– Хм. Разумеется, слышал. Но неважно. Киты, так же как и летучие мыши, далеки от людей. Человеку никогда не стать ни вампиром, ни дельфиноптером. Сколопендрой тоже не стать.
– А единорогом и кентавром типа стать?
– Кентавр и так наполовину человек. Но кентавры вряд ли заведутся на Спящем архипелаге: им негде жить. Единственный лес на Светлоярске слишком мал. Но будьте готовы к тому, что скоро в вашей среде появятся единороги, фениксы… и драконы, если я прямо сейчас этому не помешаю.
– Это же бред! – заявил Кит.
– Бред? Почему же тогда молчит и не возражает отец твоего друга? Он ведь, я уверен, что-то знает о драконах, не правда ли?
– Это я заместитерь дракона! – неожиданно подала голос Елка, но дедушка шикнул на нее, и она спряталась за Кита.
– "Заместитель дракона", – повторил грифон. – Видно, были уже драконы в вашем роду, так?
– Я слышал об этом от своего деда, но всегда считал это сказкой, – глухо проговорил дедушка Патрик.
– Ваш сын в зоопарке остановил взглядом Фенрира, спасая вашу внучку! – резко ответил грифон. – Кроме дракона, никто не способен на это.
– Как… что… – растерялся дедушка Патрик. – Елка, девочка, почему вы ничего не рассказали мне?
– Мы боялись, что ты будешь ругаться! – выглянула из-за Кита Елка и вновь спряталась.
– Я ничего не понимаю! Откуда в зоопарке Фенрир? Он что, напал на тебя? Он вырвался из клетки? Куда смотрят служители, что творится!
– В зоопарк привез Фенрира я, – спокойно ответил грифон. – Но не для того, чтобы мастер дверей проникал к нему в клетку.
– Ты полезла в клетку к волку?! Зачем, внучка?! Елка-палка, зачем?!
– Туда упала фенечка, это Пчелка подарила Арту, я хотела ее достать, – не показываясь из-за спины Кита, пролепетала Елка.
– Что я слышу… – протянул грифон. – Пчелка – это, надо понимать, наша юная техноведьма. Подарила драконий артефакт, который сама же и сделала, не так ли? Техно!
– Тебе-то что до этого? – довольно грубо спросил дедушка Патрик.
– А то, что мне не нужны драконы на моем острове. Ни с артефактами, ни без.
– Сам-то ты кто? Орлан, что ли?
– Ну зачем же орлан…
– Грифон он! – неожиданно заявил Кит. – Я догадался. Это он у Пчелки медальон отобрал. А теперь хочет отобрать у Елки феньку.
Услышав это, дедушка Патрик рванулся вперед:
– Да ты…
– А ну стой, где стоишь, техно! – В голосе грифона зазвенел металл. – На твоем месте я бы лучше подумал о сыне. Если не знаешь, чем грозит превращение в дракона, я скажу. Нет, у мальчишки не вырастут крылья и чешуей он не покроется. Он станет сильным – даже слишком. В нем совсем не останется человеческих слабостей. В сердце дракона вообще нет места ничему человеческому. Нужен ли тебе такой сын? Подумай, техно. Без артефакта у тебя еще есть шанс избавить сына от драконьей сущности, а вот с ним – никакого. Отдай его мне. По-хорошему.
– Да вы же врете! Вы все время всех обманываете! – закричал Кит.
– Поищи в библиотеке информацию по истории Спящего архипелага, бестолочь. И увидишь, что я говорю истинную правду. Вы все равно никуда не денетесь, – неожиданно мягко проговорил грифон, вставая. Он взял в руки шар, явно собираясь вновь крутануть его. Но перед этим продолжил: – Я могу оставить вас тут, всех троих. Выбраться вы не сумеете: здесь нет двери, чтобы мастер дверей вывел хоть кого-нибудь. Охота умереть здесь? Отдайте по-хорошему.
Грифон вновь протянул руку за фенькой, другой он поднял шар повыше, давая понять, что шутить не намерен. Шар, хоть и излучал свет, до сих пор оставался темным, но сейчас разгорелся ярче. Завороженная сиянием, Елка сделала шаг вперед, не отпуская дедушкину руку. Грифон продолжал что-то говорить, но она уже не слышала. Шар перестал быть матовым – внутри появилось изображение, и оно двигалось! Не теряя больше ни секунды, Елка шагнула прямо к шару, потянув за собой дедушку. Последовала короткая вспышка… А в следующий миг они просто исчезли. Пораженный Кит вытаращил глаза. Грифон издал дикий рев и швырнул шар на пол. Тот завертелся, а затем и Кита, и Грифона выкинуло из темной залы. Они вновь стояли в каморке при кафе.
– Убир-райся! – страшно закричал грифон.
Кит попятился. Потом повернулся и, не заставляя просить дважды, бросился вон.
Лес
Первые солнечные лучи пробились через кроны ильмов – еще густые, разноцветные, доживающие последние дни. Скоро листья облетят, и лес будет стоять обнаженный и печальный, с грустью вспоминая летнее тепло.
Луч проник через окно в Дом. Пощекотал нос единорога, спящего на одеяле под окном. Говорят, единороги, как и лошади, спят стоя. Но это – когда привыкнут. Накануне вечером серебристо-белый единорог уснул лежа, положив голову на колени бабе Любе и подогнув передние ноги. Постелить одеяло на полу возле окна предложила Юлька. Оставить зверя во дворе ни у кого не хватало духу. Устроиться же на кровати он никак не мог – расшвыривал ногами постель, принимался скакать по всему нижнему этажу. Мелюзга носилась за ним с хохотом и криками, норовя вскочить на спину. Но единорог не давался, лишь позволял гладить себя. Несколько раз Никитка, вскарабкавшись на окно, прыгал на единорога сверху и даже умудрялся оседлать его, вцепившись в гриву и сжав пятками бока, но тот неизменно сбрасывал его. Никитка громко ревел, но продолжал попытки укрощения единорога, пока Даша не оторвала его от окна и не унесла, брыкающегося, наверх – спать.
Все в Доме стояло вверх дном – перевернутые кровати, опрокинутые стулья, разбросанные по всему полу вещи. Ирина Андреевна не принимала участия в творящемся бардаке, она еще не вполне поправилась и сидела, сложив крылья, на балке под потолком, с беспокойством наблюдая за остальными. Надо ли говорить, что балку Дом вырастил накануне. Руководить интернатом пытались Саша с Дашей, но пока это получалось у них неважно. "Лучше бы появилось стойло", – бурчал Саша, бегая за единорогом, который, ошалев от детских криков и "нападений", перепугался и уже, кажется, ничего не соображал.
В конце концов животное общими усилиями загнали в угол, где баба Люба исхитрилась обнять его за шею и, что-то шепча прямо в ухо, наконец успокоила. Единорог даже дал отвести себя к тому месту, где было разостлано одеяло. Там они и устроились вдвоем: бабушка и ее недавний внук. Вскоре вымотанные всеми этими невероятными событиями обитатели интерната крепко спали.
Но рано утром единорог проснулся от солнечного луча. Оставив спящую бабушку, он процокал копытами по деревянному полу и вышел на двор. А затем направился по тропинке прямо в чащу.
Запахи – осенней травы, падающих листьев, последних цветов, коры, мышиных следов, летящих по воздуху паутинок – обрушились на него. На тропинке попадались корни, но он легко перешагивал их и в конце концов, влекомый лесом, свободой, припустил рысью.
Он бежал, шумно дыша, раздувая ноздри, рог на лбу совсем не ощущался, ветерок теребил гриву. Там, в лесу, он больше не будет одинок. Заживет привольно и счастливо.
Птицы разлетелись, позади раздались звуки – смутно знакомые, но уже непонятные.
– Сла-ва-а-а…
Единорог остановился и слегка повернул голову.
Девочка бежала следом за ним по тропинке. Девочка-птица. Феникс.
– Славка, подожди!
Девочка-птица в ночной рубашке и наброшенной сверху куртке. Длинные волосы развеваются на ветру. Она подбегает. Не страшно. Не опасно. Девочка-птица – своя, волшебное существо.
Девочка обнимает единорога за шею и плачет:
– Славка! Ты уходишь от нас? Почему?
Он не понимает, что она говорит. Он только чувствует ее тепло. Где-то глубоко, внутри у нее, спит огонь. Он будет спать еще очень долго, но рано или поздно разгорится. Это нестрашный огонь. Соленые капли падают в густую мягкую шерсть единорога. Это ничего.
– Славка, я тоже уйду, потом, – шепчет девочка в самое ухо.
Единорогу щекотно. Он фыркает и поводит головой.
Волосы девочки лежат на спине единорога. Он мог бы стоять так и дальше – долго, он мог бы даже покатать ее. Но она не хочет сейчас идти с ним. Она гладит его по шерсти – и отпускает.
– Прощай, Славка. Ты будешь к нам приходить? Если нет, я сама приду. Я найду тебя.
Единорог кивает. Девочка-птица еще раз крепко обнимает его и разжимает руки. Зверь поворачивается и уходит в чащу.
Юлька медленно брела по дорожке из леса. Слеза катилась по щеке. Куртку Юлька так и не застегнула, не чувствуя холода.
Славка ушел, не выдержал одиночества. Нет больше Славки. Есть волшебное существо – единорог. Возможно, они будут видеться, может быть, даже часто, если он примет ее как феникса.
Но это будет уже не так.
"Почему мы становимся другими?" – думала Юлька.
Этот лес зачаровал их всех. Поглотил так же, как поглотил развалины интерната. Нет больше "Зеленого угла". А что впереди?
Навстречу Юльке вышел человек. Вскоре она поняла, что это Славкина бабушка. Женщина шла медленно, ей тяжело было переступать через коряги. Юлька приблизилась.
– Он ушел от нас, – еле сдерживая рыдания, сказала она.
Бабушка раскрыла объятия и прижала Юльку к себе. Та уткнулась щекой в мягкую бабушкину шаль. "Как шерсть единорога", – подумала Юлька, тихо всхлипывая.
– Не плачь, птичка, – сказала бабушка, гладя Юльку по голове шершавой после множества стирок рукой. – Он маялся здесь, как неприкаянный. Места не находил. Лучше уж так.
Юлька не сразу поняла, что баба Люба говорит не про последние Славкины дни, когда он уже превращался в единорога, а про предыдущую жизнь в интернате. И в самом деле, Славка всегда хотел чего-то, чего не мог достичь. Как и сама Юлька. Может быть, поэтому он когда-то понравился ей, а вовсе не потому, что казался интереснее других. Просто она чувствовала родственную душу и, как оказалось, не ошиблась.
"Я тоже уйду, – снова подумала Юлька. – Я уйду от них. От всех. Где-то в другом месте я буду нужнее".
– Пойдем в дом, птичка, – вздохнула баба Люба.
И они обе направились обратно.
Юлька с бабушкой были уже во дворе дома, когда в небе над ними возник орлан, сделал круг, снизился. Удар о землю – и комиссар стоит перед ними.
Две женщины – старая и юная – молчат и смотрят на его.
– Славка? – понял Антон. – Уже?
Юлька кивнула.
– Не плачьте. Идите домой. Я прослежу, чтобы на нашем острове его больше никто не обидел.
Антон входит в трансформацию и поднимается ввысь. Через мгновение его уже не видно.
– Так быстрее. Зачем теперь прятаться? Это серые должны бояться, а не мы! – уверенно заявила Ника.
Спускаться по извивающейся лентой дороге оказалось гораздо легче, чем подниматься. Ноги сами несли нас вниз. На бегу я быстро-быстро рассказывала Руби про папу. Братец шел передо мной, говорить приходилось ему в затылок, и выражения его лица я не видела. Но, судя по тому, что ни разу не перебил, ему было по крайней мере интересно. Ника летела над нами и не мешала. Когда история достигла момента появления искина, я специально не стала называть его по имени – хотелось узнать, как скоро Руби догадается. Братец понял довольно быстро, как только речь зашла о работе в суде. Он встал как вкопанный и резко обернулся. Я не успела затормозить и налетела на него.
– Так, значит, – взволнованно заговорил Руби, – наши отцы – не чужие! Они были знакомы, они – друзья! Ты понимаешь, что это значит?!
Я даже онемела. Вот болван! Потом пришла в себя и набросилась на него с кулаками:
– Ты что?! Ничего так и не понял?! У нас один папа. Один! А Итан – робот! И наш папа его сделал!
– Да стой ты! – Руби попытался схватить меня за руки. Не сразу, но это ему удалось. – Все я понял. Я знаю, что меня родили люди, а не биороботы. Они пока не умеют. Но это ничего не меняет для меня, пойми!
– Тогда зачем ты пошел со мной, если отец тебе неважен? – кричала я. – Наш родной отец!
На дорогу опустилась Ника и вышла из трансформации.
– Вы чего тормозите? Деретесь, что ли? Нашли время!
– Да он… да я… да он – дурак! – кричала я, пытаясь вырваться, чтобы треснуть братца по башке.
– Тоже мне открытие, – пожала плечами Ника. – Все мальчишки – дураки. Но зато прикольные и с ними весело. Прекращайте махач, пошли!
Не сказав больше ни слова, она вновь обернулась птицей и умчалась вперед.
А мне расхотелось колошматить Руби. Действительно, не до того сейчас. Не понимает – его проблемы, лишь бы помог.
– Идем, – мрачно сказала я. – Отпусти!
Он послушался.
– Дальше расскажешь? Ну пожалуйста!
Я кивнула. Вновь братец шагал впереди, а я продолжала свою историю, вернее, папину историю, до самого волнующего момента – появления мамы.
На этот раз братец отреагировал не сразу. Лишь на том месте, когда отец сообщал Итану, что детей, скорее всего, будет двое, Руби обернулся.
Я замолчала.
– Это ты, да? – спросил он.
– Ну да, – пожала плечами я.
Он неожиданно взял меня за руку и так и повел дальше, на ходу бросив:
– А потом что было?
Так я и досказала до самого конца. Братец не произнес больше ни слова – очевидно, опасаясь ляпнуть что-нибудь не то, – лишь крепче сжал мою руку. Мы уже миновали серпантин, когда поднялся ветер, – хорошо, что не раньше, на этой дорожке и укрыться негде. К счастью, за поворотом уже мост, а там и замок. Но не успели мы выйти из-за поворота – сверху на нас обрушилась Ника.
– Там… там… – пыталась сказать она, едва выйдя из трансформации.
Лицо ее было испуганным и каким-то обалдевшим.
– Что случилось? – Мне пришлось схватить ее за плечи и встряхнуть, чтобы пришла в себя.
– Мой папа… серые… – пролепетала она и залилась слезами.