Они вышли из тира, попрощались с Автоматычем, который уже начал запирать аттракционы, еще раз горячо его поблагодарили и пошли через парк в город.
- Куда мы теперь? - спросила Оса.
- В гостиницу, - ответил командор. - Возьмем номер… нет, нам, пожалуй, два или три понадобится. Потом поужинаем в гостиничном ресторанчике, это, конечно, не ресторанчик, а так… повыше забегаловки, пониже кафе. Но кормят там ничего, и вообще там интересно. Только вот музыка иногда бывает слишком громкая. А потом прогуляемся на яхту, заберем Бимбо. Его пустят в гостиницу. Сам я, пожалуй, переночую на яхте. Не хочется ее оставлять. А вы спите сколько влезет, на твердой земле. Я вас разбужу к завтраку.
Он говорил все это самым беззаботным тоном. Ребята переглянулись исподтишка: ведь они знали, что за всем этим кроется! Итак, Николай Христофорович окончательно решил отправиться в ночную вылазку на катере - бросить вызов судьбе! Что-то с ним произойдет сегодня ночью?
Глава 6
Бессонная ночь
Гостиница оказалась уютным трехэтажным зданием желтого цвета. Первый этаж занимали ресторан и другие гостиничные службы - комната отдыха дежурных, бельевые и прочее, - а на втором и третьем этажах были номера.
Путешественники взяли два трехместных номера на третьем этаже. Им вручили два ключа, прицепленные к увесистым деревянным грушам, и они отправились осматривать свои апартаменты.
В каждом номере было по три кровати - две рядышком и одна чуть поодаль, у другой стены, стол, два кресла, стенной шкаф, совмещенный санузел. Еще были телевизионные тумбочки и подведенные к ним телевизионные кабели, но самих телевизоров не было. В одном из номеров имелся однопрограммный радиоприемник - коробочка с ручкой включения, в другом - только прямоугольничек менее выцветших обоев оставался над коробкой включения.
- Ну, радио вам и не особо нужно, - сказал Николай Христофорович. - А так, номера уютные, прибранные, белье чистое. Давайте пойдем поужинаем, потом прогуляемся на яхту за Бимбо, и вы заодно возьмете мыло, зубные щетки - словом, все необходимое.
Они заперли номера, спустились на первый этаж и прошли в ресторанчик, который располагался в левом от входа и главного холла крыле гостиницы. В ресторане были столики на четверых и на шестерых. Они устроились за столиком на шестерых, пододвинув к нему еще один стул, а официантка подала дополнительный прибор.
- Пока еще тихо и народу мало, - заметил Николай Христофорович, оглядывая зал. - Людей особенно не прибавится, а музыка начнется где-то через полчаса… Рекомендую заказать рыбу в горшочках - она гордо называется "осетрина по-боярски". Кроме рыбы, только сосиски, наверно, и имеются. Ну, еще дежурный омлет. Медовый напиток у них неплохой - нечто вроде сбитня, местного производства. А мы с тобой, Олег, возьмем грамм триста настойки на травах. Тоже местная специфика. Так сказать, волжский вариант "ерофеича". Раньше целиком шла на экспорт и в валютные магазины, а теперь спрос на нее упал и можно спокойно купить в городских магазинах. Попробуешь, что это такое, и если понравится, то загрузимся, чтобы ты мог в Москве дарить.
- Угу… - Котельников-старший с любопытством проглядел меню. - Ты командуй, что заказывать, ведь мы не знаем, что здесь хуже, что лучше. Наверно, стоит еще и по салатику взять… Так, свекольный, из квашеной капусты, из огурцов и помидоров, винегрет…
- Не будем рисковать, - ответил командор. - Салаты у них день на день не приходятся - иногда вполне съедобные, а иногда с души воротит… Всегда хорош "салат с мясом курицы", но он вычеркнут - значит, сегодня его нет. Возьмем лучше "мясо по-татарски". Это такое копченое мясо, которое подают холодными ломтиками, обложенными для красоты дольками огурцов и помидоров. С мясом не прогадаешь.
- А что такое "мусс клубничный"? - спросила Оса, изучавшая в меню раздел десертов.
- На любителя. Здесь считают, что мусс - это манка, сваренная с сахаром и соком ягод. Когда получается сварить ее так, чтобы она, застыв, оставалась пышной и нежной, то получается очень неплохо. Но когда это твердый ком… брр! И еще они поливают мусс этим коричневым сладким соусом - вы наверняка встречали его во многих заведениях общепита. Я не знаю, из чего он делается. По цвету - карамельный, а по вкусу не похож. Я бы советовал взять по куску шарлотки с яблоками - ее здесь умеют выпекать.
Командор с таким удовольствием и так подробно обсуждал меню, как будто ничего важнее этого на свете не было, и ребятам подумалось, что он, наверное, пытается заговорить зубы самому себе, расслабиться, отвлечься от того, что ему предстоит.
Они успели поесть как раз к тому моменту, когда на невысоких подмостках, где были зачехлены музыкальные инструменты, появились четыре исполнителя и стали готовиться: сняли чехлы с ударных и с рояльяка, взяли первые аккорды на духовых…
Надо сказать, что "осетрина по-боярски" действительно оказалась вкуснейшей, а Котельников-старший очень одобрил настойку, заказанную Николаем Христофоровичем.
- Славная штуковина! Напоминает "ерофеича", который делал мой дядя.
- Какой дядя? - с интересом спросил Петя.
- Ты его уже не застал. Старший брат моей матери, твоей бабушки. Он был священником. Ну, я, по-моему, о нем рассказывал… В свое время это было не очень удобное родство: могло помешать поступлению в институт, получению хорошей работы. Дядя - служитель культа, это по советским временам был чуть ли не криминал! А он был такой большой, добродушный, и его жена - матушка-попадья - была такая же большая и добродушная. У него был приход довольно далеко от Москвы, в Ивановской области, он и водку на травках настаивал, и маленькая пекаренка у него была своя. И даже сыроварня! Приезжая в Москву, он всегда привозил в подарок собственный хлеб и сыр. Хлеб был сероватым и очень ароматным, вот такими большими кругляшами он его выпекал, - Петькин отец показал руками. - А сыр у него получался мягкий, с остринкой. Он говорил, что это "молодой сыр", что надо бы его выдержать, да вот собрался к нам… Мне до сих пор кажется, что вкуснее сыра я в жизни не ел! Ну, да ладно, это из области далеких воспоминаний… Пошли, что ли, если все доели?
Вся компания поднялась из-за стола и направилась к выходу. Разговор на том закончился, а Петя подумал, что надо бы подробней расспросить отца при случае об этом дяде - сельском священнике. Много интересного есть в истории семьи, если покопаться!
Оркестр им вслед грянул какую-то псевдорусскую песню - к большому удовольствию остававшихся в зале. Путешественники вышли на улицу и повернули к пристани, чтобы забрать Бимбо и попрощаться на ночь с Николаем Христофоровичем.
Бимбо встретил их радостным лаем и прыжками восторга. Он уже засиделся в одиночестве на этой яхте! Петя погладил Бимбо и взял его на поводок, чтобы вести по городу.
От ребят не ускользнуло, как Николай Христофорович взглянул на смотрителя пристани, высоко подняв брови - словно спрашивая о чем-то без слов, - а тот в ответ еле заметно кивнул. Надо понимать, что катер был уже приготовлен…
- Доброй ночи! - попрощался со спутниками командор. - Отдыхайте, а я сейчас заполню судовой журнал, да и тоже на боковую.
Ребята и Котельников-старший побрели обратно в гостиницу. Как и предсказывал Николай Христофорович, у обслуживающего персонала гостиницы не было никаких возражений против собаки. Петькин отец забрал ключи, и вся компания поднялась наверх, на третий этаж.
- Как будем делиться по номерам? - спросил Котельников-старший, отпирая оба номера.
После недолгого обсуждения решили, что Оса, Сережа и Саша займут один номер, а Петькин отец, Петька и Миша - ну и, разумеется, Бимбо - другой.
- Тогда чистить зубы - и спать! - решительно распорядился Петькин отец. - Завтра у нас опять насыщенный день, так что отдыхать надо как следует!
Через полчаса все уже лежали по кроватям. Бимбо уютно устроился на потертом ковре, почти у выхода из номера.
Петя лежал и пытался представить, что сейчас делает Николай Христофорович. Все еще на яхте? Или уже перебирается на катер, чтобы плыть через реку? Наверно, он еще на яхте, а поплывет попозже, в глухой час ночи, когда легче подобраться незамеченным. Чем он занимается в данный момент? Заполняет судовой журнал? Или чистит и заряжает ружье, тщательно его проверяя, прикидывает, сколько взять запасных коробок с патронами - одну или две?
Сон не шел, да и какой тут сон!
Петя устал держать глаза закрытыми. Он открыл их и повернул голову. За окном уже почти стемнело. Петькин отец, передвигавшийся по комнате совсем неслышно, чтобы никого не разбудить, курил у открытого окна, выпуская дым наружу.
- Папа! - негромко позвал Петя. - Ты еще не спишь?
- Я-то не сплю, - ответил Котельников-старший. - А ты вот спи. И не разговаривай, Мишу разбудишь.
- Я тоже не сплю! - послышался Мишин голос.
"Разумеется, - подумал Петя, - Миша тоже думает о том же самом и не может уснуть. Наверно, и в соседнем номере никто не спит". Возможно, их приятели, не связанные присутствием Петькиного отца, обсуждают сейчас между собой всю ситуацию…
- Папа, - спросил Петя, - а что такое Новосибирск?
- Как - что? - удивился Петькин отец. - Город такой.
- Нет, я имею в виду другое… Когда мы говорили… ну, когда Николай Христофорович рассказывал, за что он себя осуждает, то вы упомянули Новосибирск. Что там было, в Новосибирске?
- А, ты про это… - Отец ненадолго задумался. - Это было в шестьдесят восьмом году. Мы тогда и познакомились с командором Берлингом, при интересных обстоятельствах… - Котельников усмехнулся. - В Новосибирске был организован грандиозный праздник авторской песни. Того жанра, который еще часто называют бардовской песней. Высоцкий, Окуджава, Галич, Визбор…
- То, из-за чего ты как-то чуть не загремел с работы? - спросил Петя. Отец уже рассказывал ему, как его чуть не вышибли взашей из закрытого института за попытку организовать вечер памяти Высоцкого - в восемьдесят первом или восемьдесят втором году, Петя точно не помнил. Спасло отца только то, что он был незаменимым специалистом - практически единственным, занимавшимся перспективными разработками сложной техники, имевшей военное значение.
- Да, - отец кивнул. - А все неприятности начались с того слета, или фестиваля, - называй как хочешь. Там было исполнено на многотысячную аудиторию несколько песен, которые власти посчитали не совсем советскими… и даже совсем не советскими! Особенно возмутил эпизод с песней "Памяти Пастернака", которую Галич исполнил тогда чуть ли не впервые. В конце песни весь зал дружно встал - весь многотысячный зал… Сразу пошло донесение в ЦК, что на слете творится форменное безобразие. Ну и началось!.. Николай Христофорович должен был выступать со своими песнями на следующий день. В воздухе уже пахло грозой, а в его текстах тоже были сомнительные подковырочки… В общем, он не вышел на сцену. Я с ним встретился в тот день. Мне повезло, что я оказался в Новосибирске по работе и видел все это собственными глазами. Впрочем, я бы, наверно, все равно туда поехал, как многие специально приехали с разных концов Союза. Я спустился в ресторан при гостинице, в которой жил, а там уже сидел Николай Христофорович - потягивал коньячок с самого утра. Я знал его как автора двух песен, ходивших тогда по стране, "Воля твоя, солдат…" и "В майский день, на пороге у лета…". Сейчас этих песен никто и не вспомнит… Впрочем, поют иногда… В общем, я набрался смелости и спросил у него, собирается ли он выступать. А он кивнул на почти пустую бутылку коньяка и сказал: "Куда там выступать, когда меня так понесло". Мы с ним посидели. Довольно долго сидели, надо сказать.
Кончилось тем, что я помог ему добраться до номера. Потом, на следующий день, увиделись, он как-то очень проникся ко мне. Вот так и подружились. Пригласил меня, когда вернемся в Москву, прокатиться на яхте. Он тогда как раз первую яхту продал, вторую начинал строить. А тут обрушились кары на головы участников и организаторов фестиваля. Его эти кары обошли стороной - ведь он там не "засветился", он вроде и был, но как бы его и не было. И вот, уже в Москве, он мне сказал: "Ты знаешь, - мы с ним довольно быстро перешли на "ты", - а ведь я тогда попросту струсил. И эти две бутылки коньяка… Это я сам себе создавал оправдание, чтобы на сцену не выходить: мол, творческий человек, занесло вдруг, а значит, и взятки гладки. И нашим, и вашим угодить хотел: и ореол героя сохранить, и по шее не получить. Как говорится, и честь соблюсти и деньгу обрести. Но я-то про себя знаю, что все это был спектакль, фарс. И так на душе паскудно… Мне и тогда показалось, что он был слишком строг к себе, и сейчас так кажется. Но он себя поедом ел за трусость.
- Кажется, я понимаю… - заметил Миша. - Такой человек, как он, будет стараться свою трусость искупить вдвойне…
- Именно. - Котельников-старший выпустил в темнеющее окно струйку дыма. - И я бы сказал, что он не раз ее искупил. Но стыд ведь все равно остается, от него не избавишься, даже если умом понимаешь, что ты уже расквитался сполна за момент трусости. Нужно что-то необычайное - какое-то большое свершение, чтобы человека всего перетряхнуло: чтобы он примирился сам с собой и на душе полегчало.
- И командор постоянно ищет такое… такое необычное, чтобы забыть про свой стыд? - спросил Петя. Он думал о страшных догадках и безумном замысле командора. Вот что им движет, вот откуда это желание все сделать самому!
- Да, - коротко ответил отец.
- А как вы думаете, он это найдет? - спросил Миша. Он чуть не спросил "он это сейчас нашел?" и лишь в последний момент спохватился и поправился: ведь это означало бы проговориться, позволить Петькиному отцу догадаться, что ребята знают то, что им знать не положено.
- Будем надеяться, что нет, - хмуро проговорил Петькин отец. По его тону ребята поняли, что он думает о сегодняшней ночи и очень надеется, что все жуткие догадки командора окажутся неверными. - Тут дело такое… - добавил он. - Если бы он действительно совершил что-то необыкновенное, спас кого-нибудь, выручил близких друзей - ну, что-нибудь такое, понимаете? - то у него, наверно, полегчало бы на душе. А может быть, и нет. Может быть, совершив это, он бы задним числом снова решил, что и это не искупает его давней трусости. А голову сложить в таких попытках прыгнуть выше головы ой как просто. И главное, - с досадой и горечью проговорил Котельников, - что здесь нельзя вмешиваться, чтобы ему помочь, нельзя подставить плечо… В таких ситуациях человек все должен сделать сам и попробовать разделить с ним груз - это значит его оскорбить. Он воспримет любую навязанную помощь как неверие в его силы, как обидный намек: мол, если меня не будет рядом с тобой, то ты опять струсишь! Не остается ничего другого, как отпускать человека одного - и ждать, ждать, ждать… А нет ничего хуже, чем ждать друга, которому ничем не можешь помочь! Чтоб его!.. - Петькин отец с силой загасил окурок в стеклянной пепельнице.
Ребята поняли, что Петькин отец опять-таки говорит о нынешней, конкретной ситуации, - говорит в общих словах, чтобы ребята, не дай Бог, не догадались, будто что-то происходит. Но при этом он отчаянно переживает. Это, подумалось Пете, как ожидание родственников больного, которому нужна срочная операции, но при этом шансы у него пятьдесят на пятьдесят: либо больной полностью выздоровеет, либо умрет во время операции. И вот они сидят и ждут, с чем выйдут к ним хирурги: то ли сообщат, что все позади и больной теперь будет жить еще сто лет, то ли сообщат о смерти… Так и они ждут: или командор вернется ни с чем, удостоверившись в неправильности своих догадок, или он вернется победителем и спасителем, и тогда с него свалится груз стыда, который угнетал его долгие годы, либо он погибнет от руки беглых бандитов… Да, нет ничего хуже такого ожидания, - прав Петькин отец!
- Ну да, - заметил Миша. - В командоре чувствуется перенапряг. Если б мы могли… - Он не договорил.
- Мы мало что можем, - глядя в окно, сказал Петькин отец. - Но постараемся, конечно. Вы ему понравились, и он перед вами раскрылся. Это хороший признак… Как там, девиз графа Монте-Кристо: "Ждать и надеяться!.." Все, а теперь спать. Мы так полночи проговорить можем, а завтра будем как сонные мухи.
Он отошел от окна и улегся на кровать. Петя и Миша закрыли глаза и постарались уснуть. Сон долго не шел, но в конце концов мальчики задремали. Пете снилась всякая чушь: будто он бежит куда-то вдоль ночного берега, и ему кажется, что он убегает от бандитов, но при этом он не уверен, что выбрал правильное направление и что не бежит прямо в лапы бандитам. Едва в нем возникло это сомнение, как - такое часто бывает во сне - он увидел впереди темное пятно, то ли густые кусты, то ли поленницу дров, и понял, что там его ждет бандитская засада. Он даже умудрился разглядеть бандитов сквозь их укрытие, будто его взгляд рентгеном просвечивал все предметы - такое тоже бывает во сне. Он остановился, охваченный ужасом, и тут понял, что бандиты его не замечают, а смотрят куда-то в другую сторону. Петя поглядел туда же и увидел большую яхту - нет, целый корабль, подходящий к берегу. За штурвалом стоял Николай Христофорович, и одет он был, как граф Монте-Кристо. Петя хотел крикнуть, предупредить его, но от страха у него пересохло в горле… Он испустил какой-то тихий хрип - и проснулся.
Медленно и тяжело выходя из сна, он через некоторое время сообразил, что проснулся оттого, что Бимбо теребит его лапой и тихо поскуливает. За окном было довольно светло: серый свет раннего летнего утра, когда солнце еще толком не взошло, но темнота уже отступила. Часов шесть или семь утра, прикинул Петя.
- Ты что, Бимбо? - спросил мальчик. - Выйти хочешь? Вроде рановато, и вчера тебя прогуляли как следует.
Бимбо тихо взвизгнул, подбежал к двери и, повернув Голову, выжидающе посмотрел на хозяина.
- Ну ты нахал! - шепотом возмутился Петя. - Никогда таким не был! Что с тобой? На природе разбаловался?
Бимбо нетерпеливо заскреб лапой в дверь.
- Ну хорошо, иду, иду! - Петя откинул одеяло. - Но учти, что это свинство с твоей стороны!
Бимбо весело завилял хвостом, как бы соглашаясь, что пусть свинство, лишь бы его поскорее выпустили. Петя надел джинсы и футболку, огляделся. Отец и Миша спали. Судя по количеству окурков в пепельнице на подоконнике открытого окна, отец лег совсем недавно. И спал он очень чутко. Когда Петя стал надевать сандалии, он встрепенулся и спросил:
- Что такое? Ты куда?
- Бимбо просится на улицу, - тихо ответил Петя. - Видишь ты, приспичило ему до невтерпеж!
- Странно! - отозвался отец. - Похоже, он нервничает… Отведи его на две минуты - и назад!
- Да, конечно, я так и хочу. - Петя взял поводок и пристегнул к ошейнику пса. Выходя из номера, он оглянулся напоследок и увидел, что отец не спит, а просто лежит, задумчиво глядя в потолок. "Интересно, проспал ли он хоть час? - подумал Петя. - Да, ожидание Николая Христофоровича ему дорогого стоило! Наверно, отец уже продумывает, как действовать, если командор не вернется…"
Петя и Бимбо быстро спустились вниз, вышли на улицу. Бимбо заметался туда и сюда, натягивая поводок, вынюхивая следы, которые он один чуял. На улице было свежо и прохладно, и Петя поежился.
- Давай быстрее, Бимбо! - недовольно сказал он. Бимбо закинул ножку у ближайшего столбика - наспех, как бы делая одолжение хозяину, а потом потянул Петю дальше, уткнувшись носом в землю.
- Ну, знаешь! - возмутился Петя. - Хорошего понемножку! Поворачивай назад!