– Я виноват, – Эдвард с трудом поднялся, упал на подоконник. – Надо было рассказать тебе…
Эвелина подняла флейту.
– Нельзя было ставить опыты на людях! – торопливо сказал Бард. – Это… неэтично.
– Подло.
– Ага.
– Мерзко.
– Точно.
– Бесчеловечно.
– Абсолютно согласен.
– Мне стыдно, что ты мой брат!
– И мне стыдно, что я твой брат.
– Эд, хватит паясничать!
– Ладно-ладно! – Эдвард замахал руками. – Мир, сестрица?
– И не думай! Я тебе этого долго не забуду! Сейчас же верни Джея в прежнее состояние и никогда больше не смей на него воздействовать. Ты понял? Он мой хранитель, Эд, он – это я, а я – это он! Ты чем думал?!
– Я бы никогда не причинил тебе вреда, Эви, – серьезно сказал Эдвард. Он пошарил за окном, поднял лиру и извлек несколько созвучий. – Все, с ним все в порядке.
– Развлекаетесь? – На пороге стоял Дьюла, он сумрачно озирал разгромленную кухню.
– Просто от души веселимся! – возмутилась Эвелина. – Этот идиот ставил опыты на Джее!
– Воздух пахнет перевертышами, – сказал зверодушец. – Сюда идет Стая. Эд, ты бы не мог проверить?
– Песня Поиска? – Эдвард хотел присесть на подоконник, но тут же подскочил, уколовшись об острый скол дерева. – Я там… во дворе попробую.
– Они нас нашли? – спросила Эвелина.
Дьюла пожал плечами:
– Этого следовало ожидать. Пустые земли, они здесь хозяева.
– Непонятно, где местное правительство! Чем занята французская армия?
– Ты же слышала новости, – оскалился Дьюла. – У них есть проблемы важнее, чем разбираться с брошенными территориями, на которых шастают чудовища.
– Это же почти две провинции! Миллионы людей – как они сумели их так быстро переселить?!
– Страх – лучший помощник. Люди боятся радиации, хотя она далеко не самое страшное. Здесь вот радиации вообще нет, роза ветров так легла…
– Все равно здесь наверняка осталось много людей, – сказала Эвелина. – Я бы не бросила свой дом вот так вот…
– Не людей, – поправил ее Дьюла. – Перевертышей. Теперь здесь очень много перевертышей. Как Гильдия сумела создать так много своего пушечного мяса так быстро?
– Вот у них и спросишь, – Эд, мрачнее тучи, объявился в окне. – Сюда идет вся Стая. Часа через два появятся первые.
– Сколько их?
– Примерно триста. А еще приближается отряд темников. Хорошо экипированный, много техники. Орфисты, куклы. И миньон.
– Скажу Джанго, чтобы выставил Кольцо Магуса, – Дьюла сорвался, быстрым шагом вышел и побежал по улице.
– Эви, ты по-прежнему думаешь, что не стоит будить Дженни? – спросил Бард.
Эвелина вздохнула, опустила руки:
– Не знаю.
Глава тридцать восьмая
Материя стонала, но это был сладкий стон освобождения. Это было счастье расточения накопленных сил, симфония творения, каким оно должно было быть. Это ликующая радость, подобная танцу звезды, только там, в недрах небесных костров, еще можно встретить подобную музыку – музыку первых дней творения этой планеты. Она все явственней слышала эти мелодии, в них не было ничего, привычного человеческому уху, и они едва вмещались в ее сознание, но с каждым следующим шагом они были все понятнее.
Мэй, дочь моя, будь осторожна, держи себя, соблюдай пределы!
Голос мастера не оставлял ее, его воля – холодный обруч – сковывала ее, она мешала, но Мэй не могла ослушаться своего господина и смиряла торжество пламени, рвущегося из ее сердца. И так достаточно, и так великолепно, говорила она себе. Она плыла, поддерживаемая пламенным вихрем, двигая вал пламени – поперек всего острова, от края до края. Здесь не должно остаться ничего живого.
Не только мастер тормозил ее – необходимость беречь войска также раздражала. Колонна техники тянулась за ее спиной, в изрядном отдалении, бойцы забрались на броню, потому что только танки и бронированные куклы могли идти по остывающей магме, в которую Мэй превращала верхний слой почвы острова Ловцов.
Она сжигала рощи, испаряла ручьи и озера, сдирала холмы, она вскрывала своим скальпелем кротовьи норы, из которых то и дело норовили выскочить отряды противника, и тогда приходилось отвлекаться, замедлять шаг, чтобы испепелить их.
Права она была, солдаты ее только замедляли, одна бы управилась быстрее.
Эти глупые Ловцы, они надеются остановить ее, швыряя скалы, обрушивая удары торнадо и раскалывая небо над головой. Пусть затевают небесное варево, пусть раскалывают землю и обрушивают ей на голову венцы молний, пусть хлещут ее стену бичами водяных смерчей – все, что попадает в водоворот ее пламени, лишь усиливает его. Зажечь этот огонь было трудно, но поддерживать его, когда он разгорелся, уже легко.
Это она протянулась от края до края острова, это она пила воздух, землю и воду и катилась, катилась вперед, к белой башне, над которой бушевала гроза. Как ей легко, как никогда прежде, и даже боль, даже ярость от потери Зорича отступают, когда она погружается глубже в танец пламени, потому что там, в его глубине, ей чудятся его глаза, его улыбка – словно Андрей не исчез бесследно, а влился в бесконечную пляску освобожденной материи.
Ах, как жаль, что никто из ее братьев и сестер не видит этого воочию, как жаль, что здесь нет мастера – только они могли бы оценить красоту, которую она создавала, неостановимый круговорот форм и оттенков состояния, все, что попадало в сферу ее танца, вовлекалось в круг преобразования, материя становилась всем, чем могла стать. Это снаружи ее пламя выглядело как огненная стена, пожирающая все. Но те, кто сумел бы войти в него и не сгореть в мгновение ока, узрели бы чудеса, каких эта земля не видела целые эоны! Дворцы из кипящей ртути, цветы из драгоценных камней, водопады жидкого дерева, в которых вспыхивали и исчезали серебряные спины рыб, они выбрасывались на скалы из меха и кровоточащей плоти, бились в корнях газовых деревьев, чтобы испариться и прорасти цветами обсидиана или живыми существами из сияющей плазмы.
С каждым шагом она все больше понимала слова Зорича: "Я перешел свой предел, когда родился". Не первое, а второе рождение он имел в виду, их освобождение из тьмы нигредо. Ах, мастер, вы провели нас долиной смертной тени и вывели на свет – свет своего пламени, так чего же вы ждали от тех, кто пошел во тьму? Что мы остановимся по вашему слову? Мы перешагнули через все, что нас связывало с человеческим – друзей, родных, кровь, жизнь, – что же теперь положит нам предел?
Мэй, держи себя, помни о границах…
Ваш голос слабеет, мастер, он уже не так отчетлив, но я – все еще Мэй Вонг, я помню о своем долге. Жаль только, что вы не видите, как здесь красиво…
Небо дрогнуло, Мэй удивленно подняла взгляд. Опять молнии? Придумали бы что-нибудь новенькое…
Небо расступилось, и огненный дождь обрушился на миньона Альберта Фреймуса, железный ураган закружился над центром огненной дуги, взрывы слились в один колоссальный удар, проминающий истерзанную землю…
Огненная стена вздрогнула, заколебалась, словно в недоумении – откуда этот новый огонь, почему уже испепеленная земля встает на дыбы, опрокидывая во тьму танки, мешая вместе бензин, кровь и серебристый ихор, бегущий по жилам кукол. Крылья дуги, протянувшейся через весь остров, затрепетали и с грохотом ревущего воздуха стали отступать, будто растянутая до предела пружина наконец не выдержала и рванулась обратно, в исходное состояние.
Наверное, крик радости пронесся по всему острову и выплеснулся за его пределы, но длился он недолго – пламенные крылья сошлись, стена схлопнулась в одной точке – там, куда все еще продолжала сыпаться взрывчатая смерть с небес – пушки и артустановки корабля в тылу грохотали, посылая снаряд за снарядом по указанным координатам, и бойцы даже не очень понимали, по кому они стреляют, а просто выполняли приказ.
Столб пламени, переливающегося всеми цветами, поднялся до облаков, жадно глотая все, что швыряли в его пасть – воздух, воду, камень, сталь, взрывчатку, – и рванулся к Башне Дождя.
А внутри его, в самой сердцевине, в белом пламенном зерне, хохотала Мэй Вонг, которая получила нежданный подарок.
Ее наконец освободили от этой обузы, от этих людишек и их неуклюжих металлических коробок, ей подарили столько нового пламени, столько силы – ах, Ловцы, ведали ли вы, что творили?!
Глава тридцать девятая
– Господин Фламмель, мы продвигаемся согласно плану операции, – рапортовал старший оператор.
– Официальное прикрытие?
– Мы рядом с буферной зоной, но лишних глаз здесь нет. Армейские патрули отозваны, воздушное наблюдение с района снято. Официально здесь спецоперация. Отработка средств дезактивации зараженных территорий.
Эжен кивнул. Прикрытие Темной Ложи пока работало. Президент и министр обороны у них под контролем, одна ошибка – и компромат на них станет достоянием общественности. К тому же сейчас симплы заняты войной с Абу Наджибом, и что происходит в зоне отселения, вообще никого не интересует.
Эти циркачи никому не нужны.
– До точки прибытия десять минут. Штигель сообщает, что Стая почти закончила окружение деревни. Они успели выставить Кольцо Магуса, господин Фламмель.
– Пусть выставляют, – равнодушно сказал Эжен, глядя на дисплей. Перевертыши были на взводе. Еще бы. Гильдия предпочитает не распространяться о своих провалах, но прошлая их стычка с этим Магусом стоила Стае очень дорого. Говорят, земли не было видно под телами погибших. К тому же Аурин вынудил их обратиться днем, что противно самой природе оборотней.
Так что перевертыши были злы как черти.
Хорошо. Когда он проломит Кольцо Магуса, их ярость понадобится.
– Пять минут до прибытия, десантируем големов, – сообщил оператор.
Махина "Агамемнона" дрогнула, с боковых стапелей, один за другим, покатились на землю черные шары, развернулись, как чайные листья в кипятке, освобождая четыре руки, вытягивая мощные ноги. Черные металлокерамические клинки сверкали в руках.
– Големы развернуты в боевой порядок, построение "черепаха", начинаю выпуск беспилотников. Орфист уже в поле, он вывел свою свору. Бойцы "Балора" начинают высадку.
– А что это там? – Эжен указал на далекую точку, которая мчалась по полю к деревне. За ней по пятам летели перевертыши – очень много перевертышей. Они прыгали под колеса, рвали зубами железо, но никак не могли остановить этот бешеный фургон.
– Не знаю, господин Фламмель. Отправить беспилотник?
– Не стоит, – сказал Эжен. – Ее там нет. Она в деревне.
О да, она была там – кровавая стрела, которую передал ему мастер, горела перед его внутренним взором. Он точно знал, что Дженни Далфин в этой деревушке и теперь ей некуда бежать.
– Главный излучатель починили?
– Да, господин, однако эффективная дальность действия всего четыреста метров.
– Передайте Аурину – мы выдвигаемся к деревне, пусть обеспечит внешнюю охрану "Агамемнона". Пусть его звери перестанут гоняться за мелочью.
– Так точно. Господин, сбой системы наведения. Деревня… она исчезает.
Эжен взглянул на экран.
Дома вдалеке дрожали, отрывались от земли как мираж, их очертания искажались. Деревня растворялась в воздухе.
– Сначала Кольцо Магуса, затем светлый сон, – улыбнулся он. – Все как в архивах Темных войн. Опирайтесь на данные спутников, мы не видим деревни, но она точно находится там. Я в башне.
Фламмель поднялся в орудийную башню, лег в ложемент кресла. Руки его легли в управляющие желоба, с тихим шипением сработала автоматика, и тонкие огнеупорные иглы вошли в вены. Эжен поморщился – он с детства терпеть не мог иголок, как жаль, что профессор пропал, так и не успев доработать систему.
– До границы зоны эффективной работы излучателей Беренгара восемьсот метров, – доложил оператор.
Фламмель и сам видел – на тактическом дисплее мерцала граница зеленой зоны стрельбы. По телу пробежала дрожь, кровь миньона активировала систему излучателя.
– Стая знает ее запах? – спросил Эжен, стараясь отвлечься. Далекая волна ярости и боли поднималась на краю его сознания, звала присоединиться к неистовому танцу пламени. Что там устроила Мэй?
– Мы отослали образцы Аурину, перевертыши ее не тронут.
– Хорошо, – Эжен облизнул губы. – Остальных убить.
Пятьсот метров, а потом он сможет дать волю огню, сможет насладиться пляской распада и созидания, круговоротом форм существования…
Фламмель дернулся потереть лоб, с недоумением посмотрел на пучок трубок, подведенных к венам. По ним текло жидкое пламя его крови.
Если Мэй не остановится, то закончит так же, как Зорич.
Глава сороковая
– Это свиноферма? – спросил Михаил недоверчиво.
– Ну да, – Роджер поглядел на крытый ангар, каменный дом с пристроенным амбаром, огороженные поля. – Похоже, они у них тут были на вольном выпасе. Не врали братья Дюбуа, элитная свининка, черная спинка. А что?
Михаил только головой покачал, выпрыгнул из машины. Роджер выбрался следом, держа арбалет наготове. Мало ли… Свинок тут не видно, но могут обнаружиться те, кто всех свинок извел.
– Рядом держись, – велел он Этьену.
– Ага, – сказал мальчик, вынул из машины вилы и деловито направился к дому.
– Жить надоело? – Роджер нагнал его, схватил за плечо. – Пацан, я тебя по кускам маме привозить не хочу.
– Да нет тут перевертышей, – Этьен смотрел на него спокойными темными, как вишни, глазами.
– Откуда знаешь? – насторожился Роджер. – Артефакт есть?
– Дожди всю неделю шли, – пояснил мальчик, – а вокруг дома никаких следов.
– Умный, – вздохнул Ловец. – Умных они любят, сразу мозги едят. Они могли и в человеческом облике пройти.
– Прав он, – сказал Ермаков. – Нет там оборотней. От них смердит. Ловец, а не чуешь.
Роджер скривился:
– Так иди первым, смелый.
Михаил пожал плечами, вынул мечи из-за плеч – просто и быстро, один обычный, второй белый, почти прозрачный.
– Давно хотел спросить – где ты взял этот меч?
– Этот? – Миша покачал белый клинок. – На озере. Во время боя. На земле лежал.
– На земле, – повторил Роджер. – Один из клинков туата.
– А что с ним не так? – спросил Миша. – Легкий, как пушинка, и режет на диво.
– Ничего, – пожал плечами Ловец. – Береги. Редкая штука такой меч.
Ермаков кивнул, пошел вперед.
Прошел три шага и остановился, вглядываясь в темноту зашторенных окон.
– Ты чего встал?
– Ошибся я, – сказал юноша. – Оборотней нет. Люди там.
– Да ну?! – изумился Брэдли, дал знак Этьену – дескать, сдай обратно, к машине, и жди там. Принял вправо, прошел вдоль ограды, пригибаясь и поглядывая в окна – глухо, тихо, ни шороха, ни звука. Остановился, прислушался.
Мыши возятся в саду, кроты двигаются по норам в постоянном поиске еды, вечно голодные твари, в гнезде на старом платане беспокойно прыгает малиновка, а вот в доме…
– Верно, – пробормотал Роджер. В доме он четко ощущал присутствие двух человек. Какой-нибудь Властный наверняка бы и отблеск их пламени уже считал, но Роджер только понял, что они явно не рады визиту.
Он выпрямился, подошел к распахнутым воротам, поднял руки:
– Эй, есть кто дома?
Глупый вопрос – сам же знает, что есть, но как-то ничего другого в голову не пришло.
– Эй…
Грянул выстрел, над головой у Роджера просвистела картечь, он пригнулся и, аки резвый рак, забежал обратно за ограду.
– Вам чего надо?! – долетел из дома злой голос.
– Это ферма Дюбуа?
– Была ферма, да вся вышла, – проворчали в доме. – Проваливайте, мародеры чертовы.
– Жаль, – Роджер махнул Михаилу – дескать, зайди с черного хода – и погрозил пальцем Этьену, который опять намылился со своими вилами на прогулку. – А то мы свининки хотели купить.
– Ври больше, – посоветовал голос – довольно бодрый, надо сказать. – Ходили тут такие же покупатели, еле ноги унесли. Нет у нас ничего, уматывайте.
– Десять евро за килограмм свинины! – громогласно объявил Роджер. – Мне нужно три туши. Потом еще возьму.
Голос довольно долго не отвечал. Потом объявил:
– Пятьдесят евро.
– У тебя свиньи трюфелями питаются?! – возмутился Ловец.
– А ты сходи на другую ферму, – злорадно сказал фермер. – Их тут много.
– Вот же сквалыга! Чертов лягушатник, – Ловец сплюнул. – Ладно. Гоните три туши.
– Деньги покажи.
– На кой им деньги? – спросил сам себя Роджер, делая знак Этьену. Тот подхватил рюкзак и, так и не бросив вилы, подбежал к нему. – Патроны и сигареты собирать надо.
– Это точно, – сказал Этьен. – У меня вот заначка есть.
Он гордо продемонстрировал смятую пачку. Реакция у Роджера была молниеносная – помнится, в Индии, в юности, он кобру успевал по носу щелкнуть, пока она прочухается, куда уж малышу Этьену.
– Отдай! – Мальчик подскочил, пытаясь вырвать сигареты из железного кулака Брэдли. – Это мои!
– Ага, "Галуаз", десять миллиграмм, твои, – оскалился Роджер. – Чтобы и в рот эту гадость не брал, Снежок почует – не подпустит больше. А будешь так скакать – пулю словишь.
Этьен запрыгал на корточках и, глядя снизу, горестно спросил:
– Что, правда, не подпустит?
– Королем Артуром клянусь, – заверил Роджер.
– Эй, чем вы там занимаетесь! – возмутился фермер. – Где день…
Остаток фразы Роджер не расслышал, фермера прервали. Глухие удары, звон стекла, потом дверь распахнулась и на пороге показался Михаил Ермаков, который толкал в спину двух понурых мужичков – одного постарше, другого помоложе. На светло-серой льняной рубашке Миши расплывалось багровое пятно, но Страж шел легко, словно и не замечая раны.
Он бросил дробовик Этьену, коротким уколом меча заставил фермеров втянуть ягодицы и выпрямиться, как на смотре.
– Зацепили? – сочувственно сказал Роджер. – Этьен, аптечку!
– Это не кровь, – отмахнулся Михаил. – Варенье.
Этьен тут же подскочил, мазнул пальцем, сунул в рот.
– Вишневое, – подтвердил он.
– Думал, палить будут, – хмуро сказал юноша. – А этот… – он указал на старшего из фермеров, толстяка с обширной седой бородой, в клетчатой рубашке и объемных штанах на подтяжках, – начал банками швыряться. Вот, пропустил одну.
– В наших краях банка с вареньем – самое верное оружие против Стража, – сказал Роджер, стараясь сохранять серьезность. – Особенно с вишневым. Как ты на ногах устоял, не знаю.
Михаил недоверчиво на него посмотрел.
– Верно, Этьен?
Мальчик озадаченно кивнул.
– Так, свиноделы! – Роджер переключился на фермеров. – Я ведь действительно хотел три туши взять. А вы сразу стрелять.
– Время сейчас такое, – мрачно буркнул фермер помоложе – он, в отличие от брата, был выбрит, коротко стрижен, но любовь к подтяжкам выдала фамильное сходство. – Забирайте что хотите.
– И заберу, – сказал Роджер. – Три туши, пять евро за килограмм.
– Так вы что, заплатите? – фермеры переглянулись и почесали – один затылок, другой бороду.