* * *
На территорию базы "Эндрюс" генералу Лейберу удалось попасть только после длительной перебранки с охраной. Бравый унтер пытался втолковать ему, что база закрыта для всех, кроме значащихся в списке, по приказу...
– Да я знаю, раздолбай чертов! – что было сил заорал генерал Лейбер. – Я же сам и отдал этот приказ! – И высоко поднял руку с пентагоновским пропуском. Его пропустили.
К ангару генерал Лейбер приблизился с опаской – а вдруг оно все-таки... Хотя майор вроде уверял его, что взорваться оно просто-напросто не может. Но, с другой стороны, у майора ведь хватило идиотизма побить своим флеш-роялем карты самого генерала Лейбера. Так что от этого ничтожества можно ждать всего.
Когда майор ввел его в боковую дверь ангара, генерал успел подумать, что лучше этому майору все-таки не ошибаться: если с ним, Лейбером, что-то случится, президенту придется еще Бог знает сколько сидеть под землей.
В ангаре, похожем на огромную пещеру, освещенную неоновыми лампами, было жарко. В дальнем конце полыхали заревом с десяток печей, окруженных странными грибообразными предметами, – генерал подумал, что это и должны быть наковальни. На бетонном полу валялись инструменты. Кузнецов нигде видно не было.
– А где же мои кузнецы? – бодро вопросил генерал Лейбер. – Не могли же они сбежать! Правительство черт знает сколько за них заплатило.
– Я отослал их в укрытие, генерал. Их работа закончена, и мне к тому же не хотелось, чтобы они присутствовали непосредственно при опознании объекта.
– А-а. Идея хорошая. Ну, давайте все же на него взглянем.
– Сюда, пожалуйста.
Генерал Лейбер последовал за майором, на ходу развязывая галстук.
– Черт знает какая у вас здесь жара.
– Для того чтобы железо стало ковким, температура требуется немалая, – объяснил майор. – Вот почему нам не подошли жаровни для барбекю, которые вы нам прислали.
– Кузнецы в вестернах пользуются очень похожими. А разница – откуда мне ее знать?
Противоположный конец ангара освещен не был. Майор Чикс защелкал выключателями – под потолком одна за другой вспыхивали лампы.
– В определенном смысле вы были правы, генерал. Начать следовало именно с колокола. Но даже последовав вашему мудрому совету, потрудиться нам пришлось – ого-го. Увидите сами.
Пока генерал видел только одно – свет выхватывал из темноты груды покореженного металла. Совсем рядом с ним темной кучей высился шлак. Дальше на полу оказались аккуратно разложенные неповрежденные части. Все зрелище напомнило генералу снимки, сделанные инспекционной комиссией после гибели "Челленджера". Частей было много – металлические стержни, какие-то странные конструкции и здоровенные поршни, почему-то напомнившие генералу о грузовиках.
– Как я уже докладывал, – продолжал между тем майор, – только собрав двигатель, мы начали догадываться, что это была за штука. Но даже тогда мы не были уверены – если бы не мой сын, который увлекается моделированием.
– Моделированием? – с сомнением в голосе переспросил генерал. – То есть... это была репетиция ракетной атаки?
– А? Нет-нет, – покачал головой майор. – Идемте.
Генерал Лейбер пробирался вслед за майором между обломками, словно Тезей по лабиринту. Хотя многие части действительно удалось восстановить, большинство из них были далеки от своего первоначального вида – пережженные, покореженные, потрескавшиеся. Они были слишком изувечены, чтобы их можно было полностью восстановить.
– Вот, – обернулся к генералу майор Чикс, указывая на громадный черный цилиндр, установленный на деревянной подставке. – Это, можно сказать, его сердце, сэр.
Генерал обошел цилиндр со всех сторон. Открытый торец был добрых семи футов в диаметре. От цилиндра пахло обгоревшим металлом – как из доменной печи.
– Это мы собрали буквально из кусочков.
– Топливный двигатель?
– Можно сказать и так, генерал.
– Значит, это все же ракета.
– И да, и нет.
– Хватит с меня этих ваших "да и нет", майор. Говорите прямо!
– Это не ракета. Его просто использовали в этом качестве. С этой точки зрения его можно назвать баллистическим снарядом.
– Значит, ракета, – упрямо повторил генерал.
– Нет, сэр. Ракета действительно имеет топливный двигатель. Здесь его, признаюсь вам, нет.
– Нет? А как же эту штуку запустили? Может быть, из пращи?!
– На этот вопрос я не могу вам ответить, сэр. Мы сами ломаем головы.
Сунув в рот сигару, генерал сдвинул на затылок фуражку и, заткнув большие пальцы за ремень, выпрямился.
– Если вы знаете, что это, то должны знать и как оно двигалось, черт возьми!
– Это я как раз могу вам сказать, – майор тяжело вздохнул. – Обычно – на угле или на дровах.
Генерал моргнул.
– Еще раз.
– На дровах или на угле, – повторил майор. – Их использовали в качестве топлива. Но само движение осуществлялось за счет побочного продукта.
– Какого же?
– Пара, сэр.
– Пара? – Сигара выпала изо рта генерала и, ударившись о цилиндр, рассыпалась искрами. – Бог мой! Вы хоть понимаете, насколько это серьезно? Пар. Любая вшивая банановая республика может наладить эту технологию за два дня. Если это так – мы вступаем в новую эру паровых ракет, чтоб их!..
– Не совсем так, генерал. Эти устройства были уже с давних пор известны во всех странах мира.
– То есть?
– Генерал, я до сих пор не знаю, как вам это сказать, но... Одним словом, объект, который мы выловили из воронки в Лафайет-парке, является паровозом.
Генерал побледнел.
– Ч-чем?!
– Паровозом. Видите эти колеса? На них он и двигался.
Генерал повернул голову. К стене ангара действительно были прислонены несколько огромных колес со спицами.
– Паровоз. Это... как в вестернах? С трубой? Это вы... вы мне о нем говорите?
– Боюсь, что так, генерал.
– Но это же бред какой-то.
– Так точно, сэр.
– Паровозы... Они ведь обычно ездят по рельсам, а не летают по воздуху?
– Так точно.
– Ив любом случае систем наведения у них нет?
– У этого тоже не было.
– И боеголовок.
– Этот конкретный паровоз совершенно безопасен, сэр, Если только не упадет кому-нибудь на голову.
– Тогда за каким дьяволом ему понадобилось сваливаться с небес, если он, по вашим словам, безобиден, как агнец?
– Ну... если бы он приземлился на сто ярдов севернее, то полностью уничтожил бы Белый дом.
– Но это же крохотная мишень по сравнению с энергией, затраченной на его запуск. Придумать такое мог только законченный идиот.
– Этого я не могу объяснить, сэр.
– Каким образом он вообще оказался в воздухе? Это, по крайней мере, вы должны знать?
– Я много бы отдал за это, сэр. Но... я не знаю. Передняя часть цилиндра обгорела при вхождении в атмосферу, но сзади, где должен был бы быть реактивный двигатель, нет ничего... обычная задняя часть паровоза.
– Нет, что-то еще быть должно. Что-то, что вы пропустили.
– Есть еще нечто странное, сэр.
– Показывайте.
Стоя на месте, генерал следил, как майор подошел к аккуратно разложенным на полу частям паровоза. Поддев носком ботинка какую-то железку, он пододвинул ее чуть ближе к стоявшему у стены колесу. Неожиданно железка словно подпрыгнула и намертво приклеилась к спице.
– Все намагничено, – объяснил майор. – Буквально каждый кусок железа.
– Но мы же выяснили это еще там, в парке. Чуть ли не с самого начала, майор.
– Уровень намагниченности необычайно высокий. Чтобы достичь его, нужно колоссальное количество электроэнергии.
– Что еще?
Майор Чикс развел руками.
– Пока все, сэр.
Генерал Лейбер с минуту молча рассматривал окружавшие их с майором кучи покореженного металла. Внезапно он почувствовал себя маленьким-маленьким, будто его окружают не железяки, а неведомо как восставшие из тьмы веков кровожадные ящеры. А он – единственный кусок мяса, оказавшийся у них на виду.
– И как прикажете мне объяснить это все президенту? – произнес он дрогнувшим голосом.
Майор только пожал плечами.
– Думаю, что лучше рассказать ему все как есть, сэр. Конечно, это не очень-то приятно, но все же лучше, чем баллистическая ракета... в любом случае.
– Баллистическая ракета! – взревел генерал. – Ракета! С ракетой мы бы за пять минут справились! Вычислили бы по серийному номеру, кто ее запустил! А с этой хреновиной? Кому это понадобилось, скажите?!
– Попытаемся узнать, как только прибудут справочники по локомотивам.
– А как его запустили, черт возьми?!
– Это мы вряд ли сможем узнать из справочника.
– Уж это конечно.
– Но... я не вижу проблемы, сэр. Если даже такая штука попадет в цель – что без системы наведения в принципе невозможно, – наземные повреждения будут крайне незначительны.
– Наземные! На земле больше не воюют, мистер! Войны ведут в отдельных кабинетах. На приемах с коктейлями. На дворе двадцатый век, милый мой! Вы думаете, Россия и Америка еще не передрались только потому, что сидят и высчитывают, у кого больше шансов победить на полях сражений? Черта с два, дражайший вы мой!
– С теорией равновесия сил я знаком, генерал. Но этот... предмет никак не вписывается в нее. Это ведь не ядерное устройство.
– Этот – нет. Но кто знает, каким будет следующий?
– Но мы же даже не знаем, будет ли он вообще.
– И вы осмелились бы взять на себя ответственность и уверить в этом президента? Осмелились бы, я вас спрашиваю?
– Никак нет, сэр.
– Теперь я объясню тебе кое-что, сынок. В национальной обороне есть две абсолютные вещи. Это – возможность отследить потенциальную угрозу и предотвратить ее. И возможность достойно ответить в случае атаки. Так вот, против этой штуки никакой защиты у нас нет. Просвистела она с такой скоростью, что ее не засекли даже спутники. Мы едва успели эвакуировать в убежище президента. И самое главное – мы не знаем, кто эту чертову фигню запустил. Мы не можем признать, что она приземлилась на нашей территории: тем самым мы выкажем свою слабость. А следовательно – не можем обратиться к миру с заявлением, что больше не потерпим подобных штук. А если это повторится – шансы наши становятся совсем, совсем невеликими.
– Я думаю, вы все же преувеличиваете, сэр.
– Преувеличиваю? Да мы же становимся просто мишенью в тире. Сколько таких вот паровиков в России? В Китае? В странах третьего мира? Тысячи! Может, даже десятки тысяч. И каждый из них – потенциальная угроза, усек? Как нам теперь защищать себя? Грохнуть ракетами по всему миру – дескать, тогда уничтожим и противника?
– Но второго все же может и не быть, – майор неуверенно пожал плечами.
– Может. Но я должен быть уверенным на все сто. Кто вообще знает о существовании этого паровоза?
– Кроме вас и меня, еще трое моих людей.
– Предупредите их как следует – об этой штуковине ни ползвука. Никаких поездов, паровозов или чего там еще. Что сказать президенту – это я сам придумаю. А вы в это время проштудируете эти ваши справочники. Я хочу знать, когда эта штука была построена, кем, сколько их всего существует в мире – и все это не позже, чем сегодня вечером. Поняли меня? Есть вопросы?
– Так точно, понял, генерал Лейбер, сэр.
– Я буду у себя в кабинете – кому-то нужно держать в руках эту страну. Ну, удачи!
И, повернувшись на каблуках, генерал Мартин Лейбер направился к выходу из ангара. Едва он перешагнул порог, как налетел порыв холодного ветра. На лбу генерала выступили капли пота, седеющие усы покрылись инеем. Вытерев лицо платком, Лейбер открыл дверцу своей машины.
Но потел он до самого Пентагона. И не замечал этого.
Глава 8
– А ты вроде и не очень расстроен, папочка, – заметил Римо, гоня грузовик по темным городским улицам.
– Я совсем не расстроен, – ответил Чиун. – С чего бы, собственно? Я согласился сопровождать тебя в том, что должно было стать короткой приятной поездкой, но превратилось в поход, равного которому мир не знал со времен возвращения Одиссея из-под стен Трои. Так что мне вовсе нечего расстраиваться...
– Откуда ж мне было знать, что те три зоопарка, в которые мы уже заехали, откажутся принять Рэмбо?
– Ты мог позвонить заранее. И спросить.
– Я торопился. Хотелось поскорее скинуть бабу с воза...
– Какую бабу? – Чиун завертел головой.
– Да нет, я так, – усмехнулся Римо.
– Так что во всем виноват опять ты. Хотя я и не хотел говорить этого.
Римо молча нажал на тормоз. Грузовик повело, и, чтобы избежать столкновения с почтовым ящиком, пришлось резко вывернуть руль. Ящик остался цел – столкновение произошло с пожарным гидрантом.
– Странно, – с отсутствующим видом заметил Чиун, когда грузовик остановился и в кабину ворвалась туча брызг. – Дождь идет, а на небе ни облачка.
Дав задний ход, Римо поспешно отъехал от исторгающего из себя потоки воды гидранта, чтобы не затопило двигатель. Затем так же молча вышел из кабины.
Гидрант вырвало с корнем, и из круглой дырки неистово хлестала вода. Римо был уже порядочно на нервах, потому логика у него слабо работала. Чтобы успокоиться, он пнул поверженную колонку ногой – та со звоном отлетела к стене.
За эти несколько секунд Римо промок до нитки, но решил не обращать на это внимания.
Не видя другого выхода, он решил смять верхний край трубы. Встав на колени, он нащупал пальцами острые рваные края и сжал их. Металл рассерженно завизжал, но человек был сильнее; вскоре поток воды превратился в хилую струйку, которая иссякла в следующее мгновение.
Римо, с которого ручьями стекала вода, снова забрался в кабину и попробовал включить зажигание. С третьего раза двигатель заурчал, и Римо отогнал грузовик с тротуара.
Полицейский, стоявший за углом, следил за грузовиком, пока тот не скрылся из виду. Драматической сцены борьбы с гидрантом он не застал, видел только, как худощавый парень с мощными запястьями за несколько секунд справился с хлеставшим из земли потоком воды. Решив, что этого недостаточно для того, чтобы предъявлять ему какие-либо претензии, полицейский ограничился статусом наблюдателя, что было весьма разумно.
– Почему это виноват опять я? – нарушил наконец молчание Римо, когда несколько кварталов остались позади.
– Если бы не твоя торопливость, у нас сейчас бы не было этой проблемы, – ответил Чиун.
– Этих "если бы" я уже слышал больше чем достаточно. Если бы я не поехал с тобой во Вьетнам...
– Заметь, сам Император Смит запретил тебе туда ехать.
– Не ехать я не мог. У меня там были свои... обязательства. Американские пленные, если хочешь знать. Хотя что такое верность долгу – тебе вряд ли понятно.
– Понятно. И еще понятно, что такое верность работодателю. И обязательства перед ним. Твои и мои. Перед Императором Смитом.
– Крысиного хвоста не стоит твой Смит... временами.
– В принципе я бы дал даже меньше. Но императоров в нашем мире осталось всего ничего. Особенно тех, у кого еще есть в запасе немного золота. Сам Смит меня интересует мало – меня привлекает его сокровищница. Это – источник блага моей деревни. А теперь также и твоей.
– Ну и что из этого?
– А то, что я, конечно, могу закрыть глаза на твое неповиновение Императору Смиту, если ты вспомнишь, что передо мной у тебя более глубокие обязательства. Я лично дал Смиту слово, что ты не поедешь во Вьетнам. А ты взял и поехал.
– Сам не знаю, что на меня нашло. – Всем своим видом Римо старался выразить глубочайшее смирение. – Наверное, бес попутал.
– Причина, что и говорить, достойная. – Чиун поджал губы. – Но я позволю себе продолжить. Так вот, непослушания по отношению ко мне я не намерен терпеть.
– То был особый случай, папочка. Больше не повторится, слово даю.
– На твое слово нельзя было положиться и прежде. Тем более я не намерен делать это сейчас.
– Ты вообще к чему клонишь? Давай-ка напрямую, а?
– У всех белых нет ни капли терпения! – фыркнул Чиун, надувшись. – Нам еще ехать, возможно, целую ночь, а тебе лень выслушать два лишних слова. Что ж, хорошо. Так вот к чему я, как ты изволил выразиться, клоню: ты спрашивал меня, почему я не расстраиваюсь из-за того, что мне придется расстаться с моим слоном? Отвечаю: это прекрасный слон, но меня он не интересует более ни в малейшей степени. Для меня он был всего лишь средством.
– Средством для чего?
– Преподать кое-кому урок.
– Ага, понял, – кивнул Римо. – Будучи Мастером Синанджу, я обязан изучить все, что только можно, о слонах, потому что именно так сделал кто-то из твоих предков. Верно?
– Совершенно неверно. Урок состоял в том, чтобы научить тебя послушанию. И для этого мне нужен был Рэмбо.
– Че-го?! – У Римо даже рот раскрылся от изумления.
– Именно поэтому я заставил тебя ухаживать за ним, мыть его, кормить и выгуливать – чтобы ты осознал последствия своего поведения, Римо.
– Погоди, погоди. Ты же мне говорил тогда, будто с ним жестоко обращались. Потом уговорил меня запихнуть его на эту субмарину. А потом решил использовать его как... вот это вот самое средство?
– Не потом, а до того. Сразу, как только его впервые увидел.
– А я думал, он нужен был тебе для того, чтобы ездить по джунглям. Нет?
– И для этого тоже, – подтвердил Чиун, лучезарно улыбаясь. – Это – слон многоцелевого назначения.
– То есть ты пытаешься мне доказать, – все еще силился осознать происходящее Римо, – что единственной причиной, по которой ты заставил меня волочь этого зверя через океан в Америку, было желание научить меня послушанию?
– Тише, – предупредил Чиун, оглянувшись. – Рэмбо может услышать тебя. А он такой чувствительный.
Из-за стенки кузова донесся рассерженный трубный зов.
– Вот видишь?
– Вижу. Уж теперь-то я вижу все. Ты... ты знаешь, что ты – нечто невообразимое?
– Это так, – подтвердил, сияя, Чиун. – Равных мне нет во всем мире.
– Поверить не могу, – ошеломленно крутил головой Римо. – Вся это кутерьма из-за того, что он, видите ли, пожелал преподать мне урок послушания!
– О нет, не только послушания, Римо. Ответственности. Которая пригодится тебе, когда ты станешь жителем деревни Синанджу. Однажды меня не станет рядом с тобой – и некому будет вести тебя по тернистым дорогам жизни. Но все, чему я тебя научил, останется при тебе. Особенно этот, последний урок, Римо. В следующий раз, когда тебе захочется унизить меня в глазах моего Императора, ты сразу вспомнишь о Рэмбо и лишний раз подумаешь – стоит ли. И, может быть, откажешься от своего намерения. Глупо рассчитывать, что ты сразу бросишь и другие свои дурацкие штучки, – но еще несколько подобных опытов, и все будет в порядке. Это вселяет в меня надежду, Римо, и наполняет смыслом мою жизнь.
Римо в ответ лишь вздохнул. Грузовик тем временем подъезжал к перекрестку. На указателе значилось: "Тауэр-авеню". Во время последней заправки ему объяснили, что Стоунбрукский зоопарк находится как раз в конце этой улицы. Только куда теперь ехать – налево или направо... Налево, решил Римо и повернул руль.