Это было, пожалуй, уж слишком сурово сказано; но все понимали, что время военное, иначе нельзя. Пришлось примириться с тем, что Немечек будет адъютантом. Руководители "Общества замазки" глухо роптали, находя это назначение оскорбительным для общества. Они чувствовали себя униженными тем, что столь важная на войне роль поручена человеку, которого общее собрание заклеймило как предателя, с маленькой буквы вписав его имя в черную книгу общества. Знать бы, что так получится…
Бока вынул из кармана список и прочитал, кто в какой форт назначается. Командиры батальонов выбрали себе по два человека. Все это было проделано с величайшей серьезностью; взволнованные мальчики хранили полное молчание. После этой процедуры Бока отдал приказ:
- По местам! Проведем военное ученье. Все быстро разбежались по своим местам.
- Ждать следующего приказа! - крикнул вдогонку Бока.
Сам он остался посреди пустыря вместе с адъютантом Немечеком. Бедный адъютант все время кашлял.
- Эрне, - мягко сказал ему Бока, - завяжи себе горло. Ты здорово простыл.
Немечек ответил другу благодарным взглядом и повиновался ему, как старшему брату: плотно, до ушей закутал шею большим вязаным шарфом.
Бока подождал, пока он кончит, потом сказал:
- А теперь передай мой приказ форту номер два. Слушай внимательно…
Но тут Немечек совершил такой поступок, на который раньше никогда не отваживался: прервал командира.
- Извини, - промолвил он, - но я хотел тебе кое-что сказать.
- Что такое? - нахмурился Бока.
- Тут вот члены "Общества замазки"…
- Слушай, - с нетерпением перебил его президент, - неужели и ты принимаешь всерьез всю эту ерунду?
- Да, принимаю, раз они тоже принимают, - отвечал Немечек. - Я знаю, что они дураки, и мне наплевать, что они там обо мне думают. Но я вовсе не хочу, чтобы и ты тоже… тоже… меня… презирал…
- Я тебя презирал? С какой стати?
Голосок, в котором стояли слезы, отозвался из-за красной бахромы:
- Потому что они сказали, что я… что я предатель…
- Предатель? Ты?
- Да. Я.
- Ну, это действительно интересно.
И Немечек, запинаясь, сдавленным голосом поведал Боке обо всех происшествиях вчерашнего дня. О том, как пришлось ему спешить, когда члены "Общества замазки" давали тайную клятву. Как они, воспользовавшись этим, тотчас объявили, будто он убежал, побоявшись вступить в тайное общество, и поэтому - бесчестный предатель. О том, что произошло это, собственно говоря, потому, что лейтенанты, старшие лейтенанты и капитаны дуются на президента, который, мол, с ними водиться не хочет, а простого рядового посвящает во все государственные тайны. И, наконец, что его, Немечека, имя с маленькой буквы вписано в черную книгу.
Терпеливо выслушав все это, Бока задумался. Больно было ему сознавать, что некоторые его товарищи так к нему относятся. Бока был мальчик неглупый, но он и не подозревал еще, что другие люди - совсем не такие, как мы, в чем каждый раз убеждаешься ценой мучительных разочарований.
- Ладно, Эрне, - сказал он наконец, ласково посмотрев на белокурого мальчугана, - ты только знай делай свое дело, а на них не обращай внимания. Пока, до войны, я ни о чем не хочу с ними говорить. Но как только война кончится, я им задам жару! А сейчас скачи к фортам номер один и два и передай гарнизону приказ немедленно перебраться в форты номер четыре и пять. Хочу посмотреть, сколько понадобится времени для такой переброски.
Рядовой Немечек встал "смирно", четко откозырял и, как ни грустно ему было, что восстановление его доброго имени из-за войны откладывается, подавил огорчение и по-военному отчеканил:
- Есть, господин президент!
И галопом поскакал исполнять приказание. Пыль взвилась за адъютантом, и он вскоре скрылся в штабелях, на верху которых, высовываясь из фортов, виднелись лохматые детские головы. Лица с широко открытыми глазами выражали волнение, которое, по описаниям храбрых военных корреспондентов, хорошо знающих человеческую натуру, охватывает перед боем даже настоящих солдат.
Бока остался один посреди пустыря. Сюда, на этот отгороженный участок земли, доносился грохот экипажей; но Бока чувствовал себя так, словно находился не в центре большого города, а где-то далеко-далеко, в чужой стране, на огромной равнине, посреди которой завтра в кровопролитной битве решатся судьбы народов. Не слышно было ничьих голосов; мальчики спокойно стояли на своих местах, ожидая приказаний. И Бока понимал, что все теперь зависит от него. От него зависит, смогут ли его товарищи и дальше весело коротать здесь свой досуг за лаптой и всякими играми и забавами. Он отвечает за благополучие, за будущее их маленького сообщества. И Бока почувствовал гордость при мысли, что взял на себя такую прекрасную задачу.
"Да, - подумал он, - я сумею вас защитить!"
Он окинул взглядом дорогой его сердцу пустырь. Потом посмотрел на штабеля, из-за которых с любопытством выглядывала стройная железная труба лесопильни, весело попыхивавшая белыми клубочками пара, - так весело и безмятежно, будто нынешний день ровно ничем не отличался от предыдущих; будто все, решительно все не было сейчас брошено на чашу весов…
Да, в эти минуты Бока испытывал чувство, которое охватывает полководца накануне решительного сражения. Ему вспомнился великий Наполеон… Потом он перенесся мыслями в будущее. Как-то оно сложится? Что ждет его впереди? И кем он будет? Солдатом, настоящим воином, который поведет по далекому бранному полю настоящие, одетые в шинели, полки - уже не за этот клочок пустующей земли, а за те родные просторы, что зовутся отечеством?… Или суждено ему стать врачом, изо дня в день ведущим бесстрашную, упорную и великую борьбу с полчищами болезней?…
Пока он размышлял таким образом, тихо опустились весенние сумерки. Бока глубоко вздохнул и пошел к штабелям - произвести смотр личному составу фортов.
Дозорные на верху штабелей увидели, что командир направляется к ним. В фортах началось движение. Уложив песочные бомбы рядами, гарнизон выстроился по команде "смирно".
Но главнокомандующий вдруг остановился на полдороге и обернулся, словно прислушиваясь. Потом быстро пошел к забору.
В калитку кто-то стучался. Бока, отодвинув засов, отворил и в изумлении отшатнулся. Перед ним стоял Гереб.
- Это ты? - смущенно промолвил Гереб.
От неожиданности Бока не нашелся, что ответить. Гереб медленно вошел и запер за собой калитку. Бока все не мог понять, чего он хочет. Во всяком случае, на этот раз Гереб казался далеко не таким веселым и спокойным, как всегда. Сумрачный, бледный, теребил он свой воротничок, и было видно, что ему нужно что-то сказать, но он не знает, как начать, Несколько мгновений оба, не говоря ни слова, в растерянности стояли друг против друга. Наконец Гереб нарушил молчание:
- Я пришел… поговорить с тобой.
Тогда и к Боке вернулся дар речи. Просто и серьезно он ответил:
- Нам не о чем с тобой говорить. Самое лучшее, если ты уйдешь, откуда пришел.
Но Гереб не внял этому совету.
- Слушай, Бока, - сказал он, - я ведь знаю, что ты обо всем догадался. И что все вы знаете о моем переходе к краснорубашечникам. Но теперь я пришел сюда не как шпион, а как друг.
- Ты не можешь сюда прийти как друг, - тихо возразил Бока.
Гереб опустил голову. Он приготовился, что его встретят грубо, станут прогонять; но тихая печаль, с какой говорил с ним Бока, была для него неожиданностью. Она больно задела его - больнее, чем если бы его ударили. И он вдруг сам заговорил тихо и печально:
- Я пришел исправить свою ошибку.
- Это невозможно, - ответил Бока.
- Но я раскаиваюсь… страшно раскаиваюсь… Я принес вам знамя, которое Фери Ач захватил, а Немечек хотел унести обратно… и которое Пасторы вырвали у него из рук…
С этими словами он вытащил из-под куртки маленькое ало-зеленое знамя. У Боки заблестели глаза. Знамя все измято, истерзано: видно, что за него боролись. Но это-то и было в нем самое прекрасное. Изорванное, оно выглядело, как настоящее знамя, пронесенное сквозь огонь сражений.
- Знамя, - возразил Бока, - мы отберем у краснорубашечников сами. А не сумеем отнять - один конец… Все равно мы тогда уйдем отсюда, разбредемся кто куда… не будем больше вместе… Но получить знамя из твоих рук - нет, этого нам не нужно. И сам ты не нужен.
Бока сделал движение, собираясь уйти и оставить Гереба одного. Но Гереб ухватил его за пиджак.
- Янош, - задыхаясь, промолвил он, - я понимаю, что очень виноват перед вами. Но я хочу искупить свою вину. Простите меня.
- Эх, - сказал Бока, - простить я давно простил.
- И вы меня примете обратно?
- Нет. Вот это уж нет.
- Ни за что не примете?
- Ни за что.
Гереб вынул носовой платок и поднес его к глазам.
- Не плачь, Гереб, - грустно сказал ему Бока, - не хочу я, чтобы ты здесь, передо мной, плакал. Ступай себе домой и оставь нас в покое. Ведь ты пришел сюда потому, что теперь и краснорубашечники больше тебе не верят.
Гереб спрятал платок в карман и попытался принять мужественный вид.
- Хорошо, - сказал он, - я ухожу. Больше вы меня не увидите. Но даю слово: я пришел не из-за того, что от меня отвернулись краснорубашечники. Тут другая причина.
- Какая же?
- Не скажу. Может быть, ты когда-нибудь узнаешь. Но горе мне, если узнаешь…
- Не понимаю, - сказал президент, глядя на него с удивлением.
- Сейчас не могу объяснить, - пробормотал Гереб и пошел к калитке. Там он еще раз обернулся и спросил: - Значит, не примете, нечего мне и просить?
- Не примем.
- Ну, тогда… я и не прошу.
И Гереб выбежал на улицу, хлопнув калиткой. Бока мгновение колебался. Первый раз в жизни поступил он с другим так безжалостно. И он хотел уже догнать Гереба и крикнуть ему: "Иди, но только больше так не делай!"- но вдруг вспомнил, как Гереб совсем недавно, насмехаясь, убегал от них по улице Пала, а они с Немечеком, повесив головы, печально стояли на краю тротуара, и в ушах у них раздавался его глумливый, злорадный хохот.
"Нет, не стану звать его назад, - подумал он. - Это скверный парень".
И решительно повернул к штабелям, но, пораженный неожиданным зрелищем, остановился. Мальчики стояли на штабелях, наблюдая за происходящим. Стояли даже те, кто не принадлежал к гарнизону фортов. Все маленькое войско в полном составе выстроилось там, наверху, на уложенных рядами поленьях, и безмолвно, затаив дыхание, ждало, чем кончится встреча Боки с Геребом. И когда Гереб ушел, а Бока направился к штабелям, общее возбуждение прорвалось наружу: все войско, как один человек, разразилось криками восторга.
- Ура! - зазвенели тонкие детские голоса, и фуражки полетели в воздух.
- Да здравствует президент!
Тут воздух прорезал оглушительный свист: громче, наверно, и паровоз не свистнул бы - даже поднатужившись. Это был свист победный, заливистый, и, конечно, испустил его Чонакош. Блаженно осклабясь, посмотрел он вокруг и сказал:
- В жизни с таким смаком не свистал!
Бока, остановившись посреди пустыря, растроганный и счастливый, поднес руку к козырьку, отдавая честь своему войску. Снова вспомнил он о Наполеоне. Вот так же и его, наверно, любила старая гвардия…
Все видели, что произошло у калитки, и каждому стала ясной роль Гереба. Мальчики, правда, не могли расслышать, о чем говорили Бока с Геребом, но по их движениям поняли все. Они заметили, как Бока сделал отстраняющий жест, не подав Геребу руки. Видели, как Гереб заплакал и ушел. А когда он, замешкавшись у выхода, обернулся и что-то сказал Боке, все даже немножко испугались.
- Ой… сейчас простит! - прошептал Лесик.
Но когда Гереб наконец ушел и все увидели, что Бока отрицательно качает головой, воодушевление прорвалось наружу, и навстречу обернувшемуся к ним президенту грянуло "ура". Как же было не радоваться, что президент у них не ребенок, а серьезный, взрослый мужчина? Все готовы были обнимать и целовать Боку. Но время было военное, и не оставалось ничего другого, как только выразить свои чувства криком. Зато уж и кричали - во все горло, чуть не до хрипоты.
- Однако ты парень что надо, мамочка! - с гордостью сказал Чонакош, но тут же испуганно поправился:- Виноват… я хотел сказать: господин президент.
Наконец началось ученье. Раздавалась громкая команда; отряды бегом носились между штабелями и кидались в атаку на форты, откуда во все стороны летели песочные бомбы. Все шло как по маслу. Каждый прекрасно знал свою роль. И воодушевление росло.
- Мы победим! - слышалось отовсюду.
- Выбьем их с пустыря!
- А пленных свяжем.
- Самого Фери Ача схватим! Один Бока оставался серьезным.
- Смотрите, как бы головы не закружились, - предостерегал он. - Радоваться будем после. А сейчас, кто хочет, может идти домой. Предупреждаю еще раз: кто завтра не придет вовремя, тот клятвопреступник!
Маневры кончились. Но уходить никому не хотелось. Все, разбившись на группы, принялись обсуждать историю с Геребом.
- "Общество замазки"! "Общество замазки"! - пронзительным голосом вопил Барабаш.
- Чего ты? - послышались вопросы.
- На собрание!
Тут Колнаи вспомнил, что обещал созвать общее собрание, перед которым должен снять с себя обвинение в том, будто общественная замазка засохла из-за его нерадивости.
- Ладно, - уныло согласился он, - собрание так собрание. Прошу уважаемых членов отойти в сторонку.
И уважаемые члены во главе со злорадно потиравшим руки Барабашем отошли от штабелей к забору, чтобы провести собрание там.
- Внимание! Внимание! - восклицал Барабаш.
- Объявляю заседание открытым, - громко возвестил Колнаи официальным тоном. - Слово имеет господин Барабаш.
- Кхм, кхм! - зловеще откашлялся Барабаш. - Уважаемое собрание! Господину председателю повезло - из-за маневров чуть не сорвалось это собрание, которое должно прогнать его в шею!
- Ого! - воскликнул его соперник.
- Нечего огокать! - огрызнулся оратор. - Я знаю, что говорю. Благодаря маневрам господину председателю удалось оттянуть время… Но больше не удастся! Потому что…
Но тут он был вынужден прервать свою речь. В забор кто-то громко постучал, а всякий шум сейчас особенно пугал мальчиков. А вдруг это неприятель?
- Что это? - спросил оратор.
Все обратились в слух.
Сильный, нетерпеливый стук повторился.
- Это в калитку стучат, - дрогнувшим голосом сказал Колнаи и приник глазом к щелке между досками.
- Там какой-то господин, - удивленно обернулся он к окружающим.
- Господин?
- Да. С бородой.
- Ну, так отвори ему.
Колнаи открыл калитку. В самом деле, перед ними стоял хорошо одетый господин с черной бородой, в очках и длинном черном пальто с пелериной.
- Это вы - мальчишки с улицы Пала? - крикнул он, не входя на пустырь.
- Да, - в один голос отозвались члены "Общества замазки".
Тогда господин в пальто сделал шаг вперед, и взгляд его смягчился.
- Я отец Гереба, - объяснил он, затворяя за собой калитку.
Все притихли. Дело серьезное: сам отец Гереба пожаловал. Лесик подтолкнул Рихтера:
- Беги, зови Боку.
Рихтер помчался к лесопилке, где Бока как раз объяснял мальчикам, что сделал Гереб.
Бородатый господин между тем обратился с вопросом к членам "Общества замазки":
- Почему вы прогнали моего сына?
- Потому что он выдал нас краснорубашечникам, - выступил вперед Колнаи.
- Каким краснорубашечникам?
- Это другие ребята, они ходят в Ботанический сад… Но сейчас они хотят отнять у нас это место, потому что им негде играть в мяч. Это наши враги.
Бородатый господин наморщил лоб.
- Мой сын прибежал сейчас домой весь в слезах. Я долго у него выпытывал, что случилось, но он ничего не хотел говорить. Только когда я строго-настрого приказал ему выложить мне все, он признался, что вы заподозрили его в предательстве. На это я ему ответил: "Я сию же минуту беру шляпу и иду к этим мальчикам. Поговорю с ними и расспрошу, в чем дело. Если они ошиблись, я потребую, чтобы перед тобой извинились. Но если это верно - хорошего не жди, потому что отец твой всю жизнь был честным человеком и не потерпит, чтобы сын предавал товарищей". Вот что я ему сказал. Прошу вас, скажите мне по чести, положа руку на сердце: действительно мой сын - предатель или нет? Ну?
Воцарилась немая тишина.
- Ну? - повторил отец Гереба. - Не бойтесь, говорите правду. Мне необходимо знать, напрасно вы обидели моего сына или он заслуживает наказания?
Все молчали. Никому не хотелось огорчать этого, по-видимому, не злого человека, который так близко к сердцу принимает поступки своего сына.
- Ты сказал, что он вас предал, - обратился отец Гереба к Колнаи. - Но это нужно доказать. Когда предал? Как?
- Я… я… только понаслышке знаю… - запинаясь, пробормотал Колнаи.
- Понаслышке знать - все равно что ничего не знать. Кто из вас может сказать что-нибудь определенное? Кто видел? Кто действительно знает?
В этот момент у фортов появились Бока с Немечеком, предводительствуемые Рихтером. Колнаи вздохнул с облегчением:
- Пожалуйста, вон Немечек идет… вот этот, белокурый… Он видел. Он знает.
Они подождали, пока мальчики подойдут ближе. Но те прошли мимо, прямо к калитке.
- Бока! Идите сюда! - крикнул им вслед Колнаи.
- Сейчас не могу, - ответил Бока. - Подождите немного. Немечеку плохо: у него приступ кашля… Я должен проводить его домой.
Услыхав фамилию Немечек, господин в пальто воскликнул:
- Это ты - Немечек?
- Да, - тихо ответил мальчуган и подошел к нему.
- Я отец Гереба и хочу знать, предатель мой сын или нет, - строго сказал ему господин в черном. - Твои товарищи говорят, что ты все видел и знаешь. Так скажи мне по совести: правда это?
У Немечека был жар; лицо его пылало. На этот раз он не на шутку заболел. В висках у него стучало, руки были горячие. И все вокруг казалось таким странным… Этот бородатый, очкастый дяденька, который так строго к нему обратился, словно господин Рац, когда он распекает плохих учеников… Эта толпа мальчиков, глядящих на него во все глаза… эта война… день, полный волнений… и суровый вопрос, таящий в себе угрозу: если обвинение подтвердится, Геребу-младшему несдобровать…
- Отвечай же! - торопил его черный человек. - Скажете вы мне наконец или нет? Отвечай: предатель он?
И белокурый малыш с пылающим от жара лицом и лихорадочно блестящими глазами тихо, словно сам чувствовал себя виноватым и признавался в чем-то дурном, ответил:
- Нет, нет. Не предатель.
- Значит, вы мне солгали?
Члены "Общества замазки" застыли в изумлении. Никто не шелохнулся.
- Ха-ха! - торжествовал чернобородый. - Значит, солгали! Ну, я же знал, что мой сын - честный мальчик!
Немечек еле стоял на ногах.
- Мне можно идти? - смиренно спросил он. Бородач засмеялся ему в лицо:
- Иди, иди уж, маленький всезнайка!