– А вы разве не видели? Девочку похитили!
– Надо же человека спасти, наконец!
– А как ее спасешь, если ее уже увезли?
– Да я вот про этого человека говорю, который тонет.
– Надо в службу спасения позвонить!
– Ага, лично Шойге! А этот пока тут подождет, поплавает…
– Но где же милиция?
– Сейчас он сумку выпустит – и все! – говорит Георгий трагическим шепотом. – Я пошел!
– Куда?!
– Туда! – показывает Георгий, сбрасывает куртку и туфли и добавляет. – Я в юности Терек переплывал.
Свечкой прыгает с моста, выныривает, в несколько гребков подплывает к барахтающемуся Птице, первым же движением срывает с него шапку, хватает за волосы и за шиворот, тянет к берегу. По дороге шипит:
– Только выпусти у меня сумку, гнида, только выпусти! Клянусь мамой, опять утоплю, уже насовсем!
Выволакивает несостоявшегося утопленника на берег, где уже ждет отец Родиона и еще люди.
– Где сумка?! – кричит Георгий в затылок Птице.
– Ужас! – вздыхает немолодая, полная женщина. – Эти черные! Человек чуть не утонул, а он от него сразу какую-то сумку требует! Дикие люди!
– Милицию надо бы! – поддакивает кто-то.
С помощью отца Родиона Георгий поворачивает Птицу лицом к себе. И тут же оба отшатываются.
– Геннадий?! – тихо спрашивает отец Родиона, видимо не веря себе.
– Тысяча дьяволов! – вопит Георгий и вцепляется себе в волосы. – Как же я раньше не догадался?! Все ментов дураками считал. А они-то были правы… Куда ты, сын гиены, дел потир?!
– Уехал потир, не догоните, – усмехается Птица и теряет сознание.
– Ну, кто там хотел поспособствовать? – недобро, поблескивая белыми зубами и диковатыми черными глазами, спрашивает Георгий. – Вызывайте милицию. Самое время.
– Да, да, – поддакивает дедок в старомодной клетчатой кепочке. – И еще скажите им, что у меня "запорожец" угнали. Значит, ваша сумка, чья-то девочка и мой запорожец…
– "Три замшевых куртки…" – нервно цитирует кто-то из собравшихся.
Выезд из города со стороны Озерков. У поста ГАИ плавно снижает скорость синяя иномарка. Один из подручных Стоуна на заднем сидении тычет чем-то в бок Анке.
– Пикнешь, пристрелю!
Машина спокойно, не вызывая никаких подозрений, проезжает мимо поста. Вслед за ней едут другие машины. Поток на выезде из города довольно большой.
Через некоторое время один из гаишников говорит другому:
– Постой тут, я отойду, хоть чаю выпью. А то мерещится всякое.
– Что мерещится?
– Да детишки в машине. Полный запорожец.
– На переднем сидении ребенок? Чего ж не тормознул?
– Да там и на заднем… и за рулем – едва за баранкой видать. Лет десять-двенадцать на вид.
– Ну, это вряд ли!
– Вот и я говорю – мерещится.
– Но знаешь… лучше все-таки передать по постам. Пусть посмотрят.
– Ага, сейчас чаю выпью и передам. Номер я не запомнил, но белый "запор" с ушками – это точно.
Оглушительно ревя мотором, белый запорожец несется по шоссе.
Сережка сидит за рулем, кусая губы. Родион рядом с ним. Тахир – сзади.
– А где ж ты научился-то? – с интересом спрашивает Родион.
– У меня батя – шофер, – коротко отвечает Сережка. – Ездит на всем, у чего руль есть.
– Сережа, они от нас не уйдут? – спрашивает сзади Тахир.
– На свободной дороге – уйдут, – отвечает Сережка. – У них мотор мощнее. Но пока…
– А почему мы запорожец угна… ну, в общем, позаимствовали? – опять интересуется Родион. – Там же еще машины были, помощнее. Или ты те водить не умеешь?
– Умею! – рявкает Сережка. – Помолчи ты!
– Извини…
– Да ладно. Просто менты на "запоры" внимания не обращают. И еще… я здесь-то до педалей с трудом достаю, а там… не знаю… Слушайте, а куда Шпендик подевался? Кто-нибудь понял?
– Вроде был все время рядом, – вспоминает Тахир. – А потом – непонятно. Может, у него с головой что? Ударился все-таки…
– Сбежал он, – неприязненно говорит Родион. – Понял, что обломилось все, и сбежал. Он же вор. И друзья его – воры. Чего ему потир, если денег не будет?
– Не трожь Шпендика! – скалит зубы Сережка. – Он своих не продает!
Синяя иномарка сворачивает с трассы, запорожец – за ней.
На пустой дороге мощная машина стремительно уходят в отрыв. Мальчишки в запорожце яростно вопят, ругаются, Сережка давит на газ, переключает скорости, но все напрасно – иномарка скрывается за поворотом…
Несколько позже. Иномарка стоит на довольно обширной лесной поляне, сквозь деревья видна проезжая дорога, по которой время от времени проносятся машины. Дверцы машины распахнуты. Один из подручных Стоуна выволакивает из машины Анку. Другой стоит на поляне, оглядывается. Девочка вялая, едва переставляет ноги. Можно предположить, что ее ударили по голове. Глаза ее полузакрыты, но из-под век глядят подозрительно остро и осмысленно. Мужчины почти не обращают на нее внимания. Разговаривают между собой по-английски.
– Что будем делать?
– Надо от них немедленно избавляться.
– От них?
– Опасно возить с собой и потир, и девочку. Нас слишком многие видели. Надо быстренько спрятать обоих.
– Где же мы ее спрячем?
– Да вот здесь и… прикопаем…
– Ты имеешь в виду – убить?
– А как же? Она же нас запомнила и чашку у нас видела… А потом быстренько назад. Избавимся от машины, дадим мистеру Стоуну координаты потира, получим денежки… За девчонку ему придется доплатить…
– А этот… Вряд ли он утонул…
– Этого достанем позже… Он-то, в отличие от девчонки, и сам будет молчать.
– Ну что… некстати совершенно эта девчонка, но делать нечего…
В этот момент Анка пяткой ударяет по коленке держащего ее мужчину, вырывается из его рук, отпрыгивает в сторону. Оба подручных Стоуна, раскинув руки, идут на нее. Анка трясет головой, оглядывается, бежит к высокой березе и моментально взлетает по тонкому бело-шелковому стволу. Устраивается в развилке верхних, тонких веток, показывает преследователям язык.
Те растерянно стоят внизу, задрав головы.
– Девочка, слезай, – неуверенно зовет один.
– Ага, сейчас! – усмехается Анка.
Один из мужчин пытается влезть на дерево вслед за Анкой, и практически сразу сползает вниз. Другой делает такой жест, как будто бы рубит дерево и спрашивает:
– У нас в багажнике топора нет?
Второй отрицательно качает головой, лезет в машину, что-то ищет под сидением. Выпрямляется, в руке у него пистолет.
– Не хочется шум поднимать, но что делать-то? – говорит он напарнику.
– Помогите-е! – пронзительно кричит Анка с березы.
Береза раскачивается под ветром, Анка, не переставая вопить что есть мочи, крутится вокруг ствола, человек с пистолетом, морщась, прицеливается. Второй дает советы, торопит.
– Стоять! Брось оружие! – раздается сзади.
Оба бандита оборачиваются. Возле машины стоит Шпень и держит в руках сумку с потиром. Багажник машины распахнут.
– Оставьте ее! – приказывает он. – Сейчас я побегу между деревьями и успею добежать до дороги. Я быстро бегаю, у меня есть шанс. Если кто-то остановится, чашки вам не видать, как своих ушей.
– Что ты предлагаешь, мальчик? – вкрадчиво спрашивает один из мужчин, делая знак другому, с пистолетом. – Как мы с тобой договоримся?
– Мы с Анкой уходим в лес. Вы стоите здесь. Потир мы оставляем во-он на том пеньке, на краю болота. Вы его забираете, и уезжаете. Мы остаемся…
– Хорошо, мальчик, мы сейчас обсудим это поподробнее… – человек с пистолетом делает шаг в сторону Шпеня.
– Шпендик, беги! – отчаянно кричит Анка с березы.
Шпень прыгает в сторону, бежит к дороге, петляя между деревьями. Слышен выстрел. Шпень спотыкается, но продолжает бежать. Мужчина с пистолетом бежит за ним. Шпень выскакивает на обочину. По пустой дороге медленно едет белый запорожец.
– Вон там, гляди….Шпень! – кричит Родион.
– Йес!!! – вопит Сережка, увеличивая скорость.
Шпень бежит навстречу машине, машет свободной рукой. Запорожец тормозит, на ходу распахиваются двери, мальчишки выпрыгивают на дорогу.
– Где Анна?! – рычит Тахир.
Шпень показывает вбок.
– У него ствол! Осторожно! – говорит он.
– Психическая атака! – командует Сережка, однако прихватывает из машины кривой стартер.
Мальчишки бегут вниз, в лес. Шпень бросает сумку в запорожец и, кривя губы, тоже идет вслед за остальными.
– Всем стоять! Руки вверх! Милиция! Вы окружены! – вопит на бегу Сережка. Тахир тоже издает дикие тягучие вопли. Родион что-то кричит по-английски.
Подручные Стоуна растеряно смотрят на мелькающие между стволами фигуры. Анка под шумок тихонько скользит вниз по стволу.
– Что это?!
– Я… Мне кажется… Это все те же дети… Невероятно, но с ними нет взрослых…
– Уходим?
– Этот шельмец уволок потир. Должны отнять…
Мальчишки, рассредоточившись за деревьями, останавливаются на краю поляны. Анка подает с дерева совершенно недвусмысленные знаки.
– Стойте! Вы ничего не сможете нам сделать. У нас оружие. Мы будем стрелять. Давайте договоримся. Мы купим вам мороженое, дадим денег…
Родион нервно усмехается. Анка взмахивает рукой.
– Им было всего лишь двенадцать, но были они ленинградцы!!! – вопит Сережка, бросаясь вперед вместе с Тахиром. Тахир повисает на руке подручного Стоуна, держащего пистолет, а Сережка что есть мочи бьет его по голове стартером. Мужчина падает, как подкошенный. В этот же момент Анка прыгает с березы на плечи второго мужчины, опрокидывает его. Тот падает на землю, но тут же вскакивает на ноги, держит Анку за горло. Девочка хрипит.
– Тихо, дядя, тихо! Не нервничай! – говорит Сережка, вставая, и делая успокаивающие знаки руками. – Сейчас я принесу чашку и ты отпустишь девочку… Сейчас!
– Ублюдки! Все испортили! – шипит мужчина и сильно встряхивает Анку.
– Тахир! – всхлипывает Анка.
Зеленый от волнения Тахир хватает с земли пистолет, выпавший из руки первого бандита, и, не целясь, стреляет. Второй подручный Стоуна выпускает Анку, оседает, схватившись за колено.
– Тикаем! – командует опять откуда-то проявившийся Шпень.
Все бегут к оставленному на обочине запорожцу, Сережка заводит мотор, и машина, оглушительно чихнув, срывается с места.
По той же дороге медленно едет патрульная милицейская машина. Свернув за поворот, милиционеры видят хвост улепетывающего белого запорожца.
– Чего-то вроде про белый запор было… – говорит один милиционер другому.
– Ага, дети вроде какие-то… – вспоминает другой. – Вот, отсюда они отъехали, гляди, следы… Догоним?
– Смотри, в лесу еще машина, иномарка… Останови! Вон, видишь, между деревьев. Двери распахнуты… Что-то не нравится мне это… Посмотрим?
– Давай. Сообщи на базу и пошли. Пушку достань…
Милиционеры осторожно выходят на поляну. Один из бандитов валяется на земле без признаков жизни, другой сидит на земле и глухо стонет, держась за окровавленное колено. Тут же валяется пистолет…
– Знаешь, – говорит один милиционер другому. – Это, наверное, был какой-то другой запорожец, не тот, который с детьми…
В машине все наперебой рассказывают друг другу о своих и чужих подвигах. Даже Сережка иногда оборачивается назад и тогда машина опасно виляет. Только Шпень на переднем сидении молчит, словно воды в рот набрал.
– Ты где так стрелять научился? – восхищенно спрашивает Родион у Тахира.
– Каждый мужчина на Кавказе умеет стрелять, – невозмутимо отвечает тот. – Традиция… А чего ты кричал, когда мы бежали?
– Стихотворение читал, Роберта Бёрнса. Мы в школе проходили. Больше ничего не вспомнилось.
– А про что стихотворение?
– Про любовь, как у тебя.
– А-а-а! Шпень, а как ты там, в лесу, вообще оказался?
– В багажнике сидел…
– Ага! Я же говорил – Шпендик своих не бросает!
Шпень начинает говорить. Медленно, словно сам с собой.
– Ты, Родион, договаривался со Стоуном. Ты, Анка, их задержала там… и здесь тоже… Сережка вел катер и машину… и все придумывал… Тахир спас Анку… Я… Серый, останови машину!
– Зачем? – Сережка искоса с тревогой глядит на друга. – Тебе что, плохо, Шпень? Голова? Погоди, сейчас приедем – к врачу…
– Я сказал – останови!
– Правильно! – неожиданно соглашается Родион. – Останови, Сережка! Я тут как раз хотел это… отойти…
– И я! – смущенно говорит Тахир.
– В общем так: девочки направо, мальчики – налево, – командует Анка.
– Нервы, – вздыхает Сережка, останавливает машину и тоже вылезает из-за руля.
Шпень, неестественно выпрямившись, остается сидеть в машине. Когда все возвращаются и усаживаются, продолжает говорить все тем же невыразительным голосом:
– Вот здесь, в дипломате – деньги. За чашку. Я их из машины забрал, пока… В общем, мы сейчас их поделим. На шесть частей. Шестая доля – Мотылю. Он хотел киоск купить. С пышками. Как вы думаете, сколько киоск стоит? У тебя, Тахир, родители торгуют. Не знаешь?
Все ошеломленно молчат. Тахир машинально отвечает.
– Мой папа в институте преподавал, а мама – учительница. Сейчас это… Не знают они…
– А-а, – равнодушно говорит Шпень. – Ну ладно. Птица Мотыля ножом ударил, но там с ним дядя Петя был. Он замаскировался, но я его все равно узнал. Если Мотыль умер, я деньги верну… Давай, Родион, возьми под сидением дипломат, дели на шесть частей. Я сам не могу, у меня рука… Ты ж у нас математик…
– Шпень, это невозможно! – растеряно говорит Родион. – Я не возьму. Надо их отдать!
– И я… – подтверждает Тахир.
– И я… – Анка кусает губы.
– Дураки… – тихо говорит Шпень. – Кому вернуть? Эти деньги… Ты, Родион, хотел в Англии учиться… У тебя, Тахир, родители торгуют, не могут на работу нормальную устроиться, потому что жить не на что, жилье снимать. Отдашь им… Так? Ты, Анка, сможешь всякие девчачьи штучки себе покупать, для цирка своего… ну, этот, инвентарь… Ты же сама жаловалась, что в кружке не хватает чего-то дорогого… А Серый и так все понимает… Верно, Серый?… Я…
– Точно! Ты классный парень, Шпень! Если этот хлюпик не хочет, я сейчас сам все разделю… Шпень?
– Шпень! Что с тобой?! – Анка выскакивает из машины, обегает ее, распахивает дверцу со стороны Шпеня. Тот буквально выпадает из машины ей на руки. Шепчет:
– Рука… Этот гад меня зацепил…
– Что ж ты молчал?!.. Сережка, помоги мне его раздеть. Надо перевязать… Мальчишки, у кого есть майка?
– У меня джинсовка, – с досадой говорит Сережка.
– Рубашка не пойдет? – спрашивает Тахир.
Родион молча раздевается.
Едут дальше. Шпень уже не так бледен, рука у него перевязана разорванной майкой Родиона, сверху для тепла накинуты куртки Сережки и Тахира.
Родион растеряно смотрит на пачки долларов, кучкой лежащие у него на коленях. Все остальные куда-то убрали доставшиеся им деньги.
– Все равно я потом в Россию вернусь, – тихо говорит он.
– Ага! – усмехается Сережка. – Стране математики нужны.
– А ты, Серый? – спрашивает Шпень. – Компьютеры, пирожные и пусть родители не пристают?
– Ага… и барабан, и щенка бульдога… А ты?
– Я никому не нужен, но в детский дом не пойду. Буду жить, в школу – учиться, потом – работать… И еще… Я думаю… Пока есть двери, которые всегда открыты…
– Какие двери? Ты бредишь?!
– А куда мы едем? – спрашивает Тахир.
– Я думаю, в музей, – отвечает Анка.
Потрепанный, ржавый запорожец останавливается на набережной у Эрмитажа, в ряду лакированных иномарок. Из него вылезают дети с кожаной сумкой. Молча и серьезно идут в музей. Ведет Родион. Сережка идет рядом со Шпенем и внимательно следит за его состоянием. Люди оборачиваются им вслед, но они ни на кого не обращают внимания.
Небольшой светлый зал с высокими потоками. В зал ведут две двери, сейчас закрытые, и застекленная по бокам лестница. В зале собрались историки. Что-то горячо обсуждают. Кто-то звонит по мобильному телефону, коротко говорит, потом оборачивается к остальным, качает головой.
– Ничего…
У стены стоит инвалидное кресло, в котором сидит Валентин Прокопьевич. Рядом с ним историк Андрей, похожий на карася. Георгий размахивает руками, его кто-то успокаивает. Внезапно все замолкают.
По лестнице спускаются грязные, оборванные, сосредоточенные дети. Анка несет в руках большую зеленоватую чашу.
– Не может быть! – шепчет Валентин Прокопьевич. – Это он?!
– Возьмите! – просто говорит девочка и протягивает потир престарелому историку.
– Откуда?! – негромко спрашивает Андрей, оглядываясь на остальных. Историки молча, потрясенно переглядываются.
– Да заберите вы это… достояние республики! – грубовато говорит Шпень. – Анке же держать тяжело…
Эпилог
Номер в роскошном отеле. Стоун стоит, опустив голову. Мистер Фаррингтон за столом читает газету. Заголовок – "Возвращение национальной реликвии".
– Но как такое могло получиться?! – вскакивая, кричит толстяк и топает ногами. – Вы же говорили – все идет нормально?! Как он мог попасть в музей?!
– Все и шло нормально. До самого последнего момента… Потом вмешались эти сумасшедшие дети… В результате меня выдворили из страны. Мои помощники арестованы…
– Стоун, вы – идиот?! Вы не сумели подкупить детей?! Завалили бы их шоколадом, компьютерными игрушками… Вы же сами говорили мне: в сегодняшней России все продается…
– Видимо, я ошибался…
Сережка играет в компьютерном клубе. Азартно нажимает на все кнопки, шипит, если что-то не получается.
В зале появляется Альберт. Сережка отворачивается от экрана, внимательно следит за ним. Альберт замечает Сережкин взгляд, улыбается, машет рукой.
– А где Шпендик? – спрашивает хозяин клуба. – Вы последнее время вместе приходили.
– Он… заболел… немного…
– Немного? Я за него тревожусь. Ты, Сережка, его не бросай. Он вообще-то хороший… Ему бы друзей нормальных…
– Не брошу… Послушайте, Альберт… Вы только не спрашивайте ничего. Здесь все нормально, клянусь. В клубе все знают – вы хотели лечить сына за границей… Вот деньги…
– Сережка, ты с ума сошел! – у Альберта дрожат руки. – Это невозможно. Да и нет никаких гарантий, что… Виталию уже четырнадцать лет… Может быть, двери уже закрылись…
– Нет, я нормальный, – твердо отвечает Сережка. – Есть двери, которые всегда открыты – так Шпень сказал. Он знает… Вы, Альберт, должны взять деньги и попытаться…
Сережка кладет пачки денег перед Альбертом, выключает компьютер, и быстро уходит.
Пустырь за домами. Сумерки. Дует холодный осенний ветер, уносит последние листья. Мальчик и девочка, Сережка и Анка, идут по краю пустыря. Собаки, играя, бегут поодаль.