- Понимаю, понимаю, - снова закивал Кирилл Мефодьевич, хотя вряд ли что-нибудь понимал. - Петенька, я надеюсь, начальник лагеря в курсе?
- Если потребуется, ему все объяснят! - отчеканил воспитатель-диверсант и вдруг спросил: - Кирилл Мефодьевич, вы принимали присягу?
- А как же! - Маленький профессор выпятил грудь и стал как будто выше. - Во-первых, Петенька, знай, что врачей, даже гражданских, никогда не снимают с военного учета. Они всю жизнь в запасе. А лично я не всегда студентов учил. Я, Петенька, полковник медицинской службы! Был хирургом в госпитале Бурденко и выезжал на театр боевых действий!
- Тогда поверьте мне на слово, - сказал Петя, - как воевавший человек воевавшему человеку. Ребятам НУЖНО выходить с территории, а скандалов из-за этого не нужно. А больше я ничего не могу вам сказать. Не имею права.
- Положим, я не воевавший человек. Я врач, который пытался исправить то, что вы навоевали! - Айболитские седые волосики профессора торчали дыбом. - Несколько раз это приходилось делать под огнем, и я понимаю, что ты хочешь сказать. Под огнем не врут, верно?
- Не врут! - заверил Петя.
Профессор достал из кармана и вручил Блинкову-младшему ключ. На продетой в ушко веревочке болталась фанерная бирка.
- Здесь написано "К. М. Федотов". Это моя фамилия. Если вы попадетесь…
- …То скажем, что нашли ключ случайно, - подсказал Блинков-младший.
Кирилл Мефодьевич покачал головой.
- Нет, вы скажете, что я послал вас на станцию в аптечный киоск. Допустим, за аспирином.
- Вам же влетит от начальника! - возразил Митек.
- А вот это пускай тебя не беспокоит. С начальником я как-нибудь сумею объясниться, - заверил Кирилл Мефодьевич.
Все это время Аксакал ни на секунду не забывал о банке на письменном столе. Он смотрел мимо нее, в глубь комнаты, и помаленьку привыкал. Стеклянный бок банки отсвечивал на солнце. Если специально не приглядываться, внутри были видны только размытые пятна, розовые и бурые. Наконец, решив, что достаточно привык, Аксакал взглянул на банку прямо, как будто навел резкость в бинокле.
Потом непонятным образом он очутился над грядкой с мятой. Рот был полон прохладной горечи. На зубах скрипел песок, и Аксакал понял, что жует мятный росток вместе с корнями. Он отплевался и побрел к дому профессора.
Больше всего Аксакал хотел забыть о том, что увидел. Но ЭТОТ, в банке, стоял перед глазами, куда ни посмотри - на дом, на грядки, на небо. Как будто был снят на прозрачную пленку, а пленка вставлена в невидимые очки на носу Аксакала.
У НЕГО были выпученные глаза, надутый живот и растопыренные лапки. Больше всего ОН походил на лягушку. Но был размером с котенка и вдобавок весь покрыт розовыми лоскутьями мяса, словно ЕГО вырезали из чьих-то внутренностей!
Воспитатель-диверсант и Митек спускались с крыльца жуткого дома. Кирилл Мефодьевич вышел их проводить.
- А правда, есть такая болезнь - грудная жаба? - спросил Аксакал.
- Есть, - подтвердил профессор.
Аксакал не стал задавать лишних вопросов. К чему, если он уже все видел?
Глава 10
Условный сигнал
В тот день Митек с Аксакалом забрели особенно далеко. Собирался дождь; солнце заволокло тучами, и Блинков-младший заплутал в лесу. Напарники вышли к лагерю, опоздав и к обеду, и даже к "тихому часу".
Настроение было никудышное. Аксакал представлял, как Петя увидит две пустые кровати и спросит, где Тепляков с Блинковым. Он-то прекрасно знает, где, но спросить обязан. А они обязаны лежать в постели, как маленькие, хотя старшеклассникам не нужен "тихий час". Их укладывают, чтобы не ходили по лагерю и не мешали спать малышне. Значит, Пете снова придется устраивать спектакль: "Где вы были?! Я вас научу Родину любить!" Ничего не поделаешь - обязанность.
У напарников был ключ от служебной калитки. Но к лагерю они подошли с другой стороны и для скорости полезли через забор. Это дело они отработали по секундам.
Раз - Митек подсаживает Аксакала.
Два - Аксакал сверху подает ему руку.
Три-четыре - Митек влезает на забор, и они спрыгивают.
А на счет "пять" кто-то высокий, с необъятной грудью, схватил их за руки.
"Султан!" - мелькнуло у Аксакала. Не раздумывая, он въехал кроссовкой по коленной чашечке врага! Тот подскочил, и в распахе куртки закачался секундомер на шнурке.
Валентиныч…
- Сергей Валентинович, я нечаянно! - охнул Аксакал. Он сам не понимал, как мог не узнать физрука. Каждое утро на зарядке эта куртка с эмблемой ЦСКА маячила у него перед глазами и точно так же под ней раскачивался секундомер.
Неслабая пятерня Валентиныча держала его повыше локтя с такой силой, что казалось, вот-вот хрустнет косточка.
- Убегать бесполезно, - сквозь зубы процедил физрук. Ему было больно.
- Мы понимаем, - ответил за обоих Митек.
Физрук, не вредничая, отпустил их и стал растирать через штанину пострадавшее колено. Аксакал помнил, что обе ноги у него в шрамах, как старая кухонная доска. Когда-то Валентиныч серьезно играл в футбол, а большого спорта без травм не бывает.
- Я правда нечаянно! - повторил он. Физрука было жалко. - Сергей Валентинович, я вам по операции попал?
- "По операции", - передразнил физрук. - По двум, не считая мелких… Вот погодите, начальник вам пропишет "операцию"!
Валентиныч был невредным человеком. Аксакал надеялся, что, пока они дойдут до начальника, боль у него пройдет и можно будет выклянчить прощение. Но физрук держался с непонятной строгостью. Прихрамывая, он быстро тащил напарников по лагерю.
- Вы бы посидели, пока колено не пройдет, - сочувственным голосом посоветовал Митек.
- Потом! - отрезал физрук. - Вас уже часа три разыскивают! Молите бога, чтобы начальник не успел в милицию позвонить!
- Тогда мы без вас побежим, Сергей Валентинович. Так быстрее будет. А вы посидите, отдохните, - стал уговаривать Митек.
- Мы не удерем, - подпел Аксакал.
- Да куда вы денетесь! - с досадой сказал физрук, отстал и сел на скамейку.
Напарники помчались со всех ног. Считай, половину их вины Валентиныч снял. Одно дело - если бы их привели к начальнику лагеря под конвоем, и совсем другое - явиться самим.
- Три часа разыскивают, в милицию хотят звонить… Ты что-нибудь понял? - спросил Аксакал.
- Не-а. Но сыщицкий нюх мне подсказывает, что здесь не обошлось без Поли.
- Похоже, - согласился Аксакал. - Может, соврем про аспирин?
- Давай, только надо Кирилла Мефодьевича предупредить.
Напарники свернули к домику кишечного профессора, и тут навстречу им попалась Савостикова.
- Ой, Димуля! Вас ищут! - заголосила она еще издалека.
Невозмутимый напарник Аксакала передернулся, как будто нюхнул нашатырного спирта. Он прятался от Савостиковой, но без особого успеха. Аксакал сколько раз видел, как Митек возвращался после танцев: шмыгнет в умывалку и дерет ногтями щеки. Губную помаду смывает.
- Знаем, что ищут, - кивнул Митек и хотел обогнуть Савостикову, но влюбленная поймала его и схватила под руку.
- Аксакаленок, ведь твоя фамилия - Тепляков? Теперь передернулся Аксакал - что еще за "Аксакаленок"?! Савостикова возвышалась над ним, как телебашня. Было непонятно, что эта шестнадцатилетняя раскрашенная дылда находит в Митьке. Да ему пятнадцать исполнится только осенью! Судя по всему, она просто валяла дурака. - Тебе папа звонил с погранзаставы. Объявили по радио раз, другой: "Тепляков, зайди к начальнику, тебе папа звонит". А потом и Димулю стали разыскивать, - продолжала Савостикова, поглаживая Блинкова-младшего по взъерошенной голове. - Димуля, теперь и тебе влетит!
- Ничего, - сказал Митек, - пятнадцать минут позора, и все в порядке. Мы за аспирином ходили для профессора. Не выгонят же за это из лагеря. Если, конечно, ты меня до вечера тут не продержишь.
Вырвал у Савостиковой руку и побежал.
- Я буду ждать! - крикнула вслед ему Савостикова.
- Зачем ты ей? - на бегу спросил Аксакал.
- Да к ней пристает один гад. По-взрослому, понимаешь? Она и придумала, что типа меня любит, а мне приходится с ним драться.
- Когда успеваешь? - удивился Аксакал.
- Да вечером, на танцах.
- А она тебе зачем? Лично я не стал бы драться за Савостикову. Могут неправильно понять, - заметил Аксакал.
- Мне тоже неохота. Но Савостикова на меня надеется.
Перепрыгнув через лилипутский заборчик, они ворвались в коттедж профессора.
- Кирилл Мефодьевич! - крикнул Аксакал. На банки с кишками он старался не смотреть.
В доме пахло жареным луком. Из кухни выглянул седенький профессор, подвязанный полотенцем, как передником.
- Вернулись? Ох, ребята, как бы не получилось, что я вас подвел. Я сказал, что послал вас на станцию за аспирином, а начальник отправил туда машину.
- …И нас не нашли, - заключил Митек. - А давно это было?
- Да уж больше часа.
- Ничего, - сказал Митек, - отболтаемся. Можно, я у вас рюкзак оставлю?
- Ребята! - строго взглянул профессор. - Я надеюсь, что вы не злоупотребляете моим доверием.
Намек был ясен: позавчера Валентиныч поймал двоих из первого отряда с бутылью джин-тоника и срамил их перед всем лагерем.
- У меня там нет запретных вещей, - ответил Митек, - но есть НЕОЖИДАННЫЕ. Мы все вам расскажем, Кирилл Мефодьевич… Может быть, скоро, - странным голосом добавил он.
Профессор пошарил в ящике стола.
- Вот вам аспирин, скажете, что купили на станции, а обратно пошли лесом и заблудились.
Он совал бумажную упаковку с аспирином Митьке, а тот смотрел мимо. Аксакал перехватил его взгляд. Ага! Похоже, напарник впервые увидел у профессора грудную жабу.
Из коттеджа Митек вышел как замороженный. Аксакалу пришлось его поторапливать.
- Мерзость, да? Меня самого в первый раз чуть не стошнило, - посочувствовал он. - А сейчас поглядел, и вроде ничего.
- Ты про что, Седая Борода?
- Про грудную жабу.
- ПРО ЧТО?!
- Грудная жаба - такой паразит: заводится у человека в груди и сосет кровь. А эту вырезали.
Блинков-младший остановился:
- Седая Борода, а что ты делал на уроках?
- При чем тут уроки? - обиделся Аксакал. - Ну да, если честно, то последний год я вообще не учился. Меня в девятый перевели только из жалости. Но про грудную жабу все равно в школе не проходят. Мне про нее Кирилл Мефодьевич сказал.
- Так и сказал? Заводится жаба, а потом ее вырезают?
- Не совсем так, - стал припоминать Аксакал. - Грудная жаба была у одной бабушки у нас в военном городке. По-научному она как-то не так называется. А потом я увидел у профессора эту и спросил: а бывает грудная жаба? Он сказал, что бывает.
- Нет, Седая Борода, жаба в людях не заводится. Это просто название болезни, как рак, - серьезно сказал Митек. За это Аксакал его и любил: другой бы стал смеяться, еще и ребятам рассказал бы. - Фишка в том, что я ни разу не видел такую жабу под Москвой. А у вас в Таджикистане такие водятся?
Аксакал покачал головой. Если бы водились, то разве он подумал бы, что жаба в банке у профессора - грудная?!
Не считая недоразумения с жабой, все складывалось не так уж плохо. Аспирин лежал у Митьки в кармане; Кирилл Мефодьевич уже сказал начальнику лагеря, что посылал их в аптечный киоск на станцию. Так что у начальника не было причин устраивать напарникам особо выдающуюся головомойку.
Гораздо больше Аксакала сейчас занимал звонок отца.
Родители часто писали ему в интернат, а звонили всего-то раз пять за год, потому что было плохо слышно и к тому же междугородные звонки дорогие. А чтобы дозвониться Аксакалу в лагерь, пришлось потратить кучу денег! Сначала позвонить в интернат и ждать, когда там найдут лагерный телефон. Потом снова ждать, пока здесь, в лагере, искали Аксакала… Он уже не радовался этому неожиданному звонку. Савостикова сказала, что звонил папа, значит, с ним все в порядке. А вдруг с мамой что-то случилось?!
Аксакал начал всерьез беспокоиться. А Митек опять как назло еле плелся.
- Догоняй, - бросил ему Аксакал и побежал.
Для простого школьника начальник лагеря - все равно что слон. Все знают, что он есть, многие даже видели. Но личная жизнь слона и начальника лагеря остается тайной. Мало кто с ними знаком или хотя бы подходил близко.
Аксакал не знал, как зовут начальника. Он и видел-то его всего два раза. В первый раз начальник говорил речь про счастливое детство, во второй зашел в спальню и сказал: "Койка должна иметь форму кирпича". Солдат в казармах учат заправлять кровати, отбивая на одеялах ровные складки, чтобы края были не закругленными, а кирпичиком. Поэтому Аксакал догадался, что начальник раньше был военным и, стало быть, любит дисциплину.
Военных Аксакал повидал и уже знал, как себя вести, чтобы не влетело.
Начальника он застал в огороде у коттеджа. Согнувшись и вывесив круглое пузо, тот пропалывал грядки. Аксакал подошел и отрапортовал:
- Товарищ начальник! Школьник Тепляков по вашему приказанию прибыл!
- Прибывают поезда, а военные являются, - потирая поясницу, заметил начальник.
- По вашему приказанию явился! - заново отрапортовал Аксакал, хотя знал этот способ придраться.
Если бы он сказал не "прибыл", а "явился", то начальник все равно поправил бы: "является черт во сне, а военные прибывают".
- То-то, - подобрел начальник. - И откуда же ты явился, рядовой Тепляков?
- С задания! - бравым голосом доложил Аксакал. - Кирилл Мефодьевич посылал нас на станцию…
- Знаю, - перебил начальник. - На станцию можно за час доползти по-пластунски, а вас не было весь день! И, кстати, где этот второй юный гастроэнтеролог?
- Вон он, - кивнул Аксакал, - подойти стесняется.
Митек стоял у забора. Чем-чем, а стеснительностью напарник не отличался, но сейчас вид у него был пришибленный. Глаза вниз, губы подрагивают, как будто он что-то шепчет про себя.
- Так где вы были? - спросил начальник.
- В лесу, - сказал Аксакал, не сильно соврав. - Понимаете, я вообще-то живу в Таджикистане, у нас нет здешних лесов.
- В Таджикистане? Отец - пограничник?
- Да, Московский погранотряд, двенадцатая застава.
- Двенадцатая? А в девяносто четвертом…
В девяносто четвертом году двенадцатую расстреляли афганские моджахеды, чтобы провести караваны с наркотиками. На заставе были тяжелые потери.
- Нет, - помотал головой Аксакал, - мой папа туда позже перевелся. Вы с ним разговаривали? Что он сказал?
- Пойдем-ка кваску попьем, - пригласил начальник.
- У Аксакала замерло сердце.
- Вы с ним разговаривали? - повторил он.
- Видишь ли, какая петрушка, - как назло тянул начальник и наконец выдал: - Тут ошибка вышла. Объявляют по радио: "Тепляков, к начальнику, тебе папа звонит". Я думал, что "к начальнику" - значит, в клуб. У меня там один телефон на двоих с бухгалтером. А бухгалтер в клубе думал, что твой папа звонит сюда, ко мне в коттедж. Потом оказалось, что никто никуда не звонил. Недоразумение.
- Вы правду говорите? - насторожился Аксакал.
- Правду, правду. Беспокоишься за своих?
- Еще бы!
- Так сходи к радисту, может, он чего знает. Не из головы же он выдумал это объявление… Ты в лесу-то не боишься заблудиться? - вдруг спросил начальник.
- Боюсь, - признался Аксакал. - Но мы с Митькой ходим, он хорошо в лесу разбирается.
Он кивнул в сторону калитки, где только что стоял Блинков-младший, и увидел его спину. Напарник понял, что выволочки не будет, и уходил, не дождавшись Аксакала.
- Тогда ходите в лес, - совсем смягчился начальник. - Скажешь Пете, что я разрешил. Квас-то будешь?
- Спасибо, нет. Что ваш квас? В жару лучше чай, - отказался Аксакал и пошел к радисту.
Далеко впереди мелькнула черная футболка Блинкова-младшего. Он свернул на боковую аллею и пропал за елками. Судя по всему, Митек услышал разговор Аксакала с начальником и тоже решил зайти к радисту. Но почему тогда не подождал?!
Дойдя до поворота, Аксакал опять увидел только спину напарника. Так и есть! Митек вошел в клуб, прозванный в лагере "Три ноги". Когда-то его построили с четырьмя колоннами, которые ничего не поддерживали, а стояли для красоты. Теперь одна отвалилась, и клуб стал немного похож на трехногую собаку. В левом крыле был зрительный зал, в правом - библиотека и служебные комнаты, в том числе радиоузел.
Если начальник школьнику - слон, то лагерный радист Валера - друг, товарищ и брат. Радист он только по названию, а так дает объявления по громкоговорителю да крутит музыку. Рации у него нет. Зато у Валеры полно записей, которые нравятся людям до шестнадцати и не нравятся взрослым. К нему ходят с кассетами: "Валер, запиши…", и радист никому не отказывает. У него всегда дверь нараспашку.
Аксакал с разбегу толкнулся в дверь, которая всегда нараспашку, и чуть не врезался в нее лбом. Дверь оказалась заперта! Мало того, всегда приветливый радист орал на кого-то басом:
- Ты что вытворяешь?! Вчера, вчера ты получил сообщение! Мне его не повторили, потому что надеялись на тебя! А ты опять поплелся искать свою дачу! Лишний денек хотел прихватить?!
- Тише, - ответил Блинков-младший, - сейчас Аксакал придет.
- Да мне хоть аксакал, хоть арык, хоть кишлак! Я вас вывожу из операции!
- У тебя права такого нет, - ровным голосом сказал Митек. Аксакал представил себе, как он стоит перед Валерой, красный, с прыгающими губами.
Все стало ясно: Валера, беззаботный лагерный радист, и есть замаскированный контрразведчик!
Аксакал постучался. Не мог же он оставить напарника одного. В комнате радиста замолчали. Пауза тянулась долго, и Аксакал сам не заметил, как стал пятиться. А вдруг Валера и слушать его не захочет? Наконец кто-то шагнул к двери, и Митькин голос спросил:
- Аксакал, ты?
- Я.
Заскрежетал ключ в замке, распахнулась дверь…
…И Аксакал увидел ту картину, которую и ожидал: напарник с пылающими ушами и напротив него - сжимающий здоровенные кулачищи Валера. Он тоже был красный от шеи до макушки, только старые шрамы на его бритой голове остались белыми. Аксакал сто раз видел и эти шрамы, и тяжелые кулаки, но даже не догадывался, что Валера - контрразведчик. Несерьезным человеком казался лагерный радист. Но сейчас он выглядел очень серьезно.
- Где вы были вчера около часа дня? - Сощурившись, Валера смотрел на Аксакала: лицо рубленое, челюсть угловатая - вылитый бронетранспортер с приоткрытыми глазами-люками.
Блинков-младший отвернулся к стене. Аксакал понял, что контрразведчик уже задавал ему этот вопрос, а теперь проверяет Митьку.
- Дачу искали, - ответил Аксакал. - Вам сказать место? От Старицы налево, километрах в семи.
- Нет, место мне не нужно, - отмахнулся Валера. - Вы были вдвоем?
- Да.
- Что передали Митьке на пейджер?
- Ничего. - И, стараясь помочь напарнику, Аксакал торопливо заговорил: - Я все знаю, все коды. "Не простудись" - значит, Султан достал письмо из ящика. "Мама заболела" - опасность. "С днем рожденья" - Султана взяли. Но нам все время только анекдоты передавали.
- Какие анекдоты?! - удивился Валера.