В тот день отец больше не вернулся продолжить урок. Через пять минут полного безначалия, за которые ногами лицеистов были истоптаны все парты, а портфель Маши Румянцевой вылетел в окно, в классе появилась учительница химии и с ходу закатила проверочную, не обращая ни малейшего внимания на возмущение таким произволом. Костя знал, что у Виктора Викторовича было еще пять уроков, а уж в большую, обеденную, перемену они точно должны были встретиться в столовой. Еще не было случая, чтобы, придя обедать, Костя не увидел бы отца за учительским столиком рядом с физруком и биологичкой. Все это было странно и как-то тревожно. Костя не понимал даже - почему, но где-то в глубине его груди поселился в тот день маленький противно-надоедливый холодок беспокойства.
Тем временем по лицею поползли слухи.
Первую змею выпустила Машка Румянцева. Перед уроком латыни она вбежала в кл'асс, где уже сидели Лидочка, Костя и Леха Вербов, да и говорит:
- Слышали? Кактуса убили.
- Как убили? - ахнула Лидочка. Костя ничего не сказал, но от такой новости все у него внутри похолодело, а голова наполнилась неприятным гулом.
- Ты с чего взяла? - грубо спросил Вербов Машку,
- Мне Ленка рассказала из десятого.
- Козлиха, что ль?
- Козлова.
- Ну верь дуре.
- Сам ты дурак, Вербов.
Леха рыпнулся за партой, сделав вид, что собирается поймать Машку, она взвизгнула и отскочила к двери.
- Нет, правда, Ленка сказала, - вернулась к страшной новости Машка, - я не вру.
- А она откуда знает? - Леха скептически скривил губы.
- А им завучиха на уроке сказала. Леха засомневался:
- Им сказала, а нам нет?
- Ну они же старшие. И потом Ленка учится с дочкой Анны Петровны.
- А как это случилось? - вмешалась в разговор Лидочка, на которой лица не было, она даже позеленела. Казалось, вот-вот упадет в обморок.
- Я не знаю, и Ленка пока не знает. Говорит, что Анна Петровна долго расспрашивала их о Кактусе: кто его последним вчера видел да кто с ним разговаривал, не жаловался ли он кому-нибудь на опасность. А когда ее спросили, что случилось, завучиха только покраснела вся, рукой махнула и бегом из класса. Только и сказала: "Беда".
- Ну и ду-у-ра.
- Сам ты дурак, Вербов. Ей знаешь, как трудно говорить об этом, у меня тоже мурашки по спине бегают.
- Это ты дура, Машка, а не я и не Анна Петровна. Ну с чего тут следует, что Кактуса шлепнули?
- Она же сказала: "Беда".
- Ну-у ду-ура. Может, он ногу сломал, а то и вовсе просто попал в милицию. Кактус что хочешь натворить может. Ты молчи уж лучше, чем огород городить. Ну-у дура.
- Сам дурак, - вспыхнула Машка и выскочила из класса, видимо, подыскивать других, более доверчивых слушателей.
- Ну-у дура, - снова сказал ей вслед Леха и углубился в домашнее задание. Вчера он не успел его сделать.
Вторая сплетня-змея тоже не заставила себя долго ждать. Она приползла из уст Вжика.
Вжик со своей новостью подлетел на перемене. Он не курил, поэтому на переменах часто оставался один. Тогда Вжик слонялся по коридорам, не зная, как убить время, и заводил разговоры с ребятами из младших классов.
- Кактус из вашего класса или из "Б"? - подошел он с вопросом к группке лицеистов восьмого "А", среди которых стоял и Костя.
Все сразу обернулись, судьба Кактуса становилась главной темой дня.
- Ага, - поспешил согласиться Мотя, - из нашего.
- Что ж вы его не уберегли? - улыбался Вжик, всем своим видом показывая, что он располагает какой-то дополнительной информацией, еще не ставшей достоянием всеобщей гласности.
- А чего его беречь? Гуляет где-то. Тоже мне сокровище, - проворчал Леха Вербов.
- Ну да, не сокровище! Стоит-то сколько! - улыбка Вжика стала еще шире.
- Не больше копейки! - вступил в разговор Федя Ласточкин. - А я и копейки за него не дам.
- Да их нет сейчас, копеек-то, одни рубли, - заметил Миша Туровский: он во всем любил точность.
- Копейки! Рубли! За вашего Кактуса сто тысяч долларов просят! - Вжик выстрелил из пушки самого крупного калибра. - Не ценили вы его. Не ценили!
- Чего-о? - не понял сути сказанного Мотя. - Что значит: "За Кактуса просят"?
- То и значит, - еще подпустил тумана Вжик.
- Чего "то и значит"? - попался на его удочку Мотя.
- Значит, что Кактуса вашего за эти деньги выкупить можно.
- Откуда?
- Зачем?
- Я не знаю откуда и тем более зачем.
Только его папаша письмо получил с требованием выложить за сыночка сто тысяч долларов. Киднеппинг. Ясно?
- Какой пинг-понг? - не понял "одаренный" Мотя.
- Ой, блин, упысаться - "пин-понг"! - засмеялся Вжик. - Ты, ты! - поймал он за рубашку проходившего мимо Антона Пырьева из одиннадцатого класса. - Слышь, я ему говорю: "Киднеппинг", а он мне: "Пинг-понг"!
- Да сам он Кин-Конг, - тут же включился Антон.
- Не, я не въехал, - сам немного улыбаясь, продолжал допытываться Мотя. - Какой "непшшг"?
- Кид-неп-пинг, чмо, - Вжик хотел было постучать его по голове, но Мотя, вдруг покраснев, отбил его руку. Вжик, хотя и был довольно обидчив, легко вспыхивал и лез в драку, на этот раз понял, что надо объяснить по-человечески. - Киднеппинг, - повторил он, - похищение детей с целью выкупа. Понял?
- А-а, - протянул быстро успокоившийся Матвей, - а я думал, какой пинг-понг?
Все опять засмеялись.
- А ты откуда знаешь, что Кактуса похитили? - серьезно спросил Леха Вербов.
- Вот знаю, - ответил Вжик и тут же повернулся, чтобы уйти.
- Вжик, Вжик! - попробовал остановить его Миша Туровский, но прозвенел звонок, и лицеисты заспешили в классы, возбужденно обсуждая услышанное.
"Не бывает двух без трех", - говорят французы. Сплетни-змеи, видно, сговорились подтвердить французскую мудрость, и вслед за двумя первыми приползла третья, самая ядовитая, и ужалила Костю.
Это случилось уже после уроков и совсем случайно. Костя шел к выходу, думая о том, что сегодня ему еще ехать в клуб скаутов - он посещал его уже год и даже ходил летом в скаутский поход в Карелию. А на дом задали до фига по математике, и завтра его спросят на русском (это он знал наверняка), да еще по-английскому - лопатой не разгребешь. Как все это успеть? Бросать клуб Косте не хотелось, уж больно хороший народ там собрался, он крепко сдружился с ними в походе. И тут деловитое течение его мыслей прервали слова, круто изменившие весь строй Костиной жизни и в этот день, и в ближайшем будущем.
- Вот этот? - услышал он у себя за спиной любопытный девчачий шепот.
- Ага, этот, сынок физика, которого милиция сегодня арестовала.
- Тоже выгонят, если докажут, что отец его Кактуса похитил.
- Конечно.
Неприятный холодок снова пробежал у Кости под джинсовой курткой. Он резко обернулся. Две девчонки из шестого класса смотрели на него глазами, полными любопытства и страха.
- Ты что сказала? - неожиданно грубо и хрипло спросил Костя и шагнул к маленьким сплетницам. Они тут же бросились наутек, причем так, что одна чуть не сбила другую. Но Костя их не преследовал. Что-то вдруг навалилось на него непомерной тяжестью. Голова стала пустой и тяжелой, зазвенело в ушах. - Тьфу, дуры! - . выругался Костя, стряхнул с себя секундное оцепенение и, усиленно гоня прочь пошлую девчачью глупость, вышел из лицея на улицу.
Однако избавиться от этого бреда оказалось не так-то просто. Дурацкие слова вертелись в голове, не давая покоя. Теперь Костя уже никуда не спешил. Чтобы унять внезапно нахлынувшее волнение, он должен был остаться один. Он вдруг испугался. Куда девался отец? Неужто его и вправду забрали? И нахлынувшей неприятной мутью его вдруг пронзило предчувствие нежданной беды.
Сбежав по ступенькам небольшого крыльца, он повернул налево, стремясь поскорее скрыться за углом здания. Там росла сирень, и весной или ранней осенью в ее густых зарослях можно было найти уединение. Но в октябре заросли становились прозрачными. И все же Костя поспешил туда.
Глава III
"YOU ARE DEAD!", ИЛИ "ВЫ ПОКОЙНИК, ВИКТОР ВИКТОРОВИЧ!"
К порядкам в лицее "Школа-ПСИ" Костя скоро привык. Они оказались удобнее, чем в обычной средней школе. Никаких ограничений в одежде - ходи в школу в чем хочешь; полная свобода на переменах, даже дежурных нет; почти на всех уроках творилось то, что в его родной школе назвали бы "форменным безобразием". Ученики запросто с места перебивали учителя; рассаживались за парты по собственному разумению; не вели дневников; порой беседовали во время урока с учителем на отвлеченные темы; играли на гитаре и пели под лестницей во время перемены; крутились на перекладине, специально установленной для этого в одном из коридоров рядом с кабинетом химии, и даже, страшно подумать, на курение старшеклассников администрация "Школы-ПСИ" смотрела сквозь пальцы. Лицеистам разрешалось многое из того, что не прощалось в обычной школе. И в то же время, как ни странно, учиться Костя стал больше и старательнее.
Но все-таки в новой среде "одаренных" лицеистов ему приходилось туго. Он чувствовал, что каждый его' шаг, каждое действие находится под оценивающим, насмешливым и беспощадным взглядом новых школьных товарищей. А Глобус сразу же записал его во враги. "У меня много врагов", - было одним из самых расхожих изречений Митьки Ежова. Почему в их число угодил и Костя, он понять не мог. Разве что из-за непрерывных конфликтов его отца с Глобусом. Но Глобус и с другими учителями ссорился, вот хотя бы с физруком, а ведь не попал Мотя Горенко в его лютые недруги. Странный был человек Митька Ежов.
Но при чем тут Костин отец? Как он может быть причастен к исчезновению или похищению Глобуса? Откуда взяли эту чушь те маленькие дуры? Да и вообще, похитили ли Глобуса? Кто прав - не дай Бог Машка Румянцева или все-таки Леха Вербов, который считает, что Глобус просто где-то гуляет?..
Остановившись за голым, скинувшим летнюю листву кустом сирени, Костя пытался найти ответ на хотя бы один из этих вопросов, но чувство тревоги охватывало его все больше.
Костя вышел из прозрачных зарослей и пошел вокруг детсадовского корпуса, приютившего по странной иронии судьбы лицей для одаренных. Завернув за угол, он наткнулся на компанию десяти- и одиннадцатиклассников, полутайно смоливших тут свои сигареты.
Они тоже заметили его, обернулись, Глеб даже приветливо помахал рукой. Остальные смотрели на Костю внимательно, молча, пристально.
Старших, особенно одиннадцатиклассников, все лицеисты знали по именам. Их уважали. Ими гордились. Про них рассказывали легенды и почитали за честь провести хоть какое-то время в их компании.
- Эй, новенький! Костров! - окликнул его кто-то из них, видимо, с трудом припомнив Костину фамилию.
Костя остановился и обернулся.
- Поди сюда, - позвал его Юрка Ребров. - Ну иди, не бойся.
- Да я и не боюсь, - Костя подошел к старшеклассникам. Бояться действительно было нечего, ничего похожего на дедовщину в лицее не наблюдалось. Скорее, наоборот, все лицеисты чувствовали опеку старших товарищей. Ребята были не злые, хорошие.
- Слышь, Костров, как тебя звать? - задал вопрос Тима Зайцев.
- Костя.
- Чего там у вас в классе с Дикобразом случилось?
- С Кактусом? - переспросил для чего-то Костя, хотя прекрасно знал, что многие зовут Митю Ежова Дикобразом.
- Ну, с Кактусом, - согласился Зайцев.
- Это для вас он Кактус, а для нас Дикобраз, - пояснил Ребров и засмеялся.
- Не знаю. Пропал. В школу не ходит, - ответил Костя.
- А с твоим отцом, Виктором Викторовичем, он что, ругался? - опять спросил Зайцев.
Костя пожал плечами. На самом деле ругался. Но, на взгляд Кости, не больше чем с другими. Кактус - он и есть Кактус.
- Ну, так ругался? - повторил Зайцев.
- Ругался, но как со всеми.
- А я слышал, Кактус убить грозился Виктора Викторовича, - вмешался Егор.
- Как убить? - не понял Костя.
- А что, скажешь нет? - спросил Егор. - Мне рассказывали.
- Да он один раз только. Фигню сказал какую-то. Никто ему не поверил…
Костя понял, о чем его спрашивали старшеклассники. Про тот случай, который произошел на прошлой неделе, когда отец поставил Глобусу "два" за невыполненное домашнее задание. Тогда Митька развалился на стуле, стал насвистывать, непрерывно бросал реплики, задевающие всех, даже ногу на стол пробовал положить, но ему так неудобно было сидеть. Отец, конечно, сделал ему замечание. А когда Глобус стал отбрехиваться, разозлился и сказал, что сейчас отведет его к директору. А Глобусу только и нужно было разозлить отца, он тогда и еще подбавил. "А вы знаете, Виктор Викторович, - сказал он, - что мой папа может вас убить?" В классе наступила тогда мертвая тишина. Только отец вдруг заулыбался и ответил: "С чем я тебя и поздравляю". С чем - это понял один Глобус, потому что совсем разозлился. И ничего не ответил. Весь подобрался, лицо его стало совсем серым, он сел сгорбившись и весь остаток урока демонстративно молчал и смотрел в окно.
- Значит, все-таки что-то было? - настаивал Егор.
- Ну, ерунда это, - промямлил Костя и добавил: - Глобус есть Глобус.
- Какой Глобус? - удивился за всех Тима Зайцев.
- А это я его так называю. Бритый Кактус - лысый Глобус.
Старшеклассники засмеялись. А Юрка аж заикал от удовольствия.
- Ладно, иди, - отпустил Костю Егор.
- Мы Виктора Викторовича в обиду не дадим! - уже Косте в спину крикнул Тима Зайцев.
Разговор со старшеклассниками только подхлестнул то волнение, которое он так старательно в себе давил, стоя в сиреневых кустах. Раз уж старшеклассники расспрашивают его об отце, значит, дело действительно серьезное, подумал он.
Костя зачем-то снова зашел в лицей и отправился в кабинет информатики, надеясь отыскать отца хотя бы там. Но его не было ни в кабинете, ни в учительской, ни в коридорах. К директору Костя идти постеснялся. Наконец он наткнулся на Анну Петровну.
- Костя, - остановила его она, - ты что тут один слоняешься? У тебя ведь уроки давно кончились.
- Вы отца моего не видали? - вместо ответа спросил Костя.
- А он уже домой пошел, - ответила Анна Петровна, одной фразой рассеяв больше половины Костиного беспокойства. - И ты иди, не волнуйся, дома он, дома.
Костя поскорее побежал домой.
Заскочив в подъезд родного дома и нажав кнопку вызова лифта, Костя, как всегда, проверил почтовый ящик. Ну, конечно: "Экстра-М" и гора рекламных бумажек, больше ничего. А это что такое?
Из кипы рекламных объявлений выскользнул длинный отрезок самого обычного листа печатной бумаги для компьютера. На нем крупными, жирными черными буквами, похоже, что на лазерном принтере, было напечатано: "YOU ARE DEAD!"
"Чья-то шуточка", - подумал Костя, скомкал бумажку вместе с рекламными воззваниями и уложил макулатуру сверху почтового ящика, оставив себе только газету с телепрограммой. Как раз подоспел лифт.
Еще только подойдя к двери квартиры, Костя услышал голоса родителей.
Они звучали нервно, взволнованно. Сквозь обитую ватином и кожзаменителем дверную перегородку трудно было разобрать слова, но Костя понял - разговор был напряженным.
Костя повернул ключ в английском замке. Дверь легко и беззвучно отворилась.
- Ну почему? Почему только тебя? - отчетливо расслышал он фразу, сказанную мамой.
- А почему ты думаешь, что только меня? - отозвался отец.
- Ну как же, ведь никого больше не допрашивали, а тебя допросили.
- Да это был не допрос.
- А что же тогда?
Костя понял, что родители не слышали, как он вошел.
- Меня просто попросили ответить на некоторые вопросы, связанные с исчезновением мальчика, - раздраженно ответил отец.
- Ну ты-то тут при чем? Почему других не попросили ответить?
- Откуда я знаю. Анну Петровну тоже расспрашивали.
- Анну Петровну понятно, она завуч. Но вот почему учительницу биологии не спросили, химика не спросили, а спросили только тебя?
- Тьфу, черт! - взорвался папа, - Да откуда я знаю?! Откуда я знаю, что эти менты себе думают? Я же не могу им в головы влезть. У них свои резоны.
- Резоны, - передразнила мама. - Вечно ты куда-нибудь влезешь. О Боже!.Я уже больше не могу!
На кухне нервно загремела посуда. Так бывало всегда, когда мама психовала. "Бам" - резко громыхнула брошенная ею кастрюля.
- Нет! Я все-таки не пойму! Не пойму, почему только тебя? Ты мне что-то не договариваешь. Давай рассказывай, что случилось?
- Ну, ничего не случилось. Ни-че-го.
- Как же ничего? Тебя допрашивают, а ты говоришь: "Ничего". Ну-ка, посмотри мне в глаза.
- Тьфу, черт. Да ничего не было. Ну все из-за ерунды, - начал сдаваться папа.
- Из-за какой ерунды? - еще больше напряглась мама.
- Ну, поставил я этому Кактусу "два".
- Какому кактусу?
- Да парня этого пропавшего так в школе кличут.
- Ну?
- Ну и… Да ерунда… Выхожу я из школы, а он стоит, меня поджидает. Встал в позу, палец в мою сторону выставил и говорит с таким вызовом, как в кино: "You are dead!" Я сразу-то и не понял, спрашиваю: "Чего, Митя?" А он уже по-русски: "Вы покойник, Виктор Викторович! Вы покойник!" Я покрутил пальцем у виска, мол, чокнулся ты, братец, и дальше пошел. И все бы окончилось. Да, как назло, это Петровна увидала. Ну завучиха наша. Выскочила откуда-то из-за угла, на этого дурака налетела и давай костить.
- И правильно, - перебила мама,
- А еще эта дура, - оставил без внимания мамину реплику папа, - из лучших чувств, конечно, рассказала об этом случае милиции, когда они утром у нас объявились. Ну и меня тоже потащили. Все выпытывали, за что он мне угрожал. Будто есть в этом какой-то там смысл.
- Правильно выпытывали.
- Да ну, ерунда! Паренек нервный, самолюбивый. Неужто на такую фигню стоит обращать внимание.
- Ох! - немного облегченно вздохнула мама. - Теперь все становится понятно. Ну что ты мне все сразу не рассказал?
- Не хотел, чтобы ты зря волновалась.
- Спасибо тебе. А я, значит, не волновалась?
- Ну, дурак, - виновато прогудел папа.
- Дурак, - согласилась мама.
- Как есть дурак, ваше благородие! - попробовал все шутить папа.
- Ох, сиди уж.
Мама опять загремела кастрюлями, но уже не так нервно и пронзительно.
- Где же Костя? - все же обеспокоенно произнесла она.
- И этот куда-то запропастился, нигде его найти не мог, - раздраженно пробурчал в ответ отец. - О! Вот он!
Костя закрыл дверь и нарочно погромче хлопнул замком.
- Слава Богу! - засуетилась мама, спеша Косте навстречу. - А то тут у нас Бог знает что творится. Кошмар какой-то. Ты где был?
- Где, где - в лицее.
- А что так задержался? Тебе же еще в твой клуб сегодня ехать.
- Успею, - отмахнулся Костя.
- А уроки?
- И уроки успею.
- Ну, смотри. А то тут у нас папа… Если еще и ты тоже… Ладно, иди-садись есть, все уже остыло.
Костя не стал расспрашивать, что "тут у нас папа". Все равно бы ничего толком не рассказали. Все маленьким его считают. Вот и приходится подслушивать. А что делать?