- Такие мелочи, ясно, не стоит, - сказал Коля Белых. - У тебя потому и получилось две страницы, что ты всё подряд записываешь. Мне б одного листочка хватило: кончить ремесленное, поступить на огромный завод, получить шестой разряд… Вполне на пять лет хватит. Ну, конечно, одеться прилично; чтоб деньги всегда были…
- Это не называется мечта, - презрительно сказал Митя. - Это всякий может.
- А по-твоему, мечта - это когда не может?
- Нет. Когда кажется, что невозможно, а ты сумел.
- Ну, например?
- Например, - покраснев до ушей, сказал Митя, - лауреат Сталинской премии. Нам тут про Зайчикова мастер рассказывал… Он на одном ленинградском заводе…
Вспомнив, что Зайчиков - слесарь, Митя запнулся и замолчал. Поднимать об этом разговор после общего умиротворения, пожалуй, не следовало.
- Хватил! - присвистнул Коля Белых. - Зайчиков такой человек…
Он тоже замолчал, вспомнив, что лауреат Сталинской премии Зайчиков, хотя и слесарь, но биографию его он всё-таки вырезал из газеты, - очень уж замечательный человек.
- Зайчиков - это, брат ты мой…
- Конечно, хватил, - охотно согласился Митя. - Мы ж про мечту говорим. Я ж не говорю, что это надо в тетрадку записывать. Это в уме.
Петя Фунтиков степенно и рассудительно заметил, что если намечать план для себя, то надо исходить из реальных возможностей. Костюм и деньги - чепуха. Вот, например, образование - это дело. Его ни пропить, ни проесть никогда нельзя. И на спине его не носить. Он лично учится в вечерней школе в восьмом классе. Жизнь покажет, как ему поступать дальше. Он еще в детстве так много думал о будущем, что теперь зарекся загадывать наперед.
- Так у тебя же специальность уже есть. Ты слесарь.
- Мало ли кто со слесаря начинал, - загадочно сказал Петя.
Ваня Тихонов возразил, что взрослые тоже думают наперед. Об этом думают не только отдельные люди, а целое государство.
- То совсем другое дело, - сказал Петя, чувствуя, что его позиция зашаталась.
- Почему другое? Государство состоит из людей. Раз у него есть план, - значит, и у отдельного человека, тем более, может быть план.
- Конечно, - согласился Митя. - Я, например, обязательно должен мать к себе перевезти.
- Куда?
- Куда я, туда и она.
- А хозяйство? - спросил Петя.
- Была б мать, а хозяйство заведется, - сказал Сережа, выросший в детском доме. - А у меня, ребята, всё не как у людей. Какие-то дурацкие фантазии…
Он смущенно умолк, но товарищи с таким любопытством смотрели на него, что Сережа приободрился.
- Только вы не смейтесь… Вот проходит много лет. Я иду по городу, захожу в такое хорошее высотное здание, со швейцаром, сдаю кепку на вешалку, подымаюсь на лифте. На дверях написано: "Министр П. Фунтиков". За столом сидит Петька…
- Ну, а дальше?
- Дальше ничего. Сидим, ремесленное вспоминает. Я ж вас предупреждал, - глупые фантазии. Или, например, приземляюсь на Северном полюсе. Зимовка. Начальник зимовки - Митька Власов.
- Ну?
- Садимся, вспоминаем ремесленное.
- А ты-то сам что делаешь? - спросил Ваня Тихонов.
- В том-то и дело, что про меня ничего не видно. Всех вас вижу, а себя нет. И самое интересное, как вы сначала меня не узнаёте, спрашиваете, по какому делу, а потом мы начинаем радоваться и вспоминать училище.
- А ты переверни наоборот, - засмеялся Коля Белых, - в кабинет министра входит Фунтиков, а ты сидишь за столом.
- Лишь бы империалисты войну не начали, - сказал вдруг Ваня Тихонов. - Сколько разорения прошлая война принесла!
- Это еще не самое главное, - сказал Митя. - Самое главное - людей жалко. У меня отца на войне убили.
- И у меня, - сказал Коля Белых.
- И у меня, - сказал белобрысый фрезеровщик.
- Мой отец в артиллерии служил, - добавил Коля. - Вообще-то он трактористом был. Вот, глядите, фотография.
Он протянул карточку ребятам и пояснил:
- Это мы с ним в Смоленск приезжали; он в ту весну две нормы на своем тракторе вспахал - и ему грамоту в Смоленске дали.
- А это кто?
- Это мать. Она в сорок четвертом померла. Долго болела, ходил я за ней, ходил, а вот не выходил. Жили тогда в землянке, я-то крепкий был, мне хоть бы что, а она простыла, у нее легкие слабые стали…
- Это что у тебя полосатое в руках? - спросил Ваня Тихонов.
- Да так, ерунда; я ж тогда маленький был; отец купил в магазине тигра; ну, я с ним сфотографировался. А через полгода отца убили. Я тогда ничего не понимал. Плакать плакал, потому что страшно было, что мать целые дни плачет, но по-настоящему не понимал…
- Ты отца хорошо помнишь? - спросил Митя.
- Помню. Я его во сне сколько раз видел.
- Другой раз и просыпаться неохота, еще б с ним побыл, - сказал Митя. - Мой отец мотористом на мельнице работал. Домой придет белый от муки, я до сих пор помню, как его куртка пахнет. А лицо в точности не помню. Он из Лебедяни на войну ушел; мы его с матерью до военкомата провожали. Долго, наверно, у ворот стояли; отец вышел в солдатской форме, взял меня на руки, велел о матери заботиться…
- Неужели и слова помнишь? - с завистью спросил белобрысый фрезеровщик.
- Нет, - сознался Митя. - Слов, конечно, я не помню. Мне мать за эти годы много раз рассказывала, как мы отца провожали, как он меня на руки поднял. Ну, я теперь уж и не знаю, что сам запомнил, а что мать рассказала. Война тогда около нас была, под Ельцом. Слышно было, как из пушек стреляли. Я всё думал: это отец прямой наводкой… А он, оказывается, совсем на Украине был. Потом пришло извещение - пропал без вести. Я уж тогда в первый класс пошел. По секрету от матери написал печатными буквами отцу на полевую почту, думал, - может, всё-таки ответит. Потом каждый день бегал почтальона встречать. Пришел ответ через месяц; политрук написал… Я матери так и не показал, чтоб второй раз не расстраивалась.
Митя вынул из кармана пожелтевший листок бумаги, свернутый треугольником, и показал товарищам. Ребята не взяли в руки письмо, а только посмотрели на адрес, написанный печатными буквами; очевидно, неизвестный политрук хотел, чтобы каждое слово было понятно осиротевшему мальчику.
- Пустили б меня за океан, я б им такое сказанул! - Сережа Бойков от злости даже поднялся со стула.
- Тебя не хватало, - улыбнулся Ваня. - Без тебя дипломаты дают им жизни.
- Ну, всё-таки они дипломаты, им как следует выразиться нельзя. А я б сказал, что у нас в училище на родительское собрание тети приходят, бабушки, мамы, а отцы не ко всем приходят, потому что их нет - убиты на той войне. Я б сказал, что у Вани план есть на пять лет; можно всем показать, - там про войну ничего не написано. Митька лауреатом хочет быть. Фунтиков электростанцию поедет строить в деревню… Вы нас лучше не трогайте…
- Ну, Вышинский им то же самое и говорит.
- Я понимаю, - помотал головой Сережа. - Но только они думают, - это министр говорит, это еще не так страшно. А я совсем другое дело…
- Ох ты!.. - засмеялись ребята.
- Чего смеяться? - сказал Митя. - Это он верно говорит. Мы - народ…
Ваня Тихонов тоже поддержал Сережу, хотя и сказал, что вряд ли ему нужно ехать за океан.
Время было позднее. Спели еще одну песню на прощанье, и слесаря ушли к себе. Была забыта ссора. Да и какие могли быть серьезные ссоры между слесарями и фрезеровщиками, между юношами одной и той же биографии, между молодыми людьми допризывного возраста!
2
Заявление Мити Власова прочитала секретарь комитета Антонина Васильевна. "Прошу принять меня в члены ВЛКСМ, так как я хочу быть в первых рядах советской молодежи".
Одергивая от волнения гимнастерку, Митя слышал эти слова, написанные им самим, и они показались ему удивительно нескромными. Шутка сказать - "в первых рядах"!
Он даже на секунду испугался, как бы кто-нибудь не рассмеялся над его самоуверенностью.
Нет, члены комитета не смеялись.
Несмотря на то, что за столом, перед которым он стоял, переминаясь с ноги на ногу, сидели все знакомые ребята, он видел их сейчас как будто впервые. И смотрели они на него сейчас, как казалось Мите, совсем иначе, так непривычно, что он всё время отводил глаза в сторону, в окно, сквозь которое всё равно ничего не видел.
- Какие будут вопросы к Власову? - спросила Антонина Васильевна.
- Расскажи свою биографию.
Митя так волновался, что даже не разобрал, кто из ребят задал ему этот вопрос.
- Я родился в 1937 году, - начал Митя, растягивая слова, чтобы ответ не показался совсем уж коротеньким. - Окончил пять классов.
"Вот и всё, - тоскливо подумал он. - Вот и вся моя биография"
А так хотелось именно сейчас сообщить всему комитету какую-нибудь особенную подробность своей жизни, но ничего значительного в запасе нет. Митя подумал, что, наверное, это даже нельзя называть еще автобиографией, когда человек - рассказывает, что он родился, а потом учился в пятом классе. Наверное, автобиография у него получится гораздо позже.
Сейчас это просто муки, например, заполнять анкету. Два дня назад ему пришлось заполнять анкету на том заводе, где он должен будет проходить практику. До чего ж было неприятно на столько вопросов отвечать однообразно: "Не служил", "Не участвовал", "Не имею"… Всё "не" и "не"…
А какие великолепные вопросы:
"Участвовал ли в гражданской войне?"…
"Нет, к сожалению, не участвовал. Я не скакал рядом с Чапаевым. Я не брал Зимний дворец. Я не бил Врангеля. Больше того: я даже не видел этого, меня не было тогда на свете; но если бы я был тогда на свете, я бы вихрем несся рядом с Чапаевым, я бы лично выстрелил с "Авроры" по Зимнему дворцу, я строчил бы из пулемета по Врангелю…"
"Участвовал ли в Отечественной войне?"
Что может быть для Мити мучительней этого вопроса? Да нет же, не участвовал. "Ну как я мог участвовать, когда я родился только в 1937 году? Виноват я, что ли? И можете нисколько не сомневаться, что, появись я на земле раньше, я был бы в Краснодоне около Олега Кошевого и самым задушевным моим другом был бы Александр Матросов".
"Какие имеете правительственные награды?"
"Никаких не имею. Есть у меня пятерка по математике и четверка по русскому языку, но это нельзя считать правительственными наградами…"
- Устав ВЛКСМ знаешь? - спросила Антонина Васильевна.
- Знаю.
- Какими орденами награжден комсомол?
- Двумя орденами Ленина, орденом Красного Знамени и орденом Трудового Красного Знамени.
- Расскажи, как ты учишься.
- Я учусь… - сказал Митя и остановился. Он не знал, с чем начать. Рассказывать, какие у него оценки, Митя считал лишним: на столе лежал журнал группы. Нет, комитету он должен рассказать что-то такое, чего ног в журнале.
- Я учусь в шестой группе, сказал Митя; хотя это было известно, но ему легче было начать с самого начала. - У нас дисциплина в цеху хорошая, а в классе хромает. Вообще мы практику любим, а теории у нас идет хуже.
- У кого это "у нас"? - спросила Антонина Васильевна.
- У меня тоже, - покраснев, сказал Митя.
- Что ж, это, по-твоему, правильно?
- Нет, это, конечно, неправильно, - ответил Митя. - Но только ничего с этим пока сделать не могу.
"Не примут теперь", - подумал Митя и быстро добавил:
- Я знаю, что практики без теории не бывает. То есть она, конечно, бывает, но только лучше, если они вместе.
- Ну, а скажи: каким должен быть комсомолец?
- Комсомолец должен показывать всем пример.
- Какие книжки ты прочитал за последнее время?
- "Молодую гвардию", "Повесть о настоящем человеке", потом "Всадник без головы", но это можно не считать, - быстро добавил Митя.
- Нет, уж, раз прочитал, так считай.
- Ну, а что в мире делается, ты знаешь? - строго спросил второклассник Вася Андронов. Он был маленького роста и недостаток роста восполнял чрезмерной строгостью.
- Поясни свой вопрос, - попросила Антонина Васильевна.
- Я понимаю, - сказал Митя. - Он у меня спрашивает про текущий момент.
- Можешь ответить?
- Смешно. Конечно, могу.
- Где сейчас идет война?
- В Корее. Ким Ир Сен хочет, чтоб корейскому народу было хорошо, чтобы ему свободно жилось, и китайцы тоже им помогают, а американцы бросают бомбы на мирные города. Им никого не жалко, они думают только про свою выгоду.
- Ну, а как ты лично отвечаешь на поджигательскую политику капиталистов? - спросил Вася Андронов.
- Я лично сделал досрочно пять гаечных ключей, имею отличную оценку по практике и у меня нет ни одной тройки по предметам.
Если бы сейчас в комнате комитета ВЛКСМ присутствовал какой-нибудь сторонний, совершенно объективный наблюдатель, он бы с предельной ясностью почувствовал, что мальчик Митя Власов из Лебедяни, ученик ремесленного училища, вступил в непримиримую борьбу с врагами мира на земле. И он бы почувствовал, сторонний наблюдатель, что Митя пользуется в этой борьбе благородными и честными приемами, чего никак нельзя сказать о его врагах.
- Какое твое семейное положение? - спросила Таня Созина, единственная девочка в комитете.
- Мать живет в Лебедяни.
- А отец?
- Убит на войне.
- Кто рекомендовал Власова в комсомол?
- Комсорг группы Ворончук и Сергей Бойков.
Сначала поднялся Сережа и сказал, что он уже около года знает Власова. Они даже спят рядом. Власов - человек, на которого вполне можно положиться. В трудную минуту не подведет. Недавно группе дали делать универсальные зажимы. Очень ответственное государственное задание. Власов сдал их на "отлично" и на два часа раньше срока. Значит, он сэкономил государству рубли. Разбирается в международных вопросах. Достоин быть членом ВЛКСМ.
Потом встал Сеня Ворончук. Он сказал, что в основном присоединяется к мнению Бойкова, но комитету надо говорить правду до конца. "Не для того мы здесь собираемся, чтобы хвалить друг друга. А у Власова есть недостатки, которые надо искоренять. Взрослый человек, пятнадцать лет, имеет третий разряд, а в столовую скатывается по перилам с четвертого этажа. Это несерьезно, и с этим пора кончать. В умывалке брызгаться водой тоже не дело. Ты не ребенок, Митя Власов".
Сеня, нападая, всегда увлекался. Его во время выступлений "заносило", как машину на большой скорости по скользкой дороге. Сейчас, говоря о Мите, он уже не мог затормозить, перечисляя его недостатки.
- Постой, Ворончук, - остановила его секретарь комитета. - Так ты всё-таки рекомендуешь Власова или нет?
- Горячо рекомендую, - ответил Сеня.
- Что-то не видно, - сказал Вася Андронов.
- Так, товарищи, он же сознательный парень и свои недочеты учтет и исправит. Как, Власов, - обратился к Мите Ворончук, - искоренишь недочеты?
- Водой я один раз брызгался, - смутился Митя.
- А комсомольские задания будешь выполнять безоговорочно? - спросил Вася.
- Ясно, буду.
- Есть предложение, товарищи, - поднялась секретарь комитета, - принять Дмитрия Власова в члены ВЛКСМ. Кто за это предложение, прошу поднять руку.
Митя опустил глаза, боясь увидеть, что кто-нибудь из членов комитета не поднял руки. "До чего ж глупо, - с болью думал он. - Всё так хорошо было, а тут вспомнили про перила. Как дурак, езжу в столовую, как будто дойти нельзя…"
- Единогласно, - сказала секретарь комитета. Поздравляю тебя, Власов. Не роняй никогда чести комсомольца.
И она пожала ему руку.
- Надо будет завтра же сбегать на завод, - подумал Митя, - и в анкете рядом с графой "партийность" написать: "член ВЛКСМ".
Шестая глава
1
Приближались экзамены.
По еле уловимым признакам можно было заметить, что всё училище насторожилось, стало собраннее.
Вечерами в общежитии Митя быт нарасхват: прошел слух по комнатам, что он хорошо диктует. Дело даже не том, что он как-нибудь особенно выразительно читает, но у него "легкая рука". Стоит вечером написать страничку под его диктовку - и утром сдашь русский как по маслу.
От него правда, требовали невероятной ясности произношения: он должен был диктовать чуть ли не по складам, чтобы бы то точно известно, где надо писать "о", а где "а", где одно "н", а где два.
Ходил Митя не только к своим слесарям, но и к токарям, к фрезеровщикам. Зазвали его однажды и девочки: в училище была одна группа девочек-токарей. Таня Созина, староста группы и член комитета, сказала как-то Мите.
- Ты, говорят, хорошо диктуешь? Заходи сегодня к нам, а то я за своих девчат немножко беспокоюсь.
Мите очень не хотелось итти к девочкам, - потом поднимутся разговоры. Но он хорошо знал Таню: не пойдешь добром, она заставит прийти через комитет.
Стоило только в чем-нибудь обойти ее группу, как она поднимала шум на всё училище. Именно то, что девочек была всего одна группа, давало Тане неоценимое преимущество; на любом собрании, в кабинете любого начальника она могла вставить бронебойную фразу:
- Ну, конечно, нас мало, - значит, о нас можно забывать.
Таня была вечно чем-нибудь недовольна. Она всегда разговаривала так, как будто кто-то уже успел обойти ее группу.