- Не уверена, - ответила она. - Но согласна, довольно яркая фигура.
- Не то слово, - ответил он. - Шафто, как у нас говорят, боевой солдат. Он из тех парней, кто, бывало, вел своих солдат в атаку во Фландрии, вооруженный тросточкой. Как сказал тот французский генерал в Балаклаве: "Великолепно, но это не война".
- Другими словами, он головой не работает?
- Ну, с армейской точки зрения у него страшный недостаток: он не умеет слушаться приказов, от кого бы они ни исходили. Боевой Бобби Шафто - гордость пехоты. Выбрался из Батаана в апреле прошлого года, когда японцы заняли этот пункт. Единственная неприятность заключалась в том, что он оставил там пехотный полк. Это не очень понравилось Пентагону. Никто не захотел его взять, и его отправили в Лондон работать в штабе объединенных сил.
- И это ему не понравилось?
- Конечно. Он использовал это как первую ступеньку для новых славных подвигов. Узнал, что у англичан имеются небольшие поисковые отряды, которые ночью перебрасывают через Ла-Манш поиграть в бойскаутов, и решил, что американская армия должна иметь такие же команды. К сожалению, какой-то идиот в штабе тоже решил, что это хорошая идея.
- А вы? - спросила она.
Казалось, он пытается уйти от ответа:
- За последние девять месяцев солдаты Двадцать первой перебрасывались через Ла-Манш не менее четырнадцати раз.
- Невероятно.
- В их цели входило, - продолжал он, - уничтожение пустых маяков в Нормандии и нескольких аэродромов на необитаемых французских островах.
- По-моему, вы о Шафто невысокого мнения.
- Но великая американская публика - еще какого! Три месяца назад какой-то военный корреспондент в Лондоне, не знавший, о чем писать, услышал, что Шафто захватил экипаж плавучего маяка у берегов Бельгии. В нем было шестеро, и так как они оказались немецкими солдатами, то выглядело это все очень хорошо, особенно снимки судна, входящего в Дувр в дымке рассвета. На судне - Шафто со своими парнями, каска набекрень, у пленников вид испуганный. Прямо сцена из фильма. - Кейн покачал головой. - Какой успех эта картинка имела в Америке! Рейнджеры Шафто! "Лайф", "Колльерс", "Сатурдай ивнинг пост" - какой журнал ни возьми, Шафто там обязательно. Народный герой! Два "Креста за боевые заслуги", "Серебряная Звезда с Дубовым листом". Все, кроме медали "За отвагу" конгресса, но и ее он получит, даже если для этого ему придется перебить нас всех, кто участвует в этих операциях.
Памела решительно спросила:
- Вы зачем вступили в этот отряд, майор Кейн?
- Надоело сидеть за столом, - сказал он, - это, пожалуй, лучшее объяснение. По-моему, я бы пошел на все, чтобы избавиться от канцелярии, - что и сделал.
- Значит, вы еще не принимали участия в рейдах?
- Нет, мэм.
- Тогда, я думаю, вам надо дважды подумать, прежде чем так легко отзываться о действиях храброго человека, особенно с командной высоты письменного стола.
Кейн съехал на обочину, остановил машину и повернулся к ней, весело улыбаясь:
- Эй, это мне нравится. Можно, я запишу ваши слова, чтобы употребить их в великом романе, который мы, журналисты, вечно собираемся написать?
- Черт вас побери, Гарри Кейн.
Памела шутливо замахнулась на него, а он вытащил из кармана пачку "Кэмел" и вытряхнул сигарету:
- Лучше закурите. Успокаивает нервы.
Она взяла сигарету, он поднес огонь, и она глубоко затянулась, глядя поверх соленого болота на море.
- Простите, я, возможно, реагирую слишком сильно, но война стала для меня очень личным делом.
- Ваш брат?
- Не только. Моя работа. Когда я дежурила вчера днем, то услышала позывные пилота-истребителя. Сильно подбитого в боях над Северным морем. Самолет горел, а пилота заклинило в кабине. Он кричал все время, пока падал.
- Вначале казалось, что день такой хороший! А сейчас вдруг все изменилось, - сказал Кейн.
Он взялся за руль, и Памела импульсивно положила свою руку на его руку:
- Простите, правда, простите.
- Ничего.
На лице ее выразилось удивление:
- Что у вас с пальцами? Несколько пальцев скрючены. Ваши ногти… Господи, Гарри, что с вашими ногтями?
- А, это… - бросил он. - Кто-то их сорвал.
Памела смотрела на него с ужасом.
- Это… это немцы, Гарри? - прошептала она.
- Нет. - Кейн включил мотор. - Это были французы, работавшие, конечно, по ту сторону. Одно из самых удручающих открытий, по моим наблюдениям, - это то, что мир состоит из самых разных людей.
Он криво улыбнулся, и они поехали.
* * *
Вечером того же дня в отдельной палате частной лечебницы в Астоне Бену Гарвальду стало значительно хуже. В шесть часов он потерял сознание. Только через час это заметили. Было уже восемь, когда приехал доктор Дас в ответ на настойчивые звонки сестры, и больше десяти, когда пришел Рубен и увидел состояние брата.
По поручению Бена Рубен находился в гараже, куда привез катафалк и гроб, взятые в похоронном бюро, которое также было одним из многочисленных предприятий братьев Гарвальд. Несчастного Джонсона сожгли в частном крематории, в котором у них тоже был интерес - ведь не впервой им было избавляться таким образом от неудобного трупа.
Лицо Бена было в поту, он стонал и метался. В палате стоял неприятный запах гниющего мяса. Когда Дас разбинтовал колено, Рубен, взглянув, отвернулся. Страх подкатил к его горлу как желчь.
- Бен, - прошептал он.
Гарвальд открыл глаза. Казалось, в первое мгновение он не узнал брата. Потом, слабо улыбнувшись, спросил:
- Сделал, Рубен, малыш? Избавился от него?
- Пепел к пеплу, Бен.
Гарвальд закрыл глаза. Рубен повернулся к Дасу:
- Очень плохо?
- Очень. Похоже на гангрену. Я предупреждал его.
- О, господи, - сказал Рубен. - Я знал, что его надо было отправить в госпиталь.
Глаза Бена открылись и лихорадочно заблестели. Он схватил брата за руку:
- Никакого госпиталя, слышишь? Ты что хочешь сделать? Дать этим чертовым полицейским щелку, которую они безуспешно ищут годы?
Он откинулся на подушки, закрыв глаза. Дас сказал:
- Есть один шанс. Лекарство пенициллин. Слышали о нем?
- Конечно. Говорят, оно творит чудеса. На черном рынке стоит целое состояние.
- Да, в подобных случаях оно действительно творит чудеса. Вы можете достать? Сегодня, сейчас?
- Если оно есть в Бирмингеме, вы его получите в течение часа. - Рубен подошел к двери. - Но если он умрет, вы последуете за ним. Я обещаю.
Он вышел, и дверь за ним захлопнулась.
* * *
В этот момент в Ландсвоорте "дакота" оторвалась от взлетной полосы и повернула к морю. Герике времени зря не терял. Он поднял самолет до тысячи футов, заложил правый вираж и полетел к берегу, теряя высоту. Штайнер и его команда приготовились к прыжку. Они были в полном боевом облачении британских парашютных войск, оружие и снаряжение сложены в подвесные мешки на английский манер.
- Внимание! - приказал Штайнер.
Команда стояла в затылок, зацепив карабин парашюта за фал вытяжного парашюта, проверяя, хорошо ли подтянуты ремни у впереди стоящего. Штайнер присматривал за Гарви Престоном, последним в цепочке. Англичанин дрожал. Штайнер чувствовал это, когда подтягивал его ремни.
- Пятнадцать секунд, - сказал он. - Времени у вас немного, понятно? И зарубите себе на носу: если вы собираетесь ломать ноги, то только здесь, а не в Норфолке.
Все рассмеялись. Штайнер подошел к началу цепочки, и Риттер Нойманн проверил его ремни. Как только над головой замигала красная лампочка, Штайнер открыл люк. Все услышали неожиданный рев ветра.
Герике сбавил газ и пошел на снижение. Был отлив, и широкие мокрые песчаные отмели светлели при лунном свете, простираясь до бесконечности. Сидящий рядом с Герике Бомлер напряженно следил за альтметром.
- Пора! - закричал Герике.
Над головой Штайнера вспыхнул зеленый свет, и он похлопал Риттера по плечу. Молодой старший лейтенант, а за ним и вся команда быстро прыгали вниз. Но Престон стоял, приоткрыв рот и уставившись в ночь.
- Пошел! - крикнул Штайнер и схватил его за плечо.
Престон вырвался, держась за стальную стойку. Он покачал головой, беззвучно шевеля губами.
- Не могу! - наконец, выдавил он. - Не могу!
Штайнер дал ему пощечину, схватил за правую руку и швырнул к открытому люку. Престон уцепился обеими руками. Штайнер пнул его ногой в зад и выбросил в люк. Затем прыгнул сам.
Когда прыгаешь с высоты четырехсот футов, не успеваешь испугаться. Престон почувствовал, что перекувыркнулся, затем ощутил внезапный рывок, щелчок парашюта - и повис, раскачиваясь, под зонтиком цвета темного хаки.
Картина была фантастической. Бледная луна на горизонте, плоский мокрый пляж; кремовая линия прибоя. Престон ясно видел у пирса торпедный катер, людей, наблюдавших за парашютистами, и дальше на песке ряд смятых парашютов, которые собирали приземлившиеся. Он посмотрел вверх, увидел над собой слева Штайнера, и ему показалось, что тот спускается очень быстро.
Вещевой мешок, болтавшийся на фале, прикрепленном к поясу, ударился с громким звуком о песок, предупреждая Престона приготовиться. Он опустился жестко, слишком жестко, перевернулся и - о, чудо! - оказался на ногах, а парашют вздымался в лунном свете, как таинственный бледный цветок.
Престон сделал движение, чтобы, как его учили, свернуть парашют, и вдруг замер на четвереньках, объятый огромной радостью, чувством могущества, подобного которому он никогда в жизни не испытывал.
- Я прыгнул! - громко крикнул он. - Я утер нос этим ублюдкам. Я прыгнул! Прыгнул! Прыгнул!
* * *
В лечебнице в Астоне Бен Гарвальд неподвижно лежал на кровати. Рядом с ним стоял Рубен и наблюдал, как доктор Дас проверяет стетоскопом, бьется ли сердце Бена.
- Ну как? - требовательно спросил Рубен.
- Еще жив, но это уже конец.
Приняв решение, Рубен схватил Даса за плечо и швырнул к двери:
- Немедленно вызовите скорую помощь. Я отвезу его в госпиталь.
- Но это значит, что придет полиция, мистер Гарвальд, - сказал Дас.
- А мне все равно, - прохрипел Рубен. - Я хочу, чтобы он жил, понятно? Это ведь мой брат! А ну, двигайся!
Он открыл дверь и вытолкнул Даса. Когда вернулся к кровати, на глазах у него были слезы.
- Обещаю тебе одно, - запинаясь, сказал он, - я заставлю этого коротышку, ирландского ублюдка, поплатиться за все, даже если это будет последнее, что я сделаю.
Глава 13
Из своих сорока пяти лет Джек Роган прослужил в полиции почти четверть века, достаточно долгий срок, когда работаешь в три смены и чувствуешь нелюбовь соседей. Но такова участь полицейского, что и следовало ожидать, как он часто говорил жене.
Было девять тридцать во вторник, второго ноября, когда Роган вошел в свой кабинет в Скотланд-Ярде. По правилам ему не надо было приходить. Проведя долгую ночь в Масуэлл Хилле, где он допрашивал членов ирландского клуба, он имел право поспать несколько часов, но сегодня надо было немного разобраться с бумагами.
Не успел Роган сесть за стол, как раздался стук в дверь, и вошел его помощник, детектив-инспектор Фергус Грант. Грант был младшим сыном вышедшего в отставку полковника индийской армии. Закончил Уинчестер и Гендонский полицейский колледж, представитель нового поколения, призванного революционизировать полицию. Несмотря на это, они с Роганом хорошо сработались.
Роган сделал предупредительный жест:
- Фергус, я хочу только подписать несколько писем, выпить чашку чая и уехать домой спать. Ночь была адская.
- Знаю, сэр, - сказал Грант. - Но дело в том, что мы получили довольно необычное донесение от полиции города Бирмингема. Я подумал, что оно может вас заинтересовать.
- Именно меня или ирландскую секцию?
- И вас и секцию.
- Ладно. - Роган откинулся на стуле и начал набивать трубку табаком, беря его из потертого кожаного кисета. - Читать мне не хочется, поэтому перескажите.
- Слышали ли вы, сэр, о человеке по имени Гарвальд?
Роган помолчал.
- Вы имеете в виду Бена Гарвальда? Он многие годы доставлял нам неприятности. Самый крупный мошенник в центральных графствах Англии.
- Он умер сегодня рано утром. Гангрена от пистолетной раны. В госпиталь попал слишком поздно.
Роган зажег спичку:
- Есть у меня знакомые, которые могли бы сказать, что это лучшая новость за многие годы, но каким боком это касается нас?
- Правую коленную чашечку ему прострелил ирландец.
Роган уставился на него:
- Это уже интересно. Обычное наказание, применяемое ИРА, когда кто-нибудь пытается обмануть. - Он выругался, когда спичка в левой руке прогорела до пальцев, и бросил ее. - Как звали ирландца?
- Мерфи, сэр.
- Возможно. Что-нибудь еще?
- У Гарвальда есть брат, который так убит его смертью, что раскололся совсем. Он хочет, чтобы друга Мерфи взяли под ноготь.
Роган кивнул:
- Придется посмотреть, можем ли мы ему сослужить эту службу. А в чем дело?
Грант рассказал ему подробности. Роган нахмурился:
- Армейский грузовик, "джип", краска цвета хаки? Для чего ему все это нужно?
- Может, сэр, собираются напасть на армейский лагерь, чтобы захватить оружие?
Роган подошел к окну:
- Нет, этого я не принимаю без убедительных доказательств. Они не способны осуществить такой план, и вы это знаете. - Он вернулся к столу. - Мы перебили хребет ИРА здесь, в Англии, и в Ирландии. Люди де Валера интернировали большинство из них в лагеря. - Он покачал головой. - Подобная операция в нынешней обстановке бессмысленна. А что говорит об этом брат Гарвальда?
- Он считает, что Мерфи подготавливает налет на воинский склад или что-то в этом роде. Вы ведь знаете такие дела? Въезжают переодетые солдатами на армейском грузовике…
- И выезжают с виски и сигаретами на пятьдесят тысяч фунтов. Это уже было, - сказал Роган.
- Значит, Мерфи еще один вор такого рода, сэр? Что подсказывает вам интуиция?
- Я бы согласился с этим предположением, если бы не пуля в коленной чашечке. Чистая ИРА, и в то же время нутром чувствую, что здесь что-то другое, Фергус. Думаю, мы можем выйти на что-то.
- Хорошо, сэр, что будем делать?
Роган подошел к окну, обдумывая план. За окном стояла обычная осенняя погода: по крышам ползли клочья тумана с Темзы, с плафонов падали капли дождя. Он обернулся:
- Я знаю одно. Этим должен заниматься не Бирмингем. Вы лично займитесь этим делом. Возьмите машину и поезжайте туда сегодня. Захватите с собой картотеки, фотографии - все. Всех известных членов ИРА. Может, Гарвальд покажет нам, кто это.
- А если нет, сэр?
- Тогда начнем расследование отсюда. По обычным каналам. Спецслужба в Дублине поможет, сделает все. Она ненавидит ИРА больше, чем когда-либо, после того как те застрелили в прошлом году детектива-сержанта О'Бриена. Всегда чувства сильнее, когда убивают своего.
- Слушаюсь, сэр, - сказал Грант, - приступаю к действиям.
* * *
Было восемь вечера, когда генерал Карл Штайнер закончил обед, поданный ему в его комнату на втором этаже на Принц-Альбрехтштрассе. Куриная ножка, жаренный в масле картофель, именно так, как он любит, салат и полбутылки охлажденного рислинга. Просто невероятно. А затем еще настоящий кофе.
Обращение с ним коренным образом изменилось, после того как он потерял сознание от электрошока. На следующее утро он проснулся на удобной кровати и в чистом белье. Ни подонка Россмана, ни его эсэсовских громил не было. Только оберштурмбанфюрер Цайдлер, приличнейший парень, хоть и эсэсовец. Джентльмен.
Цайдлер не знал, как испросить прощения. Произошла страшная ошибка. В злонамеренных целях была подброшена ложная информация. Сам рейхсфюрер приказал провести полное расследование. Ответственные, без сомнения, понесут наказание. Он сожалел, что господина генерала приходится пока держать под замком. Но всего лишь несколько дней. Он уверен, что генерал понимает ситуацию.
Штайнер прекрасно понимал. Против него были лишь косвенные улики, ничего конкретного. Он не сказал ни слова, что бы ни предпринимал Россман, поэтому дело выглядело чистейшей провокацией с чьей-то стороны. Теперь его держат, чтобы убедиться, что он будет иметь приличный вид, когда его выпустят. Кровоподтеки почти рассосались. Если не считать кругов под глазами, то вид у него хороший. Ему даже выдали новую форму.
Кофе действительно отличный. Штайнер наливал вторую чашку, когда в замке повернулся ключ, и дверь за его спиной открылась. Стало жутко тихо. У Штайнера зашевелились волосы на голове.
Он медленно обернулся и увидел в дверях Карла Россмана. На нем была шляпа с опущенными полями, кожаное пальто, из угла рта свисала сигарета. По обе стороны от него стояли два эсэсовца в полной форме.
- Привет, господин генерал, - сказал Россман, - а вы думали, мы о вас забыли?
Что-то оборвалось внутри у Штайнера. Все стало чудовищно ясно.
- Ублюдок! - воскликнул он и швырнул чашку с кофе в голову Россмана.
- Грех это, - покачал головой Россман. - Вам не следовало так делать.
Один из гестаповцев с силой ткнул концом дубинки Штайнеру в пах, и Штайнер с криком упал на колени. Еще один удар по голове, - и он потерял сознание.
- В подвал, - спокойно сказал Россман и вышел.
Гестаповцы взяли генерала за ноги и потащили его лицом вниз, идя в ногу и не меняя ритма даже на лестнице.