"Для дельфина неплохо, - подумал Аксакал, - у него на макушке ноздря. А человеку дышать нечем".
Митек пошевелил ногами и стал опрокидываться на спину. Из воды вынырнули нос и рот.
- Заметь: без рук, а ноги только для управления, - сказал он, отдышавшись. - Я не гребу, вода сама меня держит. Сможешь повторить?
- А нельзя на мелком месте? Для пробы? - поинтересовался Аксакал.
- Конечно. Зайди по грудь, набери воздуху и ложись на спину.
Аксакал смело влез в "лягушатник" и забрел по грудь. После вчерашней тренировки это было нестрашно.
- Вентилируй легкие, - напомнил Митек.
Аксакал глубоко задышал. Голова стала кружиться, он в последний раз схватил ртом воздух и стал заваливаться на спину.
- Сначала ты утонешь, но не бойся, - донесся голос напарника, и вода сомкнулась над Аксакалом.
Труднее всего было оторвать ноги от дна и остаться без опоры. Верх и низ сразу перепутались. Аксакал повис в темноте, словно космонавт за бортом космического корабля. Дышать пока что не хотелось.
Так, а почему темно? "Да потому что ты зажмурился, челавэк гор!" - сказал себе Аксакал и открыл глаза. Зеркальная поверхность воды колыхалась совсем близко, но не там, где он ожидал. Вверху (если считать верхом голову) нависло дно бассейна с выщербленными кафельными плитками. Похоже, он слишком запрокинулся назад.
"Чуть что не так, я встану", - напомнил себе Аксакал и стал потихоньку опускать ноги вниз. Поверхность воды приблизилась. В глаза ударил солнечный свет. Удалось! Он разжал губы и вдохнул. В уголок рта просочилась тонкая струйка воды.
- Получается.
- Что? - что не расслышал Митек.
- Получается!
Напарник ничуть не восхитился его достижением.
- Не получиться не могло! - отрубил он. - Все животные от рождения умеют плавать, даже верблюды, хотя им и не надо. И ты умеешь! Ты понял, что умеешь?!
Вода подступала к губам.
- Угу, - подтвердил Аксакал, стараясь не особенно раскрывать рот.
- Теперь оттолкнись от воды ногами.
Аксакал попытался, но вдруг стал переворачиваться. Он вовремя заставил себя не двигаться и опять всплыл, как надутый мячик.
- Надо быстрей, - подсказал Блинков-младший. - Подтяни ноги и сразу же выброси, как будто хочешь подпрыгнуть.
Аксакал понял: ударил ногами с такой силой, что, кажется, мог бы проломить стену. Вода податливо разошлась, и он почувствовал, что плывет! Не плавает, как бессмысленная щепка, а ПЛЫВЕТ, КУДА ХОЧЕТ!!! Он снова ударил ногами. На этот раз получилось еще лучше. И снова, и…
- ТОНЕТ, АКСАКАЛ ТОНЕТ! - завопил чей-то знакомый голос.
"Я? Тону?!" - изумился Аксакал и хотел сказать, что с ним все в порядке, он не тонет, а плывет, плывет впервые в жизни!
Вода хлынула в нос холодно и больно, как будто в череп Аксакалу загнали железку. Он закашлялся, хлебнул и забил руками. Мелькнула стенка бассейна, нет, не стенка, а дно. Аксакал боднул его лбом и понял, что, кажется, на самом деле тонет!
Кто-то бултыхнулся в бассейн и схватил его под мышки. Он почувствовал под ногами дно.
- ТОНЕТ!!! СПАСИТЕ!!!
В уши попала вода, и вопли слышались, как сквозь вату. Теперь он узнал голос Поли.
- Бегом! - скомандовал Митек.
Но по грудь в воде можно было только брести. Аксакал сообразил оттолкнуться ногами и "ласточкой" прыгнуть вперед. Оказывается, он умел нырять! Не успев порадоваться этому открытию, Аксакал встал уже на мелком месте, побежал и выскочил из бассейна даже раньше Митьки.
Полина спина мелькала у корпуса первого отряда.
- Спасите!! - Он колотил в окна кулаком. - Тонет!
- Чего он к "первакам" кинулся? - на бегу спросил Аксакал.
- Хочет, чтоб весь лагерь знал.
Напарники наддали и, пулей подлетев к своему корпусу, влезли в окно.
Как ни удивительно, второй отряд спал и не слышал Полиных криков.
- Переодеваемся и ложимся. - Блинков-младший торопливо стаскивал плавки.
- Думаешь, нас не засекли?
- Засекли, - выходя из своей комнаты, мрачно сказал воспитатель-диверсант и погрозил напарникам кулаком. - Давайте сюда плавки! Да куда вы в койки с грязными ногами?! Вытрите плавками!
Из соседнего корпуса уже выбегали. Размахивая руками, небольшая толпа помчалась к бассейну. Летевший впереди всех Поля начал приотставать. Он уже заметил, что в "лягушатнике" никого нет. Остальные, не зная, где искать утопленника, бежали к глубокой части бассейна.
- Ложитесь! - шикнул Петя и, взяв мокрые плавки, скрылся в комнате.
Сидя в кровати, Блинков-младший яростно вытирал голову. Полотенце он держал за два конца, как бархотку для чистки сапог. Аксакалу было почти нечего вытирать: перед каникулами его оболванили в интернате "под бокс", оставив одну челку.
На террасе послышался топот. Напарники упали на подушки и притворились спящими.
Скрипнула дверь. Аксакал не сомневался, что Поля во все глаза смотрит на "утопленника". Было интересно, как он теперь поступит. До сих пор Поля обставлял свое ябедничество как нечаянное: "по ошибке" сказал, что они дежурят, "по ошибке" решил, что Аксакал тонет. Теперь ему оставалось или смириться с поражением, или пойти к Пете и наябедничать без притворства.
Он долго стоял в дверях. Наконец Аксакал услышал, как скрипнули пружины кровати.
- Учтите, - громко сказал Поля, - если на меня покатят баллон, я расскажу, что вы купались!
Аксакал подумал, что покатят, и не "если", а обязательно. Шутка ли, в четыре утра поднять отряд криками "Человек тонет!". Да, Поле не позавидуешь. Воспитатель в первом отряде совсем не такой, как Петя. Худой, в очёчках, въедливый до ужаса. Прозвище - "Ботаник", хотя на самом деле он учитель математики. Уж этот Ботаник всё раскопает: кто кричал, почему кричал… Обязательно влетит всем троим!
Но это были пустяки по сравнению с главным: ТЕПЕРЬ АКСАКАЛ УМЕЛ ПЛАВАТЬ!
Глава 9
Профессор по кишкам
Дни шли за днями, а нужного сигнала на Митькином пейджере не было. В поисках виллы Прохора напарники уходили все дальше от лагеря. Все больше времени отнимала дорога. Все меньше дач удавалось осмотреть за один поход.
Аксакалу стало казаться, что они занимаются пустым делом. Но говорить об этом с Блинковым-младшим было бесполезно. Напарник соглашался, что невозможно пешком обойти весь квадрат поиска. И тут же с упрямством танка добавлял:
- Но если совсем не искать, то уж точно ничего не найдем.
Оба до крови стерли ноги; коленки по утрам тряслись и ныли, и не хотелось вставать. Одно хорошо: после отбоя Аксакал замертво падал на кровать и уже не просыпался до утра. О погибшем поваре он иногда не вспоминал целыми днями.
Если казалось, что поиск был удачным, Блинков-младший отдавал воспитателю-диверсанту снятые "Поляроидом" фотокарточки особняков из красного кирпича. Петя показывал их контрразведчику.
Кто этот контрразведчик, где он, оставалось тайной. Первое время Аксакал думал, что у него в лагере секретная комната, как в кино у подпольщика с радиопередатчиком. А потом сообразил, что глупо прятаться, когда можно жить открыто. В лагере полно не очень занятых людей. Например, физрук Валентиныч: проведет зарядку, потренирует футбольную команду и пловцов - работы часа на три. Или бухгалтер - нестарый, жилистый человек со спортивной стрижкой. Этот вообще неизвестно чем занимается. А завхоз? А шофер лагерной "Газели"?..
Бесполезно гадать, кто из них контрразведчик. Факт тот, что он все время был где-то поблизости. Визиты к нему занимали у Пети не больше получаса. Возвращаясь, воспитатель-диверсант качал головой и отдавал фотокарточки Блинкову-младшему:
- Не выбрасывай, может, собирать начнешь. У тебя будет самая большая коллекция снимков красных особняков!
Шутки шутками, но Пете становилось все труднее скрывать то, что двое парней в его отряде живут на особом положении. Вместе со всеми они только ели и спали, а на остальное время исчезали из лагеря, разыскивая дачу Прохора.
Наконец воспитатель-диверсант нашел выход. После завтрака, когда напарники опять собирались уйти, он закрылся с ними в своей комнате и сказал:
- Вы бы в какие-нибудь кружки записались, что ли. Надо же как-то объяснить, почему вас не бывает в отряде. Только спортивные секции вам не годятся, - сразу предупредил Петя, - в них пол-отряда ходит. Выберите что-нибудь почудней, чем никто из наших не интересуется. Спросят вас, где были, а вы: "Вязанием занимались".
- Нет уж, - сказал Митек, - только не вязанием!
- Да я к примеру, - успокоил его Петя и выложил перед напарниками список, отпечатанный на старой пишущей машинке. - Это я у начальника лагеря взял. Здесь все кружки, которые у нас есть и которых у нас нет. Они только на бумаге числятся, потому что в них никто не записался.
- "Макраме", - вслух прочитал Аксакал. - Это что такое?
- Это когда из веревочек плетут, - объяснил Петя. - Всякие занавески, кашпо для цветов.
Напарники, не сговариваясь, покачали головами.
- Да какая вам разница, вы ведь все равно ходить не будете! - убедительно сказал воспитатель-диверсант.
- Мы не будем, а ребята будут ходить, чтобы над нами посмеяться, - возразил Блинков-младший. - Лучше мы запишемся в "Ботанику". Я ее хорошо знаю, у меня папа ботаник. Будем с Аксакалом ходить по дачам и заодно соберем гербарий, тогда к нам не придерешься.
- Ботаникой многие занимаются, - сказал Петя.
- Да кто?!
- Например, Васильева… Между прочим, у нас в отряде еще тридцать девочек, и десяток из них вздыхает по Мите Блинкову, - сообщил воспитатель-диверсант.
Аксакал заметил, что его всегда невозмутимый напарник густо краснеет.
- Я…
- Ты танцевал с Васильевой, Богомоловой, Бродерзон и Савостиковой из первого отряда, - напомнил Петя. - Причем с Васильевой - четыре раза подряд. А Савостикова вырвала ей вот такой клок волос. Марина Анатольевна приходила на тебя жаловаться.
- За что-о?!! - взвыл Митек.
Аксакал смотрел, разинув рот. На танцы он не ходил, и любовные подвиги напарника оказались для него неожиданностью.
- Ну, это была не жалоба, а скорее пожелание, чтобы ты танцевал с ними равномернее. Танец с одной, танец с другой.
- Савостикова целоваться лезет прямо на площадке, а сама все время жвачку жует. Я с ней вообще больше танцевать не буду! - отрезал Блинков-младший.
- Мы в ваши годы были скромнее, в парадных целовались, - заметил Петя. - Хорошо, ботанику исключаем. Сейчас туда ходят три наших девчонки, а если ты запишешься, станут ходить десять, и все будут спрашивать, где Митя Блинков… Следующий пункт - кружок зоологии.
- Это медвежонка, что ли, кормить? - влез Аксакал.
Медвежонок жил в вольере позади столовой. Рядом с ним всегда толклась малышня.
- В основном не кормить, а отгонять десятый отряд, чтобы ему конфеты не совали, - уточнил Петя. - Но там вы будете на виду, если уйдете, сразу заметят… Вот, это для вас: кружок гастроэнтерологии.
Напарники выпучили глаза.
- Чего это? - робко спросил Аксакал. Он понял одно: самой большой трудностью при занятиях в этом кружке будет выучить его название.
- Это наука о кишках, - обрадовал напарников Петя. - Вся прелесть в том, что туда за вами никто не пойдет, потому что каждого нормального человека в этом кружке тошнит. Меня, например, тошнит, хотя я прошел войну и думал, что видел все.
- Если это не военная тайна, то зачем в детском лагере кишечный кружок? - удивился Блинков-младший.
- Это не военная тайна, а военная хитрость, - ответил воспитатель-диверсант. - В лагере положено работать одному доктору, детскому, а на взрослого денег не дают. А на кружки дают. Начальник лагеря договорился с одним старичком, профессором по кишкам, и принял его руководителем кружка. У профессора все равно летом нет занятий в институте, а тут он живет, как на даче, и лечит кому желудок, кому еще что. Только он очень добросовестный и расстраивается, что к нему никто не ходит заниматься в кружке. Понавез из своего института заспиртованных кишок и ждет, когда придут кружковцы. Он хороший, этот профессор, - заверил Петя. - Сходите к нему разок, посмотрите, похвалите кишки, чтоб не обиделся. Если в отряде спросят, вы сможете рассказать, что там к чему. А потом ищите свою дачу.
И воспитатель-диверсант повел напарников к хорошему профессору.
В дальнем углу лагеря, за стадионом, стоял десяток сельских домиков с мансардами. Здесь их называли коттеджами. В них жили все взрослые, кроме воспитателей, которые не уходили из своих отрядов даже ночью. Одиннадцатый коттедж, самый маленький, стоял в стороне, отвернувшись от остальных. Он, как наказанный, глядел в угол серого лагерного забора. С двух других сторон у коттеджа имелся собственный заборчик высотой по колено. В заборчике была лилипутская калитка, а на калитке - ржавый замок.
- Кирилл Мефодьевич! - покричал Петя, не решаясь войти на участок кишечного профессора. - Кирилл Мефодьевич, я вам кружковцев привел!
- Ну так загоняй! - ответил кто-то из распахнутого оконца.
Кричавшего не было видно. Зато напарники отлично рассмотрели выставленный на подоконнике муляж: весело раскрашенного человека без кожи и брюшной стенки. Мышцы у человека были фиолетово-багровые, как свекла, сердце пурпурное, легкие розовые, а кишки желтые.
- Сейчас вырву, - шепнул Аксакал.
- Да ты что? - удивился Митек. - Он же гипсовый или из папье-маше. У нас в школе почти такой же.
- Все равно противно, - сказал Аксакал. - У нас таких не было, только плакаты.
Петя, перешагнув через калитку, шел по усыпанной битым кирпичом дорожке. Старичок-профессор уже спешил навстречу. Он был похож на Айболита: с такой же седой бородкой и всклокоченными волосами вокруг лысины.
- Неужели? Кружковцев?! Мне так не хватает лишних рук!
Напарники переглянулись. Помогать старичку, будь он хоть родным братом Айболита, вовсе не входило в их планы. Они записывались в кружок, чтобы убегать с занятий.
- Вы зачем этого ободранного в окне выставили? - Петя осуждающе ткнул пальцем в сторону муляжа. - А если забредет какой-нибудь малыш из десятого отряда?!
- Забредают, - улыбаясь, подтвердил старичок. - А после водят сюда приятелей - испытание на смелость. И рассказывают друг другу кошмарные - истории про людоеда. Немножко пугаться людям полезно, Петенька, а иначе никто бы не любил ужастики. Это тренирует нервную систему. А муляж - от ворон. У меня горошек завязался, а эти дряни летают и клюют, и клюют… А вы что стоите? - Профессор поманил напарников коротким пухлым пальчиком. - Идите сюда, ребята! Как вас зовут?
Митек с Аксакалом подошли, представились, и старичок, приобняв их за плечи, повел в свой коттедж.
Они вошли и сразу поняли, почему в кружке гастроэнтерологии тошнило даже Петю. Жилище профессора напоминало мясные ряды на рынке, только весь товар был разложен по банкам и плавал в какой-то жидкости. Аксакал икнул, вывернулся из-под руки старичка и пулей вылетел во двор.
- Там у забора компостная куча! - ничуть, не удивившись, крикнул ему вслед Кирилл Мефодьевич. - А если не донесешь, валяй на картошку!
Аксакал мчался меж грядок, зажимая рот ладонью. Завтрак просился наружу. На глаза попались знакомые листики, похожие на крапиву - мята! Он вырвал нежный росток и начал жевать. Во рту стало прохладно и горьковато. Уф, полегчало!
Сплевывая зеленую слюну, Аксакал вернулся к дому, но внутрь заходить не стал, а устроился на скамейке.
- Ну-с, один кружковец закончил курс занятий, - слышался из окна голос Кирилла Мефодьевича. - Могу точно сказать, что врача из него не получится. А вы, молодой человек, молодцом! Александр Македонский взял бы вас в свое войско.
- Почему? - спросил Блинков-младший. Голос у него был ровный. Аксакал вспомнил банки с внутренностями и передернулся.
- А он выбирал воинов, которые от всяких неприятностей краснеют, а не бледнеют. Это свидетельствует о выбросе адреналина. Не буду утомлять вас медицинскими подробностями; если коротко, то в опасных ситуациях легче тем, кто краснеет.
- Аксакал смелый, - вступился за друга Митек, - просто…
- …Просто ему немного трудно проявить свою смелость, - тактично подсказал Кирилл Мефодьевич. - Труднее, чем тебе.
Аксакал расстроился. Теперь ясно: смелые боятся совсем не так, как трусы! Несправедливо устроена жизнь! Один и так смелый, а у него еще и какой-то адреналин. А у него, Аксакала, - ни того, ни другого. По справедливости, давать бы адреналин тем, кому смелости не хватает!
- Да, но Аксакал все равно поступает как смелый человек! - заспорил Блинков-младший. - По-моему, это труднее, чем ничего не бояться.
Дурнота совсем прошла. Аксакал выплюнул изжеванную мяту, встал со скамейки и для тренировки заглянул в окно. Вблизи муляж ободранного человека оказался нестрашным. Стало видно, что краска на нем растрескалась от старости, а местами отшелушилась, обнажив белую основу. Кукла.
Осмелев, Аксакал посмотрел в глубь комнаты. Профессор и Митек разговаривали, а Петя рассеянно поглядывал на банки с кишками. Несгибаемый диверсант скорее побледнел, чем покраснел, и это немного утешило Аксакала.
- Зачем это все? - спросил Блинков-младший.
- Я профессор в медицинской академии, - объяснил Кирилл Мефодьевич. - Сейчас там нет занятий, идет ремонт. Вот я и перевез препараты сюда, чтобы не побили и не растащили.
Аксакал стал думать, кому взбрело бы в голову стащить такие препараты. Наверное, какому-нибудь сумасшедшему кинорежиссеру - снимать ужастики.
- Ладно, ты-то будешь заниматься в кружке? - спросил Кирилл Мефодьевич.
Митек покачал головой.
- Вот так всегда! - огорчился профессор. - Третий год пытаюсь найти хоть одного юного гастроэнтеролога! Все же я занимаю этот коттедж как руководитель кружка, значит, должен руководить кружком. Но наука гастроэнтерология совсем не интересует молодежь. Все хотят быть дилерами, брокерами, менеджерами и маркерами.
Аксакал хотел сказать, что маркер - это такой фломастер, но смолчал. А то подумают: сам убежал со страху, и туда же - старших учить! Он шумно вздохнул: тяжела жизнь труса.
- Как самочувствие, молодой человек? - заметил его профессор.
- Нормальное самочувствие, - ответил Аксакал. - Можно, я пока во дворе постою?
- Конечно, - с пониманием кивнул профессор. - Привыкай.
И Аксакал стал привыкать.
На письменном столе, отдельно от других, стояла банка с чем-то розово-бурым. Заставив себя не отворачиваться, Аксакал смотрел как бы сквозь банку, не приглядываясь. Ничего, терпимо. Завтрак лежал себе в желудке и на улицу больше не просился.
- Кирилл Мефодьевич, у нас к вам просьба, - перешел к делу Петя. - Пускай ребята ходят к вам в кружок, пускай даже ведут какие-нибудь тетрадки, только недолго. Скажем, по полчаса в день. А потом вы, пожалуйста, выпускайте их за территорию. У вас есть ключ от калитки?
- Есть, конечно. Я думал, они у всех сотрудников есть.
Петя пожал плечами:
- Воспитателям не дали.
Аксакал понял, о какой калитке речь: имеется в этом углу лагеря маленькая железная - служебный вход.
- Но, Петенька, детям ведь запрещено выходить с территории! - спохватился Кирилл Мефодьевич.
- Этим детям не запрещено, - поправил воспитатель-диверсант.