Когда моя яма и яма Стейси слились в одну большую вместе с ямами Малыша и Кристофера-Джона, мы со Стейси отбросили свои лопаты и схватились за ведра. И начали вчетвером бегать от канавы к дороге, быстренько наполняли ведра грязной водой и выливали ее в нашу яму.
Поняв, наконец, план Стейси, мы работали молча, пока уровень воды в яме не сровнялся с дорогой. Тогда Стейси перешел вброд канаву и выбрался из нее со стороны леса. Мы отыскали три больших камня и сдвинули их вместе, чтобы обозначить это место.
– Вечером мы могли бы не узнать его, – объяснил Стейси, спрыгивая с обрыва вниз.
Кристофер-Джон поглядел на небо.
– Наверно, опять пойдет сильный дождь.
– Будем надеяться, – сказал Стейси. – И чем сильней, тем лучше.
Тогда скорей получится, что дорогу просто размыло. Легковые машины и даже фургоны здесь теперь тоже не пройдут. – Он оглядел все и особенно тщательно дорогу. – Лишь бы никто не проехал до автобуса.
Пошли!
Мы быстренько собрали ведра, лопаты и поспешили назад в школу.
Вернув все на свои места в сарае, мы остановились у колодца смыть грязь с рук и с ног и ринулись в свои классы, надеясь, что никто не заметит засохшую грязь на нашей одежде. Только я проскользнула на место, мисс Крокер поглядела на меня с подозрением и покачала головой, но она сделала так же, когда на свои места вернулись Мэри Лу и Элма, и я поняла, что моя грязь на одежде ничуть не больше бросается в глаза, чем у них.
Очень скоро скучища, какой веяло от мисс Крокер, успокоила меня; снова полил дождь, забарабанил изо всех сил по железной крыше. Когда занятия кончились и я с мальчиками, ускользнув от Т. Дж. и Клода, отважно бросилась прямо по скользкой дороге, минуя более осмотрительных учеников, дождь все еще лил и лил.
– Стейси, думаешь мы успеем туда, чтобы самим все увидеть? – спросила я.
– Должны. У них уроки кончаются на пятнадцать минут позднее да еще несколько минут пройдет, пока все рассядутся.
Достигнув перекрестка, мы тут же посмотрели в сторону школы Джефферсона Дэвиса. Автобусы стояли уже на месте, но учеников еще не отпустили. Мы поспешили дальше.
Мы рассчитывали увидеть лужу примерно в ярд шириной, вырытую в полдень, и уж никак не ожидали найти двенадцатифутовое озеро, заблестевшее перед нашими глазами.
– Гром и молния! Что случилось? – воскликнула я.
– Дождь, – ответил Стейси. – Быстро все вверх по склону.
Мы мигом оказались под укрытием леса, расселись прямо на мокрой земле и стали ждать.
– Послушай, Стейси, – сказала я, – а такая большая лужа не остановит их шофера?
Стейси нахмурился, потом неуверенно заметил:
– Не знаю. Надеюсь, нет. По всей дороге большие лужи, но неглубокие, дождь-то сильный.
– Если я буду идти по дороге, когда появится автобус, их шофер наверняка прибавит скорость, чтобы обдать меня грязью, – предложила я.
– Или я, – с готовностью выступил Малыш: он был готов на все, лишь бы отомстить.
Стейси на минуту задумался, потом решительно высказался против.
– Не-а. Пусть лучше никого из нас не будет на дороге, когда это случится. А то они еще чего-нибудь заподозрят.
– Стейси, а если они узнают, что это мы сделали? – спросил, нервничая, Кристофер-Джон.
– Не бойся, не узнают, – уверил его Стейси.
– Эй, кажется, едет, – прошептал Малыш.
Мы прямо-таки распластались на земле и сквозь низкие ветки уставились на дорогу.
Автобус фырча поднимался по дороге, хотя не с такой скоростью, как мы предполагали. Он осторожно пересек широкую лужу футах в двадцати от нас. Потом, словно осмелев, поспешил к озеру, вырытому нашими руками, вздымая высокие волны, которые каскадом опадали на лес. Мы даже слышали восторженные вопли школьников. Но вместо того чтобы грациозно проскользнуть по луже, как этого ожидали его пассажиры, автобус громко крякнул и, попав в нашу ловушку, покачнулся, как пьяный. Какой-то миг его шатало туда-сюда. Мы затаили дыхание, боясь, что он опрокинется. Потом, в последний раз проворчав что-то в знак протеста, он замер: переднее левое колесо – в нашей яме, правое – в канаве, словно упавший на колени козел.
Мы дружно зажали рот рукой, сотрясаясь от беззвучного смеха.
Когда незадачливый водитель открыл запасный задний выход, на него обрушились колючие дождевые потоки. Он застыл в дверях, не веря глазам своим, что мог так увязнуть, потом, ухватившись за автобус, опустил одну ногу в воду, нащупал твердую почву и тогда только спрыгнул вниз. Заглянул под автобус. Осмотрел систему охлаждения.
Потом почесал в затылке и разразился проклятьями.
– Что, плохи дела, мистер Граймз? – спросил рослый веснушчатый парень, высунувшись из треснутого окна, которое ему удалось открыть. – Может, мы сумеем его вытащить и исправить неполадки?
– Вытащить? Исправить неполадки? – сердитым эхом отозвался водитель. – Да у него ось поломалась, вот чего, и двигатель залило водой, не считая всего остального, а вы говорите "неполадки"! А ну-ка, все, живо! Выходите! Домой пойдете пешком.
– Мистер Граймз, – отважилась спросить одна из девочек, с осторожностью вылезая через заднюю дверь, – а вы сумеете приехать за нами завтра утром?
Водитель в величайшем изумлении уставился на нее.
– Да вы что, барышня! По крайности две недели будете топать пешком, пока мы вызволим этот драндулет из канавы и доволочем до Стробери, чтоб там отремонтировать. Отправляйтесь-ка все живее по домам. – Он пнул ногой покрышку заднего колеса и добавил: – Да велите вашим папашам поспешить сюда, чтоб помочь с этой махиной.
Школьники в унынии вылезли из автобуса. Никто не представлял себе, широка ли яма. Некоторые дерзнули проверить и прыгнули, но не сумели рассчитать и свалились в яму. Мы были в полном восторге.
Другие попробовали перепрыгнуть канаву ближе к лесу, чтобы обойти нашу яму, но мы-то знали, не раз уж на себе испытали, что и это не выйдет.
Наконец почти всем школьникам удалось перебраться на другую сторону озера, но одежда на них успела насквозь промокнуть в мутной, грязной воде. Теперь им было не до смеха, они, как пришибленные, потащились домой, а мистер Граймз в самом скверном настроении прислонился к задранной кверху задней стенке автобуса.
Да, мы просто упивались нашей, так хорошо подготовленной местью!
Окрыленные удачей, мы потихоньку отчалили к дому, продираясь сквозь чащу леса.
За ужином мама рассказала нашей Ба, как автобус школы Джефферсона Дэвиса увяз в яме с водой.
– Вообще-то удивительно, такая огромная яма возникла за один день. Сегодня утром я не заметила даже намека на нее, а вы, дети?
– Нет, ма! – ответили мы хором.
– А вы в нее не упали?
– Мы вскарабкались вверх по склону, пока ждали, когда проедет автобус, – ответил Стейси, не греша против правды.
– Удачно сообразили, молодцы, – похвалила мама. – Если бы я не увидела застрявшего автобуса, я бы сама на обратном пути свалилась в яму.
Я переглянулась с мальчиками. Об этом мы и не подумали.
– Ма, как тебе удалось перебраться? – спросил Стейси.
– Кто-то догадался перекинуть через размыв доску.
– За сегодня они вытащат автобус из ямы? – поинтересовалась бабушка.
– Что вы, мама! – ответила бабушке мама. – Я слышала, как мистер Грэйнджер говорил Теду Граймзу, водителю автобуса, что его никак не удастся вытянуть, пока не остановится дождь и не подсохнет хоть немножко. Слишком топкая грязь.
Нам пришлось прикрыть рот рукой, чтобы спрятать довольные ухмылки. У меня даже родилось тайное желание, чтобы дождь лил до самого рождества.
Мама улыбнулась.
– Я рада, что никто не пострадал, а это вполне могло произойти, потому что лужа очень глубокая. Но, честно говоря, я не меньше рада, что так случилось.
– Мэри! – воскликнула Ба.
– Признаюсь, я рада, – сказала мама с вызовом и улыбнулась украдкой, совсем как девочка. – Рада, и все тут.
Бабушка тоже заулыбалась:
– Сказать вам кое-что? Я тоже.
И тут мы все дружно рассмеялись и почувствовали себя на вершине счастья.
Позднее вечером мальчики и я сидели за столом для занятий в комнате родителей, пытаясь сосредоточиться над уроками, но безуспешно. Более нескольких минут мы не выдерживали и тут же начинали победоносно хихикать. Мама не единожды сердито окликала нас, чтобы призвать к порядку. Каждый раз мы делали серьезные лица, принимали твердое решение вести себя по-взрослому и не злорадствовать в час победы. Но стоило нам взглянуть друг на друга, и мы не могли удержаться и валились на стол с заразительным смехом.
– Ну, вот что, – сказала мама, – я не знаю, в чем дело, но, мне кажется, надо кое-что срочно предпринять, иначе вы так и не сделаете свои уроки.
Нам пришло в голову, а вдруг мама решила выпороть нас, и мы переглянулись – мол, берегись. Но и эта угроза не охладила нас, мы уже не контролировали свой смех, у нас щекотало под ложечкой, мы смеялись до слез, и слезы катились по нашим щекам. Стейси, держась за бока, отвернулся к стене, пытаясь взять себя в руки. Малыш спрятал голову под стол. А мы с Кристофером-Джоном, согнувшись пополам, катались по полу.
Мама взяла меня за руку и заставила подняться.
– Сядешь там, Кэсси, – сказала она и отвела к стулу возле очага, стоявшему как раз позади бабушки, которая в это время гладила нашу одежду к завтрашнему дню.
Я выглянула из-за бабушкиных широких юбок и увидела, как мама повела Стейси к своему столу. Потом вернулась за Малышом и, подхватив его, отнесла в кресло возле ее качалки. Кристофера-Джона она оставила одного за столом для занятий. После этого собрала все наши книжки и тетрадки и раздала каждому, показывая всем своим видом, что больше никаких глупостей не потерпит.
Ба загородила мне остальных, и я, собравшись с мыслями, сделала домашнее задание по арифметике. Окончив его, я чуть помешкала, прежде чем открыть хрестоматию, наблюдая, как Ба вешает мое выглаженное платье, затем ставит тяжелый утюг на тлеющие угли, собранные кучкой в углу очага, и берет взамен другой, уже разогревшийся. Она похлопала по утюгу пальцем – проверить, нагрелся ли, – и затем вернула его на место.
Пока Ба ждала, чтобы утюг разогрелся, мне было видно, как мама наклонилась над разложенными газетами и счищает засохшую грязь со старых папиных рабочих ботинок, набитых скомканной газетой, которые она надевала ежедневно; потом над своими собственными башмаками, чтобы и на них не осталось следов грязи и дождя. Малыш сидел рядом с ней, сосредоточенно нахмурив брови и углубившись в домашнее чтение. С тех пор как мама скрыла под наклейкой оскорбительные записи на обороте обложки и принесла хрестоматии домой, Малыш охотно принял эту книгу как необходимое орудие, которое поможет ему одолеть первый класс. Правда, гордиться ею он все равно не мог. Оторвав глаза от чтения, он заметил, что Ба как раз собирается гладить его вещи, и улыбнулся, довольный. Затем встретился взглядом со мной, и смешинки беззвучно заиграли на его лице. Я в ответ чуть не подавилась смехом, и мама тут же поглядела в мою сторону.
– Кэсси, если ты начнешь опять, я отошлю тебя заниматься на кухню, – пригрозила она.
– Нет, нет, мама, – испугалась я и, откинувшись на спинку стула, принялась за чтение.
Идти на кухню я вовсе не хотела. Огонь в печи был уже погашен, стало быть, там холодно.
В комнате снова воцарилась тишина, слышны были лишь низкий, грубоватый голос бабушки, напевавшей что-то себе под нос, потрескивание горящего орешника гикори да мелкая дробь дождя по крыше.
Вдруг три поспешных удара в боковую дверь нарушили этот уют.
Вспомнив нашу тайну, я очень испугалась.
Мама тут же поднялась, подошла к двери и спросила:
– Кто там?
– Это я, мэм, – ответил озабоченный мужской голос Джо Эйвери.
Мама открыла дверь, и промокший мистер Эйвери переступил порог дома.
– О-о, брат Эйвери, – сказала мама, – вам пришлось выйти на улицу в такую ночь? Входите, входите. Снимайте куртку и садитесь у огня. Стейси, подай мистеру Эйвери стул!
– Не стоит, мэм, – сказал мистер Эйвери, беспокойно озираясь и вглядываясь в ночную темноту. – Я на минуту. – Он сделал несколько шагов вперед, чтобы закрыть за собою дверь, затем кивнул нам всем. – Вечер добрый, миссис Кэролайн, как самочувствие?
– Еще держусь как будто, – ответила бабушка, продолжая гладить. – А как миссис Фанни?
– Прекрасно, – ответил он, но не стал распространяться насчет своей жены. – Миссис Логан… хм… я пришел сказать вам что-то… что-то очень важное. А мистер Моррисон здесь?
Мама насторожилась:
– Что Дэвид? Вы что-нибудь услышали про Дэвида?
– О, нет, мэм, – поспешно успокоил ее мистер Эйвери. – Я ничего не слышал про вашего мужа, мэм.
Мама вопросительно посмотрела на него.
– Так что вот, мэм, они опять… опять разъезжают счас, в эту ночь.
Мама побледнела и повернула испуганное лицо к Ба. Ба застыла с утюгом в воздухе.
– О-ох… дети, – позвала мама, – дети, мне кажется, вам пора спать.
– Ну, мама! – восстали мы хором, нам непременно хотелось услышать, кто разъезжает.
– Не спорить, – строго сказала мама. – Я сказала, вам пора спать. Идите!
Ворча достаточно громко, чтобы выразить свое недовольство, но не настолько громко, чтобы рассердить маму, мы сложили стопкой наши учебники на столе для занятий и направились в комнату мальчиков.
– Кэсси, я сказала спать. Ты разве спишь в этой комнате?
– Мама, но там же холодно, – надула я губы.
Обычно нам разрешалось за час до сна разжечь огонь, хотя бы чуть-чуть, и в других комнатах, чтобы там стало теплее.
– Под одеялом ты быстро согреешься. Стейси, прихвати огня, зажжешь в вашей комнате фонарь. А ты, Кэсси, забери лампу с моего письменного стола.
Я вернулась, чтобы взять керосиновую лампу, потом отправилась в свою комнату, оставив дверь чуть приоткрытой.
– Закрой дверь, Кэсси!
Дверь тут же захлопнулась.
Поставив лампу на туалетный столик, я тихонько откинула щеколду с входной двери, проскользнула на мокрое переднее крыльцо, пересекла его и тихонько постучала в дверь к мальчикам.
– Эй, впустите меня, – прошептала я.
Дверь со скрипом отворилась, и я быстро проскочила внутрь.
Комната была погружена в полную темноту.
– О чем они говорят? – спросила я.
– Ш-шшш! – зашикали мальчики.
Я прокралась к двери, ведущей в мамину комнату, и натолкнулась на мальчиков.
Дождь теперь тише барабанил по крыше, и мы ясно услышали, как мама спросила:
– Но почему? Почему они опять разъезжают? Что случилось?
– Точно не знаю, – отвечал мистер Эйвери. – Но вам-то знакомо, что они есть. Каждый раз, как они думают, что мы не помним своего места, они не будут спокойны, покамест не проучат нас. Вы сами видели, что они сделали с Бэррисами. – Он замолчал было, потом продолжал с горечью: – Ничего не стоит их завести, и тогда они разлетаются точь-в-точь как ночные дьяволы.
– И все-таки что-то должно было случиться, – сказала Ба. – Как вы-то об этом узнали?
– Все, что могу сказать вам, миссис Кэролайн, это что слышала моя жена, когда уходила вечор от Грэйнджеров. Она только кончила мыть посуду опосля ихнего ужину, когда мистер Грэйнджер воротился домой с мистером Граймзом, – вы, должно, знаете, это шофер ихнего школьного автобуса, – а с ними еще двое мужчин…
Тут оглушительный раскат грома заглушил слова мистера Эйвери, дождь усилился, и разговора не стало слышно. Я вцепилась Стейси в руку.
– Стейси, они же ищут нас!
– Что?! – пискнул Кристофер-Джон.
– Ш-ш-ш, – сердито оборвал меня Стейси. – Ой, Кэсси, отпусти руку, больно.
– Нас мог кто-то видеть и сказать про нас, понимаешь, Стейси, – настаивала я.
– Но ведь… – начал было Стейси неуверенно, – не могло случиться, что…
– Не могло случиться? – в панике воскликнул Кристофер-Джон. – А что ты думаешь, могло случиться?
– Стейси, – Малыш тоже разволновался, – а что, ты думаешь, они нам сделают? Могут тоже поджечь?
– Ничего они не сделают! – воскликнул Стейси и вдруг вскочил. – А почему, собственно, вы все не ложитесь спать, как было велено?
Мы онемели от такого его выпада. Он заговорил совсем как мама, и я ему это высказала.
Он молча замер у двери и тяжело задышал. Хотя видеть его я не могла, я чувствовала, что лицо его нахмурилось, а в глазах отчаяние.
Я легонько тронула его за локоть.
– Ты себя не должен ругать, – сказала я, – мы сделали это все вместе.
– Но это же я втянул вас в историю, – сказал он внешне спокойно.
– Нет, мы все этого хотели, – утешила я его.
– Только не я! – отрекся Кристофер-Джон. – Мне больше хотелось съесть мой обед!
– Тише, – шикнул Малыш. – Опять слышно, что они говорят.
– Я все ж таки сказал бы об этом мистеру Моррисону. – Это говорил мистер Эйвери. – Он где, там, в задней пристройке?
– Я сама скажу ему, – вызвалась мама.
Мы услышали, как открылась боковая дверь, и переполошились.
– Кэсси, возвращайся скорей в свою комнату, – зашептал Стейси. – Может, они сейчас как раз зайдут проверить нас.
– Что же мы вообще-то будем делать?
– Пока ничего, Кэсси, успокойся. Эти люди к нам, возможно, даже близко не подъедут.
– Ты в этом уверен, правда, уверен? – с надеждой спросил Кристофер-Джон.
– А нам не стоит признаться во всем маме? – предложила я.
– Нет! Ни в коем случае! Мы ни о чем никому не должны говорить! – решительно заявил Стейси. – А ну, разбегайся живее!
К двери приблизились шаги. Я кинулась на крыльцо, оттуда бегом в свою комнату. Не раздеваясь, прыгнула в кровать, натянула до подбородка лоскутное одеяло, но все равно не могла унять дрожи.
Ба вошла в комнату почти тут же, оставив дверь к маме открытой.
Боясь, что ей будет подозрительно, как это я умудрилась так рано заснуть, я легко вздохнула, чуть засопела, как во сне, перевернулась на живот, но очень осторожно, чтобы не высунулись рукава рубашки.
Обманутая моим притворством, Ба подоткнула получше со всех сторон мое одеяло и нежно погладила меня по голове. Затем наклонилась и стала что-то шарить у меня под кроватью.
Я открыла глаза. Фу-ты, что же это такое она ищет там? Пока она искала, я услышала, как подошла мама, и поскорей снова закрыла глаза.
– Мама!
– Стейси, почему ты встал?
– Можно, я помогу вам?
– Поможешь? В чем?
– Ну… ну, в чем нужно.
Мама секунду помолчала, потом сказала мягко:
– Спасибо, Стейси, но мы с Ба справимся.
– Папа же сказал, чтобы я помогал вам!
– А ты помогаешь, даже больше, чем думаешь. Но сейчас лучшее, что ты можешь сделать, это снова лечь спать. Завтра в школу, ты помнишь?
– Ну, мама.
– Если твоя помощь понадобится, я позову тебя. Обещаю.
Я услышала, как Стейси медленно пошел к себе, и тогда мама спросила с порога:
– Кэсси спит?