- Дело в том, что в нашей семье был один родственник, отношения с которым нам, по понятным причинам, афишировать не хотелось бы. Он был крупным военачальником Третьего рейха. Генерал Гюнтер фон Крюге. Возможно, если вы изучали историю Второй мировой войны, то о нем слышали. Долгое время - по политическим причинам - мы не могли себе позволить интересоваться судьбой нашего родственника, погибшего у вас в России. Однако теперь мы бы хотели найти его останки, личные вещи и перезахоронить прах генерала на нашем фамильном кладбище.
Первый, хотя и не верил половине слов, произнесенных заказчиком, только кивал. В конце концов, какое ему дело? Всего-то - найти вещи, останки… Раз за это платят, а тем более намекают, что он сможет работать в представительстве швейцарской фирмы в России, за такое дело нужно хвататься не только двумя руками, ногами, но еще и зубами в придачу.
- Не буду останавливаться на том, что афишировать данный розыск не совсем удобно. Вот здесь, - банкир пододвинул к Первому папку, - находятся все необходимые вам документы, по крайней мере те, которые мы смогли обнаружить на сегодняшний день. Здесь донесения русской разведки, немецкой разведки, а также английской. Впрочем, последние можете скидывать со счетов, это всего лишь пересказ украденной у немцев и русских информации. Место поисков вполне конкретное - это деревня Стрелковка. Вам разрешается, в пределах выданной сметы, нанять для розысков еще двоих людей. Следующая личная встреча, если она понадобится, состоится не здесь, а, скажем… Скажем, в ресторане "Фауст" в Лейпциге. Это был один из любимых ресторанов покойного генерала. Он так любил Гете… Вот вкратце и все. А теперь мы можем перейти в мой кабинет, - обрадовался герр Бауэр, что спихнул наконец проблему со своих плеч на чужие и может вернуться в свой уютный кабинет с основательной бюргерской мебелью, - и выпить чашечку кофе, как это называется у русских, на дорожку.
- На дорожку, - усмехнулся Первый и не стал поправлять герра Бауэра, что русские пьют "на дорожку" совсем не кофе и не чай.
Пробуждение было кошмарным. Гришке казалось, что он только-только смежил воспаленные веки и расслабил натруженные кости, как с него стали сдергивать одеяло, которое начало напитываться теплом. Хулиганила, естественно, бабушка. Она лишила Гришку и Олега одеял и помчалась куда-то на кухню, припевая: "Дети, в школу собирайтесь, петушок пропел давно!" Олег открыл один глаз и, убедившись, что бабушка уже на кухне, хриплым голосом добавил:
- Брейтесь, ешьте, похмеляйтесь, смотрит солнышко в окно!
- Достала! - потянулся Гришка и тоже открыл глаза.
За окном набирал силу рассвет. Хотя и стояла самая маковка лета, ранним утром солнечные лучи казались не золотистыми, а скорее розовыми, будто щеки, раскрасневшиеся с мороза. Конечно, никакого мороза не было и в помине, однако белесая роса еще лежала тяжелыми ртутными каплями на траве, и над лугом стелился туман.
- Так, сейчас дед явится, - сел на диване Гришка. - И тоже с прибаутками: коси, коса, пока роса, пока еще я жив, пока. Зарядку будем делать или как? - исподлобья взглянул он на Олега.
- Белены объелся?! - возмутился тот. - Сейчас тебе дед покажет зарядку - два притопа, три прихлопа.
Однако ребята, несмотря на неблестящую перспективу махать до изнеможения косой, чувствовали себя весьма неплохо. Выходить на поле придется разве что через полчаса, а пока можно плотно позавтракать. Остальное все будет потом. Да честно говоря, и вкалывать не всегда было в лом, потому что, когда разойдешься, и тело начинает двигаться словно само по себе, и к Гришке, и к Олегу приходило какое-то странное ощущение, будто они растворялись в работе. Эти мерные движения справа налево, и печальный шелест падающей травы, и тонкое тиньканье косы приводило их в весьма благостное расположение духа, близкое к восторженному.
Но в тот день трудиться поначалу оказалось непросто. Все-таки руки, ноги и спина ныли довольно ощутимо.
- Хорошо еще башка не болит, - мрачно пошутил Гришка, елозя точильным камнем по косе.
- А чего бы у тебя голова болела? - усмехнулся Олег. - Мы же здесь с тобой не задачки по математике решаем.
- Да уж, - подмигнул Олег, - зато к мускулам кое-чего прибавится.
- Это точно, - покосился на друга Гришка.
Еще пару недель назад Олег выглядел как тщедушный, золотушный городской подросток, которому тотально не хватает всего: и воздуха, и света, и нормальной пищи. Теперь же лицо его загорело, под рубашкой нет-нет да и проступали, пусть пока не стальные, но вполне ощутимо-бугристые мышцы.
Гришка и сам недавно втайне гляделся в зеркало. Правда, на культуриста он еще похож не был, но гордиться уже было чем. Ради этого стоило и косой помахать, и с вилами повозиться. Когда они с Олегом вернутся в школу, по коридору их будет провожать гораздо больше девчоночьих взглядов, чем раньше. По крайней мере, он был почти уверен в этом.
- Ну ладно, хватит болтать, - покосился Гришка на деда, который учесал вперед. - Давай за передовиками труда поспешать.
Дед, как и обещал, отпустил Гришку и Олега на послеобеденный отдых опять же до скирдования. Друзья, попив чайку и уняв жажду, первым делом помчались к забору и стали высматривать Илью. Тот возился рядом с поленницей.
- Илюх, ну ты чего, выйдешь? - стали выкликать его друзья.
- Да вот, надо переколоть тут чушки, - ответил Илья, разваливая колуном березовую плаху.
- А там много у тебя?
- Да на час еще хватит.
- А топор лишний найдется?
- Найдется, - посмотрел кругом Илья.
- Ну тогда мы к тебе, - решили Гришка с Олегом и оглядевшись - нет ли рядом взрослых - перемахнули через забор.
- Ну-ка, дай мне, - подхватил топор на длинной рукоятке и, примерившись к большому комлю, изо всей силы саданул его прямо в середину.
Илья с интересом наблюдал за приятелем, облокотившись на рукоятку колуна. Гришка дернул было топор, чтобы вытащить его и нанести своему деревянному противнику еще один удар, но топор не поддавался. Гришка пыхтел, мотал его вместе с комлем направо и налево, но вытащить не мог.
- Ну и кто же так дрова рубит? - усмехнулся деревенский мальчишка. - Смотри, как надо.
Илья забрал у Гришки топорище, качнул его вниз-вверх, и топор нехотя вылез из гнезда.
- А шарахнул ты его здорово, - завистливо посмотрел на Гришку Илья. - Только тут с умом бить надо. Во-первых, посмотреть, с какой стороны здесь сучки. Поперек ты сучок никогда не разрубишь, хоть убейся. Только вдоль. Ну и потом в середину бить топором бесполезно: черта с два его вытащишь. У меня тоже был опыт, - мотнул он головой в сторону, где лежали нерасколотые дубовые великаны. В одном из них торчала потемневшая ручка топора, намертво засевшая в дереве.
- Вон, даже отец вывернуть не мог. Короче, если рубишь топором, то работай сначала по краям.
Илюха взмахнул топором, но ударил деревяшку не в середину, а ближе к краю, отчего там сразу появилась трещина. Еще двумя ударами он отколол довольно тяжелое полено и принялся обрабатывать деревяшку со всех сторон, как чистят морковку. Вскоре от березовой плашки осталась лишь груда полешек.
- Складывай, что ли, - повернулся Илья к Олегу.
Тот стал собирать поленья и, присмотревшись, каким образом устроена поленница, стал ее дополнять.
- Ладно, - снисходительно повернулся Илья к Гришке. - Бери колун: им легче работать.
В четыре руки справляться с делом оказалось гораздо быстрее. Хотя Гришка несколько раз умудрился и новое орудие труда засадить глубоко в дерево и пару раз просвистел колуном мимо цели, тем не менее работа продвигалась довольно шустро, и уже через полчаса Илья, подобрав щепки, отер пот со лба и радостно улыбнулся:
- Ну вот и все.
- Отлично! - обрадовался Гришка, избавляясь от тяжеленного колуна. - Теперь пошли в лес.
- В лес? - нахмурился Илюха. - Я, ребята, вам вчера хотел сказать, да не стал. Думаю, в лес не надо нам идти. Люди там бродят странные, не историки-археологи… И не черные следопыты, которые оружие немецкое ищут, ордена, медали, а потом их загоняют.
- Да с чего ты взял?
- Чтобы черные следопыты пряжку от немецкого ремня бросили?! Да они за такие вещи удавятся! Это же валюта! Я вчера думал-думал - не могу понять, что они там искать могли. К тому же взрывы не на минные были похожи. Кажись, гранатами кто-то баловался.
- А ты откуда знаешь? - недоверчиво перебил Илью Гришка.
- Да у нас тут, - улыбнулся Илья, - дед Антип где-то в лесу гранаты нашел и на День Победы фейерверк устроить. Половина стекол в деревне вылетела…
Как бы то ни было, ни Гришка, ни Олег отказываться от разведки не собирались. Наоборот, когда в воздухе запахло чем-то из ряда вон выходящим, дело стало выглядеть еще интереснее.
- Ну и что с того, что они в лесу шастают? - уговаривал Илью Гришка. - Мы же по-тихому там будем ходить, никто нас и не заметит. Тем более ты места знаешь.
Эта легкая лесть попала в точку, и Илья то ли из боязни прослыть в глазах городских ребят трусом, то ли из врожденного, как и у них, авантюризма, согласился на вылазку. Поскольку все дрова были уложены на место, Илья спрятал инструмент, сбегал к дому, получил добро на то, чтобы развеяться перед обедом, не уточняя, где именно и с какой целью он будет нагуливать аппетит, и троица быстрым шагом пересекла луг и растворилась в лощине…
Петр Ефремович Мещеряков находился на пенсии уже третий год. Однако пенсионером он почувствовать себя никак не мог. Хотя утро не начиналось у него, как в прежние годы, с силовой зарядки, холодного душа и диетического завтрака - давал знать возраст - Петр Ефремович садился все же за свой любимый рабочий стол, сработанный мастерами-краснодеревщиками еще в прошлом веке, и погружался в бумаги. А бумаг у Петра Ефремовича было ой, как много!
Ранее работал он в одной весьма уважаемой как в России, так и за ее пределами организации и заведовал отделом по розыску военных преступников. А под военными преступниками в первую очередь в те далекие годы, когда Петр Ефремович еще был в полной силе, подразумевались в первую очередь фашисты, избежавшие суда в Нюрнберге. На всю эту когорту у Петра Ефремовича был особый, достаточно богатый материал, который частично, после многочисленных переименований организации, где он работал, осел у него дома. Может быть, со временем товарищ, а ныне господин Мещеряков и забыл бы обо всех этих архивах, но однажды он натолкнулся на один весьма любопытный документик.
Документик этот касался гибели в бою немецкого генерала. Некий политрук ссылался на снайпера своей роты, уверявшего, что "снял" офицера, у которого на шее висел самый настоящий железный крест. Да, железный крест, украшенный дубовыми веточками и алмазами. Такая штука не могла принадлежать ни низшему офицеру, ни тем более рядовому.
Основательно поворошив архивы, как доступные, так и недоступные простым смертным, Петр Ефремович пришел к выводу, что это вовсе не выдумка. Может быть, на эту историю он не обратил бы внимания, поскольку сам железный крест, даже усыпанный бриллиантами, его, конечно, заинтересовал, но уж никак не в плане солидного заработка. Но вдруг во всей этой истории стали проглядывать деньги. Причем колоссальные.
После войны прошло много лет, и засекреченные документы один за другим стали всплывать в зарубежных архивах. Часть из них после развала восточногерманской разведки попала в Москву. Поскольку они касались дел давно минувших дней, доступ к ним для Петра Ефремовича открыт. Тут-то Петр Ефремович и узнал, что некий Гюнтер фон Крюге, генерал, погибший от руки русского снайпера, был официальным владельцем огромной суммы. Только он один во всем Третьем Рейхе знал код, который мог активизировать счет в швейцарском банке. В том, что этот счет до сих пор существует, господин Мещеряков был абсолютно уверен. Один раз ему приходилось сталкиваться со швейцарскими капиталистами и юристами, которые насмерть стояли на страже своих клиентов, не желая особенно вдаваться, откуда у этих весьма сомнительных личностей могли появиться столь огромные деньги. Петр Ефремович не просто верил - он знал, что банк "Бауэр" не только сохранил деньги генерала, но, возможно, и приумножил их - за столько лет набежали проценты!
Петр Ефремович долго размышлял и пришел к выводу, что немецкий генерал никак не мог позволить себе унести тайну банковского кода в могилу. Больно педантичен он был, по отзывам современников, да и дисциплинирован. Либо он оставил указания на это счет своим соратникам, либо носил при себе, скажем, в своем мобильном архиве или, что еще логичнее, в медальоне, которые надевал любой солдат или офицер, отправляющийся на фронт, все сведения. И в самом деле, пока генерал был жив-здоров, он сам мог воспользоваться счетом, но если бы вдруг в него угодила случайная пуля? Или, скажем, сбила машина? Нет, генерал не мог допустить, чтобы деньги пропали зря. Значит, указания должны были быть. И когда генерал уезжал на восточный фронт, сведения о коде он обязан был взять с собой. Вернее всего, они остались в его медальоне.
Когда Петр Ефремович прикинул, какие плевые расходы сулят дальнейшие поисковые мероприятия, то понял, что в руки ему приплыл тот самый случай, который в мгновение ока делала богачами безвестных старателей Калифорнии и Аляски. Всего и дел-то - поработать пятнадцать минут лопатой в нужном месте. Правда, прежде надо было найти это самое "нужное место", где погребено сокровище. Сам Петр Ефремович такими делами заниматься уже не мог, да и не с руки ему было делать это напрямую. Пришлось выйти звонком (это выражение осталось в лексиконе Петра Ефремовича еще со старых времен, когда он руководил своим отделом) на своего бывшего подчиненного - Рому.
Поскольку Петр Ефремович брал Рому на работу, то не стесняясь попросил принести какие-то незначительные документы из архива. Встретился, однако, Петр Ефремович с Ромой не на служебной жилплощади и не на квартире, а в одном из небольших кафе, что как грибы после дождя стали появляться в Москве, заменяя собой пельменные, рюмочные и закусочные.
Петр Ефремович пришел в кафе "Бин" первым и, втайне гордясь своей стариковской дисциплинированностью, занял место в уголке, за столиком на двоих.
Кафе оказалось на удивление уютным, хотя Петр Ефремович и не привык к таким маленьким, плетенным из тростника столикам, ярко-желтым кружкам, перегородкам из темного дерева, библиотеке, из которой каждый желающий кофеман мог выбрать себе книжку по вкусу и листать ее, пока в кружечке не кончался напиток, а в кармане - деньги. От нечего делать Петр Ефремович положил свою шляпу на скамейку, поскольку никакого намека на гардероб не заметил, и пошел знакомиться, как он выражался, с репертуаром. Репертуар, то есть меню кафе, Петра Ефремовича неприятно изумил. Деньги были не просто большие для его пенсии, а очень большие. Однако это его только укрепило в той мысли, что он имеет полное, как моральное, так и материальное, право претендовать на деньги Третьего Рейха.
Не закончил еще Петр Ефремович сокрушаться, как в двери кафе влетел раскрасневшийся Рома, который отпросился у начальства на обед, давая понять, что от этого обеда, вполне возможно, зависит его семейное счастье. Ну и посмеялись бы его коллеги, узнав, что он встречается в кафе не с юной красоткой, а с Петром Ефремовичем Мещеряковым, которого знающие его люди, кроме как "старый кабан", и не называли. Петр Ефремович действительно был достаточно грузным, а с возрастом, когда не только его шевелюра, но и щетина поседела, стал похож на старого, раздобревшего, но еще достаточно крупного и сильного хряка, который при случае может и загнать до истерики молодого подсвинка, и заставить дрожать от ужаса охотничью борзую. Охая и изумленно крутя головой, Петр Ефремович взял чашку кофе и торт "Наполеон", а потом решил гулять на все, добавил еще денег и купил им с Ромой по бокалу вина, стоившего ему треть пенсии.
- Ну что вы, Петр Ефремович, - еще больше покраснел Рома. - Деньги какие-то безумные. Могли бы на улице поговорить.
- О таких делах, - наставительно произнес Петр Ефремович, - на улице не разговаривают. Садись, Рома, садись. Дело, которое я хочу тебе предложить, не очень… - Петр Ефремович помолчал, подбирая нужное слово, - не очень хорошего свойства. Однако, видишь, как все складывается… Всю жизнь трудился на Отечество, а в результате… - горько покосился он на свою кружку, - денег не хватает, чтоб чашку кофе выпить.
- Вы это к чему? - с тревогой уставился на него Рома.
- Да не беспокойся, - махнул рукой Петр Ефремович, - все продумано. Только давай договоримся сразу. В случае успеха предприятия деньги делим в пропорции семьдесят на тридцать. Тебе тридцать процентов, мне - семьдесят.
- Какие деньги? - изумился Роман и подумал, не свихнулся ли старый кабан окончательно и не замыслил ли он ломануть какой-нибудь банк или сберкассу.
- Рассуждай шире, - хмыкнул Петр Ефремович, шевеля своими седыми кустистыми бровями. - Хочу подломить один банк. Но не наш. Швейцарский.
Рома при этих словах чуть не выронил изо рта кусок "Наполеона".
- Какой? - пролепетал он.
- Швейцарский, швейцарский, ты не ослышался, - аккуратно отщипнул рукой кусок торта Петр Ефремович и с наслаждением его проглотил. - Видишь ли, Рома, где-то в болотах у деревни Стрелковка лежит немецкий служака, на имя которого в свои время в банке "Бауэр" был открыт колоссальный счет. И у меня есть предположение, что цифровой код, которые может активизировать этот счет, лежит в медальоне этого генерала. Бой там произошел скоротечный и жестокий. Обе стороны столкнулись лоб в лоб, столкнулись и разошлись. Наши откатились на восток, фашисты на запад, и блукать потом в этих лесах - хоронить людей было некогда, началась крупная общевойсковая операция. Так что клад этот лежит и дожидается нас с тобой, Рома.
- Даже не знаю, что и сказать, - развел руками Рома. - Как это неожиданно, Петр Ефремович. Да никогда я такими делами не занимался.
- Да я б тоже не занимался, - в сердцах опрокинул остатки микроскопической чашки кофе к себе в рот Петр Ефремович. - Да вот смотри, какая петрушка получается. Дочь без работы сидит, внучка в лицее учится. Знаешь, сколько там обучение стоит? Думаю, догадываешься. Внук, и того хуже, поступил на коммерческое отделение университета. Нам и раньше-то денег не шибко хватало, а теперь хоть квартиру продавай. А тут, если это дело выгорит, так мы с тобой, Рома, в другой разряд граждан перейдем, которых уважать будут и в России, и в Америке, и в Германии, и даже, подозреваю, в Антарктиде.
Петр Ефремович умел говорить убедительно. Кроме того, суммы, которые он называл, действительно были фантастическими, а дело не представлялось особо сложным. Поскольку у Романа намечался очередной отпуск, он, поломавшись для виду, согласился на предложение своего наставника, втайне, правда, решив проверить, не напутал ли чего пенсионер, и не потратит ли Рома зря свой отпуск, которого он с нетерпением ждал целых одиннадцать месяцев.