Лина невольно рассмеялась. Сердиться на него долго было невозможно. Ей уже доводилось быть свидетельницей подобных сцен, когда Егор, дурачась, извинялся перед Кариной или кем-то другим, случайно зацепив ракеткой или попав мячом. Тогда он держался более непринужденно, вызывая смех окружающих. Не сводя с него глаз, она мечтала, чтобы его дивная улыбка была обращена к ней.
И вот теперь он перед ней на коленях. Шут гороховый!
– Тренировки сейчас начнутся, нет смысла возвращаться, – деловито высказалась Лина. – Да и в школе показаться надо.
В эти дни было пропущено столько уроков, сколько за все предыдущие четверти!
– Ты в какой школе? – Небрежно спросил Егор.
Лина ответила. Он обратился к Мику:
– А ты?
Мик сделал вид, что не услышал, предложил:
– Давай свернем, тут во дворах проход.
Между домов почти не было ветра, лето наступало на пятки: колыхалось в мареве разноцветье, пахло нагретой травой. За забором кудахтали куры. Лина сбавила шаг.
– Прикольно. В центре города, курятник, пожалуйста! Никак не привыкну!
– К чему? – Спросил Егор.
– Тут все на контрастах, да? – Тихо проговорил Мик, не глядя на них. – То солнце жарит, то ливень, рядом с небоскребами какие-то избушки на курьих ножках…
– Утром в море искупался, а вечером на лыжах катаешься в горах, – подхватил Егор.
Лина с Миком смотрели на него исподлобья.
– Ну да, – медленно произнесла она.
– Что? – Он развел руками, вмиг поняв, что продолжается их недавний разговор. – Я не виноват, что у меня папа хорошо зарабатывает! Ты меня достала уже этим упрекать!
Лина покрутила пальцем у виска.
– Я тебе ни слова про это не сказала!
– Но думаешь-то так!
– Я о тебе вообще никак не думаю!
– Егор, ты рюкзак забыл, – вдруг заметил Мик.
Тот чертыхнулся, кинул на Лину быстрый, сердитый взгляд и попросил:
– Подождите меня, ага?
– Не ага! – Буркнула она.
Едва он отошел, Лина схватила Мика за руку.
– Бежим быстрей!
– Ну что ты как в детском саду? Не можешь общаться, не общайся!
Откуда только взялся у него этот покровительственный тон?! Лина опешив, разглядывала Мика, словно впервые увидев.
– Сколько тебе лет? – Вдруг спросила она.
– Сто сорок восемь, – без запинки ответил он.
– Ладно, долгожитель, с каких пор ты командовать начал? Не общайся! Легко сказать! А если он меня бесит?!
– Влюбилась?
Она отвела взгляд. Его вопрос не требовал ответа. Лина отпустила ладонь Мика, он, вздохнув, положил руки ей на плечи и развернул к себе. Она неожиданно обнаружила, что смотрит на него снизу вверх.
– Ты понимаешь, что все это ерунда, да? Его крутой папа, частная школа, кроссовки за 10 штук, лыжи по уэкендам. Не в этом же дело!
– А в чем?
Она заворожено, как малышка на Деда Мороза, таращилась на него. Черные, как угли, глаза глядели без привычного вызова. С сожалением и тоской.
– Ерунда все это, – повторил Мик.
Он думает о своем, поняла Лина.
А ей, дурынде, показалось… Она на минуту решила, что небезразлична ему. Как друг, разумеется. Что он переживает за нее с Егором, как у них все сложится. Или не сложится.
Конечно, все это чушь и мелочи жизни, и не стоит тратить нервные клетки. Вот что имелось в виду. Мик прав. Есть вещи поважней.
Ему, и правда, сто сорок восемь лет! Он в тысячу раз взрослей. Страшно подумать, почему это случилось!
Осознав это, Лина взяла и обняла его.
Мик замер, застыл, как изваяние, только кадык прыгал туда-сюда, – Лина видела краешком глаза.
Жалость унижает, да?
Пацаны не плачут, да?
– Это не ерунда, – строго сказала Лина, отлепившись от него, – это любовь! А важней любви нет ничего на свете, понял?
– Понял, – усмехнулся Мик.
– Да ни черта ты не понял! Ты думаешь, я романтическая идиотка, пускаю розовые слюни. А вот влюбишься сам, и увидишь! Или что? Ты уже того… влюблялся и разочаровался?
Мик закатил глаза.
– Лин, мне пятнадцать скоро, естественно, я уже был влюблен.
Сказано было с невероятным апломбом. Лина опять поразилась, куда делся прежний Нахаленок.
– Только я все равно не согласен, что любовь – это самое главное!
– А что тогда?
Это был ужасно увлекательный разговор. Лина давным-давно не вела таких вот откровенных бесед. С Егором последнее время что-то такое проскальзывало, но при этом ее постоянно заботило, как она выглядит, какое производит впечатление на него. Это мешало быть самой собой.
– Ты заметила, что мы все-таки ушли? – Вдруг спросил Мик.
Лина растерянно улыбнулась.
Они, действительно, шагали вперед и сравнительно быстро.
– Егор обидится, – предположила она.
– Не дурак же он! – Возразил Мик.
Вот она, мужская солидарность. Лина пробормотала, что умные люди не срываются на других, как дикие орангутанги. Мик усмехнулся.
– Он не срывался. Он запутался.
Она ждала объяснений, но Мик лишь улыбался. Лина даже вперед забежала, чтобы убедиться, не ошиблась ли. Нет, все верно – улыбка сияла на лице.
Лина рассмеялась от удовольствия.
– Ты чего?
– А ты чего?
У нее затрезвонил сотовый. Звонил Егор, и был чрезвычайно зол. Лина некоторое время слушала его, а потом рявкнула:
– Все?! До завтра, ваше величество!
– Если хочешь, можем его подождать, – предложил Мик, наблюдая, как она трясущимися руками запихивает телефон в карман рюкзака.
– Ничего я не хочу! Пошли!
Она решительно потянула его за рукав.
– Кстати, тебе не жарко в этой фуфайке?
Мик все ходил в олимпийке.
– Жарко. Но красота требует жертв!
– Остришь, да?
– Пытаюсь, – скромно потупил глаза Мик.
Ему снова удалось развеселить ее. Егор был забыт. Точнее, забыто его поведение. В общем, Лина расслабилась и настроилась позитивно. Они шагали по улицам, отмечая, как город готовится к сезону: наравне с солнцем трудились таксисты, шашлычники и продавцы, пестрели цветы и павильоны с сувенирами, в новом парке развлечений запустили колесо обозрения.
– Зайдем? – Кивнула на громадину Лина.
– А школа?
– Ты же не ходишь, и я могу! – Она вызывающе смотрела на него.
Мол, давай, поспорь. Дескать, давай, отговорись!
– У меня есть причины, – солидно высказался Мик.
Лина усадила его на лавочку перед парком и завела воспитательную беседу. Она осознавала, что зря старается, но стерпеть не могла. Это раньше ее не касалось, кто он, как живет, чем дышит. Теперь она отчитывала его, как малолетнего оболтуса, как младшего братишку. Всех ребят с Украины устраивали в школу, Лина четко знала об этом.
– А ты, значит, сам не хочешь! Вроде не дурак, должен понимать, чем это кончится.
– И чем? – С притворным ужасом воскликнул он.
– Ну куда ты без образования денешься, а? – Жалостливо спросила Лина.
– Между прочим, Роджер Федерер еле умеет читать! – Парировал Мик.
– Ты что, задумал стать первой ракеткой?
– Не-а, мне просто некогда учиться!
Ей хотелось долбануть его по кумполу. Как выражались ее одноклассники. От досады Лина едва не скрипела зубами. И потому уже перестала стесняться в выражениях и подбирать слова помягче. Прямо сказала, что он – балбес. Беззаботность его тона не обманула ее. Лина распиналась, доказывая, что мечты – это здорово, но школа не помеха, а наоборот!
– Вот раскудахталась, – тихо, как бывало прежде, неразборчиво промямлил Мик.
У нее аж слезы на глазах выступили. Она переживает, а он…! И правда, балбес! Небось, обманывает родителей и… Или с кем он тут живет?
– Ты не думай, – торопливо произнесла Лина, – я к тебе не лезу, в смысле, не доковыриваюсь, если не хочешь, ничего не рассказывай! Но только ты сейчас упустишь… пропустишь много, потом не догонишь… а тренироваться все время тоже вредно, ты вон какой…
– Какой?
– Худой ты! И нечего на меня глазами сверкать!
– Ты сама сверкаешь! Плакать придумала – вот еще!
Оба заговорили разом, нить разговора была утрачена. Когда стихла буря, Мик выдохнул и немногословно объяснил, ч то вовсе не тратит все время на тренировки, а просто вынужден работать. Лина вплеснула руками, будто старушка.
– Прям вынужден? Вам что, пособие не платят?
– Это если оформить статус беженца. А я не хочу. И мама не хочет.
Она намеревалась спросить, почему, но не стала. Его взгляд красноречиво говорил о том, ч то тему пора менять.
– И где ты работаешь?
– Лина, хватит! У тебя платок есть? На, держи мой, вытрись.
– Ну, ладно.
Она громко высморкалась. Оказывается, все это время слезы текли и текли, и бог знает, на кого теперь Лина была похожа. Мик забрал у нее платок, протянул бутылку с водой. Она попила, успокаиваясь.
Мик уперся ладони в колени, словно собрался бежать. Смотрел прямо перед собой.
– Понимаешь, отец остался там, и мама хочет вернуться.
– А у меня мама замуж вышла, – сказала Лина, – а меня вот, к деду отправила.
Они помолчали. Лина снова было наладилась плакать, но Мик так больно сжал ей плечо, что она охнула и отвлеклась.
– Ты чего?
– А ты чего?
Улыбка осветила его лицо.
– Эх ты, Аполлинария!
– Услышал, да?
– Да вы так орали!
– А тебя на самом деле Мыколой зовут, да?
– Митрофаном, – хохотнул он.
– Ну правда!
– Пошли, я тебя в школу провожу. И отдай рюкзак, ладно? Ты учебники в нем таскаешь, что ли? Оставляла бы в парте.
– У нас нельзя.
– А у нас можно было…
Переговариваясь, они шагали вперед. Только вперед.
Глава 6
– Горец! Горец!
Так называл Егора только один человек – его младший брат. Этот человек выбежал на корт и махал руками, словно утопающий.
– Горец! Ну!
Обычно его поведение отличалось флегматичностью, так что игру прервали и на вопли побежали все трое: и Егор, и Лина с Миком.
– Что случилось?
– Ты цел?
– Пожар?!
– Папа едет! – Выдохнул мальчишка, вытирая со лба пот.
Взмокшие короткие волосы топорщились в разные стороны, делая его похожим на ежа. И это полностью соответствовало характеру. Десятилетний Иван, которого все на американский манер звали Джонни, был полной противоположностью брата – колючим, неулыбчивым букой.
Вопросы продолжали сыпаться:
– Куда едет?!
– Ты в порядке?
– А орал чего?!
Джонни схватил бутылку с водой, кем-то оставленную на лавочке, жадно забулькал. Потом степенно высказался:
– Вы телефонов не слышите никто. Я звонил, звонил, бестолку. Дядя Сережа по ходу спит, тоже не отвечает. Короче, мне пришлось самому бежать.
– Зачем? – Спросил Егор.
– За шкафом! Папа узнал, что ты школу прогуливаешь вторую неделю. Они с мамой разговаривали, а я услышал. Он сюда едет, разбираться. Все!
Как человек, выполнивший свой долг, Джонни бухнулся на лавку и вытянул ноги. Лина не помнила, чтобы он так много говорил.
Егор растерянно смотрел на ребят.
– Что-то я не подумал, – он взлохматил чуб, – совсем, блин, заигрался… ну, допустим, приедет он… ладно…
– Что ты бормочешь? – Джонни снова вскочил. – Делай ноги!
– В смысле?
– Сопли повисли!
– Джонни! – Лина осуждающе покачала головой, но добавила, что его предложение в целом выглядит разумно. Егору по-хорошему надо сваливать.
Мик спросил, откуда известно, что Егор именно здесь, а не прогуливает уроки, допустим, в кино.
Джонни пожал плечами с видом прожженного циника.
– Стукнул кто-то…
– Да не буду я бегать, – пробормотал Егор.
Он бы и не успел, – на сцене появилось еще одно действующее лицо. Непроницаемое.
– Здравствуйте, ребята, – промолвило оно, и, не дожидаясь ответа, приказало, – выйдем, сынок!
Лине хотелось кинуться вслед с оправдательным выступлением, но Мик цепко ухватил ее за руку. Покачал головой, мол, не время и не место. Она сглотнула. Оставалось молча наблюдать, как Егора уводят, будто арестованного.
Джонни проворчал, что напрасно торопился. Вдруг его лицо озарилось энтузиазмом:
– О, пойдемте тогда поиграем!
Мик и Лина переглянулись. Он был им одинаково неприятен, этот маленький выскочка. Да и не только им, – насколько Егор пользовался авторитетом и всеобщей симпатией, настолько его брат вызывал обратные чувства.
Джонни был в своем роде уникален, вундеркинд от тенниса. Если бы Лина не видела своими глазами, что он вытворял, никогда бы не поверила. Еще в Воронеже, имея комп и доступ к Интернету, она зависала иногда на теннисных форумах и натыкалась на родительские комментарии. Самыми частыми были вопросы из серии "Бывают ли таланты в теннисе и как их распознать?". Увидев Джонни в игре – тогда он был первоклашкой, – Лина пожалела, что эти озадаченные родители не стоят рядом.
Это был явный талант!
Приземистый, коренастый Джонни скользил по корту, словно невесомый, одинаково легко "работал" и слева, и справа, и ракетка казалась продолжением его маленькой ручки.
Он играл с ее ровесниками и… переигрывал! Он гонял их по углам, смело и уверенно выходил к сетке, и резал, и крутил, и все-все ему удавалось.
Создавалось такое ощущение, что мальчишка был рожден на корте, и вырос с мячиком вместо соски и ракеткой вместо погремушки.
По слухам, так и было на самом деле. Брат Егора вынужден был с малолетства вместе с ним таскаться на тренировки, и, едва научившись ходить, двинулся прямиком к стенке. Поначалу на малыша не обращали внимания. Не крутится под ногами, не мешает, и ладно! А потом все вокруг ошалели, увидев, как трехлетка попадает по мячу. Джонни взяли в группу. Случайные прохожие останавливались, разинув рот, когда видели мальчика на корте. Снимали на камеру, брали интервью.
В пять лет Джонни выиграл первый приз, попав вместе с братом на мастер-класс известного теннисиста.
В шесть на неофициальных турнирах среди младшеклассников ему не было равных.
В семь он вовсю состязался с собственным братом, и тому приходилось нелегко!
Разумеется, когда подошел срок, Джонни стали возить на турниры, и, как следовало ожидать, он вошел в первую десятку. Лина слышала, с какой гордостью Егор рассказывал о братишке, и, хотя сам он таких результатов не показывал, это не мешало радоваться за "малого". Только однажды проскользнула досада – Егор говорил о том, что на него отец возлагает надежды в плане бизнеса, а Джонни от этой ответственности освобожден, у него, дескать, своя дорога. Теннис и только теннис.
Тяжелый нрав Джонни оправдывали гениальностью. Вроде того – одаренные люди все с чудинкой. Общаться с чудо-ребенком не спешили. Даже толерантный Палыч с трудом выносил его. Капризный, вечно хмурый на тренировках, Джонни и на соревнованиях вел себя безобразно – подначивал соперника, морально давил, корчил рожи исподтишка и даже неприличный жест мог изобразить.
Словом, приятного в нем было мало. Только прозвище – мягкое, плюшевое "Джонни" было дано Ивану не из-за перевода его собственного имени, а в противовес надменному, колючему нраву.
Но играть с ним считалось делом чести даже для старших. Попробуй-ка выдержи такого, и тогда в будущем тебе нипочем любой соперник! Этакий психологический тест.
Впрочем, чисто технически тоже интересно. Лина пару раз пробовала, победа над Джонни далась ей с трудом.
Только вот сейчас для игры не было никакого настроения. Лина определенно дала это понять малому, но тот не смутился.
– Ну не хочешь, как хочешь! Тогда ты пойдем! – Джонни ткнул пальцем в Мика.
Подобная самоуверенность была, наверное, единственным качеством, которым обладали оба брата. Лине стало интересно, как отреагирует Мик. С Егором он не церемонился.
– Да я тебя порву! – Мик усмехнулся, лицо его вдруг стало жестоким.
Джонни азартно потер ладошки.
– Посмотрим! Ты судишь, – кивнул он Лине, не сомневаясь ни в своем успехе, ни в том, что кто-то станет перечить ему.
Она ждала, что Мик отмахнется, пойдет на попятную, превратив все в шутку или просто молча уйдет на стенку. Но он решительно вышел на корт. Лина ничего не понимала. Нахаленок уже который раз приводил ее в смятение. Его отчужденность и замкнутость никуда не делись за это время, но Лина видела его и другим: веселым, прямодушным, отзывчивым. На корте Мик оставался явным неврастеником. Сейчас же он выглядел злобным, как цепной пес, стороживший хозяйское добро. Вот-вот зарычит! И вид такой, будто контролирует ситуацию целиком и полностью.
Мало того, что он согласен состязаться с кем-то, кроме Лины, так еще и настроен так… серьезно?
И все из-за Джонни?!
Лина пожалела, что Егор пропустит это зрелище.
Игра началась. Джонни подавал, и делал это с рисовкой, присущей ему во всем. Некоторых впечатляло его поведение, они говорили: "У него не только классическая техника, но и сногсшибательная харизма!". Лина чувствовала, что в этом была своя правда: Джонни выделялся из толпы, вел себя на корте так, что притягивал взгляды – возмущенные или восхищенные.
– На! – На выдохе лупил он, и каждый следующий удар сопровождал новым комментарием, – а так! Ну! Ого! Угу!
Самолюбование было в каждом движение. Это страшно бесило, и обычно соперники – особенно ровесники Джонни, – совершали массу нелепых ошибок.
Но Мик не ошибся ни разу за первые три сета. Промахи все были вынуждены, мастерство Джонни невольно завораживало, так что Лина сначала не обратила внимания на поведение Мика.
Он молчал!
Впервые на корте он не издал ни звука!
Когда она осознала это, вскинулась на судейской вышке, едва не свалившись.
Что происходит?! Дали результат их тренировки и внушения? Или Мику просто плевать на этот матч, потому что Джонни все-таки "мелочь пузатая"?
Ну почему, почему в такой момент нет рядом Егора?!
Когда наступил перерыв, Лина ринулась к выходу. Она надеялась, что Егор уже получил порцию родительского порицания и был отпущен на волю. Надежды не оправдались. Она набрала его номер, но абонент оказался "вне сети".
Скорее всего, строгий отец отвез Егора в школу. Джонни учился во вторую смену, да и судя по всему, его учеба носила чисто формальный характер. Лина и раньше думала об этом, как об очередной жизненной несправедливости, а сейчас просто пылала негодованием. Гениям, значит, закон не писан! Младшего возят по турнирам, а старшего берут лишь изредка, младшему все спускают с рук, избаловали вон беспредельно, – он и тренеру хамит, и брата ни во что не ставит, и даже с его ровесниками держится свысока. А Егора за прогулы увели с корта, вместо того, чтобы похвалить за спортивное рвение!
Он, может быть, тоже мечтает стать профессиональным теннисистом, а вовсе не наследовать папин бизнес!
Правды Лина, разумеется, не знала. Они лишь мимоходом обсуждали с Егором подобные вещи. Она могла лишь догадываться о его чувствах. И если все так, как ей казалось, его жизнь далеко не безоблачна. Раньше Лина была уверенна, что он купается в счастье и довольстве.
А предположив о его горестях, она готова была утешать его, защищать и вместе с ним отстаивать право на свободу. Эти ощущения пугали.