13
– Чешуя появилась у всех. Сначала – линии у Ника на руках и спине. А через три дня мы все как будто вышли из одного адского тату-салона. Кроме Сары. За семьдесят два часа Саре пришлось примириться с мыслью, что она теряет сына, дочь, сестру, отца и приятеля. Тут несложно потерять голову.
Но она не сдалась. Она была нужна детям – пока они чувствуют, думают и принимают утешение, она будет такой, как им понадобится. Кроме того, за пару недель она убедила себя, что тоже заразилась, просто без симптомов. Думаю, когда она все же поняла, что не больна, то расстроилась больше, чем если бы действительно заразилась. Как получилось, что заболели все, кроме нее? Она пару раз срывалась на меня, как будто я виноват в том, что она не заразилась драконьей чешуей. "Почему у вас есть, а у меня – нет?" – беспрерывно спрашивала она.
– Она была в бассейне, – пробормотала Харпер.
– Догадались, да? Верно. Зараженный пепел падал с неба на всех нас, а Сара плавала в бассейне. Хлор убивал споры или хотя бы выставлял барьер против них. В любой случайной бойне граница между жизнью и смертью редко зависит от силы воли, мудрости или храбрости. Все дело в том, кто где стоит. Два дюйма вправо – и автобус тебя сбивает. Если офис на девяносто втором этаже, а не на девяностом, ты не успеваешь спуститься.
Сара отодвинула горе в сторону. Отложила нервный срыв. Не знаю как, но она справилась. Единственный раз она чуть не дошла до истерики, когда ее отец сказал, что нам всем нужно зарегистрироваться в федеральном карантине в Конкорде. Мысль о том, что у нее заберут детей, вонзилась в Сару раскаленными иголками. Пришлось идти на попятный. Думаю, мы все боялись, что она может что-нибудь сотворить с собой, если решит, что Алли и Ника заберут и она их больше не увидит.
Несколько дней Алли рыдала, свернувшись в клубок. Потом однажды утром вышла из ванной с обритой головой и заявила, что устала горевать. Тем же вечером они с матерью угощались грибами. На следующий вечер Сара и Алли упорхнули на машине. В растрепанных чувствах, но счастливые. Они ограбили маскарадный магазин. Сара вернулась в маске Хиллари Клинтон. Алли выбрала маску Капитана Америки – ей понравилась большая буква "А". Позаботились и о Нике – привезли ему маску Тигра Тони. Я всегда хотел стать пожарным и надеялся, что они и про меня не забудут. Через два дня они угнали древнюю пожарную машину из музея старых автомобилей – и в ней нашлась полная униформа пожарного. Машину пришлось поставить в лодочный ангар лагеря Уиндем – больше некуда было. Алли собиралась устроить адский карнавал перед смертью, а Сара считала, что мать обязана поддерживать дочь в ее устремлениях.
Я боялся, что Кэрол долго не протянет. Я помню. Она скинула десять фунтов, хотя вовсе не была полной. Перестала спать. Сидела, полуголая, перед телевизором, не вставая с дивана по двенадцать часов, – бесчувственная, как после лоботомии. Она пахла горелыми спичками и постоянно немного дымилась. Вытащить ее из трясины мог только отец – он следил, чтобы она ела и спала, чтобы у нее все было.
Как-то утром я услышал грохот дверей и крики на улице. Было еще рано, и кроме меня все спали. Я прокрался по дорожке и выглянул поверх изгороди. К одному из домов дальше по улице подогнали грузовик – полицейский фургон, переданный карантинному патрулю. Спецназовцы в противогазах запихивали в машину женщину. С ними был врач, в маске и перчатках, он держал в руках планшет и объяснял женщине, что все делается ради защиты ее детей. Говорил, что свяжется с родственниками, чтобы детей забрали. Мальчик лет четырех, рыдая, тянулся за ними. Человек из карантинного патруля, держа мальчика за плечо, пытался оттащить его. Где-то в доме визжал малыш. Перед тем как женщину затолкали в фургон, она повернула голову, и я увидел ее лицо. Та самая леди, которая плакала на тротуаре, когда сгорела аптека.
Вечером мы собрались всей семьей за обеденным столом, и я рассказал, что видел. Алли сказала, что нужен план – на случай, если они вернутся и постучат в нашу дверь. Том сказал, что если такое произойдет, лучше, чтобы нас не было дома. Он сказал, что последние сорок лет проводил каждое лето в лагере Уиндем и не видит причин менять привычки, и не важно, что лагерь прикрыли. Сказал, что уже ездил с Кэрол в лагерь, и там достаточно припасов, чтобы кормить целую армию в течение десятилетия. Ошибся на девять лет.
Он обосновался в домике, который всегда принадлежал ему, с ним поселилась Кэрол – предполагалось, что она будет за ним ухаживать, хотя все было наоборот. Мы с Сарой выбрали хижину рядом с лодочным ангаром, потому что Ник обожал играть в пожарного на краденой пожарной машине. Нужно ли говорить, что это были чудесные дни? Свежие яйца, вафли и кофе. Мы купались на рассвете и жгли костер на закате, Сара стерла пыль с церковного органа и играла Билли Джоэла и Пола Маккартни. Она хотела привлечь сестру и играть вместе, но Кэрол оставалась в Доме Черной звезды и дымилась. Ждала смерти.
Однажды утром Сара отправилась в Портсмут за новостями и продуктами. Она могла ходить по магазинам, потому что не была больна. Вернулась с сестрами Нейборс. Через пару дней пришла Норма Хилд – сама. Она работала летом в кафетерии и решила, что еду безопаснее искать здесь, чем в супермаркете. Так возник отряд Тома.
Через несколько дней после того, как в лагерь пришла Норма, из Дома Черной звезды выпорхнула Кэрол – совершенно дикая, невменяемая от ужаса. Она нашла Сару и закричала, что началось. Позвала за собой. Сказала, что Том и Ник светятся – что вот-вот их охватит пламя.
Мы бежали так, что Кэрол осталась далеко позади. Нас гнали боль и ужас. Вы не представляете, что значит спешить туда, куда совсем не хочешь. Как будто бежишь навстречу своей расстрельной команде. Я был уверен, что мы найдем обоих высохшими и почерневшими, а дом – в огне.
Сара первой ворвалась внутрь и остановилась так внезапно, что я налетел на нее и повалил. Алли бежала сразу позади и споткнулась о нас. И мы, рухнув на пол, увидели их.
Посудомоечная машина в том доме, наверное, старше вас, Харпер. Она проработала три десятка лет и при включении начинала грохотать и трястись. И ритм, конечно, как в старой песне "Вули Булли" – знаете? Том сидел, прижавшись спиной к машине, Ник – у него на коленях, и весь этот бумц-бумц "Вули Булли" принизывал обоих насквозь. Том сплел пальцы с пальцами Ника и напевал, и оба сияли. Рукава у Тома были закатаны, открывая чешую на предплечьях, и она светилась, как картина, написанная фосфоресцирующими красками.
И его вовсе не беспокоило, что мы рухнули в дверях, как Кистонские копы из немой комедии. Том Стори весело посмотрел на нас и продолжил петь. Сара воскликнула: "Папа, господи, что с тобой?"
А он ответил: "Сам не пойму, но, кажется, драконьей чешуе нравится Сэм-зе-Шэм. Давайте, пойте с нами – посмотрим, может, и вам понравится".
Когда в дверях появилась Кэрол, мы уже сидели вокруг разболтанной посудомойки, пели гаражный рок и светились, как иллюминация. Когда драконья чешуя начала разогреваться и светить, стало ясно, что все в порядке. Что мы не сгорим. Ну, вы знаете, каково это – войти в Свет.
Мы пели, пока посудомойка не отключилась, и тогда драконья чешуя начала остывать и тускнеть. Мы все были под кайфом. Я не мог вспомнить, с какой из дочерей Тома встречаюсь, и поцеловал обеих. Сару это насмешило. Алли пересчитывала пальцы на ногах – забыла, сколько их. Наверное, со стороны казалось, что мы спеклись. Спеклись! Правда забавно? Ну правда же? А, ладно.
Вечером мы собрали всех в церкви. Сара села к органу, а Кэрол настроила гавайскую гитару, они играли Саймона и Гарфункеля, потом Битлов, и мы сверкали, как искры от костра. Голоса были дымные и сладкие. Я никогда не был так пьян и так счастлив. Я чувствовал, что избавляюсь от себя, будто ставлю на землю тяжеленный чемодан, который больше не нужно тащить. Наверное, так ощущает себя пчела. Не индивидом, а гудящей нотой в целом мире идеальной, полезной музыки.
Когда мы допели, Том обратился к нам. Это казалось правильным. Он говорил нам то, что мы знали, но хотели услышать. Он сказал, что мы должны быть благодарны за каждую минуту, что проводим вместе, и я знал, что это правда. Он сказал, что благословение – чувствовать любовь и счастье друг друга своей кожей, и я сказал "аминь", и за мной – все остальные. Он сказал, что в самые темные моменты истории доброта была единственным светом, который помогал найти путь к спасению, – и я заплакал от его слов. Я и сейчас, вспоминая, готов заплакать. Легко отказаться от религии из-за ее кровожадности, жестокости, стадности. Я сам это сделал. Но здесь всех объединяет не религия, а человек. В основе своей любая вера учит общей благопристойности. Это разные учебники для одного класса. Разве они все не учат, что делать что-то для других приятнее, чем для себя? Что счастье другого не уменьшает твоего счастья?
Не сияла только Сара, потому что у Сары не было драконьей чешуи. Но она понимала, как и все, что мы чего-то достигли. Что мы нашли действующее лекарство. И не нужна ложечка сахара, чтобы его проглотить. Сахар и был лекарством. Сара пела с нами, смотрела, как мы заводимся, и думала о своем. Я был с ней уже достаточно долго и должен был сообразить, что она задумала. На что решилась.
Но я не видел, потому что все время был навеселе. Не от выпивки, конечно. Навеселе от буйства света и удовольствия, которое затапливало меня, когда мы пели вместе. Алли начала по ночам выходить в маске Капитана Америки, проведывала друзей, тех, кого знала со школы. Если находила больных с чешуей, агитировала их быть вместе с семьей. Рассказывала, что есть возможность выжить. Что инфекция – не смертный приговор. Каждую неделю приходило по десятку новых людей.
Сара отправляла меня с Алли, чтобы быть уверенной, что та вернется в лагерь невредимой. Я привык одеваться пожарным, потому что понял одну вещь: в мире, где все кругом горит, на пожарного никто не обратит внимания. В июне я даже начал забывать собственное имя, так был пьян от Света. Я стал… просто Пожарным.
Джон слабо кашлянул. Изо рта вырвался легкий дымок, принял форму игрушечной пожарной машины и растаял.
– Позер, – сказала Харпер. – И что было дальше?
– Сара умерла, – ответил он, подался вперед и неожиданно поцеловал Харпер в нос. – Тут и сказочке конец.
Книга седьмая
Заговорщики
Март
1
Из дневника Гарольда Кросса:
"28 АВГУСТА.
МАРТА КУИНН СУЩЕСТВУЕТ.
У НЕЕ ЕСТЬ САЙТ – MARTHAQUINNINMAINE. ТЕБЯ ПРИНИМАЮТ В МАКИАСЕ, ОТМЫВАЮТ, ДАЮТ НОВУЮ ОДЕЖДУ И ВДОВОЛЬ ЕДЫ И УВОЗЯТ НА ЛОДКЕ ДЛЯ ЛОВЛИ ОМАРОВ. ТАМ ЕЩЕ РАБОТАЕТ ТО, ЧТО ОСТАЛОСЬ ОТ ЦЕНТРА КОНТРОЛЯ ЗАБОЛЕВАНИЙ – ИЩУТ ЛЕКАРСТВО.
УХОЖУ. ЗАВТРА ИЛИ ПОСЛЕЗАВТРА. ЕСЛИ ОСТАНУСЬ, ТО РАНО ИЛИ ПОЗДНО СГОРЮ ЗАЖИВО. ОСТАЛЬНЫМ ПРИНОСЯТ ПОЛЬЗУ СОЦИАЛЬНЫЕ СВЯЗИ, А МНЕ – НЕТ. Я НЕ ПОЛУЧАЮ РЕГУЛЯРНЫХ ДОЗ ОКСИТОЦИНА, И МОЙ ХИМИЧЕСКИЙ ФИТИЛЬ ВСЕ ЕЩЕ ШИПИТ.
НЕ БУДУ НИ У КОГО ПРОСИТЬ РАЗРЕШЕНИЯ. ЯСНО ВЕДЬ, ЧТО НЕ ПОЛУЧУ. КЭРОЛ С МЕНЯ ГЛАЗ НЕ СПУСКАЕТ. ЕДИНСТВЕННЫЙ, КТО НА МОЕЙ СТОРОНЕ, – ДЖР. ОН ПОЗВОЛИЛ МНЕ УСКОЛЬЗНУТЬ ОТСЮДА, ЧТОБЫ Я ДОБРАЛСЯ СЕГОДНЯ НОЧЬЮ ДО ХИЖИНЫ И ОТПРАВИЛ ПОСЛЕДНИЕ ЭЛЕКТРОННЫЕ ПИСЬМА.
НЕ ЗНАЮ, КАК ПРОНИКНУТЬ ТАК ДАЛЕКО НА СЕВЕР – ВЕСЬ ЮЖНЫЙ МЭН В ОГНЕ, НО ДЖР ГОВОРИТ, ЧТО МОЖНО НА ЛОДКЕ. СИЛ НЕТ, КАК ХОЧЕТСЯ ПОСКОРЕЙ СКАЗАТЬ "ПРОЩАЙ" ЭТОЙ СРАНОЙ ДЫРЕ".
2
Первое, что она подумала: "Это не может быть так просто".
Харпер перевернула страницу, но там уже не было записей. Дальше весь блокнот был чист.
Шел дождь. Он стучал по жестяной крыше, гремел и дребезжал. Он падал не переставая десять часов подряд. Иногда вместе с ним падали деревья. Одно и разбудило Харпер – оно рухнуло совсем неподалеку, с громким треском и стуком, от которого содрогнулся пол. Ветер то и дело налетал на лазарет резкими порывами. Казалось, наступил конец света. Впрочем, так казалось каждый день – и в дождь, и в ясную погоду.
Харпер и не подозревала, что найдет в дневнике что-то новое, к тому же настолько поразительное. Марта Куинн существует. Остров существует.
Ник внимательно смотрел на нее, и неудивительно. Харпер давно перестала прятать блокнот от Ника. Все равно в крохотной палате это было невозможно. Харпер выдержала внимательный, любопытный взгляд Ника. Он не спросил, прочла ли она что-то важное. Он и сам знал.
В ту ночь в приемной дежурил Чак Каргилл. Он заходил к Харпер пару часов назад, когда она, сняв кофту, втирала лосьон в розовый шар громадного живота. Лифчик она оставила, но Каргилл так перепугался, застав ее раздетой, что шумно грохнул на полку поднос с завтраком, будто тот был раскаленным. Чак попятился прочь, бормоча невнятные извинения, и выскочил за занавеску. И теперь он завел привычку громко откашливаться, стучать по притолоке и просить разрешения войти. И Харпер подозревала, что он больше никогда не посмеет смотреть ей в глаза.
Еще она подумала, что, если захочет достать из потолка телефон, Чак не увидит, что она куда-то звонит. Да и никто другой не придет. Даже Бен Патчетт вряд ли захочет устраивать проверку в такую ночь.
Харпер развернула стул с прямой спинкой и с трудом забралась на него. Дотянулась до потолка, нашла телефон и спустилась обратно. Ник смотрел на нее – и на телефон – широко раскрытыми, очарованными глазами. Харпер показала жестом: "Иди за мной".
Они прошли в дальний угол палаты, как можно дальше от занавески. Харпер и Ник присели рядышком на край койки отца Стори, спиной к выходу в соседнюю комнату. Если Каргилл и войдет внезапно, телефон будет скрыт их спинами; Харпер успеет выключить его и спрятать под матрас.
Она нажала кнопку включения. Экран подсветился серым, потом почернел. Заряд батареи показывал целых 9 процентов.
Харпер запустила браузер и загрузила marthaquinninmaine.
3
Заиграла музыка, скребуще-жестяная в динамиках, еле слышная за дождем, но все равно такая милая. Эту песню восьмилетняя Харпер исполняла сама себе – с деревянной ложкой вместо микрофона, скользя по линолеуму кухни в тапочках с мисс Пигги. Рик Оказек пел, что эта девушка – та, что он искал, а мелодия тренькала, как спускающийся по ступенькам Мистер Пружин.
Фотки загружались очень медленно.
Сначала появился пологий склон, поросший высокой – по пояс – травой, пожелтевшей к осени. Фоном служил океан, похожий на стальной лист. Марта Куинн стояла в шеренге детей – по пять слева и справа, – обнимая за талии двух ближайших. Она была по-прежнему худой, в ее почти шестьдесят лет лицо оставалось проказливым и добрым; по прищуру глаз казалось, что она сейчас выдаст веселую шутку. Ветер сдул платиновые волосы с высокого лба. Рукава были закатаны, так что была видна драконья чешуя на предплечьях – черные с золотом письмена, напоминающие древние иероглифы японской системы кандзи.
Когда песня начала стихать, загрузилось второе фото. Доктор в белом лабораторном халате, милая азиатка с планшетом в руке, присела, глядя в глаза очаровательной девочке лет девяти. Девочка прижимала к груди плюшевого енота и морщила нос от неудержимого смеха. Ее голые пухленькие ручки были слегка тронуты чешуей. Все происходило в белом, стерильно чистом коридоре какого-то больничного отделения. На стене висел знак – размытый, почти не в фокусе. Он находился на краю снимка, и Харпер только скользнула по нему взглядом… а потом, сощурившись, присмотрелась. Когда она разобрала, что там написано, – не выдержала и охнула. Всего два слова.
• Педиатрия
• Родильное
Третье фото начало грузиться, когда песня стихла. Раздался голос, знакомый Харпер только по ретроспективным показам на каналах VH1 и MTV. Громкость была такая низкая, что Харпер еле слышала Марту Куинн за яростной дробью дождя, но на всякий случай сделала еще тише и пригнулась к телефону.
– Эгей, привет, вы этого хотели? Я-то точно хотела. Ну, точнее, и такого тоже. У меня хотелок много. Мне очень нужно знать, что Майкл Фассбендер все еще жив, потому что – аллё! – этот человек был во многом прав. От него женщины вспыхивали еще до распространения спор, понимаете, о чем я? Мне очень нужны новые серии "Доктора Кто", но я не трепещу в ожидании, потому что готова спорить: создатели сериала или мертвы, или попрятались. На месте ли Англия? Надеюсь, вы не сгорели, Британские острова! Что было бы с миром без вашего грандиозного вклада в культуру: "Дюран Дюран", Идрис Эльба и "Реальная любовь"? Черкани по электронке, Англия, дай знать, что ты еще на месте!
Следующее фото показывало большую палатку с раскладными столами. Пункт приема. Столики обслуживали широкоплечие пожилые дамы, служившие прежде в школьных буфетах… впрочем, одетые в ярко-желтые скафандры, обязательные для тех, кто может столкнуться с эболой, сибирской язвой или драконьей чешуей. Одна из крепких пожилых дам предлагала стопку одеял, пижам и форменной одежды семье: старушке с густыми седыми бровями, усталой женщине лет тридцати и двум рыжим мальчишкам.
– Я хочу персиковый пирог. Просто помираю. Должна признаться, что на острове Свободного волка нет персиковых пирогов, но у нас есть яблоневый сад – и ох, я просто не дождусь начала сезона сбора яблок. Можно набрать корзину всех сортов: гренни смит, кортланд, хани крисп, хани бубу, хани грэм, грэм нортон, эд нортон… какая прелесть. И у нас нет плохих яблок! Вот бы назвали сорт в честь меня. Интересно, каков был бы куинн на вкус. Наверное, как 1987-й. Прелесть радио в том, что вы можете представить меня такой, какой я была в 1987-м, – мечта любого мужчины. "Любой мужчина" – значит стыдливый тринадцатилетний юнец, который любил читать комиксы и слушать "Кьюр". Да все равно! Мне нужны солнечные батареи – у меня остались только четыре вшивые панели! Конечно, это лучше, чем ничего. Но я могу выходить в эфир три часа в день, а потом ретранслятор сдыхает. Учтите: вы, возможно, слушаете меня не в прямом эфире. Мы ставим новую запись каждый день примерно в одиннадцать утра плюс-минус сутки.
Ник не мог слышать Марты Куинн, но видел картинки, появляющиеся на экране, и нагнулся, выпучив глаза.
– Что еще мне нужно? Нужно, чтобы вы притащили свои задницы в Макиас и дальше, ведь у нас есть какао! И бочонки грецких орехов! И бывший телеведущий прогноза погоды, который печет восхитительный хлеб в дровяной печке! Знаете, о чем я говорю? Об острове Свободного волка, в семнадцати милях от побережья Мэна – о месте, где вы запросто можете поселиться, если вы – именно вы – стали счастливым обладателем драконьей кожи. У нас для вас есть постель. И не только! У нас есть медицинское учреждение федерального уровня, где к вашим услугам самое современное лечение. И сейчас, говоря с вами, я, Марта Куинн, вся намазана современнейшей экспериментальной мазью – по запаху и на вид чисто овечье дерьмо, – и знаете, что я скажу? Я весь день не горю заживо! Даже не краснею! В последний раз я краснела от приливов в 2009-м, еще до того, как началась эпидемия.
Появилось фото острова, сделанное с побережья: зеленый гребень, россыпь голубых камней, коттеджи в новоанглийском стиле вдоль единственной грунтовой дороги. Солнце вставало или садилось, бросая золотой свет на темные воды.