты не бойся, ты еще много хорошего сделаешь. И по-звездному, и по-человечески. У тебя же столько сил…
- Не так уж много, - вздохнул Яшка.
- Много… Ты даже по времени умеешь летать. Туда-сюда…
- Ну и что…
- Я… - По Стасику холодной судорогой прошла вдруг догадка. О том, что можно сделать. - Яш… А ты ведь можешь оказаться у нас, чтобы раньше… ну, год назад?
- Могу. По обратному темпоральному вектору… Ну и что?
- А сделать так… чтобы патроны у Юлия Генриховича оказались с плохим капсюлем. Чтобы осечка…
Яшка молчал.
- Или это очень трудно? - с упавшим настроением спросил Стасик.
- Конечно, трудно. Но не в том дело… Неизвестно ведь, что получится.
- Хуже-то все равно не получится!
Яшка ответил с непривычной, почти боязливой ноткой:
- Думаешь, я знаю, что такое Время? Никто не знает, даже самые мудрые шары… Конечно, можно замкнуть темпоральное кольцо. Но это локально… то есть на каком-то участке пространственной грани. И время будет бегать, как по кольцевым рельсам. Ну, помнишь, как паровозик в витрине?
Стасик помнил. Кивнул в темноте.
- …Только это ведь не все Время, не полное, - задумчиво рассказывал Яшка. - Понимаешь, это как если бы рельсы разложили на деревянной площадке, а площадку пустили в реку. И получится, что замкнутое в кольцо время поплывет в потоке общего Времени… И даже не общего. Река-то ведь движется вместе с Землей вокруг Солнца…
- А Солнце тоже куда-то летит… - вздохнул Стасик.
- Ну да!.. Вот видишь, какой сложный путь у паровозика. Кто его угадает?
- Значит, никак нельзя… чтобы патроны подменить…
- Нет, можно, наверно… Надо только посчитать… Ты полежи, потерпи…
И примолк Яшка, натянув до подбородка ветхое одеяло, и даже шевелиться перестал.
И Стасик притих. Ждал. Осторожно скребли по фанере набухшие гроздья рябины. Где-то гукнул ночной автомобиль (уж не та ли "бээмвэшка"?). Прогудела сирена баржи-самоходки у пристани… Луна двигала в темноте свои желто-зеленые пятна. Яшка почти не дышал. Может, уснул? А может… вообще унесся мыслями в свою звездную пирамиду?
Лунная полоса ползла по одеялу, добралась до Яшкиного подбородка, до губ. Губы шевельнулись:
- Можно, чтоб ружье не выстрелило… Только, наверно, лучше не будет.
- Почему не будет?
- Потому что тогда его… Юлия Генриховича… его в сорок девятом году арестуют. Это точно.
- Почему?
- Откуда я знаю? Такие уж у вас порядки.
- "У вас", - горько сказал Стасик.
- Не обижайся…
- Яш… Ну, пусть! Все-таки это лучше, чем помереть! Потом все равно его отпустят.
- Нет, он умрет в тюрьме… А сейчас он все равно бы не жил, а мучился от страха. И вас бы мучил…
- Яшка, ну все равно. Нельзя же, чтобы из-за этого…
- И маму твою тогда… тоже могут взять, - еле слышно сказал Яшка.
- За что?!
- Потому что жена… А тебя и Катю в детдома. В разные…
Стасик обмер. Яшка объяснил виновато:
- Я не только считал варианты. Я… просто посмотрел, как бы это было.
- Яш… А если совсем далеко уйти по времени назад? И сделать, чтобы вообще ничего такого не было на свете. Может, Гитлера убить, пока он еще молодой? Тогда бы войны не было и фашистов, и шпионов не стали бы искать и всяких врагов народа! И невиноватых не забирали бы в тюрьму!
- Думаешь, одного Гитлера пришлось бы убить для этого? - жестко, не по-мальчишечьи спросил Яшка.
- А кого еще?
- Многих… Если скажу, ты сейчас все равно не поверишь.
Стасик молчал. Не только от обиды. Еще и от догадок, которые хотелось прогнать. Яшка заговорил примирительно:
- С прошлым надо быть вообще осторожным… Твоя мама в двадцать четвертом году была в Москве и там случайно познакомилась с одним человеком. Столкнулись в толпе, мама сумочку уронила, а он поднял… И потом он сделался твоим отцом… А не упала бы сумочка, и тебя бы на свете никогда не было. Видишь, от каких паутинных тонкостей все зависит: сделал полшага в сторону, и потянулась другая цепочка.
- А ты сделай полшага не в сторону, а куда надо, - хмуро сказал Стасик. - А про меня не волнуйся. Пускай меня и не будет. Лишь бы всем другим людям было хорошо. - И перепуганно напрягся: а вдруг и правда он сейчас исчезнет?
- Храбрый какой, - тихо и необидно усмехнулся Яшка.
- Ну и храбрый…
- Ты-то храбрый, а я нет. И не хочу, чтобы тебя не было… И где что менять в жизни, я не знаю. Да еще и убивать кого-то… Надо, чтобы потом, в будущем, было хорошо, а что случилось раньше, лучше не трогать. Вдруг еще хуже станет?
- Но если рассчитать как следует!
- А кто рассчитает? Тут даже все взрослые не справятся - хоть люди, хоть шары. А я ведь еще не взрослый. Мальчик, как ты. Только ты мальчик среди людей, а я среди звезд.
Мальчик среди звезд
Да, беседуя теперь с шарами, он продолжал ощущать себя мальчишкой. Обычным пацаном из Турени - с облезлыми от загара плечами, с кожурой от семечек подсолнуха в карманах. И в ответ на упреки научился говорить насупленно и с дурашливой ноткой: "Ну, а чё я такого сделал-то?" Так он чувствовал себя удобнее, привычнее. Защищеннее.
Вот и сейчас он видел себя в старой гостиной, где часы с кукушкой, люстра с подвесками и зеленая плюшевая мебель. Он сидел на диване, поджав ноги и привалившись к пухлому валику. Вот-вот ему скажут, чтобы не пачкал босыми ступнями диванную обивку и вообще сел как полагается. Но пока не сказано, Яшка не шевелился. Валик уютно вдавливался под локтем, шелковистый плюш приятно щекотал ноги. Яшка украдкой зевал.
Все было как всегда. Темно-красный шарик устроился с трубкой в качалке в дальнем углу. Красный шар - в обычном кресле. Большой Белый шар встал у окна. Тетушки-близнецы прямо и строго уселись рядышком на стульях. Сейчас начнется…
Но никто на этот раз не сказал "сядь как следует", и "заправь рубашку", и "опять у тебя колени как у негра и репьи в волосах". Большой Белый шар снял очки, потер ладонью глаза.
- Давайте, господа, говорить сегодня прямо и только по делу. Не надо воспитательных уловок и нотаций, все слишком серьезно… Белый шарик…
Яшка спустил ноги с дивана и сел прямее. Странно, так с ним еще не разговаривали…
- Белый шарик… Ты славный мальчик, храбрый мальчик. Но нельзя оставаться мальчиком дольше положенного срока. У людей это, может быть, и допустимо (хотя я сомневаюсь), а у шаров нельзя никак. Момент Возрастания откладывать очень опасно.
- Ну… а я чего? Я и не хочу откладывать…
- Не хочешь, голубчик, а делаешь все, чтобы Возрастание сорвалось, - кашляя, сказал в своем углу Темно-красный шарик. - Не ведаешь, что творишь…
- А чего я…