- Но мне так стыдно за свой поступок, прямо не знаю, что мне делать со своим ужасным характером…
- Характер у тебя хороший, просто ты рассеянный и увлекающийся человек, но, знаешь, мне это даже нравится…
Конечно, Алиса не отвечала ни так ни этак, а все это были Петины выдумки. Она что-то списывала с доски, а в это время Петя - вот какой плохой ученик! - передавал ей записку. Она была такого содержания:
"Циркуляр серия 1 номер 7/2. До нас дошли слухи, что вы переезжаете из старого дома в новый. Есть три пары рук, которые могли бы пригодиться при переезде. Сообщите, когда прийти".
Циркуляр вернулся тотчас. Поперек него было написано:
"В циркуляторах не нуждаемся". И было подчеркнуто - "цирк".
Наверное, до корней волос покраснел тогда Петя, до того был метким намек. Нет, не хотела она примиренья, а он хотел, хотел!
Премьера
Если бы можно было, Петя прожил бы тот день по-другому с самого начала. Ну, пусть не с начала, а с того момента, когда он вспомнил, что идет в нечищеных ботинках. Из-за них он и задержался ровно на столько, что у самой парадной его успел перехватить Савва.
- Ага-а, вот повезло! - закричал он. - Вот повезло, так повезло!
- Кому повезло? - спросил Петя.
- Как кому, тебе! Пошли скорей!.. Ты и приодет хорошо, я смотрю, и ботинки у тебя начищены!
Не надо было Пете и спрашивать "куда", не надо было. Раз уж встретил Савву, можно было постоять для приличия три минуты или попросить, чтобы Савва его проводил до угла, а в подробности не вдаваться, мало ли у кого какие дела.
Но Петя спросил:
- Куда?
- Ах, ты прыгать будешь от радости, когда узнаешь! Я шел и думал: застану или не застану!.. Ну, как тебе повезло!
И это можно было пережить, подумаешь! Но Петя и тут не удержался.
- Ну, куда, - спросил он нетерпеливо, - куда?
- В цирк, на премьеру, вот куда! Родители должны были пойти, но к ним пришли гости. Ты хоть соображаешь, что такое премьера? Первое представление! Дрессированные аравийские львы! Рр-рры!.. Рр-рры!.. Морские котики! Мяу-мяу!.. Одновременно на манеже пять клоунов! А у нас первый ряд! Чего там только нет: наездники, эквилибристы!.. И все это еще никто не видел! Голову даю на отсечение, что мы из всей школы будем первые!
Конечно, тут по-разному можно было реагировать, например, спокойно выслушать и сказать: "Ты не обижайся, Савва, но, пока есть время, давай лучше позвоним Леше Копейкину". Или хлопнуть Савву по плечу и воскликнуть: "Ах, какая обида, у меня как раз сегодня дела!"
Но аравийские львы уже метались в бессильной ярости перед Петиным взором. И он сказал:
- А морские котики не мяукают.
- Конечно, не мяукают! - воскликнул Савва. - Это я так! А впрочем, не знаю. Ни разу в жизни не видел! Ну, что ты стоишь, пошли скорей!
Нужно было сказать: "Ты не обижайся, Савва, но давай лучше позвоним Леше Копейкину!"
- Побежали, вон наш автобус!
Нужно было сказать: "Ты не обижайся, Савва, но давай лучше позвоним Леше Копейкину!"
Но он побежал.
Побежал вслед за Саввой вдоль тротуара, а автобус подмигивал ему красным глазом, и это подмигивание гипнотизировало Петю, так что уже повернуть назад не было никаких сил.
И вот он в автобусе. Передает десять копеек.
- Оторвите, пожалуйста, два билета, - говорит.
А еще не поздно было воскликнуть: "Савва, ты не обижайся, но я с тобой всего одну остановку, нам как раз по пути!"
Но уже гремел "Выходной марш" из кинофильма "Цирк", и Петя видел, как, поглядывая через плечо на залитую огнями арену, взмахивал палочкой капельмейстер.
- А что это у тебя в руках так аккуратно завернуто? - спросил Савва, имея в виду нечто, укрытое со всех сторон плотной бумагой.
И Петя ответил как ни в чем не бывало:
- Цветы…
- Ах, ты не представляешь, как это кстати! - воскликнул Савва. - Это черт знает, как кстати! Как ты догадался? Ведь у нас с тобой первый ряд! Дрессировщица во втором отделении, но они не завянут и не замерзнут, ведь в цирке тепло!
Нет, еще не поздно было сказать: "Савва, ты не обижайся, но цветы предназначены совсем другому человеку, совсем другому, ты понимаешь?…"
Но Петя уже не был безучастен к тому, как сохранить цветы до конца второго отделения, и он сказал:
- А мы попросим их в воду поставить.
Вот с этой минуты все и было кончено.
То есть нет, с другой стороны все только начиналось: толчея у входа, проверка билетов, очередь в гардеробную и наконец вспыхнувшая вдруг алым ковром арена. Но если иметь в виду Петино душевное равновесие, то в тот миг, когда он предложил поставить цветы в воду, оно кончилось и началось сплошное терзание.
Правда, Петя об этом еще не подозревал, потому что, сидя вместе с Саввой в первом ряду, весь млел от страха и удовольствия, наблюдая за работой эквилибристов.
Он все ладоши отхлопал, когда по замкнутому кругу арены мчался, стоя в седле, всадник с красным полотнищем.
Он хохотал до слез, когда у незадачливого пианиста клавиши все вылетали да вылетали - и вдруг взорвался рояль! Какое уж тут терзание…
Мог ли он предположить, что именно в тот момент, когда он подталкивал Савву и, смеясь и корчась от смеха и умирая от хохота, только и в силах был выдавить из себя: "Вот здорово!.. Ой, не могу!.. Мне худо!.." - мог ли он предположить, что именно в этот момент его мама звонит по телефону и, улыбаясь от удовольствия, говорит:
- Алиса, милая, поздравляю тебя с днем рождения! Расти большая, красивая, умная! Тебе понравились цветы?
- Какие цветы? - тихо спрашивает Алиса.
- Которые принес Петя. Это и от меня, и от папы нашего, разве он не сказал?
- Вы извините, - после молчания отвечает Алиса, - но тут какое-то недоразумение… Мы ждали Петю, но его у нас нет.
- Как нет? Он же ушел часа полтора назад… И цветы понес. Ничего не понимаю. Ах, уж не случилось ли с ним чего-нибудь?…
Да, именно в этот момент с Петей случилось то, что он, изнемогая от смеха, чуть не вывалился с кресла на арену, хорошо, что его поддержал сосед.
Все, что было дальше, нет необходимости пересказывать, так как и без того ясно, что ничего хорошего не было.
И вот последнее напоминание: "в циркуляторах не нуждаемся". Как точка в конце предложения. Как печальный итог.
И тогда Петя послал еще одну записку - Леше Копейкину:
"Совершенно секретно! Прочитать и уничтожить! Двенадцать часов пополудни. Циркуляр серия 2 номер 12/21. Сидящей впереди вас воображуле дать тычка. О выполнении доложить".
Пожалуйте в кабинет!
Петя не заметил, как дверь класса открылась и вошел директор школы Аким Макарыч. Извинившись перед Варварой Петровной, он сказал:
- Мне бы Петю ненадолго.
- А, очень кстати, - ответила Варвара Петровна. - Он все равно ничего не слушает. Третью записку Леше Копейкину передает.
- Пожалуйте в кабинет! - поклонился Пете Аким Макарыч.
Петя встал под взглядами всего класса, стыдясь прежде всего за свою вину перед Варварой Петровной. Но потом, когда он шел по коридору рядом с Акимом Макарычем, им овладел еще больший страх. Зачем он понадобился в середине урока? Что случилось? В чем он еще виноват?
Аким Макарыч молчал вплоть до самого кабинета. Может быть, он даже умышленно молчал, чтобы дать Пете поразмышлять. Петя и размышлял, но ничего такого в голову ему не приходило.
И тогда он вспомнил, что бывали такие случаи, он даже где-то читал, что вызывать-то в кабинет вызывали, но вовсе не для того, чтобы ругать, вовсе и не для этого, а, наоборот, чтобы похвалить, поблагодарить, сказать: "Вот молодец, все бы так!"
Петя все в голове перебрал, но и хвалить-то его, вроде бы, было не за что. Ни хвалить, ни ругать. Ни ругать, ни хвалить. Но что-то все-таки было, иначе бы не вели.
- Давай-ка, - строго сказал Аким Макарыч, когда они уселись друг против друга, - рассказывай. - И снял очки.
Петя даже удивился.
- Про что рассказывать?…
- Ну, для начала расскажи про то, про что Варвара Петровна рассказывала.
- Сибирь - обширная часть территории нашей страны, - начал Петя. - Она занимает северную часть Азии. По своим природным особенностям она делится на две части: Западную от Урала до реки Енисей и Восточную…
- Хорошо, хорошо, - перебил его Аким Макарыч. - Ладно, допустим. Вот видишь, память у тебя не такая плохая. Ну, а как ты думаешь, Африка-то здесь при чем?
- Ни при чем здесь Африка. Не-ет, Аким Макарыч, Африка к Сибири не имеет никакого отношения…
- Думаешь, не имеет? А я вот полагаю, что Африка к твоему нахождению здесь имеет самое непосредственное отношение. Ну-ка, поразмышляй.
- Африка, Африка… - бормотал Петя. - Бананы и лимоны… Ах, Аким Макарыч, с какими неграми я на днях познакомился! Одного зовут Андерс, другого Мишель! Они на врачей учатся, один будет пятым врачом в своей республике, другой шестым!.. Я их в школу пригласил, они придут! Представляете, Аким Макарыч, ни одного врача в государстве! Это надо ж!..
Аким Макарыч барабанил пальцами по столу. И тут Петю будто током пронзило от жуткого воспоминания.
- Это надо ж!.. - повторил он. - Какой же сегодня день?…
- Вчера была среда, сегодня четверг.
- Вчера была среда, сегодня четверг, - бормотал Петя, - а до этого был вторник, среда, четверг, вторник, нет, вторник среда, четверг…
- Ну, хватит тебе бормотать, - сказал Аким Макарыч. - Назначал?
- Да! Назначал, назначал!.. - закивал Петя.
- На какой день?
- На среду, на шесть часов вечера…
Новое несчастье свалилось на Петю. Он сидел красный, взмокший, растерянный и ничего, ничего не говорил.
- Ну, и голова у тебя, - сказал Аким Макарыч. - Представляешь, вчера в полшестого приходят в школу два негра, один чуть не под потолок. Улыбаются, спрашивают: "Где Петя?" Я отвечаю: "Нет Пети!" А что я мог еще ответить? "Понимаете, нет! Пети нет и не будет". Они спрашивают: "Может быть, его ребята есть? Пионеры называются…" Я говорю: "Правильно, они называются пионеры, но их никого в школе нет". А их и правда нет! Один Аким Макарыч в школе. Ну, говорил я с неграми, кофейком угостил, но дело ж не в этом! Петя где? Пионеры где? А Петя, оказывается, все перепутал. Ай-яй-яй!..
"Неверный я, неверный, - думал Петя, уткнувшись взглядом в свои ботинки. - Как теперь жить?"
- Ведь вот как получается, - мягко говорил Аким Макарыч, явно сочувствуя Пете, один человек обманет другого, другой подведет третьего, третий - слегка одурачит четвертого, четвертый забудет про пятого, пятый не очень внимательно выслушает шестого, шестой…
- Шестой скажет седьмому "задрыга", а седьмой шестому - "головастик", - грустно добавил Петя.
- И ты думаешь, это все?… Не-ет, это не все. Самое зло только начинается. Если седьмой шестому сказал "головастика", то он и восьмому скажет что-нибудь, может, еще похлеще "головастика", а восьмой девятого еще и ударит, а девятый десятому, может, трах-тара-рах!: - не знаю что сделает!..
- А десятый одиннадцатого? - спросил Петя, уже не понимая, когда же это все кончится.
- А одиннадцатый - это будешь ты сам, вот, Петя! - воскликнул Аким Макарыч. - Потому что, если человек сделает недобро, то оно всегда к нему и возвращается, но в виде увеличенном, безобразном и ужасном!
Петя был совершенно убит и подавлен таким оборотом дела.
Аким Макарыч тоже сидел недовольный, с оттопыренной нижней губой, как будто только что видел пиявку.
Так они сидели довольно долго, размышляя каждый о своем. Наконец, Аким Макарыч встал и спросил:
- Петя, ты думаешь о жизни когда-нибудь? Что такое жизнь, какая она есть и что в ней самое главное?
Петя пожал плечами. Трудно сказать, думал он когда-нибудь о жизни или нет.
- А я вот думаю, - сказал Аким Макарыч. - Постоянно. И ты пойди подумай. Потому что тот, кто не думает о жизни, тот какой-то странный и подозрительный человек.
Второй Петя
Кто остался еще у него, кто ему верит?
"Мама, папа, Алиса, - мысленно перебирал Петя, - Аким Макарыч… Дальше: Мишель, Андерс… Никого".
Никого не оставалось, кого бы он не обманул или не подвел. Думать об этом было нестерпимо горько. Пете даже в иные минуты казалось, что вся его жизнь пошла теперь кувырком.
"Эх, родиться бы заново, - мечтал он, - и начать бы всю жизнь сначала. Но это нереально. Тогда, может быть, убежать в другой город, где меня еще никто не знает?… И поступить в другую школу. И встретить новых друзей…"
Но вдруг кто-то другой, как бы спавший, зашевелился в Пете и сказал:
"Ну да, встретить новых друзей - и их обмануть! На это ты мастер. Потому что ведь дело не в том, кто вокруг тебя, а в тебе самом! В тебе! Ты неверный товарищ, невнимательный сын и неблагодарный ученик - вот кто ты! И куда бы ты ни попал, таким ты и останешься".
"Так что же, совсем нету выхода? - отчаянно спрашивал Петя. - Ну, скажи, нету выхода, да?…"
Второй Петя почему-то медлил с ответом.
"Ну, ответь мне, пожалуйста!.."
"Нет, почему же, - сказал он наконец, - выход есть. Но вряд ли он тебе подойдет".
"Почему вряд ли, что, это очень трудно, да? Может быть, больно?… Ты скажи, я стерплю! Мне очень хочется стать другим человеком".
"Каким?"
"Верным, надежным!.."
"Верным, надежным… - как эхо отозвался второй Петя. - Ну, так стань им".
"Стань им, ничего себе выход… - бормотал Петя, и второй, с которым он разговаривал, тут же исчез. - Эй, куда же ты!.. Приходи еще, слышишь? Я еще не все спросил у тебя!.."
Но ему никто не ответил.
"Нет, с кем-то я должен поговорить, - думал Петя. - Но с кем, кто у меня еще остался?"
И тут он вспомнил.
Мышки!
Мышки
Октябрят своих из второго "а" класса Петя очень любил.
Это он придумал им прозвище Мышки. Они и в самом деле были маленькие, юркие, вездесущие и постоянно бегали за Петей.
Если уроки у них кончались раньше Петиных, то они поджидали его возле школы, и он прямо на ходу придумывал им какое-нибудь задание.
Мышки очень любили получать от него задания, именно получать - Петя заметил, - потому что в этот момент он назначал, кто из них будет старшим. Мышки ждали, раскрыв рты, кого назначит Петя, и никогда нельзя было угадать, кого он выберет.
- Хитрый ты, Петя, - говорили Мышки, - ох, и хитрый! Иванов двойку получил, а ты его назначил.
А Петя вовсе и не хитрил. Он просто решил, что старшими должны быть все Мышки по очереди. Иногда же того, кто особенно отличался, он назначал вне очереди - во второй раз.
Что же делали Мышки?
Петя водил их в разведку перед сбором металлолома и макулатуры.
Они встречали почтальонов с тяжелонабитыми сумками и бегали с газетами по дворам.
Они отыскивали в толчее магазинов утерянные варежки и пуговицы и тут же вручали их покупателям.
Нет, Мышки были шустрыми и неутомимыми; от их суеты, крика, толкотни все-таки был кое-какой толк.
Ну, а когда Петя не мог придумать для них задания, он просто поручал им проверить, правильно ли идут все уличные часы. Или выследить, куда дворники прячут лопаты.
- Зачем, Петя, зачем? - всегда спрашивали Мышки.
- Тише, - таинственным шепотом отвечал Петя. - Узнаете потом.
Железная дверь
На переменах Петя обычно уводил своих Мышек в дальний безлюдный уголок коридора. Или под лестницу. Или наоборот - на самую верхнюю площадку лестницы, к железной двери, которая была всегда закрыта и вела неизвестно куда.
Вот и сегодня они забрались на самую верхнюю площадку, а зачем, Петя и сам не знал.
Мышки расселись бесшумно по ступенькам и чего-то ждали от Пети: или интересного, или смешного, или страшного.
Но Петя молчал.
Один октябренок спросил:
- Петя, а ты почему такой грустный?
А другой ответил:
- Он двойку, наверное, получил.
Но Петя сказал, даже для самого себя неожиданно:
- Мышки, а я друзей потерял.
- Как это - потерял? - спросили Мышки.
А один, по фамилии Бесценный, который почему-то не любил говорить хором, спросил после всех:
- Как это - потерял?
- Были у меня два друга, - сказал Петя. - Черные-пречерные. Белозубые-пребелозубые. Курчавые-прекурчавые.
- Трубочисты? - спросил Бесценный.
- Нет, негры.
- Это негры, - сказали все Мышки. - Ты, Бесценный, все врешь. Куда ж они подевались, Петя?
"Эх, Мышки, Мышки, - думал Петя, - все равно вы ничего не поймете, малы еще. Ну как это вам объяснишь? Ведь вовсе никуда они и не подевались, здесь они где-то, мои друзья, неподалеку, а это я сам куда-то деваюсь в нужный момент".
- Найдутся еще, - сказал Бесценный.
- Найдутся еще, - повторили все. Петя грустно усмехнулся.
- Я бы к вам их привел.
- Ой, обязательно, Петя, - воскликнули Мышки. - Когда найдутся, обязательно их к нам приведи!
- Ну, что ж, попробуем? - вздохнул Петя и посмотрел на железную дверь.
- Попробуем, давайте попробуем!.. - Мышки встрепенулись.
Это была их старая и очень любимая игра - открывание двери с помощью волшебного слова.
- Ну, кто придумал новое? - спросил Петя.
Кто-то пискнул:
- Сим-сим, открой дверь!
- Это старое! - зашумели все. - Оно не подходит!..
- Я придумал! - сказал Бесценный.
- Ну, какое?
- Сим-сим, открой дверь!
Все Мышки не на шутку озлились на Бесценного за эту глупую выходку.
- Петя, ты выгони его, выгони! Он и на уроках мешает!
- Успокойтесь, - сказал Петя, - а то сейчас снизу кто-нибудь придет. А ну-ка, попробуем знаете какое волшебное слово?…
Мышки уставились на Петю, и сейчас он ясно видел, что они ему верят.
- Ге-ке-то-бе-ре!
- Ге-ке-то-бе-ре… Вот это да-а!.. Гекетобере, гекетобере, - старательно выговаривали Мышки. - Отворись, дверь!
Петя и сам не мог объяснить, откуда взялось у него в голове это слово. Возникло - и все. Так и раньше бывало.
И вдруг на глазах у всех, да-да, все это видели - и Петя, и октябрята - дверь затряслась! Дверь затряслась, как будто ее подергали изнутри, и сразу утихла.
И Петя и все побледнели. Один октябренок повернулся и побежал.
Первым пришел в себя Бесценный. Он сказал:
- Там кто-то сидит!..
"Что же это, - лихорадочно соображал Петя, - неужели и в самом деле существует волшебная сила? Но это ужасно!.. Что ж делать? Бежать?… Звать на помощь?…"
Там, внизу, всего через два лестничных марша, ходили его одноклассники и дежурные учителя. Всего лишь пять секунд нужно было на то, чтобы снова оказаться в нормальной, вполне объяснимой и нисколько не страшной жизни. Но какая-то сила не давала ему побежать и увлечь за собой остальных. Что-то неожиданно твердое прокатилось по Петиным мускулам, и он, сжав кулаки, крикнул:
- Гекетобере! Отворись!
- Да сейчас, - пробормотали с той стороны, и снова дверь затряслась. - Куда ты торопишься? Видишь, с ключами какая-то путаница…
Дважды проскрипел ключ в скважине, и дверь медленно отворилась.