Вожатый пошёл за отрядом, а к Игорю приблизился пёс Тюбик. Тюбик каждый раз подходил к Игорю после завтрака, так как знал, что в кармане шорт у Игоря сэкономлен для него от чая кусок сахару. Приветливо болтающийся собачий хвост помог Игорю прогнать противные мысли, явившиеся от разговора с вожатым. Он выдал Тюбику порцию сахара, почесал псу шею и побежал на пляж.
Вся спасательная служба лагеря, сам Захар Кондратьевич, два младших спасателя и Борис уже работали. Собирали морскую траву и мусор, относили в ущелье, промытое в скале мутным горным потоком. Игорь поздоровался с Захаром Кондратьевичем и подключился к работе. Собирал банки, обломки ящиков, бутылки, драные туфли, верёвки, тряпки, сучья - и тоже относил в ущелье на кучу. Большие доски поднимали вдвоём с Борисом. Пни и брёвна с громадными барочными гвоздями - наверное, обломки разбитых штормом парусников - катили впятером. Через полчаса организованно пришли два отряда, шестьдесят пионеров. Захар Кондратьевич дал им чёткое задание и распределил людей равномерно по всей длине пляжа. Дело пошло быстро. Отряды и звенья вступили в соревнование, грязно-тёмно-зелёный пляж постепенно, от линии берега стал возвращать себе прежний светло-серенький цвет.
А солнце, выбравшись наконец из облаков, обрушило на землю оглушительный зной. И не было ни ветерка, потому что весь ветер истратился ночью.
- Слушай, Игорь, я уже крепко устал, - сказал Дунин, потирая спину. - Давай скупнёмся и слиняем отселева. Шестьдесят энтузиастов и без нас справятся.
Игорь ещё не устал, но солнце палило удушающе, от тины поднимался густой запах гнили, а со лба тёк в глаза солёный пот. Искупаться хотелось больше всего в жизни, даже больше, чем мороженого.
- Хорошая идея, - сказал он.
Они искупались за причалом, чтобы не действовать на нервы работающим, которым так же лил в глаза солёный пот. Вылезли, натянули одежду и, украдкой проскочив открытое место, углубились в лес.
- Тебе от папы влетит? - поинтересовался Игорь.
- Он с пионерами занят, а когда папа занимается с пионерами, сам так заводится, что ничего другого не замечает, - сказал Дунин. - Ну, а если и обратит внимание, скажу, что ногу наколол, бегал в санчасть.
- А если он у докторши спросит?
- Скажу, что санчасть была закрыта. Отпереться всегда можно, вариантов много в нашей неблагоустроенной жизни.
- Мы теперь куда идём?
- Давай выйдем на шоссе. Лагерь обойдём вдоль забора и спустимся вниз, к морю. Там сперва скалы, а потом маленький заливчик с отличным пляжем. Кругом ежевика. Она ещё кислая, но, может, немного спелой найдём. Я тебе покажу несколько диких груш. Они поспевают только в августе, но одно дерево там какое-то ненормальное. На нём в июле совсем спелые груши появляются.
Они одолели крутой подъём, нашли на развалине древнего сарая огромное тележное колесо, вдвоём поставили его на обод и катанули с горы. С шумом проламываясь сквозь кусты и деревья, подскакивая на камнях, колесо покатилось под гору и вскоре грохнулось далеко внизу.
Вышли на дорогу, ведущую к шоссе. Другой конец этой дороги упирался в главные ворота лагеря.
Игорь спросил:
- Если нас здесь увидят, здорово попадёт?
- Увидеть - этого мало, - сказал Дунин. - Надо ещё поймать на месте преступления. Я нырну в можжевельник, лови меня там. А непойманный - не вор.
Вдруг впереди что-то заскрежетало, и из-за поворота дороги выкатилась чёрная "Волга".
- Полундра! - крикнул Дунин осипшим голосом. - Машина начальницы лагеря!
- Что будем делать?! Игорь повернулся к Дунину. Дунина не было.
Дунин провалился сквозь землю.
Скрипнув тормозами, чёрная "Волга" остановилась.
Рядом с шофёром сидела Марина Алексеевна. Локоть её лежал на открытом окошке двери. Немигающие и пронзительные синие глаза начальницы в упор смотрели на Игоря.
Он не выдержал и перевёл взгляд на заднее сиденье машины. Увидел балетмейстершу Валентину Алексеевну, а рядом с ней была девочка с таким красивым лицом, что Игорю захотелось смотреть на это лицо всегда и непрерывно.
Он забыл и про исчезнувшего Дунина, и про Марину Алексеевну, и про жаркое солнце, стоял и смотрел на лицо девочки.
Услышал голос Марины Алексеевны:
- Как ты здесь очутился?
Неохотно, с трудом оторвал взгляд от девочки, опустил глаза на колесо машины и сказал:
- Гуляю.
- А ты знаешь, что за такие "гуляния" у нас отправляют гулять уже насовсем, с чемоданом?
- Везде свои правила, - не стал он спорить.
- Как фамилия? Какой отряд?
- Игорь Судаков, седьмой отряд, - ответил он.
- Чем занимается отряд?
- Слушает беседу "Гайдар и его книги".
- Вот видишь! Отряд делом занимается, а ты что? Почему не слушаешь беседу?
- Я пляж убирал, - сказал Игорь. - Это тоже дело.
- Кто тебя послал?
- Никто не посылал, - честно сказал Игорь. - Я сам попросился, а Захар Кондратьевич меня взял, но сперва я сказал Андрею Геннадиевичу, что Захар Кондратьевич меня вызывает, а уже потом Захар Кондратьевич разрешил мне работать...
- Хватит, не запутывай дальше, - махнула на него рукой Марина Алексеевна. - Однако пляж отсюда довольно далеко.
- Ну, я убирал, убирал, а потом устал и пошёл гулять в лес. Подумал, что там два отряда работают, они без меня справятся.
- Сам бы ты до такого не додумался. - Прищуренные глаза Марины Алексеевны превратились в узкие щёлочки. - Признавайся: с Дуниным в лес сбежал?
- Если бы я с Дуниным сбежал, вы бы меня с Дуниным и поймали, - сказал Игорь, по его мнению, очень умно и догадливо.
Валентина Алексеевна рассмеялась и подала голос:
- Дунина с пограничной собакой не поймаешь. Он неуловимый!
- Ладно, садись в машину, я по пути подумаю, как тебя наказать, - решила начальница. - Лариса, открой ему дверь.
Девочка открыла дверь. Игорь неуклюже влез и уселся рядом с ней. Тело его напряглось, а сердце очень сильно колотилось, и, кажется, покраснели щёки. Ему стало изнутри жарко. Непослушные глаза старались скоситься влево, и приходилось трудным усилием возвращать их в прямое положение.
- Езжай, Вася, - сказала Марина Алексеевна шофёру. Машина тронулась.
Марина Алексеевна обернулась:
- Лариса, дай лучше мне свою грамоту, а то ещё потеряешь. У меня она лучше сохранится, я в кабинете повешу. А после смены возвращу.
Лариса широко раскрыла глаза, потом плотно закрыла их и полезла в сумку, стоящую между ней и Валентиной Алексеевной, долго там копалась, чуть ли не засовывая в сумку голову. Достала бумагу, свёрнутую трубочкой, и протянула начальнице. Глаза её были открыты нормально.
- Возьмите, - проговорила она.
Марина Алексеевна развернула грамоту. Игорь, навострив глаза, прочитал некоторые слова: "...занявшей ПЕРВОЕ место на республиканском конкурсе классических и народных танцев..."
Валентина Алексеевна заметила вполголоса:
- Наверное, ей хочется подругам показать.
- Ты не ерунди, - возразила начальница. - Что значит "подругам"? Что эти подруги понимают? Захватают грязными пальцами, шоколадом перемажут. А у меня в кабинете министры бывают, профессора, писатели. Что, подруги не могут зайти посмотреть? Грамота будет висеть на стене, доступно для обозрения. Разве плохо?
- Нет, ничего, - глядя в окошко, согласилась балетмейстерша.
Машина подъехала к воротам, и два дежурных пионера кинулись открывать. Разошлись решётчатые створки. Медленно прокатившись по лагерным дорожкам, машина остановилась около столовой.
Пока они высаживались, набежала толпа народу.
В толпе раздавались возгласы:
- Лариса вернулась!
- Лариса из Киева приехала!
- Лариска, привет!
Марина Алексеевна подняла над головой грамоту:
- Ребята! Лариса завоевала на республиканском конкурсе в Киеве первое место! Ещё раз прозвучало в столице славное имя Ласпи! Ура нашей Ларисе!
Все закричали "ура". А Игорь не кричал. Стоял и смотрел на Ларису. Потом девочку совсем окружила толпа пионеров, и осталась видна только макушка её головы. В макушке ничего особенного не было, кроме одного очень красивого, выбившегося из причёски завитка волос. Игорю стало грустно, захотелось уйти подальше от этого места, а потом, когда все разойдутся, прийти обратно...
Он спросил Марину Алексеевну:
- Вы уже придумали, как меня наказать? Та обернулась к нему, удивлённо глядя:
- А ты кто?..
- Судаков Игорь, седьмой отряд, из Ленинграда, - сказал он.
- Ах, Судаков, прости, пожалуйста... - Марина Алексеевна положила руку ему на плечо. - Такой здоровенный, красивый парень, смелый, умный, а живёшь сам по себе и сам для себя, убегаешь из отряда, разве это хорошо? Молчишь, стыдно ответить. Вижу, что стыдно. Графиня, что нам с этим бродягой делать? Гнать?
Валентина Алексеевна улыбнулась:
- Может, и стоило бы. Зачем нам эгоисты? У нас коллектив, все делаем вместе - едим, работаем, гуляем, играем вместе...
- И Лариса вместе со всеми заняла первое место на конкурсе, - вставил Игорь.
Женщины переглянулись.
- Да, вместе со всеми, - с нажимом сказала Марина Алексеевна. - Кто её воспитал, кто ей создал условия для развития таланта, кто её, в конце концов, послал на конкурс? Коллектив! Да где уж тебе понять, ты только о себе думаешь...
Как раз в этот момент Игорь думал о том, разрешил ли Захар Кондратьевич купаться пионерам, которые убирали пляж.
Поэтому он с полным правом надулся:
- Вовсе нет.
- Кстати, о Ларисе, - сказала Валентина Алексеевна. - Она поручила мне передать вам её просьбу: не очень наказывать Игоря.
- Неужели понравился? - прищурилась начальница. Валентина Алексеевна засмеялась:
- Вряд ли, Ларисе нравятся ребята весёлые, компанейские, заводилы! Но если вы мальчика выгоните, то получится вроде из-за неё. Потому что, если бы не поехали её встречать, Игорь бы не попался.
- Ладно, - смилостивилась Марина Алексеевна, - не буду портить девочке праздник. Передай вожатому, что ты лишён трёх купаний.
В этот момент подошла замначальницы Верона Карловна со своей записной книжкой. Она сделала в книжке короткую запись и сказала голосом, похожим на треск разламываемой доски:
- Вместо купания будешь подметать дорогу от Фестивальной площади до Зелёного театра. Не забывай каждый раз докладывать об исполнении.
Игорь представил себе дорогу, идущую вверх от Фестивальной площади к Зелёному театру, и подумал, что подметать снизу вверх неразумно, особенно если оттуда будет ветер.
- А можно, я буду наоборот подметать: от Зелёного театра до Фестивальной площади? - спросил он.
- Это безразлично, мальчик, - сказала замначальницы, не поняв смысла просьбы. - А твои потуги на юмор здесь неуместны.
- Слушаюсь, Воро... то есть Верона Карловна, - сказал он.
- Безобразник, - буркнула замша и, надувшись, отошла.
- Марина Алексеевна, - сказал Игорь. - Лишите меня, пожалуйста, шести купаний.
- Что за новости? - поразилась начальница.
- Я ровно шесть раз купался без разрешения. Марина Алексеевна притянула его к себе, подёргала за ухо и тихо сказала:
- Иди. Ничего я тебя не лишаю, и дорогу подметать не надо, особенно снизу вверх. Забудь!
Глава четвёртая
Отрядная жизнь шла своим порядком, по плану, написанному в "Дневнике вожатого" у Андрея Геннадиевича. Игорь активно влился в эту жизнь, стал проявлять инициативу, дни его наполнились важными делами, но тут же начались споры и конфликты, так сказать, борьба мнений, ну и замечания тоже не заставили себя долго ждать. Потому что, когда ты что-то делаешь по собственной инициативе, ты в большинстве случаев делаешь не так, как сделал бы другой по собственной инициативе, а вожатый сделал бы и вовсе иначе, и почему-то он всегда ожидает, что ты сделаешь так, как ему этого хотелось бы. В общем, странно.
- Что-то ты к Дунину ходить перестал, - заметил Андрей Геннадиевич. - Что случилось?
Вопрос был для Игоря неприятен, он не хотел, чтобы кто-то в такие его дела вмешивался.
- Да как-то разладилось, - ответил он обтекаемо.
- Разладилось... - хмыкнул вожатый. - Надо думать, предал он тебя или надул. Я тебе сразу сказал, что это не пример для подражания и не тот кадр, с которым полезно дружить.
Игорю вдруг стало тошно, он разозлился и брякнул:
- Что вы всё учите и учите, будто без вас никто сам ничего не знает! - Опомнившись, он извинился: - Вы, конечно, простите, пожалуйста...
- Я, конечно, прощу, - вздохнул Андрей Геннадиевич, - и даже отвечу на твой дерзкий вопрос. Я вас учу не потому, что вы не знаете сами, а потому, что вы не умеете применить свои знания в жизни и часто забываете о том, что знаете. Знание бессмысленно хранить в подвалах мозга, надо держать его в руках и применять, как инструмент.
Дружба с Дуниным в самом деле рассыпалась, как галечный домик, построенный на пляже малышами из четырнадцатого отряда. Дунин извинился, что тогда в лесу бросил Игоря, даже не дёрнув за руку, но это извинение уже не имело значения.
- Всё равно Марина Алексеевна догадалась, что мы с тобой вместе были, - сказал Игорь.
Дунин оставался неисправимо бессовестен и практичен:
- Одно дело - догадаться, а другое дело - поймать. За одну только догадку она не имеет права наказывать. Ты ведь не выдал, да?
Игорь не выдал, хотя, честно говоря, очень хотелось сказать правду, особенно после того, как Марина Алексеевна подёргала его за ухо. Он так это и выложил Дунину.
- Чего?! - отпрянул Дунин с разинутым ртом. - Марина Алексеевна тебя за ухо дёргала?! Врёшь! Она никого за ухо не дёргает, кто первый раз приехал! Это знаешь, сколько нужно заслуживать, сколько ей нервов перепортить, чтобы она тебя за ухо дёрнула!
Завидующий Дунин был ещё противнее, чем предающий.
- А вот меня дёрнула, - сказал Игорь. - И захлопни коробочку, а то оса залетит.
Дунин закрыл рот, поднял руки к лицу и вдруг - пропал.
Провалился сквозь землю Дунин, как тогда на дороге.
Подивившись такому таланту в человеке, Игорь пошёл наверх, к столовой, где он, вылезая из чёрной "Волги", наступил Ларисе на ногу, а она, даже не поморщившись, держала его за руку. Какое-то место в груди, бывшее всегда пустым, в тот день плотно наполнилось. Это плотное содержимое странным образом стремилось подняться вверх, вместо того, чтобы, как все другие тяжести, давить вниз, по направлению к центру Земли.
У столовой не оказалось, конечно, ни чёрной "Волги", ни Ларисы, оказался только пёс Тюбик.
Приметив приятеля, пёс поднял заспанную морду и сказал:
- В-ваф?
Мол, сахарок при себе?
Сахарку при себе не было, имелся только пряник с повидловой начинкой.
Тюбик не побрезговал сладким пряником, проглотив его, потёрся мордой об Игореву ногу и побрёл вслед за ним, не спрашивая куда. Игорь и сам не знал, куда бредёт. Было около пяти часов дня, по распорядку свободное время, разрешалось бродить по лагерю в произвольном направлении. Вот он и бродил.
Зашёл в помещение кружка мягкой игрушки. За столиками сидели одни девочки. Они из разноцветных тряпочек, марли и ваты делали петухов, зайцев, мышек, мишек, слоников и иных зверей. Мягкая игрушка - кружок самый тихий и спокойный. Беспокойство бывает только во время выставки, в конце смены, потому что девочки, не получившие премию, всегда плачут навзрыд. В силу такой особенности Марина Алексеевна выделяет на мягкую игрушку не три премии, как остальным кружкам, а целых двенадцать. Впрочем, девчонки делают игрушки ещё лучше, чем настоящие, и каждая свою премию заслуживает честно.
Игорь оглядел девчонок и обрадовался, что Ларисы нет. Осталось на одно место меньше, где искать.
Девочка подняла над столом тряпочного пёсика и сказала:
- У меня собачка красивее твоей!
- Нет, моя красивее, - возразил Игорь.
- У Тамары красивее! У Тамары лучше! У Тамары смешнее! - заверещали девчонки, проникнутые кружковым патриотизмом.
Игорь наморщился, отряхнул уши и сказал:
- Идём, Тюбик, нас здесь не поняли. Они пошли в музыкальный класс.
Баянист Владимир Александрович занимался с хором.
Тюбик сел, склонил набок голову и стал подпевать. И хотя Тюбик подпевал не очень громко и попадал в тон, Владимир Александрович рассердился.
- Стоп! - закричал он. - Мальчик, уходи со своей собакой, у меня хор, а не цирковая студия!
- И здесь нас не поняли, - сказал Игорь. - Пойдём, Тюбик!
Зашли в столярную мастерскую. Кружок "Умелые руки" мастерил свои поделки, пилил, строгал, резал, точил, рубил, полировал, сверлил, шлифовал и ссорился из-за инструментов. Шум стоял такой, что общаться можно было только с помощью крика.
Подошёл пожилой мастер Пётр Иванович:
- Что-то я не припоминаю твою видеограмму. Ты у меня записан в кружок или так зашёл?
- Не припоминаю, чтобы записывался, - ответил Игорь. - Надо думать, так зашёл.
Тюбик растянулся под верстаком на мягкой куче стружек.
- Тогда маршируй отсюда широкими шагами! - сказал мастер Пётр Иванович. - А то ещё сверло пропадёт... Один такой зашёл, попросил водички попить. Потом хватились: рулона наждачной шкурки нет!
- Я не такой, - сказал Игорь. - Этой шкурки я в ангаре могу три метра взять.
- В ангаре?.. - задумался мастер Пётр Иванович. Игорь вышел из мастерской. За ним, неохотно оставив удобные стружки, поплёлся Тюбик.
"Соврал про ангар, - укорил себя Игорь, - потому что ничего я там уже не могу взять..."
- Нигде нас не понимают, - сообщил он Тюбику. Пёс сказал:
- В-ваф.
В этот миг из кипариса вышел Дунин.
- Ты же меня заложил! Зачем сказал Петру Ивановичу про шкурку в ангаре? Эта шкурка у него стянута. Теперь придёт искать. Ну, ладно, я припрячу... Ты хоть извинись!
- Не буду, - покачал Игорь головой. - Я воровства ни в каком виде не одобряю.
- Да? - набычился Дунин. - Ты такой? Не забудь свои слова. Других судить легко, посмотрим, как сам себя будешь одобрять или не одобрять.
- Чего это ты имеешь в виду?
- А ничего. В жизни разное бывает.
- Откуда ты знаешь, что я сказал Петру Ивановичу? Там, даже если рядом стоишь, не услышишь, надо в ухо кричать.
- Я всё знаю, - поджал губы Дунин. - А ты ничего не знаешь, ходишь, как на три метра от земли, только о Лариске думаешь, как бы её встретить. Что я, для себя шкурку утащил? Она мне нужна по делу, плавсредства готовить к празднику Нептуна, старую краску обдирать, перед тем как заново красить. А у тети Шуры сейчас нету, не достала в Севастополе. Воровство! Они тут рамочки да ложечки себе шлифуют, а катеру днище ошкурить нечем... Такие дела. Ну, иди, ищи свою Ларису.
- С чего ты взял, что я её ищу...
- А с чего ты покраснел? Не бойся, болтать не буду. Она сейчас занимается с Графиней на площади Космонавтов.
Дунин вошёл в кипарис и исчез под морщинистой корой.
Вздрогнув от такого видения, Игорь повернул направо вместо налево, обогнул библиотеку и тёти Шурин склад. Между девятым отрядом и пионерской комнатой снова вышел на Фестивальную площадь и только после этого манёвра двинулся к площади Космонавтов. Тюбик трусил следом.