- Почему бы нам на него не помочиться? - предложил кто-то.
- Заткнись! - рявкнул Маккрей. - Мы не в игрушки играем.
Пеллэм, пытаясь откашляться, поднялся на четвереньки.
- Сейчас он сблюет, - со смехом бросил громила, присматривающий за ним.
Однако остальные, потеряв к Пеллэму всяческий интерес, принялись сосредоточенно избивать Рамиреса. Тот дрался отчаянно, но справиться с тремя здоровенными ирландцами ему было не под силу, и в конце концов молодой латиноамериканец повалился на колени. Осмотревшись по сторонам, Маккрей кивнул своему подручному, и тот, взведя курок, направил пистолет на Рамиреса. Остальные двое отступили назад. Стрелок прищурился, целясь.
Вздохнув, Рамирес прекратил сопротивляться. Спокойно взглянув на убийцу, он покачал головой.
- Матерь божья… Ладно, не тяни, кончай.
Презрительно усмехнувшись, Рамирес посмотрел на Маккрея.
"Выбора нет, - подумал Пеллэм, успокаивая себя. - Выбора совсем нет." Перестав притворяться, что его тошнит, он стряхнул с себя руку громилы и поднялся на ноги, выхватывая сзади из-за пояса "кольт" и взводя курок большим пальцем. Пеллэм выстрелил громиле с пистолетом в ногу. От удара массивной пули тот не устоял и, выронив оружие, повалился на брусчатку, корчась и вопя от боли.
Громила, державший Пеллэма, потянулся за своим пистолетом, но рукоятка "кольта" с громким хрустом врезалась ему в переносицу. Пеллэм выдернул из пальцев завопившего ирландца "глок", а тот, подняв руки, попятился назад, испуганно причитая: "Не надо, пожалуйста, не надо!"
Маккрей, молниеносно оглянувшись по сторонам в поисках укрытия, нырнул за мусорный бак. Четвертый ирландец, стоявший рядом с Рамиресом, начал было разворачиваться, но молодой латиноамериканец расправился с ним своими мощными кулаками: три быстрых удара в солнечное сплетение. Сдавленно вскрикнув, громила повалился навзничь, жадно ловя ртом воздух. Его тотчас же вырвало.
Отскочив за угол, Пеллэм выстрелил еще раз - в сторону Маккрея, но не в него самого, целясь в булыжник под ногами ирландца, обеспокоенный тем, сколько бед может наделать в таком густонаселенном районе отрикошетившая пуля. Маккрей забился еще дальше за мусорные баки.
Раненый громила продолжал вопить:
- О господи, о черт, моя нога, моя нога!
Никто не обращал на него внимание. Громила, присматривавший за Пеллэмом, юркнул в какой-то закуток. Маккрей и четвертый ирландец палили вслепую в Рамиреса, а тот, прижатый к земле, пытался как мог укрыться за кучей мешков с мусором.
- Эй! - окликнул его Пеллэм.
Как раз в этот момент совсем рядом просвистела пуля, выпущенная Маккреем. Пеллэм швырнул отобранный пистолет Рамиресу. Тот поймал его одной рукой, передернул затвор и быстро выстрелил навскидку. Раненый, не переставая всхлипывать, закрывал лицо руками и дюйм за дюймом переползал к своим приятелям.
Издав торжествующий клич, Рамирес громко расхохотался. Он оказался великолепным стрелком, и ирландцам оставалось лишь высовываться на пару секунд, палить наугад и тотчас же снова нырять за укрытие.
Перестрелка продолжалась не больше тридцати секунд. Пеллэм больше не сделал ни выстрела. Он был уверен, что вот-вот ночь разорвет вой полицейских сирен и красно-синие мигалки. Такая пальба соберет не меньше сотни фараонов. Однако на соседних улицах царила полная тишина.
Разумеется, это была Адская кухня. Подумаешь, кто-то немного пострелял?
Появившаяся из-за кирпичной стены рука схватила раненого и утащила его. Через пару минут двое ирландцев выбежали из переулка, таща третьего. Взвыл двигатель, машина рванула с места.
Пеллэм поднялся с брусчатки, все еще не в силах отдышаться. Рамирес тоже встал, смеясь. Проверив обойму чужого "глока", он сунул пистолет в карман, затем подобрал с земли свой пистолет.
- Сукин сын, - пробормотал Рамирес.
- Давай…
Выстрел прозвучал оглушительно громко. Пеллэм почувствовал щекой жаркую, обжигающую боль.
Стремительно развернувшись, Рамирес выстрелил с бедра - три, четыре раза, попав в громилу - того, который присматривал за Пеллэмом, а затем вернулся и выстрелил, укрываясь в тени. Ирландец отлетел назад.
Подергавшись немного на земле, он застыл. Пеллэм поймал себя на том, что у него трясутся руки.
- Господи, с тобой все в порядке? - встревоженно спросил Рамирес.
Пеллэм поднес ладонь к щеке. Нащупал обнажившиеся ткани. Отняв руку, увидел на пальцах кровь.
Рана жгла адским огнем. Но это было хорошо. По своей работе каскадером Пеллэм помнил, что боль это хорошо, а вот онемение - это плохо. Если трюк заканчивался неудачно и каскадер начинал жаловаться на онемение, постановщик трюков пугался не на шутку.
Вдалеке наконец завыла первая сирена.
- Слушай, - в отчаянии произнес Пеллэм, - нельзя, чтобы меня застали здесь.
- Черт побери, это же была самооборона.
- Нет, ты не понял. Нельзя, чтобы меня застали с оружием.
Нахмурившись, Рамирес понимающе кивнул. Затем посмотрел в сторону Девятой авеню.
- Сейчас ты сделаешь вот что. Просто выходи на улицу и иди медленно. Как будто ты собираешься за покупками. Только закрой это. - Рамирес указал на окровавленную щеку. - Перевяжи, зажми чем-нибудь. Оставайся на Восьмой или Девятой авеню и иди на север. Запомни: ты должен идти не спеша. Будешь идти медленно - останешься невидимым. Давай свой ствол. Я его припрячу. У нас есть надежное место.
Пеллэм протянул ему "кольт".
- Кажется, ты говорил, что не носишь с собой "железо", - усмехнулся Рамирес.
- Ложь белого человека, - прошептал Пеллэм, скрываясь в переулке.
19
- Луис, - начал Пеллэм, не успев войти в контору, - у меня есть кое-что такое, что вам обязательно понравится.
Было всего около десяти часов утра, и Бейли еще не успел превратиться в скорее трезвого, чем пьяного адвоката, оставаясь скорее пьяным, чем трезвым жильцом квартиры. В помещении, служившем конторой, свет не горел; Бейли вышел, шаркая, из спальни в халате и непарных шлепанцах на босу ногу.
- Что у вас с лицом?
- Обрезался, когда брился, - ответил Пеллэм.
- В следующий раз попробуйте воспользоваться бритвой. С ней получается лучше, чем с мачете.
Помолчав, адвокат добавил:
- Я слышал, вчера вечером у нас была перестрелка. Убили одного парня из банды Джимми Коркорана.
- Вот как?
- Пеллэм…
- Луис, я об этом ничего не знаю.
- Говорят, в этом были замешаны двое. Один белый, один испанец.
- Латиноамериканец, - поправил его Пеллэм. - Не употребляйте слово "испанец". - Он бросил на стол снимок, сделанный "Поляроидом". - Взгляните.
Адвокат задержал взгляд на его лице.
- Вчера я показал этот снимок Фло Эпштейн. Сотруднице страховой фирмы. - Пеллэм поднял руки. - Не запугивал, не упрашивал. Просто показал снимок.
Бейли перевел взгляд на фотокарточку.
- Вина хотите? Нет? Точно не хотите?
Пеллэм продолжал:
- Я сфотографировал Этти в центре предварительного содержания под стражей. Показал снимок этой Эпштейн и спросил, узнаёт ли она ту женщину, которая оформляла у нее страховку.
- И?
- Она ответила, что узнаёт.
- Так. - Бейли внимательно посмотрел на фотографию. Прищурился. Взял ее в руки и рассмеялся. - Слушайте, отлично сработано. Как вам это удалось?
- Чудеса компьютерной графики.
Это был тот самый снимок, который Пеллэм сделал в центре предварительного содержания под стражей, - тело, волосы, руки, одежда. Однако лицо было позаимствовано у Эллы Фитцджеральд. Пеллэм совместил два изображения на компьютере и результат сфотографировал на "Поляроид".
- Обнадеживающее известие, - заметил адвокат.
Однако Пеллэму показалось, что Бейли отнесся к истории с фотографией без особого энтузиазма.
Пеллэм открыл крохотный холодильник. Бутыли с вином. Ни минеральной воды, ни газированных напитков, ни соков. Он поднял взгляд.
- Луис, что вас гложет?
- Помните про игру в покер, о которой я вам говорил? С брандмейстером?
- Она не состоялась?
- О нет, состоялась.
Пеллэм взял листок бумаги, который протянул ему трясущейся рукой Бейли.
Дорогой Луис!
Я сделал то, о чем мы говорили, и сыграл в карты со Стэном, Соби, Фредом и Мышонком, ты его помнишь? Мы с ним столько лет не виделись. Я проиграл твои шестьдесят долларов, но Стэн разрешил мне забрать бутылку "Дьюара", почти полную, так что я как-нибудь занесу ее тебе, когда она станет уже не такой полной.
Вот что мне удалось выяснить, и, думаю, тебе это не понравится. Ломакс отыскал банковскую расчетную книжку Вашингтон, о которой та не говорила ни душе. Общая сумма свыше десяти тысяч. И знаешь еще что? Две "штуки" старушка сняла со счета за день до пожара. Так что тебя обозвали нехорошим словом за то, что ты не указал эти доллары в заявлении о финансовом положении своей подзащитной, когда подавал ходатайство об освобождении под залог. Но в остальном все только рады, поскольку это еще больше подкрепляет обвинение.
Твой Джои.
Десять тысяч?
Пеллэм был ошарашен. Во имя всего святого, где Этти раздобыла такую огромную сумму? В разговорах с ним она ни словом не обмолвилась о том, что у нее есть какие-то сбережения. На вопрос Бейли о том, сколько она может заплатить поручителю, Этти ответила: восемьсот, максимум, девятьсот долларов, но это уже предел. Она утверждала, что не могла купить страховку у Фло Эпштейн просто потому, что у нее не было на это денег.
Выглянув в окно, Пеллэм увидел, как бульдозер разрушает то, что осталось от здания, в котором жила Этти. Рабочий зубилом и кувалдой пытался расколоть на куски перепачканного копотью каменного бульдога.
Пеллэм услышал голос Этти:
"…Я пытаюсь вспомнить, сколько же зданий было в этом квартале. Точно не могу сказать. Все они были жилые дома, как вот это. Но сейчас от них почти ничего не осталось. Вот этот дом построил в 1876 году один иммигрант. Генрих Дейтер. Немец. Ты обратил внимание на каменных бульдогов у подъезда? На тех, что стоят по обе стороны от парадной лестницы? Этот Дейтер специально пригласил резчика по камню, чтобы тот высек этих бульдогов, потому что когда он еще маленьким ребенком жил в Германии, у него был бульдог. Многие жалеют о том, что эти старые здания рушат и на их месте строят новые. А знаешь, что я на это скажу? Сто лет назад рушили другие старые здания, чтобы построить вот эти, так? Все приходит и уходит. Как и люди, с которыми мы общаемся. Так устроен мир."
Пеллэм долго молчал. Взяв с письменного стола старый латунный ключ, он некоторое время разглядывал его, затем положил на место.
- Как полиция узнала об этом счете?
- Понятия не имею.
- Кассир в банке опознал в Этти ту самую женщину, которая снимала наличные?
- Чтобы это выяснить, мне надо будет связаться с одним человеком в управлении полиции. А пока что счет заморожен.
- Все это очень плохо, да?
- Да, хуже некуда.
Зазвонил телефон. Старинный, с настоящим звонком, пронзительным и громким. Бейли снял трубку.
Пеллэм проводил взглядом машину, медленно проехавшую мимо окна. Он снова услышал буханье басов рэп-песни. Судя по всему, в хит-парадах она занимала первую строчку.
"…у него есть словечко для тебя,
он замочит твоих братьев и сестер…"
Музыка затихла вдали. Отвернувшись от окна, Пеллэм увидел, что Бейли застыл, рассеянно сжимая в руке трубку. Наконец, словно очнувшись, он попытался положить ее на аппарат. Ему удалось попасть на рычажки только со второй попытки.
- О господи, - прошептал адвокат. - О господи…
- В чем дело, Луис? Что-нибудь с Этти?
- Полчаса назад в Верхнем Вест-Сайде произошел еще один пожар. - Бейли шумно вздохнул. - В страховом агентстве. Две сотрудницы погибли. Одна из них - Фло Эпштейн. Это был он, Пеллэм. Его узнали. Это был тот самый молодой парень с заправочной станции. Он снова использовал свой самодельный напалм. Сжег обеих женщин живьем. Господи Иисусе…
Потрясенный Пеллэм ахнул. У него мелькнула мысль: поджигатель проследил за ним до страхового агентства. Сначала он проник к Пеллэму в квартиру и похитил видеокассеты. А затем отправился следом за ним. Вероятно, вот почему он не стал убивать Пеллэма у него в квартире. Он решил использовать его для того, чтобы найти свидетелей.
"Она пробыла здесь три минуты. Когда ты занимаешься сексом, это ничто, когда рожаешь ребенка - это целая вечность."
А если ты горишь заживо…
- Эпштейн подписала протокол допроса, в котором подтвердила, что опознала Этти, - продолжал Бейли. - Это можно представить в суд в качестве доказательства. А то, что она сказала вам про состряпанную фотографию - нельзя. Это лишь ваши слова, ничем не подкрепленные.
Пеллэм выглянул в окно на прямоугольный пустырь, на котором еще совсем недавно стоял дом Этти, залитый ярким красноватым светом солнца, застывшего на безоблачном небе. Он почему-то подумал о том, что теперь, когда здание разрушено, солнечные лучи попадают туда, куда не проникали больше ста лет. Ему показалось, что это возрожденное сияние воздействует и на прошлое, и на настоящее, словно призраки тысяч обитателей Адской кухни, давным-давно ставшие жертвами пуль, болезней и суровой жизни, возвратились назад.
- Вы хотите, чтобы Этти признала свою вину, не так ли? - спросил он адвоката.
Тот кивнул.
- Вы с самого начала хотели этого, разве не так? - продолжал Пеллэм.
Бейли сплел пальцы. При этом его бледные запястья вылезли из-под грязных белых манжет.
- Здесь, в Кухне, соглашение о признании вины считается победой.
- А как же невиновные?
- Это не имеет никакого отношения ни к вине, ни к невиновности, черт побери. Это все равно что социальная страховка или продажа собственной крови за деньги, на которые можно купить еду или выпивку. Признать свою вину и получить меньший срок - подобные мелочи делают жизнь в Кухне чуть легче.
- Если бы я не вмешался во все это, - сказал Пеллэм, - вы бы не стали тянуть время, да? И заставили бы Этти признать себя виновной?
- В первые же полчаса после ареста, - подтвердил Бейли.
Пеллэм кивнул. Не сказав больше ни слова, он вышел из конторы и пошел по улице. Экскаватор зачерпнул ковшом строительный мусор, оставшийся от дома Этти, - в основном, осколки каменного бульдога ручной работы, - и бесцеремонно высыпал их в стоящий рядом контейнер.
"Все приходит и уходит. Так устроен мир."
Ему не оставалось ничего другого, кроме как спросить. Напрямую.
Этти неуверенно вошла в комнату для свиданий центра предварительного содержания под стражей. Как только она увидела Пеллэма, ее тусклая улыбка сразу же погасла.
- В чем дело, Джон? - Прищурившись, Этти посмотрела на его хмурое лицо. - Что случилось…
Она осеклась.
- Полиция обнаружила банковский счет.
- Счет?
- В банке Гарлема. Сберегательный счет, на котором лежат десять тысяч.
Яростно тряхнув головой, пожилая негритянка прикоснулась к виску здоровой рукой, безымянный палец на которой был сломан много лет назад и плохо сросся. На мгновение ее лицо озарилось искренним раскаянием, но она тотчас же опомнилась и выпалила:
- Я не говорила о своих сбережениях ни одной живой душе! Твою мать, как полиции удалось о них пронюхать?
Теперь Этти уже была замкнутой и настороженной.
- Вы никому не говорили об этом. Не заявили на суде, не предупредили поручителя. Не сказали Луису. Со стороны это выглядит очень нехорошо.
- Совершенно непонятно, почему весь мир должен знать все о жизни бедной, простой женщины, - отрезала Этти. - Муж ее обобрал, дети обобрали, все только и делают, что обирают, обирают и обирают ее! Каким образом полиция разузнала о моих сбережениях?
- Не знаю.
Этти с горечью спросила:
- И что с того, что я отложила кое-какие деньги?
- Этти…
- Это мое дело, черт побери, и никого кроме меня не касается.
- Утверждается, что вы - или еще кто-то снял деньги со счета как раз за день до пожара.
- Что? Я ничего не снимала.
Этти широко раскрыла глаза, полная тревоги и гнева.
- Две тысячи.
Вскочив с места, пожилая женщина, хромая, описала круг по комнате, словно намереваясь вырваться на улицу в поисках пропавших денег.
- Меня ограбили? Украли мои деньги? Кто-то проведал о том, что я отложила на черный день! Какой-то Иуда лишил меня всего!
Эта напыщенная тирада показалась Пеллэму составленной заранее, словно Этти наперед подготовила оправдание на тот случай, если деньги будут обнаружены. Он нахмурился. Опять какие-то тайны! Чувствуя на себе взгляд потрясенной Этти, Пеллэм отвернулся и уставился в окно. У него мелькнула мысль, не обвиняет ли Этти в пропаже денег его. Не он ли тот самый Иуда?
Наконец Пеллэм спросил:
- Где лежала расчетная книжка?
- В квартире. Полагаю, она сгорела. Ну как кто-то мог просто забрать мои деньги? Что мне теперь делать?
- Полиция заморозила банковский счет.
- Что? - воскликнула Этти.
- Теперь больше никто не сможет снять с него деньги.
- Я не смогу взять свои деньги? - прошептала она. - Они мне очень нужны. Нужны все до последнего цента.
"Зачем? - подумал Пеллэм. - Для какой цели?"
Вслух он спросил:
- Вы не воспользовались этими деньгами для того, чтобы внести залог. И не смотрите на меня так, Этти. Я просто повторяю чужие слова. Это все выглядит очень подозрительно.
- Полиция считает, этими деньгами я расплатилась с поджигателем? - горько усмехнулась Этти.
- Полагаю, да, - помолчав, подтвердил Пеллэм.
- И ты тоже так считаешь?
- Нет.
Этти подошла к окну.
- Кто-то меня предал. Кто-то меня подло предал.
Эти слова были пронизаны бесконечной горечью. Пеллэм не выдержал и отвернулся. Этти застыла словно каменное изваяние. Затем чуть подняла голову, чтобы взглянуть поверх тускло освещенного подоконника.
- Пожалуйста, оставь меня одну. Мне сейчас никого не хочется видеть. Нет, Джон, ничего не говори. Пожалуйста, просто уйди.
На этот раз его обыскали тщательно.
"О нет, только не сейчас! Сейчас мне это совсем ни к чему!"
Пеллэм не успел войти в подъезд своего дома в Ист-Вилледже, погруженный в невеселые размышления по поводу Этти и ее тайного счета, как шесть рук схватили его сзади и грубо впечатали лицом в стену.
В прошлый раз, когда Пеллэм был вдвоем с Рамиресом, ирландцы удовлетворились одним хорошим ударом и не стали искать у него оружие. Теперь они вывернули ему все карманы, старательно всего ощупали и, только убедившись, что на этот раз герой Дикого Запада безоружен, развернули его.