За окном было совсем черно. По правилам дома отдыха, нам давно уже полагалось не разговаривать, а спать. Я смотрела в это чёрное, точно бархатом затянутое окно и думала: вот и об этом надо рассказать ребятам. Ведь это им, двенадцатилетним, всего труднее объяснить, а надо, чтобы они поняли: счастье - не просто в личной удаче, счастье - жить для людей и работать для них, думать и заботиться не только о себе.
Так вот всё, что задевало и радовало меня, я мысленно пересказывала ребятам. Иной раз приходило в голову: не узость ли это, не ограниченность ли? Почему всё в жизни, все свои мысли, встречи и впечатления я свожу к одному? Но нет: ведь это одно и стало в моей жизни самым главным и самым радостным! Я учительница - это самое важное и самое хорошее, что я о себе знаю!
Сентябрь
И снова наступил день, который я всегда обвожу в своём календаре красным карандашом: Первое Сентября! И снова я шагаю по знакомому переулку. Липы ещё не успели растерять своё тусклое золото, и лишь изредка под ногой шуршит сухой лист.
Всё казалось особенно чистым и чётким в это утро: и ровный асфальт, и знакомые дома, и решётка забора, и безоблачное бледное небо. Так бывает, когда смотришь на улицу сквозь только что вымытое к празднику окно.
- Марина Николаевна! Здравствуйте! - услышала я и, обернувшись, увидела Лёшу Рябинина. Он держал за руку брата, семилетнего Петю.
- Здравствуй, Лёша. Да как ты вырос, ты ростом чуть не с меня! А Петя почему с тобой?
- В первый класс идёт, - с гордостью ответил Лёша. - К Наталье Андреевне!
Мы стояли, загораживая неширокий тротуар, и всё улыбались, как в первую минуту встречи. Лёша в самом деле вырос. И у него всё такой же добродушный и деловитый вид уверенного в себе, хозяйственного человека. Петя стоит рядом, чисто вымытый, с аккуратно подшитым белым воротничком. Башмаки его начищены до блеска, голова наголо острижена, глаза широко раскрыты.
Едва мы двинулись дальше, как с противоположного тротуара с громким воплем "Марина Николаевна! Лёшка!" к нам кинулся Боря Левин, дочерна загорелый, с выгоревшими, совсем соломенными волосами.
- Ох, здравствуйте! - говорит он захлебываясь. - До чего я соскучился по школе - прямо еле дотерпел? Вы ещё Селиванова не видели? Он вот такую черепаху притащил! - Борис развёл руками, едва не выронив портфель: черепаха, как видно, была величиной с колесо. - А Горюнов из Артека ракушек навёз, камней всяких!
Мы идём вчетвером, мешая прохожим, но на нас никто не сердится - нас обходят и оглядываются доброжелательно и с любопытством. А Борис всё рассказывает, рассказывает. Я не прерываю его и не пытаюсь расспрашивать: он так полон своим, что пока не выложит всех впечатлений, всё равно слушать не станет.
Едва мы ступили на школьный двор, к нам со всех сторон кинулись ребята. Я не успевала здороваться, не успевала всмотреться в одного, как передо мною, точно из-под земли, появлялся другой. Вытянулся, вырос чуть ли не на голову Ильинский, очень загорел Горюнов. Как только во двор входил кто-нибудь из нашего класса, мы встречали его хором:
- А вот и Юра Лабутин! Здравствуйте, Воробейки!
Серёжа Селиванов, ко всеобщему восторгу, появился в воротах с большой чёрной черепахой в руках. Толя Горюнов привёз из Артека коллекцию камней и альбом рисунков. Лабутин, который провёл лето на Кавказе, притащил большой кусок самшитового дерева. И каждому хотелось тут же, немедленно, на школьном дворе, где мы собрались задолго до звонка, рассказать обо всех своих приключениях за три летних месяца.
- Это вы - пятый "В"? - спрашивает кто-то.
Оборачиваемся. Перед нами - незнакомый мальчик. Как и все ребята, он сильно загорел за лето, а коротко остриженные светлые волосы, густые, почти сросшиеся брови и ресницы совсем выцвели. Странно видеть за светлыми ресницами небольшие глаза, тёмные, точно спелые лесные орехи. Мальчугану, должно быть, неловко, что все молча разглядывают его, но он старается держаться независимо.
- Я новенький, - говорит он. - Меня к вам послали. Вы пятый "В"?
- Четвёртый "В", - поправляет Румянцев и тут же под общий хохот сконфуженно машет рукой.
- Какой четвёртый? Пятый уже! - весело поправляют его со всех сторон.
Новенький ждёт, пока ребята немного утихнут, и поясняет:
- Моя фамилия Соловьёв.
- Есть такой в списке, - говорю я. - Здравствуй. Игорь Соловьёв.
Кто-то спрашивает, где он раньше учился, почему перешёл в нашу школу. Но я слушаю не очень внимательно. Я только что перехватила немного озабоченный и в то же время довольный взгляд Лёши и теперь смотрю в ту же сторону: неподалёку от нас стоит его братишка Петя, прижимая к груди большой букет. За ним выстроились ещё двадцать пар ребятишек, таких же принаряженных и взволнованных, с такими же круглыми глазами.
Наталья Андреевна внимательно оглядывает этот свой отряд.
- Когда подойдёте к дверям школы, снимите шапки, не забудьте, - говорит она.
Петя растерянно оглядывается: а ему как быть? У него ведь шапки нет. Лёша успокоительно кивает ему.
Малыши направляются к крыльцу. Они послушно снимают шапки и медленно, осторожными шагами поднимаются по ступеням. На секунду я забываю о своих ребятах и молча смотрю вслед Наталье Андреевне. Сегодня она рассталась с мальчиками, которых учила четыре года; вот они стоят возле своей новой классной руководительницы. А Наталья Андреевна теперь снова, с самого начала поведёт этих малышей…
- Марина Николаевна, звонок, мы уже построились, - слышу я голос Гая.
Мы поднимаемся на третий этаж, ребята входят в класс, останавливаются в нерешительности.
- Сядем, как в прошлом году, - говорит Рябинин, - а после разберёмся.
- Садись со мной, - гостеприимно предлагает Выручка новичку, и они с удобством устраиваются у окна.
- Сейчас, - говорю я, - у вас будет ботаника. Я иду в пятый "А". По расписанию, мой первый урок там. На третьем уроке мы с вами снова встретимся.
Только теперь, мне кажется, ребята по-настоящему поняли, что они пятиклассники. В этом году всё по-новому: я уходила, а в дверях уже стояла преподавательница ботаники Елена Михайловна.
Мальчики встали.
Познакомив класс с преподавательницей, я выхожу в коридор. Почти все учителя уже разошлись по классам, пора и мне в пятый "А". Но на секунду я невольно замедляю шаги: из-за закрытой двери доносится голос Натальи Андреевны:
- А теперь давайте послушаем, как тихо в школе!
Малыши умолкают, прислушиваются, как к чуду. В школе восемьсот мальчиков, но какая глубокая, какая полная тишина…
День за днем
Итак, я классная руководительница и, кроме того, преподаю русский язык и литературное чтение в своём и одном параллельном пятом классе. У моих ребят теперь по всем предметам разные учителя, но они ещё не привыкли к этому и попрежнему обращаются ко мне с вопросами то по географии, то по арифметике.
Как только звонок возвещает конец занятий, я иду к своим ребятам, а мальчики из пятого "А", прежние ученики Натальи Андреевны, тотчас отправляются к ней. Разница между нами только та, что я иду чинно, не спеша, как и полагается преподавательнице, а они мчатся наперегонки, перепрыгивая через три ступеньки.
Ещё прошлой зимой, когда не существовало списка нынешнего первого класса и никто не знал, какие именно ребята будут в нём учиться, Наталья Андреевна сказала своим ученикам:
- Осенью вы станете пятиклассниками, а я буду учить малышей. Нужно хорошо встретить их, приготовить к их приходу разрезные азбуки, наборное полотно и ещё много всяких вещей. Кто мне поможет?
Кто же мог отказаться!
Из отрывного календаря ребята вырезывали крупные чёрные цифры и наклеивали на картон. Теперь у каждого первоклассника есть все цифры от единицы до двадцати. Потом принесли в школу детские календари за прошлые годы, отобрали красочные картинки, стихи, сказки. Всё это вырезали и окантовали. Разрисовали целую сотню закладок для учебников, чтобы первоклассники не портили книжек, не загибали углы страниц. Вырезали звёздочки. Приготовили цветные мелки и с удовольствием предвкушали, как удивятся малыши, когда увидят, что слово можно написать на чёрной доске красным, жёлтым, синим - и вся доска расцветёт.
Теперь всё, что они сделали, пригодилось. И если Наталье Андреевне что-нибудь нужно, каждый мальчик из пятого "А" готов помочь. Они водят "первачков" в буфет, в раздевалку, встречают их по утрам у школы.
Когда у меня в расписании "окно" - свободный час между занятиями, - я иду в свой класс на урок ботаники или истории.
Интересно посмотреть на своих ребят со стороны. А они, когда кто-нибудь хорошо отвечает у доски, словно по команде, поворачивают головы в мою сторону, понимая, что для меня это так же важно, как и для них.
С другим пятым классом я познакомилась без большого труда. Многих учеников я знала ещё с прошлого года. А главное, у меня появилось новое чувство: я вхожу в класс, твёрдо зная, что меня станут слушать - всё равно, будет ли интересно или придётся заниматься скучной черновой работой. И ребята понимают это.
Но если я надеялась, что отныне всё пойдёт без сучка и задоринки, то вскоре убедилась: это не так…
Футбол
- Марина Николаевна, ваши ребята сбежали!
- Как сбежали? Куда?
Я с удивлением смотрю на преподавательницу английского языка Софью Алексеевну. Она первый год в школе, и неожиданное происшествие выбило её из колеи. У неё растерянное, огорчённое лицо.
Начинался последний урок, меня ждали в пятом "А", но вместе с Софьей Алексеевной я направилась к своему пятому "В", открыла дверь и остановилась на пороге: класс был почти пуст, не больше десяти ребят сидело за партами.
- Где же остальные?
Молчание.
- Лёша, где ребята?
Рябинин виновато потупился.
- Сегодня футбол, - услышала я тихий ответ. - "Спартак" - "ЦДКА".
- Так что же?
- Ну, матч будет в пять. Так на "Динамо" разве доберёшься… народу сколько… Вот и ушли с английского. А то бы опоздали…
На другой день я пришла в класс мрачнее тучи. Я сказала ребятам, что мне стыдно за них. Что их поступок - неуважение к школе, к Софье Алексеевне, ко мне, их классной руководительнице. Что они должны извиниться перед Софьей Алексеевной. И что больше такие вещи повторяться не должны. Никогда!
Они сидели притихшие, виноватые. Гай от имени всего класса извинился, пообещал, что "больше такого не будет".
И в самом деле, в дни матчей ребята больше не удирали из школы. Но легче не стало. Теперь они безустали гоняли мяч на школьном дворе: до и после уроков и даже в короткие перемены; не только в солнечные дни, но и в слякоть и в дождь. Они вбегали в класс в последнюю секунду, мокрые, красные, разгорячённые, кто с разбитой коленкой, а кто и с синяком под глазом. Ясно было: мысли их далеко, им прямо невмоготу решать длинные примеры на простые дроби или повторять правописание глаголов.
То и дело слышался жаркий шёпот:
- Какой ты судья! Такого судью самого судить надо!
- А такого вратаря только об столб стукнуть!
На перемене споры продолжались, и иной раз дело доходило чуть не до драки.
- Ты тоже хорош! - кричал Саша Воробейко. - Поставили вратарём, так стой, нечего к чужим воротам бегать голы забивать!
- Раз вы сами не можете, что ж делать? - ещё громче кричал в ответ Румянцев. - Вам забивают, а вы чего-то по сторонам зеваете!
- Потому и зеваем, что на свои пустые ворота оглядываемся, а вратаря нигде не видно!
Жаловались родители. Жаловались учителя.
- Ваши ребята, Марина Николаевна, обо всём на свете позабыли с этим футболом, - то и дело слышала я. - Дисциплина в пятом "В" хромает на обе ноги. Пора навести порядок.
Я выслушивала эти упрёки, чувствуя, что у меня горят уши. Возражать было нечего: футболом увлекалась поголовно вся школа, от первоклассников до выпускников (да и кое-кто из педагогов, кажется, был грешен). Но мой пятый "В" почему-то оказался самым неугомонным.
- Лёва, - говорила я в отчаянии, - что же это такое?
Мой надёжный друг и помощник учился, теперь в десятом классе и мог уже не быть нашим пионервожатым, но он остался с нами, и я, как и в прошлом году, во всём с ним советовалась.
А Лёва, несмотря на свои очки и давнишнее пристрастие к шахматам, отлично знал, что такое футбол для мальчишеской души. И он произнёс магические слова:
- Футбольная команда!
Мы сказали ребятам: "Давайте создадим свою футбольную команду!"
В самом деле, какое удовольствие целыми днями гонять мяч каждый раз с другими игроками, не соблюдая по-настоящему правил, играть урывками, без системы, без плана! Нет, так ничему не научишься. Футбол - игра серьёзная, для неё нужны не только крепкие ноги, но и голова на плечах.
Это было бурное собрание. Да, команду, команду немедленно! Капитан - Гай. Полузащита? Кто лучше - Ильинский или Румянцев? А вратарь? Самое главное - вратарь!
После того как всё было установлено, мы решили:
1. Играть раз в неделю, по средам. 2. Предложить организовать футбольные команды в других классах, вызвать их на соревнование. 3. В другие дни - про футбол не думать.
Было у нас одно жёсткое условие: если сегодня из-за футбола ты не успел приготовить уроки, завтра же выбываешь из команды. Это правило свято соблюдалось. За нарушение его были исключены из команды Ильинский и Выручка.
Ребята больше не приходили в класс разгорячённые и потные, не вели бесконечных разговоров о футболе на уроках.
А играть они стали лучше. И, может, это покажется забавным, но мне было очень приятно, что первое место по футболу среди пятых - седьмых классов завоевал наш пятый "В".
Едва мы ввели в какое-то русло футбольную горячку, как вспыхнула другая "эпидемия". Во время перемены около моего класса стали раздаваться оглушительные выстрелы, происхождение которых никто не мог объяснить. Я несколько раз спрашивала ребят - они отмалчивались. Учителя жаловались, что иногда стрельба вспыхивала даже на уроках. Внезапно раздавался оглушительный треск - и снова мёртвая тишина да невозмутимые лица ребят.
И однажды я сказала:
- С завтрашнего дня вы не будете ходить в тир. Раз вы устроили стрельбище в школе, то и хватит с вас этого.
Надо сказать, что в тир ребята ходили с восторгом (их водил туда военный руководитель). Они упражнялись в стрельбе, готовились к соревнованиям - словом, увлекались этим делом. И вдруг: не пойдёте больше на стрельбище!
На другой день я вошла в класс. Ребята встали.
- Здравствуйте. Садитесь!
Все продолжали стоять.
- Вы собираетесь заниматься стоя? - удивилась я.
- Марина Николаевна! - услышала я голос Гая. - Мы не будем больше стрелять в школе, разрешите нам ходить в тир.
- Хорошо. Но кто же стрелял? Я не хочу, чтоб один из вас говорил про другого, пусть скажет тот, кто виноват.
Было несколько секунд нерешительного молчания, и к доске вышел Володя Румянцев.
- Это я стрелял, - сказал он.
- Как же ты это делал?
И тут все стали хором объяснять:
- Марина Николаевна, это очень просто, посмотрите: вот катушка - видите отверстие? - сюда надо насыпать серы, а потом…
Я внимательно выслушала, из вежливости повертела в руках катушку, доставившую нам столько хлопот, и положила к себе в портфель. Ребята проводили её грустным, сожалеющим взглядом.
Живой учебник
- Марина Николаевна, а как стреляет катушка, которую вы у Румянцева взяли? Покажите, пожалуйста, - просит Галя.
- Зачем тебе?
- Я нашим девочкам покажу.
- Только этого не хватало! Ты лучше скажи, почему v тебя щёки и нос в чернилах?
- Это я думала над задачкой…
Галя для меня - живой учебник педагогики. В этом году у неё другая учительница - Евгения Павловна. Я с нею не знакома, как не была знакома и с прошлогодней учительницей Зинаидой Павловной, но ясно представляю обеих, и даже не столько по Галиным рассказам, сколько по её новому отношению к школе.
- Воскресенье кончилось! Воскресенье кончилось! - кричит она по утрам каждый понедельник. - Я иду в школу! Я иду в школу!
Ничего похожего не было прошлой зимой, когда Галя нетерпеливо ждала воскресенья, а в понедельник утром ни за что не хотела просыпаться.
- Марина Николаевна, вот поглядите, - рассуждает она. - В прошлом году у меня всё были тройки, четвёрок совсем немножко. А сейчас четвёрки и пятёрки.
- Почему же это?
- Евгения Павловна очень хорошая. Знаете, она обо всех так заботится, всегда огорчается, если кто болен. И у неё очень много улыбок. Когда девочки с ней прощаются, она каждой улыбается - на всех хватает и ещё остаётся, правда!
В другой раз Галя рассказывает:
- Моя соседка Сёмина Таня потеряла свою ручку и говорит: "Это ты взяла!" Я ей отвечаю: "Чем на меня говорить, поищи получше". Она поискала и нашла под партой и всё равно мне говорит: "Это ты взяла, а потом бросила!" А Евгения Павловна услыхала и даже закричала на неё. Она знаете как сказала? "Как ты смеешь оскорблять человека!"
И я невольно подумала: как это неверно, как неправильно - проучиться четыре года в Москве и не знать таких московских учителей, как та же Наталья Андреевна или нынешняя Галина учительница Евгения Павловна!
Можно ли представить себе студента-медика, который не знал бы имён Бурденко или Вишневского! Студента архитектурного вуза, не знакомого с лучшими образцами старого и современного московского зодчества! Ученика художественного училища, который ни разу не побывал в Третьяковской галлерее! Студента театральной студии, который не перевидал бы лучших актёров столицы!
А мы, студенты педагогического вуза, видели только тех учителей, которые работали в школе, где мы проводили свою педагогическую практику, да и то подчас вскользь, случайно. В вузе мы упустили возможность узнать людей, которые всего убедительнее могли показать нам, что такое педагог и его работа.