* * *
Автобус ехал по красивой неширокой дороге, мощенной булыжником. Дорога резко петляла, огибая горы и ущелья, то взмывала к самым вершинам, то уходила вниз. По склонам лепились чистенькие беленькие деревеньки, утопающие в зелени. Проехали и несколько городков с красивыми домами в два-три этажа, сложенными из ровного розово-коричневого камня. Кое-где Нил, усаженный на откидное кресло рядом с водителем, успевал разглядеть надписи, не очень понятные, и поэтому вызывающие любопытство. На одном домике было написано "Перукарня", на другом "Готель Траянда", на третьем "Взуття", на четвертом - "Геть кацапiв з Украiни!" Нилу очень хотелось спросить, что все эти надписи значат, но шофер крутил баранку с таким сосредоточенным видом, что отвлекать его было страшновато.
Часика через два лихой и немного тряской езды скатились с очередной горки и поехали по внезапно начавшемуся асфальту вдоль длиннющего бетонного забора. По зеленым воротам с красной звездой Нил догадался, что это и есть воинская часть, но автобус к воротам не свернул, а покатил дальше и остановился только на перекрестке около зеленой будки с полосатым шлагбаумом.
- Тебе сюда, хлопец, - сказал шофер, и двери с механическим стоном распахнулись.
Нил вышел, поправил рюкзачок. Из будки показался солдат в расстегнутой гимнастерке. "Младший сержант", - по полоскам на погонах определил Нил.
- Тебе чего? - зевнув, спросил младший сержант.
- Не чего, а кого, - строго поправил Нил, глядя на открытую загорелую шею постового. - Начальника полетов майора Баренцева.
- А-а. - Младший сержант машинально застегнул пуговицу. - Это, как войдешь, третье строение слева. Второй этаж, левая квартира…
В сгущающихся сумерках Нил прошел по асфальтовой дорожке и сквозь редкие деревья увидел одинаковые трехэтажные серые домики и на одном из них разобрал вывеску "Военторг". Ощущение иноземности кончилось.
У третьего дома слева он остановился. Двери раскрылись и навстречу ему вышла красивая полная женщина, черноволосая и белолицая.
- Никак Нил? - певучим, ниже, чем у мамы, голосом произнесла она. - А остальные где же?
- Света с трапа упала, ногу сломала, - бодро сообщил Нил. - Федоровский при ней остался, в больнице, а я своим ходом. А где… майор Баренцев?
Он хотел сказать "папа", но вовремя сообразил, что это прозвучит вовсе несолидно.
- У Романа Ниловича большой день сегодня, - ответила женщина. - Генерал из Москвы прилетел, приказ привез. Об очередном звании…
- Подполковника дали? - по-взрослому отреагировал Нил. Женщина усмехнулась.
- Вы в дом-то проходите. И чемоданчик давайте донесу, нетяжелый…
Нил не успел выхватить чемодан из ее крепких рук и только потрусил следом.
- Роман Нилович предупредил, что сегодня сыночек приезжает, - говорила женщина, плавно ступая по бетонной лестнице. - Сейчас помоетесь с дороги, поужинаем и ляжете отдыхать…
- Не, я папу дождусь, - пробубнил он, поднимаясь следом.
- Он поздно будет. Увидит, что вы не спите, и рассердится. Вы лучше утром с ним поздороваетесь, только не сразу. Он сначала сердитый будет.
Последние слова женщина произнесла так грустно, что Нилу стало жалко ее, он безропотно вошел за ней в небольшую прихожую, из которой вело несколько дверей.
- Вам сюда, - сказала она. - Я вас в кабинете Романа Ниловича устроила. Вы чемодан распакуйте, достаньте чистое, а я пока ванную налажу.
Ванная отличалась от той, что у них дома, только отсутствием титана - горячая вода попадала в кран прямо из трубы, все равно, что холодная. Нил слышал, что в новых домах теперь так делают, но сам видел впервые, это ему понравилось и он принялся с увлечением баловаться с кранами, фыркая то от слишком горячей, то от слишком холодной воды. Новизна впечатлений набрала, видимо, критическую массу и вытеснила обиду. Он не удержался от вопля восторга, когда вышел из ванной и увидел на кухне, в самом центре накрытого стола, громадный арбуз, поблескивающий спелой, темно-красной внутренностью. Красивая женщина с улыбкой отрезала здоровенный ломоть и положила перед ним, ни слова не сказав о том, что сначала надо бы отведать более серьезных блюд - и сразу же стала ближе и роднее.
- А вас как зовут? - спросил он с набитым ртом.
- Мария Станиславовна.
- А папе вы кто?
- Я?.. Да пожалуй что и экономка, - ответила она после некоторого раздумья.
- А экономка - это кто?
- Вроде домработницы, только главнее.
- А что вот это белое, в желе?
- Это заливной амур. Рыбка такая. Доешьте свой арбуз и отведайте. И салат из красненьких. - Красненькие? Это помидоры?
- Они. А потом горячее будет и чай с пирогами.
- А арбуза еще дадут?
- Обязательно. Если поместится.
Но уже и горячее - запеченные в сметане колбаски со смешным названием "купаты", - несмотря на всю вкусность, в живот залезало с большим трудом, так что пришлось отказаться и от чая, и от арбуза. Сразу потянуло в сон…
Проснулся он на расстеленном диванчике в отцовском кабинете - в одних трусиках, укутанный легким летним одеялом. За окнами было совсем-совсем темно, только из прихожей сквозь застекленную дверь лился электрический свет.
"Как же я оказался здесь? Хорошо бы, если сам пришел. А если заснул прямо за столом, и Мария Станиславовна принесла меня сюда на руках, как маленького, раздела и баиньки уложила? Неудобно… Хорошая она все-таки, Мария Станиславовна, папина экономичка. И на маму похожа, такая же большая и сильная…"
Низкий женский голос тихо и протяжно цел за стеной:
Гой да та на гори та жнецы жнуть.
Гой да та на гори та жнецы жнуть…
"И поет красиво…" - успел подумать Нил, и тут, совсем некрасиво и немузыкально, зато громко грянули мужские голоса:
А по-пид горою
Ге-эй, долиною
Казаки вдуть,
Казаки идуть…
"Это ж папа… Папа!" Но тут снова запела Мария Станиславовна, и Нил замер, прислушиваясь:
Гой да по-переду Сагайдачный
А по-заду Дорошенько
Ведуть вийско, вийско запорижско
Хорошенько…
"Какой странный язык, но все понятно. Только вот "запарижско"… Наверное, из-за Парижа. Забрались туда, за Наполеоном гоняясь, а теперь вот возвращаются".
Когда эти же слова подхватили, безбожно фальшивя, мужские голоса, Нил стряхнул с себя оцепенение, нащупал в темноте рубашку и штаны, оделся, и вышел из комнаты.
Голоса доносились с кухни. Нил зашел туда и тихонько встал у самых дверей. Его не заметили: Мария Станиславовна сидела к нему спиной, а двое мужчин - один толстый, лысый, с красным круглым лицом, а другой, наоборот, худой, чернокудрый, с лицом желтым и длинным, как лошадиная морда - самозабвенно орали, закатив глаза. До Нила не сразу дошло, что тот первый, толстый и красный - это его отец. Он подождал, пока допоют куплет, и тихим, дрожащим голосом сказал:
- Здравствуй, папа.
- О-о-о, сынуля! - загрохотал толстый и тяжко встал, едва не опрокинув стул. Огляделся тяжелым взглядом, сообразил, что к сыну никак не протиснуться, и снова сел. - А ну-ка, через под стол проюркни, шагом марш! Мариечка, еще прибор и стаканчик для дорогого гостя. Это же сынок ко мне приехал, знаешь?
- Догадалась уже, Роман Нилович, - без тени насмешки сказала Мария Станиславовна и встала подать прибор для Нила.
Тем временем сам Нил прополз под столом и взобрался уже на папино колено.
- Вот, Петр Николаевич, рекомендую, мой пузан, - сказал отец длиннолицему военному (проползая под столом Нил разглядел у того на брюках генеральский лампас) и обратился к сыну: - Ну что, чудо, много двоек-то в году нахватал?
Нил, чьи губы уже тянулись к багровой, складчатой щеке отца, замер. Пузан? Ведь писал же он отцу, что за год шесть килограммов согнал, и теперь единственный в классе подтягивается на турнике, забирается без ног по канату, на силомере выжимает больше любого третьеклассника, бегал за младшие классы в районной эстафете, прыгает через коня с кувырком, садится на продольный и поперечный шпагат. И про отметки тоже писал - что год закончил без троек, с твердой пятеркой по чтению (во второй четверти разрешили читать бегло, и тут уж Нил своего не упустил). Пять с плюсом по физкультуре, а по пению экзальтированная (мамино слово!) музычка прямо в табель вкатила шестерку. Даже по чистописанию Лариса Степановна четверку за год нарисовала, сказав при этом: "Вот видишь, Баренцев, можешь, когда захочешь". А большей похвалы от нее ни один мальчишка не слыхал!
- Ни одной… - чуть слышно пробормотал он.
- Слышишь, Петр Николаевич, ни одной! И по поведению небось пятерка? Нил кивнул.
- И не дерешься, стекол не бьешь, уроков не прогуливаешь, взрослым не грубишь, рогатку в кармане не носишь?
Нил помотал головой.
- Вот оно, бабское воспитание! - с неожиданной злостью сказал отец. - Прям не мужика растят, а барышню кисельную! Музыка трень-брень, пинанины всякие, парле-франсе, ах, будьте любезны, только после вас… А потом удивляемся, откуда в армии такой солдат пошел - либо чурки "моя твоя не понимай", либо такие вот маменькины сыночки… А ну, ешь давай!
Отец плюхнул перед ним глубокую тарелку, с горкой наполненную всевозможной снедью - салат, грибы, сыр, мясо, колбаса, заливной амур, соленый огурец, а сверху длинный шматок сала.
- Не хочу…
Нил еле сдерживал слезы. Бабское воспитание! А вертолет на резиновом ходу, который выставлялся во Дворце пионеров и получил диплом? Неужели отец вообще ничего не помнит?!
- А ты через не хочу! Разговорчики, понимаешь! Зажрались на тортиках, да на конфеточках, понимаешь! Мне в твои годы принесет мать с фермы требухи или простокваши горшок - уже праздник! Хлебушку простому радовались бывало. Верно, Петр Николаевич?
Длиннолицый генерал молча кивнул. Нил подцепил вилкой лоскут колбасы и положил в рот.
- Во-во, давай, понимаешь, наворачивай… Попей вот…
Он налил в стакан из длинной темной бутылки что-то густое, красное.
- Ой, не надо бы, Роман Нилович, - подала голос Мария Станиславовна.
Отец злобно посмотрел на нее, а генерал откашлялся и мягко, вкрадчиво произнес:
- А вот тут, милая и уважаемая Мария Станиславовна, позвольте вам возразить. Лучше в порядочной взрослой компании, за семейным, так сказать, столом, чем со всякой шпаной под забором… Вот, помнится, у бати моего… - Он выразительно посмотрел наверх. Отец немедленно сделал значительное лицо и посмотрел туда же, - на даче в зимнем саду бильярд стоял, так бывало весь наш генералитет соберется и давай катать. Первый приз - бутылка коньяку марочного, второй - бутылка "Столичной", третий - "маленькая", причем все полагалось выпивать, не сходя с места. Не выпил - не мужик! Я тоже участвовал, бывало, так наберусь, что прямо под стол и свалюсь, и меня прямо на руках в спальню относили. А ведь еще в школу не ходил, да-с… И что же - вырос, и оснований в чем-либо собой стыдиться не нахожу никаких. Никаких решительно!
Отец энергично закивал, а Нил тем временем глотнул из стакана, и ему понравилось. Сладенько, пахнет виноградным соком и немного щиплет на языке. Он залпом допил стакан и потянулся за вторым.
- Это по-нашему! - расхохотался отец. - Только закусывать не забывай.
Нилу стало тепло и весело. Обида вновь отступила, откуда-то прорезался аппетит, и он принялся поглощать пищу, причавкивая от удовольствия.
- Мы еще тут из тебя мужика сделаем! - провозгласил отец. - Домой приедешь - мама с тещей обалдеют! В смысле, с бабушкой… Бывай здоров!
Он налил всем чего-то прозрачного, чокнулся только с генералом, выпил до дна и крякнул. Нил попробовал, тут же закашлялся, выплюнул.
- Горькая горячая гадость!
- Ой, да это ж я тебе водки по ошибке плеснул. Ну извини старика, вот тебе, на, запей.
Он придвинул Нилов стакан себе, а Нилу налил вина в свой, пустой.
- Ну-с, за присутствующих здесь дам!
- Роман Нилыч, горячишься, дорогой, - скривив рот, проговорил генерал. - Мы еще предыдущий тост не допили, а ты уже новый гонишь. Да еще какой! За дам надлежит полную, стоя и до дна.
Он долил вина в стакан Марии Станиславовны и в свой, а отцу наплескал до краев водки. Потом легко встал, держа стакан на отлете. Следом за ним поспешно и неуклюже вскочил отец. Поднялся и Нил. Его слегка кружило, ноги держали не очень хорошо, и это было смешно.
- Вот теперь - пожалуйста. Итак, пьем здоровье присутствующих здесь прекрасных дам! Генерал лихо осушил стакан, ловким, кошачьим движением приблизился к Марии Станиславовне, взяв за пальцы чуть приподнял ее белую, полную руку, поднес к губам и поцеловал.
- Волшебница! - с чувством прошептал он.
Мария Станиславовна зарумянилась - то ли от смущения, то ли от удовольствия. Отец шумно хрустнув огурцом.
- А теперь предлагаю небольшой антракт, - провозгласил генерал, усаживаясь. - Желающие могут перекурить и оправиться.
Отец громко, натужно захохотал - чему, Нил так и не понял, - извлек серебряный портсигар, протянул генералу.
- Нет-нет, благодарю, дорогой, "Казбек" не курю, у меня свои…
Петр Николаевич принялся несколько картинно, как показалось Нилу, охлопывать себя по карманам, глядя при этом на Марию Станиславовну.
- Надо же, вот незадача… - бормотал он. - Не иначе как в номере оставил… Ну да, точно, на кровати… Представляете, Мария Станиславовна, оставил у себя в номере блок хороших сигарет… Я, разумеется, сходил бы, но там, знаете ли, товарищи офицеры, вопросы всякие, задержаться опасаюсь… А мне бы еще с Роман Нилычем парой слов перекинуться… по службе…
- Так вам принести, что ли? Давайте я схожу. Тут и недалеко совсем. Заодно проветрюсь. А вы пока поговорите… по службе.
- Да что вы, дорогая Мария Станиславовна, да зачем же, это так обременительно… Вот ключик. Прямо на кровати лежит, вы увидите. И заодно там в холодильничке шампанского бутылочка… "Новый Свет"… Вы уж прихватите.
- Уж прихвачу… Мария Станиславовна поднялась.
- Мож-жно я с вами… - заплетающимся языком произнес Нил, попробовал встать со стула, упал, глупо захихикал и, встав на четвереньки, вновь взобрался на стул.
- Молодому больше не наливаем, - с отеческой улыбкой проговорил генерал. - Так мы ждем, милая Мария Станиславовна. Ждем-с.
Когда стукнула входная дверь, генерал по-хозяйски раскрыл отцовский портсигар, достал папиросу, закурил, шумно потянулся. Отец смотрел на него молча и тупо.
- Такие дела, товарищ подполковник… - Генерал с наслаждением затянулся. - Ты наливай пока, наливай, отметим в сугубом, так сказать, кругу… Ух-х… Ты грибочком-то закуси, грибочком… Да-а, на заслуженное, так сказать, плечо спикировала звездочка, на заслуженное. Бог даст, не последняя… И я не просто так, абы что сказать - есть, понимаешь, в управлении такое мнение… Комдив-то ваш, батька, он, конечно, слов нет, офицер опытный, фронтовик, дело свое туго знает. Но ведь всему на свете срок положен, а у него и сердчишко пошаливает, и до пенсии полтора годочка всего. А участок тут, не мне тебе объяснять, ответственный, западная граница, и случись что - мы первые… Воздушный щит родины… Нам на такой участок нужен командир особенный. Молодой - но и опытный. Инициативный - но и ответственный. Много полетавший, повидавший, покомандовавший - но и чтобы хозяйство знал как свои пять пальцев…
Для наглядности генерал выставил вперед растопыренную ладонь с поджатым большим пальцем. Получилось четыре. Нил хихикнул, но никто на него внимания не обратил.
- И такой человек у нас есть. - Генерал сделал многозначительную паузу. - Но возникает с этим человеком одна загвоздочка…
Отец слушал, затаив дыхание. На лысине, красной, как арбуз, проступили капельки пота. Нил тоже навострил уши.
- Морально, скажем, бытового плана загвоздочка, - продолжал, не торопясь, генерал. - То, что данный товарищ, имея законную супругу, проживает с этой самой супругой не только раздельно, но и в разных городах - это, конечно, только данного товарища и его супруги личное дело. А вот то, что данный товарищ, будучи официально расписан с одной женщиной, фактически открыто проживает с другой женщиной, с которой не расписан, - это уже, как ни крути, с формальной точки зрения аморалка. А у нас в кадровых комиссиях, ох и формалисты же! Я, конечно, не кадровик и не политработник, и по служебной линии данный вопрос меня не касается нисколько, но коль скоро этот подполковник - мой друг еще с курсантской скамьи, то я считаю своим дружеским долгом предупредить и предостеречь…
- Так ведь и… что ж теперь?..
- Нет, по-мужски я тебя, Роман, конечно, понимаю, даже очень понимаю, но как старший офицер… Ты, Роман, поставь себя на мое место. Укажи я в отчете на это обстоятельство - тебе по шапке, и тогда уж не о дивизии думать, а о местечке на гражданке. Если не укажу, а оно потом всплывет на переаттестации - тогда уж по шапке мне, куда, мол, глядел, товарищ старший инспектор ВВС? Ну, я-то, положим, отверчусь как-нибудь, а тебя-то все равно пинком под задницу… Сейчас им только повод дай - слыхал небось, что Хрущ очередное сокращение готовит? За двенадцать месяцев на полтораста тысяч кадровых офицеров разнарядочка…
Отец дрожащей рукой прикурил папиросу от папиросы. Жилы, вздувшиеся на шее, казалось, вот-вот лопнут.
- Имеется у меня, правда, одна мыслишка, как напасть такую объехать на вороных. - Генерал прищурился, отчего лицо его стало похожим на старый, желтый, кривой огурец. - Но тут, брат, нужно полное твое согласие и чтобы без обид. Иди-ка сюда…
Он что-то зашептал отцу на ухо. На красном, нетрезвом лице подполковника Баренцева сначала отразилась интенсивная работа мысли, потом лицо это жутко, почти до черноты, побагровело. Баренцев уперся локтями в стол и стал судорожно, как выброшенная на берег рыба, заглатывать воздух.
- Это что же… что же получается… - несвязно бормотал он. - Петька, да мы же с тобой… а теперь оно вот как… тебе ж это все хихоньки, а у меня серьезно…
- Как знаешь. - Генерал встал, расправил плечи, немного повращал, разминая суставы. - Я пока на балкончике покурю, а ты подумай. - Он поглядел на часы. - На принятие решения имеешь семь минут.
Нил сидел не шелохнувшись. Он почти ничего из слов генерала не понял, но почувствовал повисшее в воздухе тяжкое напряжение, и меньше всего ему хотелось, чтобы на него сейчас обратили внимание.
Но отцу было не до него. Он сидел, обхватив голову руками, потом вдруг встрепенулся и пробормотал:
- А гори все синим пламенем! Хлебнул водки прямо из горлышка, резко встал и с шумом выдвинул ящик буфета. Оттуда он достал черную матерчатую сумку и принялся шуровать по полкам, закидывая в сумку то бутылку, то банку с болгарскими перцами, то пачку печенья, потом извлек кастрюлю с крышкой и смел в нее оставшиеся на столе салаты, накидав сверху ломтиков колбасы и сала. Потом остановился, блуждая по кухне безумным взглядом. Взгляд упал на съежившегося на стуле Нила.
- А, сынок, - глухо, безжизненно проговорил отец. - Пойдем, родной, погуляем… Нил послушно встал и пошел к двери.
- В гости пойдем, слышишь! - гудел за спиной отец. - В гости нас звали. Ждут очень…