- А ты бы со старшими посчитался, - вполголоса заметила сестра. - Опять матери лишние хлопоты!
Витя пропустил её замечание мимо ушей.
Галина Никитична покачала головой.
В школе Витя вёл себя сдержанно, ровно, но после занятий он точно преображался. Домой возвращался неразговорчивый, хмурый.
Когда все садились обедать, он заявлял, что не хочет есть, и уходил на улицу играть в лапту или городки. Но потом, проголодавшись, принимался шарить в печи, всё ставил вверх дном и наконец садился заниматься. Тогда в доме всё замирало: отец ходил вокруг него на цыпочках, мать старалась отложить домашние дела на утро.
Но больше всего Галину Никитичну удивляло отношение Вити к матери. Он не обижал её, не ссорился с ней и, как должное, принимал все её услуги. Он просто не замечал её.
Обед закончился. Анна Денисовна убрала со стола и, заглянув сыну через плечо, спросила, много ли ему задано уроков.
Витя с недоумением оглянулся на мать:
- Хватает… На сегодня квадратные уравнения по алгебре да ещё две теоремы по геометрии. Может, подскажешь?
- Что, мать, села в лужу? - Никита Кузьмич выразительно поднял палец: - Премудрость, наука! Куда нам с тобой в подсказчики, не те головы… Давай-ка лучше не мешать парню. - И он, довольно посмеиваясь, направился в соседнюю комнату.
Следом за ним вышла и жена.
Галина Никитична подсела к брату:
- Почему ты с матерью никогда не поговоришь?
- О чём с ней говорить? - удивился Витя.
- Мать всем интересуется: как учишься, какие новости в школе… Да и сам про её дела никогда не спросишь.
- Подумаешь, дела у матери! В огородной бригаде работает, картошку выращивает.
- А ты хоть бы раз побывал у неё на огороде! Видел, какие там парники, дождевальная установка?
Витя пожал плечами:
- Зачем мне всё это? Я огородником быть не собираюсь.
- Кем ты собираешься быть, мне ещё неизвестно. А вот как ты себя дома ведёшь - это очевидно. И мне стыдно за тебя!
Витя комично развёл руками. Вот беда, когда родная сестра учительница! Вдвойне достаётся: и в классе и дома…
Потом он придвинул учебник, раскрыл тетрадь и углубился в занятия.
Галина Никитична с досадой отошла от брата. Сколько раз пыталась она поговорить с ним по душам, но Витя обычно отделывался шуточками или отмалчивался. Как же ей справиться с целым классом, если она не может повлиять даже на родного брата!..
Галина Никитична не заметила, как сняла с вешалки пальто, оделась. Хотелось сейчас же пойти к Фёдору Семёновичу и Клавдии Львовне, поговорить с ними, посоветоваться.
На улице учительница узнала, что директор на реке, у электростанции, и напрямик прошла к Чернушке.
Чуть пониже моста река была перегорожена земляной плотиной. Плотники возводили стропила над новеньким, рубленным из брёвен зданием электростанции. У плотины стояла грузовая машина. Володя Аксёнов со своей бригадой строителей бережно снимал с неё тяжёлые ящики.
Галина Никитична не сразу узнала Фёдора Семёновича. Одетый в брезентовый дождевик, он вместе со всеми помогал разгружать машину.
Когда последний ящик был спущен на землю, Галина Никитична подошла к учителю:
- Вам и здесь дело нашлось?
- Как же иначе! Вроде своё детище встречаю. Турбину привезли. Электростанцию строим настоящую. Движок скоро в отставку пойдёт…
Галина Никитична отвела учителя в сторону:
- А я, Фёдор Семёнович, к вам шла…
- Чувствую. Я и сам собирался к тебе заглянуть. Что там за очередные события в восьмом классе?
- Всё в том же духе. Обидели Марию Антоновну. И, конечно, не сознаются, кто виноват. Мне кажется, ребята даже гордятся этим. Вот, мол, мы какие - стена, своих не выдадим! - И учительница неожиданно призналась: - Видно, не способна я быть воспитателем.
- Ну-ну, так уж и не способна?
- В самом деле, Фёдор Семёнович… Я сегодня так разволновалась, что даже с ребятами разговаривать не могла, из класса ушла.
- А это, может, и к лучшему… Ребят не всегда словом тронешь. Нужно, чтобы они иногда почувствовали, что учителю горько и больно за них… - Фёдор Семёнович заглянул учительнице в лицо: - Ты вот с комсомольцами по душам беседовала?
- Собираюсь… Только мало их у меня в классе. Всего пять человек!..
- Это верно, мало ещё… Отсюда, может, и все беды. Ты сама-то какой год в комсомоле?
- Одиннадцатый пошёл.
- Вспомни-ка эти годы. Кто в первых рядах всегда? Комсомол! Вот с этого и начинай. Заводи друзей в классе, создай опору из комсомольцев.
Сумерки сгущались. Начал накрапывать дождь.
Галина Никитична и Фёдор Семёнович дошли до правления колхоза, и Фёдор Семёнович протянул ей руку.
- А вы разве не домой? - удивилась учительница.
- Нет… Вечером у меня самое горячее время. Сейчас агитаторы собираются.
Попрощавшись с учителем, Галина Никитична направилась к дому.
У бревенчатой стены она заметила нескольких школьников. С крыши текли струйки дождя, и ребята стояли навытяжку, словно по команде "смирно", плотно прижавшись к стене.
- Кто здесь? - спросила учительница.
- Это мы… ваш класс, - отозвалась Варя.
В то же мгновение от стены оторвались трое ребят. Это были Костя с Митей и между ними - Алёша Прахов. Они вытолкнули его вперёд, и Алёша едва не сбил с ног учительницу.
- Галина Никитична… мы дознались, - сообщил Костя. - Вот он! Сам всё расскажет… Ну же, Прахов!
- Галина Никитична! Это я с чесноком-то придумал, - буркнул Алёша.
- А ещё? - толкнул его в бок Митя.
- И "психическую атаку" я затеял. Тоже по глупости.
К Алёше подбежала сестра:
- А про дом, про дом расскажи! Как ты себя ведёшь?
- Про дом каяться уговора не было! - отмахнулся от неё Алёша.
- Ах, вот как!.. Опять увильнуть хочешь! - рассердилась сестра. - Галина Никитична, с ним же сладу нет! Пусть его на педсовет вызовут.
- А своими силами класс на Алёшу так уж и подействовать не может? - с упрёком сказала учительница. - Да и в одном ли Алёше дело?
- Это верно, - согласился Митя. - Виноватых много найдётся.
- Галина Никитична! - сказала Варя. - Мы тут думали, думали… Надо нам комсомольское собрание провести. Обсудить всё…
- Насчёт собрания это вы вовремя подумали! - обрадовалась учительница. - Входите в дом, поговорим…
Глава 6
ЧУЖАЯ РАДОСТЬ
С каждым днём Костя замечал, как росла и крепла привязанность Сергея к Марине. Вернувшись из правления, Сергей наспех ужинал, переодевался. "Я на минутку, браты… Дела у меня… Вы тут устраивайтесь!" - и надолго исчезал из дому.
И Костя с Колькой "устраивались". Неторопливо ужинали, потом стелили постели, ложились. Но спалось почему-то плохо. Из облаков вылезала чистенькая, умытая луна, серебрила на лавке старые чугуны, вёдра и крынки; за окнами где-то вдалеке пели под гармошку неугомонные девчата.
- Ну вот, ушёл на минутку… - вздыхал Колька. - А самого и след простыл!
- Он же у нас председатель… человек занятой, - не очень уверенно пояснял Костя. - Может, у него заседание срочное… Ты спи, Колька.
- Я сплю…
Как-то проснувшись ночью, Костя услышал в углу, где спал братишка, глухую возню и всхлипывания. Он вскочил и испуганно зашептал:
- Ты чего?.. Страшный сон увидел?
- Да нет, я не со сна… Ты полежи со мной, - попросил Колька.
Костя прилег рядом. Братишка прижался к нему и вдруг встревоженно и не по-детски горестно зашептал:
- Ты скажи… Если они поженятся… своим домом жить будут… мы ведь из колхоза никуда не уйдём? По правде скажи!
- Дурачок! Кто тебе наболтал?
- Бабка Алёна говорит: тебя Сергей в ремесленное отдаст, меня - в детский дом…
- Ох, уж эта бабка! - вышел из себя Костя. - Хозяйничает кое-как да ещё тебя с толку сбивает!..
- А мы вот возьмём и не уйдём никуда! - продолжал шептать Колька. - Правда? Так и будем жить в своём доме. Вдвоём. По-старому… Мы ведь можем вдвоём?
- О чём разговор!.. Понятно, проживём, - ответил Костя, захваченный волнением Кольки. - Я трудодни буду зарабатывать.
- А я корьё драть, верёвки плести… Тоже подспорье.
- Обойдемся и на трудодни. Они теперь в колхозе веские!.. - вошёл в азарт Костя и вдруг спохватился: - Да чего ты мне, Колька, голову морочишь! Не может нас Сергей бросить… ну, не может, и всё тут.
Но успокоенный Колька уже сладко посапывал. Костя хотел перебраться к себе в постель, но братишка так доверчиво держал его за шею, что пришлось остаться с ним.
Сон не шёл. На душе было неспокойно.
Костя и сам не раз слышал на улице разговоры о том, что Сергей с Мариной скоро поженятся. Как тогда будут жить они с Колькой? Ведь у старшего брата появятся свои заботы, своя семья, и ему, наверное, будет не до них. Смолкнет весёлый и дружный шум на "катере", ребята перестанут собираться у Ручьёвых в избе на посиделки, Сергей не сыграет больше с братьями в городки, не поедет кататься на лыжах… А потом ещё неизвестно, как Костя и Колька поладят с Мариной. Встречаться с девушкой на улице или в поле - это одно, а жить вместе - совсем другое.
С Сергеем о свадьбе Костя не заговаривал: придёт время - брат, наверное, сообщит и сам. Но на Марину стал посматривать иначе, чем обычно. Девушка нередко ловила на себе не в меру сосредоточенный взгляд мальчика и с недоумением спрашивала:
- Ты что смотришь на меня? В первый раз видишь?
- Да так, забылся, - смущённо бормотал Костя и отворачивался.
Когда Марина заходила к Ручьёвым, мальчик старался уйти из дому и уводил с собой Кольку. Сергею это не понравилось:
- Ты почему Марины дичишься? Не по душе она тебе?
- Дивчина как дивчина. Мне что…
Даже к Балашовым Костя стал заходить реже. Обычно мальчику было приятно наблюдать лад и мир в доме Балашовых, где всегда было так оживлённо и весело, где любили поспорить за столом, безобидно над кем-нибудь подтрунить, часто читали вместе книжку или газету. И хотя у Кости при этом нередко болезненно сжималось сердце, вспоминались мать и отец, но он всё же охотно посещал Балашовых. Сейчас же ему стало казаться, что принимают его здесь приветливо и радушно только потому, что Марина скоро станет родней Ручьёвых.
И мальчик всё чаще и чаще обходил стороною дом Балашовых.
- Ты чего, Константин, на огонёк к нам не заходишь? - спросил его при встрече Яков Ефимович.
- Да всё недосуг… Уроков много.
- Совсем деловой стал. А ты всё-таки не забывай! Марина книжку хорошую раздобыла… почитаем.
- Спасибо… Я зайду! - обещал Костя и не заходил.
На день рождения Варя пригласила Костю.
- Тебя обязательно жду… - шепнула она. - Будут только самые близкие.
Мальчик сказал, что придёт.
До воскресенья оставалось два дня, а он никак не мог решить, что бы такое подарить Варе ко дню рождения: шёлковую косынку, книгу с надписью или какие-нибудь осенние цветы? Но то же самое принесут, наверное, и другие ребята.
- А ты свистков ей понаделай… Или палку резную, - предложил Колька, разгадав терзания брата. - Или каких-нибудь семян для коллекции. Варя это любит.
Костя отмахнулся. Кто же дарит девочке свистки да палки!
Он сходил в лес, отыскал белоствольную, чистую берёзу, снял аккуратно ленту коры и, украсив её затейливым мелким узором, смастерил небольшой туесок.
Трудился долго, но туесок получился скромным, неярким, и Костя, потеряв к нему всякий интерес, решил идти к Варе без подарка.
Но в воскресенье утром, открыв глаза, Костя увидел, что туесок наполнен ярко-красными гроздьями калины, точно он зацвёл гвоздиками.
- Это я нарвал, - пояснил Колька. - Калина лучше всяких цветов… всю зиму гореть будет.
Костя улыбнулся. Это, пожалуй, действительно красиво!
В полдень, завернув туесок с гроздьями калины в газету, мальчик отправился к Балашовым.
К ним уже собрались гости. "Близких" оказалось совсем не так мало, как думал Костя: пришла Катя с подругами, трое ребят, родственники Балашовых.
К погребу торопливо пробежал Яков Ефимович. Вслед ему из сеней выглянула Варина мать и крикнула, чтобы он не забыл захватить холодец и заливную рыбу. Марина с Петькой пронесли тяжёлую кошёлку - как видно, ходили в сельпо.
Посередине улицы показались Фёдор Семёнович и Клавдия Львовна. Колхозники часто приглашали супругов Хворостовых на семейные торжества. Костя знал, что учителя никому не отказывали, но всегда удивлялся, как это они успевали всюду побывать.
Супруги приоделись по-праздничному - жена была в чёрном шёлковом платье и широкополой шляпе, муж в новом костюме табачного цвета. Клавдия Львовна шла размеренно, степенно. Фёдор Семёнович же то и дело останавливался, здоровался за руку со встречными колхозниками, заводил с ними разговоры. Покачивая головой, Клавдия Львовна терпеливо поджидала мужа или, взяв его под руку, уводила от колхозников. Некоторое время Фёдор Семёнович шагал с женой нога в ногу, а потом вновь раскланивался со встречными и останавливался.
"Не будь Клавдии Львовны, он бы до Балашовых до вечера не добрался", - улыбаясь, подумал Костя про учителя.
Наконец супруги подошли к дому Балашовых. Костя поздоровался с ними. Фёдор Семёнович лукаво подмигнул мальчику:
- И ты званый гость? Значит, погуляем, Константин… Пойдём-ка вместе.
- Вы идите… я сейчас, - забормотал Костя.
Учителя скрылись в сенях, а Костя стоял у крыльца и всё почему-то медлил войти в избу. Вот так же и к ним, Ручьёвым, собирались гости, когда были живы отец с матерью, когда дом был как полная чаша. Кто же теперь созовёт родных и близких, чтобы отметить Костин или Колькин день рождения? Кто заглянет в раскрытое окно с улицы, порадуется хорошему, согласному веселью в доме и удовлетворённо скажет: "А хорошо гуляют у Ручьёвых!"
Невысоки ступеньки крыльца, но Косте они показались сейчас круче самой высокой горы.
Оглянувшись, он вдруг поставил туесок с калиной на перила крыльца.
Из избы зачем-то выскочила Марина, вслед за ней вышел Фёдор Семёнович.
- Чего же так поздно? - удивилась Марина, заметив Костю. - Там Варя беспокоится.
- Я сейчас… - отпрянув от крыльца, забормотал мальчик. - Только домой сбегаю… Подарок забыл. - И он исчез в проулке.
Подул ветер, газетная бумага развернулась, и Марина увидела берестяной туесок с алыми гроздьями калины.
- А говорит - подарок забыл! - Она с удивлением обернулась к Фёдору Семёновичу: - Что это с ним?
Учитель взял туесок в руки, полюбовался тонким узором:
- Скажи на милость, как сделано… Ажурная работа! - Он удовлетворённо покачал головой и, помолчав немного, присел на ступеньки крыльца. - Что с мальчиком, спрашиваешь? Разве ж тебе, Марина, непонятно? Увидел Костя радость в чужом доме и затосковал. Ласки захотелось, доброго слова, заботы. Как-никак, а сироты они круглые с Колькой…
- Правда, Фёдор Семёнович… сироты! - согласилась девушка.
- Давно я с тобой поговорить хочу, Марина. Жизнь твоя на переломе. Сходишься ты с хорошим человеком. Оба вы счастливы, и я рад за вас. Только пусть это счастье глаза вам не застит, пусть оно и другим светит…
Учитель не успел договорить: выбежала Варя и спросила у Марины, почему до сих пор нет Кости.
- Сейчас, сейчас… он будет… вы начинайте, - сказала сестра.
Варя увела Фёдора Семёновича в дом. Марина постояла у крыльца, потом медленно пошла вдоль переулка в надежде отыскать Костю.
Щёки её горели. Фёдор Семёнович не договорил до конца, но Марина хорошо поняла его.
Да, она была счастлива! Осень прошла как в тумане. Работа спорилась в её руках, хорошо пелось, всё радовало кругом, подруги завидовали ей и прочили долгую, счастливую жизнь с Сергеем.
И Марине как-то в голову не приходило, что Сергей живёт не один, а с Костей и Колькой, которых ещё надо учить, растить, выводить в люди.
"Птаха, птаха я бездумная!" - укоряла себя девушка, разыскивая Костю. Но мальчика нигде не было.
Марина подошла к дому Ручьёвых.
Там хозяйничал один Колька. Радуясь, что ему никто не мешает, он обложился столярным инструментом и мастерил ветряной двигатель. Стружки и щепки густо устилали пол.
Марина оглядела комнату. Да, неуютно жили братья Ручьёвы! На столе - неубранная посуда, куски хлеба, чугунок с холодной картошкой. Мусор заметен в угол и прикрыт веником. Нижнее стекло в раме выбито, и отверстие заткнуто тряпицей.
"Плохо бабка Алёна хозяйничает, плохо!" - подумала Марина. - Пора мне самой браться за дело!"
Заметив Марину, Колька схватил веник и поспешно принялся заметать стружки.
Марина взяла у него веник и сама навела в доме порядок. Потом она заинтересовалась Колькиной работой. Мальчику это понравилось. Он объяснил, что конструкцию ветродвигателя позаимствовал из детского журнала, но сильно её изменил: увеличил размах крыльев, и теперь они обязательно должны крутиться при любом ветре. Жаль только, что нет клеенки, чтобы обтянуть крылья. Вот если бы использовать старую плащ-палатку Сергея…
Колька даже вытащил её из-под кровати, но, спохватившись, тут же засунул обратно. Об этом, пожалуй, лучше было помолчать.
- Ну конечно, плащ-палаткой, - поддержала Марина. - Она же старая… Давай иголку с ниткой.
Марина оказалась отличной помощницей. Она быстро обшила крылья кусками плащ-палатки и даже согласилась сейчас же идти на "школьную гору", чтобы испытать модель ветряка. Но потом вспомнила:
- Да, Коля… Тебя же Варя на день рождения зовёт.
- Меня?!
- А разве Костя не передавал? Пойдём скорее! А модель потом испытаем.
Колька не устоял против такого искушения и быстро надел праздничную рубаху.
…У Балашовых вовсю шло веселье.
- Вот и ещё один гость! - объявила Марина, вводя Кольку в избу.
Варя с недоумением привстала, хотела что-то спросить - наверное, про Костю, но, заметив взгляд Марины, позвала Кольку к себе и усадила рядом.
Домой Колька вернулся в сумерки, отяжёлевший, довольный. Костя, нахохлившись, сидел у окна.
- А я у Балашовых был!.. - с гордостью сообщил он. - Брагу пил… два стакана. Песни пел, русского плясал…
- Напросился всё-таки!.. Эх ты, сирота казанская! - с досадой сказал Костя.
- Ничуть не напросился… Меня пригласили. Сама Марина звать приходила.
- Марина?
- Ну да… Мы тут с ней ещё ветряк доделывали.
Только сейчас Костя заметил в углу модель ветряка и, подойдя к нему, долго рассматривал обшивку крыльев.
- Как ты думаешь, - спросил Колька, - ветряк будет работать?
- Пожалуй, будет. Сделано на совесть…