– И никто не произносит слово "лекарство". Даже шепотом. На нашем острове шестьсот больных; и больше всего их мучает – не считая Draco trypto-чего-то-там – то, как их обнадеживали новейшими достижениями. Но я скажу вам, что последний человек умер у нас от огня почти двенадцать недель назад. Да, именно так: шестьсот инфицированных и только одна смерть за последние три месяца.
На финальной фотке была пожилая пара с сыном. Муж – долговязый, потрепанный, с высокими аристократическими скулами. Жена – маленькая, круглая, в уголках глаз накопились морщинки-смешинки. Мужчина держал на плече пятилетнего сына. Они были одеты по-осеннему: фланелевые кофты, джинсы, вязаные шапочки. У женщины драконья чешуя густо покрывала тыльную сторону ладоней. Подпись под фото гласила: "Салли, Нил и Джордж Воннамейкеры явились в пункт приема в Макиасе и готовятся отбыть на остров Свободного волка. А у вас есть друзья или родные на острове? Откройте фотогалерею (дальше счетчик показывал число 602) наших постояльцев, которые наслаждаются безопасностью и комфортом в карантинной и исследовательской зонах острова Свободного волка".
– Добравшись до Макиаса – а вы доберетесь, поверьте, я добралась, и вы сможете, – вы попадете в приемную палатку. О вас позаботятся. Вы получите подушку, одеяло, пару уютных тапочек и горячую еду. Вас посадят на корабль и отправят прямо к нам, а мы вас накормим, оденем и дадим кров. Да еще вы будете тусоваться с потрясающими знаменитостями вроде меня! И парнем, который вел прогноз погоды для телевидения в Огасте, столице штата Мэн! Чего вы ждете? Пакуйте вещички и тащите сюда свою тощую задницу. Постель ждет вас. Теперь послушайте еще одну песню, а потом я перечислю оставшиеся безопасные пути из Канады…
Ник показал на картинку острова и знаками спросил у Харпер:
"Это взаправду?"
"Еще как, – ответила Харпер жестами. – Хорошее место для больных".
"Когда мы едем?" – спросили руки Ника.
"Скоро", – показала Харпер и неожиданно сказала это вслух.
На койке за ее спиной отец Стори тяжело вздохнул и тихим, ласковым голосом одобрительно сказал:
– Скоро.
4
Когда сердце Харпер перестало бешено колотиться, она решила проверить пульс у отца Стори – взяла его за тонкое запястье и слушала стук крови в артериях. Сердцебиение было слабым и не очень ровным, но Харпер отметила, что пульс получше, чем вчера. Она провела ногтем по голой ступне отца Стори – он поджал пальцы и удивленно всхрапнул. Неделю назад, когда она проделала такой же тест, результат был ровно такой же, как если бы она щекотала буханку хлеба.
Спрашивать Ника, слышал ли он отца Стори, было, конечно, бесполезно – вот тут-то глухота Ника всерьез расстроила Харпер. Так хотелось, чтобы хоть кто-нибудь услышал. Харпер подумала, что нужно позвать Кэрол. Возможно, Том отреагирует на голос дочери. В каком-то смысле такое уже случалось. Даже если он не пошевелится снова, Кэрол имеет право знать, что ее отец сегодня заговорил.
Но, поразмыслив еще, Харпер передумала. Кэрол будет рада узнать, что отец поправляется, – но ее радость может и подождать. Харпер хотела поговорить с отцом Стори раньше остальных. Нужно узнать, помнит ли он что-то о той ночи, когда получил удар по голове. И еще Харпер хотела рассказать, как напряжение последних месяцев сказалось на Кэрол, как зима вселила в нее опустошенность, беспокойство и недоверие. Он должен узнать о бойне на Верден-авеню, о детях, марширующих по лагерю с винтовками, и о людях, которым затыкают рот белыми камешками.
Нет, не так. Тому не нужно знать об этом. Это Харпер нужно рассказать ему. Она хотела, чтобы старик вернулся и все исправил. Ей так его не хватало.
Харпер сидела с ним весь остаток ночи, поглаживая его пальцы. Иногда разговаривала с ним:
– Вы проспали всю зиму, совсем как медведь, Том Стори. Сосульки тают. Снег почти сошел. Пора вставать и выбираться из берлоги. Вас ждут Ник и Алли, Кэрол и Джон. И я тоже жду.
Но отец Стори больше не говорил, и ближе к рассвету Харпер задремала, держа его руку на коленях.
Ник разбудил ее через час. Взошедшее солнце пробивалось сквозь туман, окрашенный в цвета лимона и безе, сладкий, как торт.
"Он посмотрел на меня, – сказал Ник руками. – Посмотрел и улыбнулся. И даже подмигнул, перед тем как снова заснуть. Он возвращается".
Да, подумала Харпер. Как лев Аслан, он возвращается и несет с собой весну.
"Вовремя, – сказала она себе. – Он возвращается как раз вовремя, и все будет хорошо".
Потом она вспоминала эти свои мысли и смеялась. Смеялась, чтобы не зареветь.
5
Харпер нужно было прочистить мозги, как следует поразмыслить, и она вышла из лазарета на холод. Никто ее не остановил. Все собрались в церкви. Харпер слышала их пение, видела мистический свет, пробивающийся в щели красных дверей.
Забавно, что они пели песню Трубочиста – совсем не похоже на то, что исполняли в церкви прежде. Почти каждый прихожанин потерял кого-то близкого в огне и жил в страхе, что сгорит сам. Но сейчас их голоса взывали с надеждой к пеплу и саже; голоса трепетали в почти истерическом восторге. Харпер пошла дальше.
В пронзительно чистом воздухе шагалось легко. Харпер оставила свой громадный живот с малышом в лазарете, чтобы немного отдохнуть от беременности. Приятно снова быть худенькой. Она витала мыслями в облаках и очень скоро оказалась там, где грунтовая дорога от лагеря выходила на Литтл-Харбор-роуд. Так далеко заходить она не собиралась, это было уже небезопасно. Харпер взглянула на ржавеющий, битый школьный автобус, ожидая, что сейчас дежурный ее окликнет. За рулем виднелась сухопарая темная фигура. Харпер догадалась, что дежурный заснул.
Она уже собралась повернуть обратно, когда заметила на дороге человека.
Прямо посередине Литтл-Харбор-роуд, буквально в сотне футов, человек полз по асфальту, перебирая руками, как солдат, протискивающийся под проволочным заграждением на поле боя. Точнее, не совсем так: он подтягивался на руках, словно ноги отказали. Если кто-нибудь проедет здесь, не сбавляя скорость, его задавят. И вообще было жутко смотреть, как он ползет по обледеневшему шоссе.
– Эй, – позвала Харпер. – Эй, вы!
Она подняла цепь, перегораживающую въезд в лагерь Уиндем, и быстро пошла к ползущему. Надо успеть – помочь человеку на дороге и убраться с глаз долой, пока не покажется машина. Она снова крикнула. Человек поднял голову, но единственный уличный фонарь светил ему в спину, так что лицо оставалось в тени: круглое, мясистое лицо, лысина на макушке. Харпер пробежала последние несколько шагов и опустилась на колени.
– Вам нужна медицинская помощь? – спросила она. – Вы можете встать? Я медсестра. Если можете подняться на ноги, давайте руку, и я отведу вас в лазарет.
Нельсон Гейнрих поднял голову и одарил Харпер сияющей улыбкой. Зубы были красными от крови, и кто-то лишил его носа, оставив только пару красных отверстий в растерзанной плоти.
– Харпер, все нормально. Я добрался сюда. Доведу их и дальше без вашей помощи.
Харпер отскочила и с размаху села на дорогу.
– Нельсон. Господи, Нельсон, что с вами случилось?
– А вы как думаете? – спросил Нельсон. – Со мной случился ваш муж. А теперь он случится с вами.
На дороге вспыхнули фары, осветив обоих. "Фрейтлайнер" ожил, фыркнув зажиганием и хрустнув коробкой передач.
Нельсон сказал:
– Давайте, Харпер. Идите обратно. – Он подмигнул. – Скоро увидимся.
Харпер закрыла руками лицо, чтобы защитить глаза от света, а когда опустила руки, сон кончился, она лежала на койке в лазарете, приподнявшись на локтях, и у нее снова начались схватки.
– Это сон о скором рождении ребенка, – тихо сказала себе Харпер. – А не о Нельсоне Гейнрихе, ведущем кремационную бригаду в лагерь. Нельсон Гейнрих мертв. Его разорвало на части пулеметным огнем. Ты видела его мертвым на дороге. Ты видела.
Забавно: чем больше она повторяла это, тем слабее верила.
6
Только через пять дней отец Стори заговорил снова.
– Майкл? – пробормотал старик сонным озадаченным голосом; тут же Майкл Линдквист, отодвинув занавеску, заглянул в палату.
– Вы звали, мэм? – спросил он у Харпер.
От звуков голоса отца Стори пульс Харпер подскочил, погнав кровь по жилам. Она открыла рот, чтобы ответить Майклу, что его звал старик, но передумала. Майкл расскажет Алли, и кто знает, к чему это все приведет.
– Звала, – сказала Харпер. – Мне нужна твоя помощь. Передать сообщение Алли.
– Запросто, – ответил Майкл.
– Боюсь, моя просьба состоит не только в этом. Я снова хочу встретиться с Пожарным. И хочу, чтобы Алли была со мной. Алли, Рене и Дон Льюистон. И ты тоже, если это возможно. И еще – если получится – Гил Клайн и Мазз. Есть способ… хоть какой-нибудь… такое устроить?
Майкл побледнел. Он сел одной ягодицей на столешницу, опустил голову и начал перебирать медные кудряшки своей бороденки. Наконец Майкл поднял взгляд.
– А по поводу чего встреча?
– Возможность уйти. Возможность остаться. Давно пора задуматься о будущем. Состояние отца Стори сейчас стабильно. Но если оно внезапно изменится, нужно быть готовыми.
– К худшему?
– К чему угодно.
Майкл сказал:
– Если Кэрол обнаружит, что вы все на острове строите тайные планы с Пожарным, она вас всех посадит под замок. Если не хуже.
– Будет хуже, если мы ничего не предпримем.
Майкл провел рукой по веснушчатому лбу и снова задумался, склонив голову. Наконец он беспокойно кивнул.
– Я знаю, как такое можно провернуть. Будет, конечно, не очень похоже на побег из Сан-Квентина. Рене каждый день приходит к заключенным в обед… у них собрание маленького читательского клуба. Это вообще единственный момент, когда ребята выходят из мясного холодильника. Рене привела в порядок дальний уголок подвала, положила ковер и принесла стулья – там они читают и разговаривают. Пока у них заседание, дежурный заходит в холодильник, чтобы прибраться. Вылить ведро, куда они писают. Забрать грязную одежду. И все такое. И вот пока дежурный будет там, Мазз зайдет обратно со словами: "Ой, я книгу забыл". И, выходя, закроет дверь в холодильник. Дежурный окажется заперт там на целый час. Пусть стучится и орет сколько хочет. Из мясного холодильника звуки не проходят, когда дверь закрыта. Во время шумного обеда его никто не услышит.
– Но Рене и ребятам придется пройти мимо всех, кто будет в кафетерии.
Майкл покачал головой:
– Есть другой выход из подвала. Лестница ведет к парковке на заднем дворе. Кажется, раньше там выгружали из машин провизию. Снаружи дверь заперта на два висячих замка, но я устрою так, чтобы они были открыты. Рене, Гил и Мазз должны будут вернуться к часу ночи, когда их книжный клуб закрывается. Рене выпускает дежурного и удивляется: "Ой, прости, я не знала, что ты тут застрял, ничего не было слышно за всем этим шумом". Кто бы ни дежурил, он, конечно, психанет, но, готов поспорить, не расскажет Бену Патчетту. Постыдится. И потом, кому захочется два дня сосать камешек, если все живы-здоровы и все в порядке?
Ник сидел, подтянув колени к подбородку, и разглядывал обоих. Он не знал, о чем они говорят, не умел читать по губам, но выражение лица у него было такое, будто на его глазах кто-то забавлялся с толовыми шашками.
– Хорошо, Майкл. Хорошо, – сказала Харпер. – Это просто. Тут ведь чем проще, тем лучше, да?
Майкл провел большим пальцем по тугим завиткам бородки.
– Думаю, пройдет гладко… если только заключенные не решат пристукнуть Рене и сбежать, как только выйдут из подвала.
– Им не нужно пристукивать ее, – сказала Харпер. – Если они решат смыться, Рене убежит с ними. Но я думаю… Думаю, она убедит их, что у них больше шансов выжить, если они заключат договор с Пожарным. Они хотят не просто сбежать, они хотят жить. – Харпер не забыла, как Гил говорил о Пожарном – с тихим восхищением и почти благоговением.
– Ну да. Наверное. Но все же, когда они выберутся из подвала, лучше, чтобы Алли встретила их на парковке с винтовкой за плечом. Брать на мушку их не надо. Просто пусть будет. Когда Алли не заперта в женской спальне, она обычно выполняет всякие задания. Я могу устроить так, чтобы ее назначили в эту ночь кастрюли драить. Бен Патчетт составляет график нарядов, но доверяет мне распределять их. В общем: Алли сгребает кастрюли на кухне, идет на улицу и находит винтовку, которую я ей оставлю. Потом ждет у дверей подвала, когда появятся Рене с заключенными. Ей тоже надо вернуться к часу ночи.
Тревога сжала желудок Харпер. Похоже, слишком многое может пойти не так.
– А Дон Льюистон? – спросила Харпер.
– Это просто. Почти всю ночь он проводит у воды – проверяет удочки. На него никто не обращает внимания. За ним не следят. Он встретит вас на пристани и сядет на весла.
– А ты? – спросила Харпер. – Ты идешь, Майкл? Я хотела бы, чтобы ты был там. Думаю, и Алли хотела бы.
Майкл виновато улыбнулся и резко помотал головой.
– Нет. Не надо. Я позабочусь о том, чтобы меня назначили на пост в лазарете, тогда я смогу выпустить вас и прикрыть в случае чего. И мне не обязательно присутствовать на вашей встрече. Алли все расскажет мне потом. – Он искоса взглянул на Ника. – И мальчика возьмите. Наверняка ему будет приятно повидаться с сестрой. И с Джоном.
Харпер сказала:
– Я с трудом удерживаюсь от того, чтобы крепко обнять тебя, Майкл Линдквист.
– Зачем же бороться с собой? – спросил он.
7
Все же Ник не захотел идти.
Когда пришло время, он сидел на ободранном стуле у койки отца Стори и читал комикс: человек, созданный из пламени, сражался с громадным желто-оранжевым роботом, напоминавшим ходячий "Фрейтлайнер", – фары вместо глаз и лопаты вместо рук. Ник сказал, что хочет остаться с Томом.
"А вдруг он проснется, а нас нет? – спросил Ник руками. – Здесь должен кто-то быть, если он откроет глаза".
"Здесь будет Майкл", – показала Харпер.
Ник серьезно покачал головой. "Это совсем не то". А потом добавил: "Дедушка все время шевелится. Он может проснуться в любой момент".
Ник был прав. Иногда Том Стори делал глубокий вдох и выдыхал с удовлетворением… или вдруг хмыкал, словно в голову пришла удивительная мысль. А иногда правая рука тянулась почесать грудину и только через мгновение-два снова падала на простыню. Но больше всего Харпер нравилось, когда он подносил палец к губам, словно говоря "ш-ш-ш", и улыбался. Так ребенок во время игры в прятки зовет приятеля разделить укромный уголок. Том таился в своем укромном уголке месяцами, но, возможно, готов был выскочить.
Харпер кивнула, пригладила волосы Ника и оставила его в компании комикса и молчаливого старика. В приемной ждал Майкл… и Дон Льюистон – специально пришел, чтобы проводить Харпер до берега. Дон был в клетчатом зимнем пальто и в шапке с наушниками, а нос покраснел от холода. Дон ждал у приоткрытой двери. Майкл, не в силах усидеть на месте, мерял шагами приемную, крутя в руках "Рейнджера Рика". Журнал свернулся в жесткую трубку.
– Ник не пойдет, – сказала Харпер. – Может, и к лучшему. Если Бен Патчетт явится с проверкой, он ничего не заподозрит, когда ты скажешь, что я сплю. Мы, беременные дамочки, засыпаем при первой возможности. Но если он не увидит ни меня, ни Ника, вот тогда начнет подозревать.
Когда Харпер упомянула возможность проверки, лицо Майкла перекосилось; он так побледнел, что даже губы посерели. Харпер подумала: не засомневался ли он в своем решении сейчас, когда момент настал, и спросила:
– У нас ведь все хорошо?
Ее интересовало состояние Майкла, но вместо него ответил Дон – как будто она спрашивала про нынешний заговор:
– Остальные уже на пути к острову. Я встретил Алли и Рене с заключенными в лесу. Чака Каргилла закрыли в мясном холодильнике. Он орал благим матом и долго стучал в дверь, но Рене говорит, что с середины коридора уже ничего не слышно из-за шума кафетерия сверху.
– Если готовы – ступайте, – сказал Майкл. – Я присмотрю. Не беспокойтесь, мисс Уиллоуз, уж вам-то не обязательно торопиться. Вас я прикрою до смены поста – это перед самым рассветом. Но у остальных не так много времени. Если узники не приплывут назад через сорок пять минут, нам всем крышка.
Харпер шагнула к Майклу и положила ладони на его руки, чтобы он перестал крутить "Рейнджера Рика". Чуть нагнувшись, она поцеловала его в холодный сухой лоб.
– Ты очень храбрый, Майкл, – сказала Харпер. – Ты один из самых смелых людей, каких я знаю. Спасибо.
Плечи Майкла чуть расслабились, и он сказал:
– Не преувеличивайте, мэм. Вряд ли у меня есть выбор. Если любишь кого-то, надо делать все возможное, чтобы сберечь этого человека. Не хочу потом вспоминать, как я мог оказаться полезным, мог помочь, но струсил.
Харпер погладила его по щеке. Майкл избегал ее взгляда.
– А ты говорил Алли об этом? О том, что любишь ее?
Майкл шаркнул ногой.
– Не напрямик, мэм. – Он осмелился взглянуть Харпер в лицо. – Вы ведь ей не скажете, да? Мне бы хотелось, чтобы все осталось между нами.
– Разумеется, я ничего не скажу, – ответила Харпер. – Но не затягивай, Майкл. В наши дни, боюсь, неразумно откладывать что-то важное на завтра.
Дон придержал перед ней дверь, и Харпер вышла во тьму и острый, кусачий холод. Звезды сияли ясным колючим светом. Сосновые доски еще лежали зигзагом между зданиями, но снег уже растаял, и доски прикрывали кочковатую грязь.