- Очень хорошо, - сказал доктор, - но в кухню я тебя всё-таки не пущу. Посторонним лицам вход воспрещён.
Олешек зашагал прочь. Пройдя немного, он вдруг обиделся и крикнул:
- У меня не постороннее лицо! Я на кухню вместе с папой все кастрюльки и все поварёшки привёз!
Но доктор уже закрыл за собой дверь.
Это было давно. А сегодня утром мама сказала:
- Сбегай, сынок, к Анне Григорьевне на кухню, очки она забыла у нас, отнеси.
- Меня туда доктор не пускает, - насупился Олешек.
- А ты как увидишь доктора, так сразу и скажи: "Я очки принёс!" - И мама положила очки Олешку в карман курточки.
Олешек отправился к главному повару Анне Григорьевне.
Он смело взошёл на порожек, потянул дверную ручку, и сразу из кухни вырвались навстречу шипение, пар, звон, и вкусные запахи, и весёлые голоса:
- Самый главный хозяин пришёл!
Не успел Олешек оглядеться, как чьи-то быстрые руки втянули его в дверь, подхватили под мышки, поставили на табуретку и мигом натянули на него, поверх тёплой курточки, длинный белый халат.
Олешек стоял высоко посреди кухни и испуганно хлопал глазами.
- Ну, хозяин, теперь можешь пробу снимать!
Тут Олешек огляделся и сразу узнал всех своих знакомых поварих и судомоек. Они весело смеялись, и кто-то уже сунул ему в руку большой кусок сладкого пирога с вареньем.
Вдруг в кухню вошла Анна Григорьевна, главный повар. Она увидала Олешка и всплеснула руками.
- Батюшки! - закричала она. - Да разве можно! Да нас с вами доктор заругает! - А весёлые, добрые её глаза улыбались, разглядывая Олешка.
- Я очки принёс! - громко сказал Олешек и вынул из кармана очки.
Анна Григорьевна обрадовалась, подбежала к Олешку, обхватила его своими мягкими руками и звонко поцеловала в обе щеки.
- Ах ты, помощник! Да тебя премировать надо. Выбирай скорей, какую тебе премию!
- А с мороженого сегодня не надо пробу снимать? - спросил Олешек.
- Обязательно надо! - Анна Григорьевна взяла ложку на длинной ручке, зачерпнула по очереди из трёх глубоких банок и положила на блюдце три шарика мороженого - один розовый и два кремовых.
- Ну-ка, отпробуй, хозяин, да скажи: можно ли наших отдыхающих людей угощать?
- Можно, - ответил Олешек.
Он сидел посреди кухни на табуретке и уплетал свою сладкую пробу за обе щеки и слушал весёлый кухонный шум. Вокруг него всё скворчало, шипело, булькало, судомойки звенели посудой, а подавальщицы в белых кружевных коронах, как принцессы из сказки, заглядывали из столовой в кухню через раздаточное окно и кричали на разные голоса:
- Пять щей! Пять борщей! Один судачок! - и особенно заливисто выкликали, как будто песню пели: - Моро-о-же-ное! - и подмигивали Олешку.
Анна Григорьевна попробовала из большой кастрюли суп.
- Перловый недосолен! - громко сказала она. Зачерпнула большой ложкой-поварёшкой соль и протянула Олешку: - А ну, сынок, посоли. Может, из тебя повар выйдет.
Олешек слизнул с тарелки последний кусочек мороженого, влез ногами на табуретку и кончиками пальцев осторожно взял из ложки щепотку соли.
- Нет, - засмеялась Анна Григорьевна, - я варю суп на сто ртов - значит, и щепотка будет во сто раз больше. Сыпь разом всю!
Олешек взял поварёшку, всыпал соль в суп и громко сказал "ой", потому что боялся пересолить.
- Спасибо, милый, теперь суп хорош, - сказала Анна Григорьевна. - До свидания, помощничек. - Она ласково кивнула Олешку и стала переворачивать на большом железном противне румяные котлеты.
- До свидания, - ответил Олешек.
Он снял белый халат и пошёл к двери. Но вдруг ему очень захотелось, чтобы его знакомый лётчик сегодня ел не борщ и не щи, а обязательно перловый суп. И, пока Анна Григорьевна смотрела на котлеты, Олешек шмыгнул от двери вбок, к раздаточному окну, встал на цыпочки и заглянул в столовую.
Там было много народу. Все сидели и ели. На белых скатертях стояли цветы, подавальщицы бегали с подносами, полными тарелок. Звенели ножи и вилки.
У окна за дальним столом Олешек увидал седую голову лётчика. Он ел, склонившись над тарелкой. Олешек стал подавать ему разные знаки, махал рукой и подпрыгивал. Но окошко было высоким, на нём стояла посуда, и трудно было издалека, из столовой, разглядеть Олешкину подпрыгивающую макушку, лоб и два глаза, чуть видные из-за горы тарелок. Тогда Олешек подпрыгнул повыше, уцепился руками за окно и повис.
- Я солил перловый суп! - крикнул он что было сил и свалился на белый кухонный пол.
Там, за раздаточным окном, в столовой, стало вдруг тихо-тихо. А в кухне поднялся шум. Все побежали к Олешку: Анна Григорьевна, и молодые поварихи, и судомойки. И вдруг, откуда ни возьмись, - доктор Иван Иванович.
- Я принёс очки, я принёс очки! - пискнул ему Олешек.
Но доктор не обратил на эти слова никакого внимания. Он помог Олешку встать и стал ощупывать его руки и ноги.
- Мне ничуть не больно, - мужественно сказал Олешек.
- Зато сейчас будет больно, - ответил доктор и звонко подшлёпнул Олешка по мягкому месту, тому самому, на которое он только что упал. - Ты как сюда попал? - сказал доктор сердито.
- Это я его позвала, вы уж на него не сердитесь, - проговорила поспешно Анна Григорьевна. - Он меня выручил, очки принёс…
- А ну, марш отсюда! - скомандовал доктор Олешку.
И Олешек грустно поплёлся прочь.
У самой двери Анна Григорьевна догнала его.
- Ты мой помощничек, - сказала она ласково и сунула ему в руку что-то круглое и тёплое.
И у Олешка на душе сразу стало веселее.
Глава 5. Зимовью́шка
Когда человеку уже шесть лет и в руке у него сладкий коржик, который можно кусать на ходу, - такой человек не станет унывать по пустякам.
Олешек идёт по заснеженной дорожке. Идёт он не просто, а вприпрыжку. То на одной ноге прыгает, то сразу на двух, то прямо, то боком. И командует:
- Раз - боком, два - скоком!
Конечно, такой команды не бывает, но зато под неё хорошо прыгать.
Вдруг позади Олешка кто-то громко сказал:
- Ловко ты скачешь!
Олешек обернулся: его догонял лётчик. Он торопился и на ходу запоясывал свою меховую куртку меховым ремнём. Олешек очень ему обрадовался. И лётчик, видно, тоже обрадовался Олешку, и они друг другу улыбнулись.
- Здравствуйте! - звонко крикнул Олешек и стал на самый край дорожки, чтобы пропустить лётчика вперёд, потому что дорожку обступили тесные сугробы.
Но лётчик не стал обгонять Олешка.
- Здравия желаю, товарищ Звонок! - ответил он и подёргал Олешка за меховое ухо шапки. - Значит, ты солил перловый суп?
Олешек просиял от гордости:
- Я сам! Это я вам кричал. Вы услышали?
- А как же! Все услышали, - усмехнулся лётчик. - Добрый суп. А ты… - Он озабоченно взглянул в радостное лицо Олешка. - Ты ничего не разбил, когда приземлился, а?
- Нет, там все тарелки целы, - успокоил его Олешек.
- Чудак человек, разве я про тарелки? - И лётчик осторожными пальцами потрогал синяк на Олешкином лбу.
Олешек замотал головой, как козлёнок, которому трогают рожки.
- Эта шишка не считается, она старая! - и поскорей спросил: - А можно, я с вами пойду?
- Пойдём, - согласился лётчик. - А куда?
- А вы куда?
- Я просто шёл догонять. - И лётчик завязал тесёмки от шапки под Олешкиным круглым подбородком.
- Ну и я с вами пойду догонять!
Лётчик весело рассмеялся, от смеха дрогнули его брови, золотистые, как колоски.
- Ладно, догоняй! Только не очень спеши.
И они пошли вместе.
Снег вокруг стоял высокий. В нём утонули скамьи, наружу торчали только выгнутые спинки. Над головами лётчика и Олешка старые липы сплетали голые ветви. На них кое-где висели семена, круглые, как охотничьи дробинки. А на морщинистых стволах Олешек увидал странные снежные нашлёпки. Они сидели одна над одной, ровно, как пуговицы.
Олешек удивился:
- Что ли, Валерка тут снежками кидался? Он же дома сидит, у него же горло болит!
Лётчик засмеялся, подкинул вверх свою шапку-ушанку, тряхнул головой, и шапка села ему обратно на макушку.
- И вовсе не Валерка кидался, а я!
Он сжал в ладони снег, сделал быстрый рывок - р-раз! - и новая снежная пуговица села на дальнюю липу.
- И я буду, - сказал Олешек. - Р-раз!
Олешкин снежок угодил в дупло. А из дупла выскочила белка. И замерла, разглядывая стоявших вблизи людей - большого и маленького. Она была ещё не взрослая белка, а бельчонок. Люди, боясь её спугнуть, молча схватили друг друга за руки.
- Серая, - шёпотом сказал Олешек.
- Рыженькая! - шёпотом ответил лётчик.
А белка была наполовину беленькая, наполовину рыжая.
Олешек не успел открыть рот, чтобы опять сказать "серая", как белка на острых коготках мигом взобралась вверх по стволу, молнией переметнулась на соседнюю ёлку и пропала из глаз. Только зелёная хвоя бесшумно шевельнулась.
- Жаль, спугнули, - проговорил лётчик и поудобнее забрал в свою руку маленькие замёрзшие Олешкины пальцы.
- Ага, правда жаль, - согласился Олешек и поглубже засунул пальцы в широкую тёплую ладонь лётчика.
Они пошли дальше. Вдруг видят: боковая дорожка кем-то расчищена. Не вся целиком, а наполовину. В сугробе торчит деревянная лопата и железный скребок.
- Наверное, мой знакомый дворник дядя Семён тут работал, - сказал Олешек.
- Не дядя Семён, а я, - ответил лётчик. - Приехал отдыхать, а руки работы просят.
Он взялся за лопату, и ж-жик! - снег далеко отлетел к подножию замшелой старой ёлки.
- И мои руки просят, - сказал Олешек и принялся помогать лётчику скребком.
Жжих-звяк, жжих-звяк! Олешек разбивал затвердевшие снежные гребешки, а лётчик сильными взмахами отбрасывал снег в стороны.
- И я хочу лопатой, - сказал Олешек.
Олешек взялся отбрасывать снег. Пыхтел долго, а расчищенная дорожка прибавилась всего на два шага. Лётчик отобрал лопату.
- Она тебе велика. Да ты ещё и топчешься зря, снег понапрасну месишь. Ты работай ровно, как дышишь, как будто песню поёшь. Вот:
Раз - лопатой,
два - сбросил,
раз - взяли,
два - к ёлке.
Олешек с завистью смотрел, как ровно отлетает снег к дальним ёлкам.
- Я такую песню не знаю, - сказал он сердито. - Я лучше скребком буду.
- Ладно, давай скребком! - засмеялся лётчик.
И опять пошло у них: жжих-звяк, жжих-звяк-звяк…
Так они дружно работали и продвигались всё дальше в глубь высоких снегов. Скоро стало работникам жарко. Лётчик сдвинул шапку со лба.
- Перекур! - объявил он и вынул из кармана куртки конфету. - Курить врач запретил. Дисциплина, понятно?
- Понятно! - кивнул Олешек и тоже сдвинул шапку со лба на макушку.
Разломили конфету пополам, а фантик достался Олешку.
Они сидели рядом на спинке скамьи. Кожаные перчатки лётчика торчали у него из кармана, а он разглядывал свои покрасневшие от работы ладони:
- Поработаешь, так человеком себя чувствуешь!
Олешек растопырил маленькие пальцы. Он обрадовался, что они тоже красные, ему нравилось чувствовать себя человеком.
И вдруг Олешек вскочил.
- А догонять? - воскликнул он. - Скорей! Мы ж забыли!
- Кого догонять? - спросил лётчик.
- А вы кого догоняли?
- Я - тебя, - сказал лётчик.
Тогда Олешек удивился:
- А я кого же?
Тут они вдвоём начали так громко смеяться, что лесное эхо проснулось и стало прыгать за ёлками и их передразнивать.
- Самого себя и догонял… - сквозь хохот с трудом выговаривал лётчик.
- …самого себя… - захлёбываясь смехом, повторял Олешек, и звонкий его колокольчик звенел на весь лес.
Они покатывались от хохота и никак не могли остановиться. Наконец лётчик взглянул на часы:
- Пора нам с тобой по домам, Звонок! Приходи сюда завтра. Кончим дорожку и построим с тобой зимовью́шку.
- Какую зимовьюшку?
- Домушку-зимовьюшку. Из снежных кирпичей.
Олешек подпрыгнул от радости. Эх, жалко, что у Валерки горло болит, а то бы взялись втроём!..
И наутро они стали строить домушку-зимовьюшку.
Олешек и не знал, что его знакомый лётчик такой мастер. Всякая работа у него ладилась, и весело было за ним поспевать.
- А где бы нам ведёрко пустое раздобыть? - спрашивал лётчик.
Олешек мчался во весь дух, и вскорости в лесу раздавался гром и звон: это Олешек тащил ведро от гардеробщицы Петровны.
- А как бы нам чайником воды разжиться? - говорил лётчик.
И Олешек притаскивал из дому чайник с водой. И всякий раз наливал так полно, что вода из носика выплёскивалась и застывала на снегу.
- Гляди-ка, - удивлялся лётчик, - наша тропка теперь вся стала в ледяных точках и тире, прямо снежная телеграмма! От кого бы?
- Может, от Деда Мороза? - предполагал Олешек.
- Точно, - соглашался лётчик. - Дед нам радирует: "Стройте, ребята, из снега, а я льдом скую, крепко будет!"
Они набирали в ведро снег, поливали его водой из чайника, размешивали палкой.
- Настоящие кирпичи на цементном растворе кладут, а у нас с тобой кирпичи снежные - значит, и раствор из снега с водой. Мороз его прихватит - не разорвёшь. Понял, как кладка кладётся?
Олешку было понятно. Осенью в берёзовой роще каменщики выкладывали кирпич за кирпичом красные стены детского сада. А лётчик с Олешком строили свою зимовьюшку из белых кирпичей. Лётчик нарезал их из слежавшегося снега. Вдвоём они подвозили кирпичи на листе фанеры - она теперь называлась волокушей. Складывали рядами, друг на дружку. Стенка росла, Олешек уже не доставал до края. А кирпичи надо было поднимать всё выше. Иногда лётчик опускал руки и тяжело переводил дыхание.
- У нашего крана мотор пошаливает, - подмигивал он Олешку, - да мы ему не позволим из строя выходить, верно?
- Не позволим! - радостно откликался Олешек.
Он старался помогать лётчику изо всех сил: и притаптывал снег, и прихлопывал, и подгребал, и ладошками приглаживал.
Рта он не закрывал ни на минуту. В морозном воздухе звучал непрестанно его пронзительный голосок:
- А дверь будет? А окно сделаем? А крышу покроем? А трубу поставим?
- Всё будет, Звонок, всё будет, - отвечал лётчик.
Четыре дня подряд они строили свой дом. А когда закончили кладку стен, фанера перестала быть волокушей. Лётчик высоко поднял её на вытянутых руках, выгнул дугой, упёр краями в снежные стены - и получилась крыша. Облепили крышу мокрым снегом. За ночь схватит её морозцем, крепкая станет крыша, ветром не сдует.
- А я знаю, где валяется старый бидон без донышка, - сказал Олешек. - Его можно вместо трубы вставить.
И вставили бидон без донышка. А над входом лётчик приладил вертушку из картона, чтоб показывала силу ветра.
Вот и готова домушка-зимовьюшка. Теперь можно ведро отдать Петровне, и чайник больше приносить не надо. И стало Олешку грустно, что строительство кончилось.
Но оказалось, самые интересные дела только начинаются.
Раздобыли два ящика - побольше и поменьше. Получились в домушке стол и стул. Натащили обломков красных кирпичей, сложили посреди домушки очаг, подальше от стенок, чтоб не растаяли.
- Завтра наготовим щепы для растопки, - сказал лётчик. - Да чистую жестянку, чтобы чай кипятить, да сухарей насушим.
- Для кого сухарей? - удивился Олешек.
- Для неизвестного друга, - сказал лётчик. - Пойдёт человек по лесу в буран, промёрзнет - зуб на зуб не попадает. И вдруг - вот она, зимовьюшка наша! Входи, друг, грейся чайком, зимуй хоть целую зиму.
Вечером дома на кухне Олешек выбрал самое сухое, самое прямое - без сучков - полено и спрятал под кровать.
- Что за полено в комнате? - удивилась мама. - И зачем ты его завернул в газету?
- Мне нужно! - сказал Олешек. - Мы с моим знакомым лётчиком будем щепки щепать. Придёт человек замёрзший, а для него всё уже готово: пожалуйста, разводи огонь, грейся чайком.
- Да какой человек? - ещё пуще удивилась мама, а папа поднял глаза от газеты и внимательно взглянул на сына.
- Неизвестный друг! - ответил Олешек. И всё рассказал про зимовьюшку.
Тогда папа молча отложил газету, поднялся, раскрыл свой складной нож и нащепал из полена целую стопку щепок. Связал их бечёвкой в аккуратную вязанку и сказал:
- Получай, сынок, неси в свою зимовьюшку! И товарищу лётчику привет передай.
- А сухой заварки у вас небось нету? - спросила мама и положила рядом с вязанкой маленькую пачку чая.
Папа озабоченно покачал головой.
- Отсыреет чай в зимовьюшке, - сказал он. - Отдала бы ты им, Варя, железную банку с крышкой.
И мама вынула из буфета большую красивую банку.
- И колбасу надо, - сказал Олешек.
- Всё тебе отдай. - Мама закрыла створку буфета.
- А хорошо придумали люди, - сказал папа. - Стоит в тайге избушка. Привелось тебе в ней заночевать - что нужно, всё для тебя припасено заботливыми руками. А будешь уходить, сам позаботишься о людях, что придут после тебя.
- Ладно, положу кусок колбасы, - сказала мама.
Утром, сияя от счастья, с разгоревшимися щеками Олешек мчался по знакомой тропинке к снежному домику.
В сердечке у него как будто пели самые звонкие птицы.
Олешек прижимал к груди большую железную банку со всякими припасами.
Он спешил поскорей рассказать лётчику, что теперь и мама и папа вместе с ними устраивают зимовьюшку. Хорошие, просто замечательные у Олешка папа и мама, с ними так весело живётся на свете…
Но лётчик в этот день к зимовьюшке не пришёл. Олешек ждал долго. Он смёл еловой веткой с порожка старые листья, принесённые ветром, выкопал в ближнем сугробе удобный погреб, запрятал в него железную банку с припасами и сверху заложил ветками и присыпал снегом.
Лётчик всё не приходил.
Тогда Олешек сам отправился к дому отдыха. Он искал лётчика среди людей, гулявших по дорожкам, и среди людей, отдыхавших в тёплых мешках на плетёных лежанках. Лётчика нигде не было.
Вечером Олешек долго вертелся, никак не мог уснуть.