Пожарный - Джо Хилл 52 стр.


В самом конце шкалы хор мальчиков пел "О верные Богу". Харпер остановилась послушать и через какое-то время почувствовала, что плачет. Она не хотела, чтобы хоть кто-то умер. Хоть один человек, как бы ни было трудно с ним жить.

Когда пение затихло, женщина начала читать "сегодняшние благости" – своего рода новости. Она сообщила, что, по некоторым сведениям, Дж. К. Роулинг, автор безбожных романов о Гарри Поттере, пала жертвой расстрельной команды в Эдинбурге. Казнь транслировали по остаткам Всемирной паутины. Писательница, покрывшаяся дьявольскими письменами, пользовалась своими деньгами и положением, чтобы укрывать и перевозить других больных. Когда ей предложили покаяться в многочисленных грехах – совращение детей, укрывательство зараженных, – она отвергла возможность и заявила, что не станет извиняться ни за единое междометие. Ведущая сочла благословением, что писательница будет вечно гореть в аду, слава Иисусу.

Местные благости: бойцы Национальной гвардии при поддержке Береговых сжигателей – добровольной милиции – обнаружили шестьсот зараженных грешников, прятавшихся в лагере Уиндем. После ожесточенной перестрелки больные сгорели заживо в церкви, превращенной в напичканное оружием неприступное укрепление. Аллилуйя.

Благости с севера: новые пожары на юге Мэна, но вот вам знак божественного провидения – площадь возгорания ограничена полосой в двадцать миль шириной. Нью-гемпширские Воины Христа готовятся отправить на тушение более ста человек и дюжину пожарных машин в течение недели. Великий воин Иан Иудо-Киллер связался с Управлением лесной службы Мэна и выразил готовность помочь всем, кто слышит и признает истинными его божественные откровения. Ничего себе. Великий воин? Прежде он был губернатором, но звали его тогда Иан Джуд-Скиллер.

Снова вступил хор мальчиков – теперь что-то на латыни.

Подняв глаза, Харпер увидела, что на другом краю ступеньки сидит Ник, подтянув коленки к груди.

"Хорошо снаружи, – молча показала Харпер руками. – Я люблю теплые ночи. Почти лето".

Ник легонько кивнул, его подбородок навис над самыми коленями.

"Есть надо нам, – показала Харпер, чувствуя, что жесты не совсем правильные. – Я найду есть. Принесу. Не беспокойся, если задержусь".

Ник покачал головой:

"Я знаю, где есть еда, – показал он красноречивыми, выразительными руками. – Пошли".

Он поднялся и повел Харпер по кладбищу.

3

Сначала они шли по дороге вдоль задней стены кладбища. Потом Ник свернул и пошел между надгробиями, по траве высотой до пояса. Мальчик остановился у старой серой каменной плиты с надписью "Макдэниелс". Нагнувшись, Ник коснулся края плиты. Харпер разглядела ярко-красную черточку.

Ник развернулся и пошел дальше, Харпер за ним. У плиты из голубого мрамора, увековечившей какого-то Эрнеста Грейпсида, Ник нагнулся и ткнул пальцем в еще одну красную линию, потом многозначительно посмотрел на Харпер.

И показал по буквам: "Лак для ногтей".

Харпер вспомнила: когда начали пропадать вещи, одним из первых исчез пузырек с красным лаком для ногтей. Он принадлежал сестрам Нейборс, каждая обвиняла другую, и произошла ужасная стычка.

Ник вел дальше по помятой зелени. Высокая трава росла по всему кладбищу. К середине июня только самые крупные постаменты останутся торчать над буйной зеленью. И Харпер не возражала. Дикие цветы и хохолки мятлика нравились ей куда больше целого парка ухоженных газонов.

Они подошли к усыпальнице, белые стены которой были увиты плющом с мясистыми зелеными листьями. На входной двери над надписью "О’Брайен" красовался штурвал. Двери не давал захлопнуться булыжник с еще одной полоской красного лака для ногтей.

Ник надавил плечом, и дверь со скрежетом открылась внутрь.

В склепе было темно, и Харпер пожалела, что не захватила с собой фонарь – в гараже наверняка нашелся бы, – но Ник быстро прошел к каменной гробнице у стены. Указательный пальчик загорелся, выпустив ленту сине-зеленого пламени. Ник коснулся по очереди нескольких свечей – от некоторых остались лишь жалкие огарки, – потом помахал рукой, чтобы загасить огонь.

Портплед Харпер стоял на одной из гробниц. Золотой медальончик Алли свисал с ручки сумки. У Харпер странно засосало под ложечкой, когда она снова увидела "Подручную маму". Это как наткнуться на кого-то, по кому вздыхала давным-давно – еще в школе, – а он такой же хорошенький, каким оставался в памяти.

Громадная чайная кружка размером с супницу стояла на крышке другой каменной гробницы. Особая звездная чашка Эмили Уотерман. Изнутри налипли древние высохшие кусочки мяса. У стены громоздились одна на другой три банки "спама" и три банки сгущенного молока.

Мальчик сел между свечками. Харпер присела напротив, склонив голову, и ждала.

"Я пытался поймать кота, – зашевелил руками Ник. – Большого кота с полосками, как у тигра. Когда я гладил его, я чувствовал, что он жужжит, как маленький мотор. Я не слышу мурчания, но могу его чувствовать – и ничего нет лучше. Один раз я поймал его в коробку и понес к лагерю. Но на полпути он просунул голову в дно коробки и выпрыгнул".

Харпер кивнула – показать, что пока все понятно.

"Майкл сказал, что поможет мне поймать его. Только нужно было хранить это в секрете. Мы его вместе поймаем и принесем в лагерь, и я смогу его оставить. Майкл велел мне стянуть "спам" и молоко из кафетерия. Он и сам кое-что взял в лагере, вроде газировки и конфет. Я спросил, не попадет ли нам, и он сказал – нет, если никто не узнает. Я знал, что мы плохие мальчики. И жалел – иногда".

"Но в этом было и хорошее – Майкл обращал на тебя внимание". Харпер очень аккуратно жестикулировала, чтобы сказать именно то, что собиралась.

Ник кивнул с такой готовностью, что у Харпер защемило сердце. "Остальные дети почти вообще меня не замечали. Никто не понимал языка жестов – и я не мог участвовать в беседе. Я сидел с ними в кафетерии, но обычно не мог понять, о чем они говорят. Если все смеялись, я тоже улыбался, чтобы показать, что я понял, хотя не понимал ничего. А они ведь могли шутить и надо мной".

Ник опустил голову и посмотрел на руки. Они чуть подергивались, шевелились, и Харпер вдруг с умилением и грустью подумала, что он разговаривает сам с собой и что легкое движение пальцами для Ника – шепот. Наконец он поднял подбородок, посмотрел Харпер в глаза и продолжил:

"Майкл не знал языка жестов, мы писали друг другу записки. Он очень терпеливо ждал, пока я допишу, если мне нужно было много сказать. Он мог пять минут сидеть и болтать ногами, пока я корябаю. Многим не хватает терпения. Он помогал мне строить ловушки на кота. Некоторые получались очень забавные. Прямо как из комиксов. Один раз мы украли камуфляжную ветровку, натянули ее над ямой и присыпали листьями. Вдруг кот такой тупой, что провалится".

Харпер вспомнила тот день, когда пропала камуфляжная ветровка. Это была куртка девочки по имени Нелли Ланс, которая, обнаружив пропажу, начала рвать и метать. "Да она могла выбрать из буквально десяти тысяч курток получше", – кричала Нелли.

Она. Все время считалось, что воровка – женщина. Все, что пропало, было взято из кухни или женской спальни. Но, разумеется, в женской спальне был один мужчина. Ник провел там всю осень – спал сначала в кровати Алли, а потом перебрался в койку Харпер.

Ник продолжал: "Все, что мы украли из лагеря, мы спрятали здесь. Я сделал пометки лаком для ногтей, чтобы всегда можно было найти дорогу к тайнику. Иногда мы влезали в гараж. Майкл выяснил, что если я заберусь к нему на плечи, то смогу пролезть в окно".

"Люди сердились, – показала Харпер. – Когда ты понял, что люди сердятся, почему не признался? Объяснил бы все, и никто не злился бы".

"Вы решите, что я идиот".

"Давай попробуем".

"Я даже не знал, что все ищут вора. Очень, очень долго. Об этом все говорили, но никто не говорил со мной. В церкви объявляли, а я не слышал. Я иногда спрашивал Майкла, о чем все говорят, а он отвечал – ерунда. Однажды Алли просто тряслась от злости, а я спросил, почему, а она сказала, что какая-то сука ворует в девчачьей спальне. А я, такой дурак, даже не понял, что она говорит обо мне. Я подумал, кто-то еще ворует – что-то ценное. Важные вещи. Я ведь взял только лак для ногтей, дурацкую чашку и "спам". Его все терпеть не могли. – Ник опустил взгляд. – И еще я взял медальон Алли. – Ник смело взглянул Харпер в глаза. – Но это только потому, что медальон должен быть и моим. Мы должны были носить по очереди. Но Алли сказала, что медальоны – для девочек, и она оставила его себе и не давала мне носить и даже поглядеть".

"А "Подручная мама"?" – спросила Харпер.

Подбородок Ника снова опустился на грудь. Ник заморгал, и слезы закапали ему на ноги.

"Простите".

"Не извиняйся. Просто расскажи – почему".

"Майкл сказал, что сумка большая – кот поместится. Сказал, что из нее получится ловушка, а потом мы ее вернем. Я не хотел брать то, что было внутри… сначала. Хотел все вынуть и взять только сумку. Но потом вспомнил про "Вью-мастер".

"Что?"

Ник повернулся и расстегнул золотой замочек на портпледе. Порывшись внутри, он достал красный пластиковый стереоскоп.

"Помню. Кэрол дала мне его, – показала Харпер. – Для ребенка".

Ник помрачнел: "Она не должна была отдавать его. Он мой. Тетя Кэрол сказала, что я уже взрослый для таких штук и она отдаст его вам. И сказала, чтобы я вел себя как большой мальчик. И я взял всю сумку. Украл. Хотя вы мой друг. И это вправду плохо. – Ник вытер ладонью глаза. Мышцы на лице дрожали от еле сдерживаемых чувств. – И когда я взял сумку, я хотел вернуть ее. Правда. Майкл встретил меня здесь, в склепе, и сказал, что мы не можем рисковать. Что отец Стори объявил: тот, кто украл "Подручную маму", покинет лагерь навсегда. И воровать у беременной – самый страшный грех, не считая убийства. Майкл сказал, что я не смогу ничего вернуть тайком, потому что Бен Патчетт проверит отпечатки пальцев. А Алли сказала, что той, кто украла медальон, нужно отрезать руки. И все равно я думал: расскажу отцу Стори, что я наделал. Я хотел рассказать. Как только он вернется после спасения заключенных с Пожарным. А потом… – Руки Ника замерли на мгновение, и он приложил ладони к глазам. – Майкл сказал, что мне, может, повезло, что отец Стори получил по голове. Он сказал, что отец Стори наверняка подозревал меня. И что отец Стори, прежде чем его ударили, предупредил Майкла, что собирается задать мне несколько серьезных вопросов об украденных вещах, и если ответы ему не понравятся, он отошлет нас с Алли – обоих – прочь, навсегда. Майкл сказал, отец Стори избавится от нас обоих, потому что Алли должна была следить, чтобы я хорошо себя вел. И что отец Стори говорил, что важно всем показать: он не станет ко мне относиться по-особому только потому, что я его внук".

"Он лгал. Ужасно лгал. Отец Стори никогда не обидел бы ни тебя, ни сестру. И никому не дал бы обидеть вас".

Харпер видела, что Ник не хочет на нее смотреть, не хочет поднимать глаза – но в этом проклятие глухих: нельзя прятать глаза, если хочешь общаться. Ему приходилось смотреть на ее руки. Он сморгнул слезы и провел тыльной стороной ладони по носу.

"Теперь я знаю. Но я испугался. И поэтому оставался с вами в лазарете. Чтобы, если отец Стори проснется, рассказать ему, что мне жаль, и попросить его не наказывать Алли за то, что сделал я. А Майкл сказал, что это хорошая мысль, и он сам будет у лазарета сколько сможет. Чтобы, если отец Стори очнется, взять вину на себя. Майкл сказал, что должен отвечать, ведь он старше".

"Ты не виноват, Ник, – показала руками Харпер. – Майкл был лжецом. Он надул всех нас".

Ник нервно повел плечами. Поднял руки и беспомощно уронил их. Снова поднял. "Однажды я проснулся и собрался в туалет. А Майкл склонился над ступнями отца Стори. Он удивился, увидев меня, сразу выпрямился и выглядел испуганным. И в руке был шприц. Я спросил, что он делает, а он сказал, что пришел сделать себе укол инсулина, и остановился, чтобы помолиться за отца Стори. Он так пытался убить отца Стори?"

"Да. Когда это случилось?"

"В феврале".

Харпер подумала и кивнула. "Припадки у отца Стори прекратились в феврале. Тогда он начал поправляться. Ты спас жизнь отцу Стори. Ты напугал Майкла, когда застал его со шприцем. Он побоялся колоть яд".

Ник покачал головой: "Я не спас. Майкл все равно убил его".

Харпер наклонилась вперед, упершись локтями в колени. "Но только после того, как отец Стори очнулся и сказал тебе, что он любит тебя. Понимаешь? Любит. Ты совсем не плохой мальчик".

Ник оставался безутешен, и Харпер пришлось поцеловать его в макушку и обнять.

Когда она отпустила Ника, он уже не плакал. Она спросила: "Как думаешь: эта банка с мясом еще хорошая?"

"Она никогда не была хорошей. Но есть, наверное, можно".

Харпер набрала банок со "спамом" и молоком в обе руки. Обернувшись, она увидела перед собой Ника, который надел медальон на шею и широко распахнул "Подручную маму". Харпер одобрительно кивнула и свалила банки в сумку.

Они выскользнули в темноту и пошли обратно тем же путем, каким пришли. Но не успели пройти и сотни футов, как Харпер услышала знакомый стон и рев мощного двигателя – от этого звука сжались внутренности. Она ухватила Ника за рукав и притянула к земле за Девой Марией.

Оранжевый грузовик с плугом прогрохотал по улице, наполнив ночь вонючим дизельным выхлопом. Он ехал медленно, и прожектор, укрепленный на крыше кабины, кивал и качался, выхватывая куски каменной стены и кладбищенского двора. Десятифутовые тени от ангелов и крестов тянулись по траве к Харпер, потом отползали. Она перевела дух.

Все еще здесь. Все еще ищет. Он знает, что они сбежали. А может, знает, что ушли недалеко. Пожарная машина – не самое незаметное в мире средство передвижения.

Харпер повернулась к Нику и с удивлением обнаружила, что он улыбается во весь рот. И смотрел он не на улицу, а на гравийную дорожку вдоль задней стены кладбища, разглядывал что-то в высоких, густых кустах. Харпер заметила, как качается потревоженный папоротник.

"Что?" – спросила она руками.

"Кот, – ответил Ник. – Я только что видел кота. Он тоже пережил зиму".

4

Харпер приготовилась разнимать Алли и Ника, ждала угроз, слез и летающей мебели. Но Алли словно и не удивилась вовсе, увидев снова "Подручную маму" и обнаружив, что Ник надел медальон. Когда они вернулись в офис, Алли сидела на краю дивана и терла лицо ладонями. Она взглянула на Харпер и Ника мутными глазами и ничего не спросила. Харпер достала банку "спама" из портпледа и полезла в буфет – мясо хорошо бы на что-то намазать. Нашлась пачка соленых крекеров, и Харпер ощутила благодарность почти нечеловеческую.

Ник встал перед Алли, выпятив подбородок, и ждал – что она скажет. Наконец Алли показала пальцевой азбукой: "Наверное, ты можешь его носить. Мне казалось, ты будешь похож на девчонку, но, по крайней мере, девчонка вышла симпатичная".

Харпер нашла кассету "Роллинг Стоунз" – "Последствия" – и сунула в магнитофон. Мик Джаггер предупреждал свою крошку, крошку, крошку, что она не ко времени. "Именно", – подумала Харпер.

Харпер, намазывая студенистый "спам" на крекеры, вкратце пересказала Алли то, что узнала от Ника в склепе. Алли не перебивала, не задавала вопросов. Потом, когда Харпер договорила и они все, сидя на диване, жевали липкое мясо, Алли сказала пальцевой азбукой: "Невероятно – ты купился на туфту Майкла про отпечатки. Это глупо даже для тебя".

Ник кивнул: "Я знаю. Но когда я начал подозревать, что Майкл выдумывает про отпечатки, уже выпал снег и из лагеря выбраться было невозможно, так что я не мог принести наворованное, не оставив следов. И потом. Это ты – дурочка, потому что сказала мне, что когда найдут вора, Бен отрежет ему руки при всем лагере".

Алли кивнула: "Не парься. Тебе всего девять. Тебе положено быть тупым. А мне семнадцать. И оправданий мне нет".

И когда это Алли исполнилось семнадцать, задумалась Харпер; и вдруг ее осенило, что она пропустила и собственный день рождения – четыре недели назад.

– И на сколько хватит "спама"? – спросила Алли. Верхняя губа уродливо расходилась на две части там, где Джейми разрезала ее. Нужно найти иголку и нитку.

– Осталось две банки… так что ненадолго.

– Хорошо. Потому что когда он кончится и мы сможем мирно умереть от голода – это будет благословение.

– Я надеялась, что мы избежим этого, – сказала Харпер и снова обратилась к Нику: "Пожарный сказал, что ты можешь его найти и показать, где мы".

"Если нужно".

"Нужно".

"Придется метать огонь. Мне это не нравится".

"Я знаю, что не нравится".

Он посмотрел осторожным взглядом одичавшей собаки, которая увидела человека с ошейником и поводком: "Джон рассказал, почему?"

Харпер кивнула.

Алли медленно переводила взгляд с Харпер на Ника.

Харпер хотела еще кое-что сказать Нику, но тут язык жестов не годился. Она поднялась, поискала в ящиках и вернулась с блокнотом и шариковой ручкой.

"То, что произошло, не твоя вина. Нужно как минимум шесть недель, чтобы споры добрались до участка мозга, который позволяет управлять чешуей. Иногда дольше. Твоя мама хотела управлять огнем, как Джон управляет фениксом, как ты вчера управлял птичками. Но ее мозг не был готов. Это то же самое, как стимулировать роды, когда ребенок еще не способен выжить вне матки. Вместо ребенка получишь выкидыш. Она этого не знала. И никто из вас не знал. Ты не виноват. Она не виновата. Это несчастный случай. Вот и все".

Но Ник покачал головой, сложил записку пополам, потом еще раз пополам и положил в карман. На лице – опухшем от слез, с розовыми пятнами от ожогов, грязном и с кровавыми царапинами – не отразилось ни успокоения, ни согласия.

"Вы не знаете, – показал он. – Вы понятия не имеете".

Харпер не успела ответить, а он оттолкнулся кулаками от дивана и зашагал в гараж. Потом обернулся.

"Идете или нет?" – спросил он руками.

Он повел их наружу. Ночь наполнялась пульсирующей гармонией; казалось, сам воздух дрожит от песни тысяч сверчков. Ник отошел в сторону, в высокую траву. Он начал шагать кругами, притаптывая траву. Мокрые стебли повизгивали под его подошвами. Ник шагал, все быстрее и быстрее, качая головой вправо-влево. Пальцы танцевали и играли, и Харпер подумала, что Ник поет без песни, слушает мелодию без звуков. Просит о том, что нужно, без слов. Было немного страшно: он двигался, как статуэтка на беззвучной музыкальной шкатулке. Глаза были закрыты. И вдруг открылись – как смотровая щель печки. Из пальцев посыпались оранжевые искры.

Ник поднял левую руку, и ее охватило пламя. Язычки соскальзывали с его пальцев, срывались в воздух, но не съеживались, исчезая, а меняли форму, превращаясь в изысканных огненных птичек. Пылающая стая разлеталась от сияющих ладоней Ника во все стороны и поднималась ракетами в небо. Дюжина. Две дюжины. Сотня.

Назад Дальше