- Кому? - удивился Иван Фомич. - Ах, заведующему районным музеем. Правильно! Ведь это он натолкнул нас на мысль организовать кружок, и, кроме того, ему интересно присутствовать при вскрытии склепа.
Иван Фомич тут же написал вторую телеграмму.
Антоша Щукин засунул телеграммы и деньги в карман, вскочил на коня, ударил его по бокам босыми пятками и лихо поскакал в станицу.
Иван Фомич дал Никите Пересунько задание приготовить к приезду археолога снимки работ, проделанных до обнаружения свода могилы.
После полудня ушли в станицу Никита Пересунько и Ахмет Галиев. Ахмет решил отправить сообщение об открытии могильника в областную молодежную газету, юнкором которой он был.
Ребята весь день бродили по оврагу, стараясь найти следы речного погребения, но ничего не нашли. Затем они всей компанией отправились на Дон, купались, стирали и сушили одежду у костров.
Вечером в лагере состоялся концерт художественной самодеятельности.
Нина Шук, Коля Нечипоренко и Сеня Ращупкин исполнили в лицах басни Крылова.
Песню про Степана Разина "Есть на Волге утес" спел Антоша Щукин. У него оказался красивый низкий голос.
Гриша Челноков прочитал рассказ под заглавием "Спасение утопающих", про случай, который произошел в станице в прошлом году.
Каля Губина выступила с шутливой лекцией про метеорологию, где очень ловко подражала манерам и голосу Сени Ращупкина.
Всем участникам концерта много хлопали, но особенно большое впечатление произвело выступление Ивана Фомича. Он прочитал стихотворение поэта Алексея Константиновича Толстого "Курган". Начинается оно так:
В степи, на равнине открытой,
Курган одинокий стоит;
Под ним богатырь знаменитый
В минувшие веки зарыт…
Это было очень кстати! Слушатели невольно смотрели на курган, который величаво чернел на фоне багряной зари… А на востоке медленно выплывала из-за горизонта огромная круглая луна, озаряя молчаливую степь.
Поэт рассказывал, как после пышной тризны певцы сулили славу умершему богатырю, играя на золотых гуслях:
"О витязь, делами твоими
Гордится великий народ!
Твое громоносное имя
Столетия все перейдет!И если курган твой высокий
Сравнялся бы с полем пустым,
То слава, разлившись далеко,
Была бы курганом твоим!"
Все слушали затаив дыхание, а Иван Фомич продолжал задушевно и грустно:
И вот миновалися годы.
Столетия вслед протекли.
Народы сменили народы.
Лицо изменилось земли.Курган же с высокой главою,
Где витязь могучий зарыт.
Еще не сравнялся с землею,
По-прежнему гордо стоит.И витязя славное имя
До наших времен не дошло.
Кто был он? Венцами какими
Свое он украсил чело?..
Пустыми и напрасными оказались пышные предсказания певцов-баянов…
Безмолвен курган одинокий…
Наездник державный забыт,
И тризны в пустыне широкой
Никто уж ему не свершит!
…………
…………
А слезы прольют разве тучи.
Над степью плывя в небесах,
Да ветер лишь свеет летучий
С курганов забытого прах…
Иван Фомич кончил. Стояло глубокое молчание.
После Ивана Фомича никто не решился выступить, веселые песенки или остроты прозвучали бы странно.
Только когда сгладилось впечатление от "Кургана", начались танцы под мандолину, на которой прекрасно играла Капитолина Павловна.
Глава тринадцатая. Приезд археолога
Недаром накануне была такая алая заря. На рассвете обитателей лагеря разбудил ветер: он распахнул входную полу мужской палатки и хлопал ею, как пастух кнутом. Ахмет Галиев, вернувшийся ночью из станицы, поднял ребят.
Ветер врывался в палатку через входное отверстие и угрожал сорвать ее. Мальчики покрепче укрепили полы, прибив их к земле длинными прочными рогульками из веток осокоря. Несколько ребят пошли к женской палатке и тоже укрепили ее.
Это было сделано вовремя, потому что ветер усиливался с каждой минутой. Длинные разорванные клочья туч бешено неслись над землей.
Сеня Ращупкин ходил с крайне озабоченным видом: барометр показывал 730 миллиметров, и это было грозным предвестием. И, конечно, Сеня не упустил случая блеснуть своими познаниями:
- Нимбостратусы скрыли все небо! В совокупности с низким давлением и восьмибалльным ветром это грозит ужаснейшим ливнем, возможно, с грозой.
Брызнули первые капли дождя. Все бросились к палаткам, а Щукин и Таратута побежали к телеге, около которой был привязан Воронко, - накрыть коня попоной. Кубря потрусил за Васькой, но в это время невдалеке громыхнуло, и пес опрометью кинулся обратно. Гриша и Сеня захохотали. Раскат грома раздался гораздо ближе, и Кубря, поджав хвост, бесцеремонно полез в палатку.
Вдруг откинулась входная пола женской палатки, и оттуда с визгом высыпала гурьба девочек. Они спешили в мужскую палатку, и впереди всех бежала Капитолина Павловна, пряча под плащом мандолину. За ней прыгали санитарки Каля и Нина и другие девочки. Мальчики невольно разразились смехом, но, взглянув на строгое лицо учительницы, сразу осеклись.
Капитолина Павловна сказала, что, по ее мнению, удобнее во время грозы находиться всем вместе, тем более что медикаменты находятся в женской бригаде. Будто бинты и йод помогли бы, если бы кого-нибудь поразила молния. Нина и Каля имели при этом очень важный вид. Иван Фомич присоединился к мнению старшей вожатой, и девочки протиснулись в центр палатки.
Начались разговоры о том, скоро ли приедет археолог и как пойдет работа под его руководством. Но при каждом все приближавшемся ударе грома собеседники вздрагивали и замолкали.
Дождь все усиливался и перешел в ливень. Целые потоки катились по стенкам палатки, но брезент был так плотен, что внутренняя его поверхность оставалась сухой.
Гроза прошла быстро, а ливень продолжался часа три. Когда утих его однообразный шум, ребята выбрались наружу. Степь, омытая дождем, глядела свежо и зелено. Ветер унес тучи, проглянуло солнышко. Брошенные как попало лопаты, отполированные работой, отбрасывали ослепительных зайчиков.
Воронко, увидев своего хозяина - Антошку, призывно заржал.
Щукин подошел к коню, погладил его по шее и сказал голосом, в котором звучала нежность:
- Соскучился, глупыш? Напугался? Вот я тебя накормлю…
Он начал прилаживать к морде Воронка торбу, но в это время подскочили двое кружковцев-пятиклассников, Костя Храмцов и Миша Лепилин. Они были страстными любителями лошадей.
- Антоша! Можно, мы накормим? Мы все сделаем… Овса засыплем… Ну, Антоша!
Щукарь сдался.
- Ладно, действуйте, трещотки! Только смотрите у меня, если что… - грозно добавил он.
Счастливые ребята бросились к коню.
Гриша, Вася и Антоша пошли к оврагу. На краю его уже стояли Иван Фомич и Ахмет. Овраг до краев наполнился ревущим потоком.
Ахмет вдруг тревожно обернулся к Ивану Фомичу:
- А как наша шахта?
Оказалось, что на дне ямы образовалось озеро.
- Надо спасать могильник, - сказал Иван Фомич. - Если вода просочится сквозь кладку, она наделает беды. Мы ведь не знаем, насколько искусны были скифские мастера и прочны ли растворы, которыми они пользовались при каменных работах.
Ахмет Галиев приложил рупором руки ко рту и зычно закричал:
- Ребята, аврал! Начинаются водоотливные работы!
Вася Таратута спустился по ступенькам шахты и плюхнулся в "озеро". Воды оказалось по колено.
По откосам кургана взбирались ребята с ведрами и бадейками. Засучив штаны, за Васей последовали несколько человек.
Работа началась. Одни зачерпывали воду, а другие, находившиеся вверху, вытаскивали посудины и выливали на наружный скат холма.
Через десять минут Иван Фомич распорядился сменить "водолазов", так как вода была очень холодной.
На смену спустились другие ребята.
Пришлось пойти и горнисту Степе Шуку, хотя ему совсем этого не хотелось.
Часа через два работы воды стало так мало, что ведром она уже не зачерпывалась. Пришлось пустить в ход чайные чашки, кружки.
И вот свод могильника показался снова лишь с кое-где поблескивающими лужицами. Девочки вознамерились спуститься и вытереть лужицы тряпками, но Иван Фомич сказал, что это лишнее и что солнышко докончит работу.
Так оно и вышло: к вечеру кладка совершенно просохла и, по-видимому, не пострадала.
Изнывавшие от нетерпения члены археологического кружка наконец-то дождались ученого руководителя работ. В лагерь приехал Николай Сергеевич Кривцов, старший научный сотрудник Института истории материальной культуры.
Увидев вдали колхозную подводу, ребята догадались, что едет долгожданный ученый. Мальчики и девочки ватагой ринулись вперед и окружили телегу с криками "ура".
Археолог, еще молодой человек, веселый, в круглых очках, с непокрытой кудрявой головой, был удивлен и растроган столь неожиданно горячей встречей. Он спрыгнул с телеги, улыбаясь, кланялся в ответ на приветствия, пожимал руки и представлялся, отрывисто выговаривая:
- Николай Сергеевич Кривцов… Кривцов…
Кружковцы столпились вокруг него, не зная, как отвечать, но их вывел из затруднения бывалый Ахмет, весной ездивший на слет корреспондентов. Он солидно пожал руку археологу и представился:
- Ахмет Галиев, заместитель председателя археологического кружка.
Вася Таратута подмигнул Грише Челнокову, и в глазах его заискрилось веселье. Он поздоровался с археологом и солидным баском произнес:
- Василий Таратута, комендант лагеря.
Ребята поняли игру, и посыпались звонкие титулы:
- Герасим Шумсков, старшина ударно-музыкальной группы.
- Антон Щукин, заведующий транспортом.
- Калерия Губина, руководительница художественной самодеятельности.
- Григорий Челноков, секретарь кружка.
У приезжего археолога выкатились от удивления глаза, а его продолжали добивать:
- Никита Пересунько, фотограф экспедиции.
- Анка Зенкова, сестра-хозяйка.
- Семен Ращупкин, заведующий бюро погоды.
- Нина Шук, руководитель санитарной группы.
Когда, наконец, ему пожал руку толстый Степа, важно проговорив: "Степан Шук, сигнальщик", то Кривцов уже не выдержал и раскатился заразительным хохотом, к которому присоединились и ребята.
- Батюшки мои, сколько тут начальства! - хохотал археолог. - У вас что, в кружке человек триста?..
- Нет, всего двадцать восемь, - возразил Ахмет Галиев.
- Так кто же у вас работает, когда я сплошь вижу начальство? - удивился Николай Сергеевич.
- Мы все работаем! - кричали ребята.
- Это великолепно! - воскликнул археолог. - А то я, знаете, просто испугался, когда увидел столько руководящих товарищей…
Снова начался хохот.
Товарищ Кривцов познакомился с Иваном Фомичом и Капитолиной Павловной. Оказалось, что он имеет ученую степень кандидата исторических наук и выпустил несколько научных трудов по археологии. Телеграмма из Академии наук об открытии могильника застала его в Сталинграде, и он поспешил сюда.
- Ну, а теперь, покончив с этими церемониями, взглянем, что вы тут наделали.
И Николай Сергеевич, даже не переодевшись в рабочий костюм, поспешил в шахту, а ребята следовали за ним. Склонившись над кладкой, археолог тихо ахнул.
- Что такое? - тревожно спросил Иван Фомич. - Мы что-нибудь напортили?
- Нет, нет, совершенно напротив! - воскликнул Николай Сергеевич. - Меня поразило, как вы квалифицированно подошли к работам. Обычно люди стараются поскорее все разрыть и сваливают находки в кучу, чем их совершенно обесценивают…
Ребят охватила гордость за своего учителя, который все предусмотрел. Только Вася Таратута со стыдом смотрел на выбоину в кирпиче, которую сделал ломом.
- День клонится к вечеру, вскрывать могильник опасно: вдруг ночью пойдет дождь, - сказал археолог. - За дело примемся утром, если будет хорошая погода. Кажется, мне представлялся товарищ метеоролог? Каковы перспективы?
Довольный Сеня зачем-то взглянул на компас, потом на небо и важно промолвил:
- Нимбостратусы сменились циррусами, а барометрическое давление повышается, поэтому прогноз погоды благоприятен. Осадков не предвижу.
- Я вижу, у вас дело поставлено по всем правилам. Полагаю, вы фотографировали производство работ? - спросил Николай Сергеевич.
- Обязательно, - ответил Иван Фомич и попросил Никиту Пересунько принести альбом.
Археолог принялся рассматривать снимки, но скоро на лице его выразилось удивление.
- Кто эта девочка с длинной черной косой и санитарной сумкой на боку, которая везде красуется на переднем плане? - спросил Николай Сергеевич.
- Вам лучше растолкует наш фотограф Никита Пересунько, - улыбаясь, ответил Иван Фомич.
Археолог деликатно прекратил разговор на эту тему. Никита покраснел, а Нина Шук поторопилась спрятаться за чужие спины.
Очень понравились Кривцову рисунки кургана и его окрестностей, которые сделал акварелью Илья Терских.
Глава четырнадцатая. Царь роксоланов (из дневника Гриши Челнокова)
13 июля. Скорей бы за работу! Что-то откроется нам в древнем могильнике? Все ребята волнуются и встали чуть свет. Вдруг там окажется такое, чего еще никто не находил. Вот будет здо́рово!
Всех нас мучил вопрос, кто будет вскрывать могильник. Наши учителя и Николай Сергеевич еще вчера вечером обсуждали это. Мы догадались об этом потому, что, когда я и Васька Таратута подошли к ним, они сразу замолчали.
Потом Николай Сергеевич развернул маленькую записочку и громко назвал Ваську Таратуту, меня, Анку Зенкову, Ахмета Галиева и Антошку Щукаря.
Послышались разочарованные вздохи.
Археолог улыбнулся и сказал:
- Нельзя же всем сразу. Но вы не огорчайтесь: придет очередь и другим.
Наскоро позавтракав, мы отправились к кургану. Николай Сергеевич стал спускаться с Иваном Фомичом вниз. За ними двинулся только что приехавший дедушка Скуратов и мы.
Археолог сделал несколько снимков своим фотоаппаратом, а потом наша группа принялась осторожно разбирать кладку. Кладка оказалась очень прочной. Только часа через полтора мы проделали отверстие сантиметров в семьдесят, через которое можно было спуститься на веревке.
Черная дыра таинственно зияла перед нами. Кто же первый войдет в усыпальницу? Ведь это очень интересно и все-таки немножко страшно…
- Есть в лагере какая-нибудь живность - кошка, собака, кролик? - спросил археолог. - Надо проверить, нет ли в склепе вредных газов.
Мы с Васькой, конечно, не дали бы Кубрю для такой проверки, но, к счастью, накануне ребята поймали галку со сломанным крылом. Ее опустили в могильник и через несколько минут она была поднята, ничуть не пострадавшая.
Николай Сергеевич укрепил веревочную лестницу и попросил Ивана Фомича первым осмотреть склеп.
Правильно, что он поручил это нашему Ивану Фомичу, Иван Фомич с сильным электрическим фонарем начал спускаться, а мы легли на свод и смотрели в темноту.
Вот склеп озарился ярким электрическим светом, и у нас вырвался крик изумления и восторга. На полу возвышалось каменное ложе, и на нем был скелет с руками, вытянутыми вдоль туловища. С правой стороны лежал меч, а с левой - копье.
Иван Фомич повернул фонарь в другую сторону, и показались лошадиные кости. Я сразу вспомнил "Песнь о вещем Олеге" Пушкина.
Бедный конь пошел в могилу за хозяином, которому верно служил при жизни.
Виднелись какие-то вещи: седло, сосуды, сбруя… Мы так свесились вниз, что, наверное, свалились бы в склеп, если бы дыра не была такой узкой. Сверху до нас донеслись негодующие крики, и мы с неохотой полезли наверх, уступая место другим ребятам.
Когда все побывали у отверстия, в склеп спустились Николай Сергеевич, Никифор Антонович Скуратов и Капитолина Павловна.
Археолог при ярких вспышках сделал много снимков, фотографируя во всех подробностях содержимое склепа.
Вместо обеда мы поели всухомятку, и работа началась снова. По приказу Николая Сергеевича были собраны покрывала и простыни, и он полез вниз.
- Надо покрыть царя, чтобы кирпичная крошка и пыль не замусорили его державные кости…
- Какой царь? Где царь? Разве там царь?! - закричали мы.
Археолог рассмеялся:
- А вы не видели на ложе царскую диадему около черепа?
Так, значит, мы нашли могилу сарматского царя? Вот это ловко!
Когда отверстие было расширено, нам позволили по два-три человека спускаться в склеп и осматривать его, только ничего не трогать руками.
Я попал в могильник одним из первых. Мне стало жутко, и дрожь пробегала у меня по спине, когда я думал, что по этому кирпичному полу, на котором я стою, человеческие ноги ходили в последний раз две тысячи лет назад.
Мы глядели на скелет с его мощными плечевыми костями и длинными руками и представляли, как выглядел этот богатырь в жизни. А вдруг бы он ожил и схватил свой тяжелый меч и копье?..
Николай Сергеевич обмахнул мягкой щеточкой диадему, и вделанные в нее красные, зеленые и голубые камни засияли своими гранями…
- Этой вещи цены нет, - тихо говорил Николай Сергеевич, - и не потому, что здесь золото и драгоценности, а потому что это исторический памятник, по которому мы многое узнаем об искусстве далекой эпохи, о мастерах, создавших такое чудо красоты…
Николай Сергеевич обнаружил на золотом обруче диадемы буквы.
Оказалось, как он нам сказал, на ней было написано на арамейском языке (это один из языков древнего Востока), что здесь погребен царь роксоланов - Барракег.
Археолог с благодарностью пожал руки Ивану Фомичу, дедушке Скуратову, Капитолине Павловне, а нас с Сенькой Ращупкиным обнял так, что у нас кости затрещали.
Подводы с упаковочными материалами в этот день не пришли. Вечером мы накрыли ветками осокоря отверстие в склепе, а сверху на случай дождя брезентом.
А когда все было кончено, мы после ужина собрались кружком, и Николай Сергеевич долго рассказывал нам про роксоланов.
14 июля. Утром приехали посланные Мироном Андреевичем подводы.
Привезли письмо на имя Ахмета Галиева из районной школы. Начиналось оно так:
"Дорогой товарищ Ахмет Галиев!
Прочитав в газете твою корреспонденцию о том, как вы организовали в школе археологический кружок и откопали могильник, просим поделиться опытом…" и т. д.
Ахмет был очень польщен, побежал показывать письмо Ивану Фомичу и сразу сел отвечать.
Ответное письмо получилось на двенадцати страницах.
Писал он это письмо часа три и подписал так:
"По поручению Бюро Археологического кружка Больше-Соленовской средней школы, заместитель Председателя Бюро, ученик 7-го класса Ахмет Галиев".
После подписи он добавил, что, если товарищам понадобятся разъяснения, пусть они напишут, он ответит с большим удовольствием.
Иван Фомич прочитал ответ и одобрил, только по привычке подчеркнул пять орфографических ошибок и расставил недостающие знаки препинания.
Пока Ахмет писал, мы упаковывали находки. Драгоценную корону и прочие золотые вещи Николай Сергеевич обложил ватой, завернул в мягкую клеенку, плотно засунул в плоский ящичек, а ящик спрятал в чемодан: эти вещи он лично отвезет в Москву.