Дело началось с того, что Васе захотелось съездить на Волгу, в Красноармейск, - посмотреть, как там строится канал. Машины из Больше-Соленовской в Красноармейск и обратно ходили часто, и Вася рассчитывал к вечеру вернуться. Так как денег у него было всего 37 копеек, то он решил проехать зайцем.
Ранним утром в субботу Вася подошел к чайной, где останавливаются машины. Там стояли два грузовика, и около них разговаривали шоферы, называвшие друг друга Мишуковым и Вертипорохом. Вася присел на тумбочку, будто кого-то ждет, а сам внимательно прислушивался. Из разговора он узнал, что машина Мишукова идет в Красноармейск.
Шоферы решили закусить перед отъездом и скрылись в дверях чайной. Вася торопливо огляделся и хотел нырнуть в грузовик, возле которого только что стоял Мишуков. Спрятаться было удобно: кузов пятитонки накрывал брезент. Вася уже ухватился за борт машины, как возле его ног появился Кубря, ласково потявкивая.
Вася сообразил, что стоит ему влезть в грузовик, как Кубря подымет вой и непременно выдаст его. Оставалось одно: взять щенка с собой.
- Иди сюда, чертенок! - выругался Вася, подхватил щенка под мышку и скрылся под брезентом.
В кузове в углу лежала груда пустых мешков. Вася примостился на них, прижав к себе Кубрю. Через минуту он уже спал, потому что ночь провел почти без сна, боясь опоздать на первые машины.
Сам того не подозревая, Вася совершил серьезную ошибку, которая разрушила все его планы. Оказалось, что он влез в грузовик, на котором должен был ехать не Мишуков, а Вертипорох. Васю обмануло то, что, разговаривая, шоферы стояли не у своих машин.
Убаюканный тряской, Вася спал часа три и не проснулся даже тогда, когда машина остановилась в Аксае, за сто километров от Больше-Соленовской.
Вертипорох, веселый чубатый парень, откинул брезент, чтобы взять мешки, и удивился, увидев непрошеных пассажиров.
Он с трудом растолкал Васю, и тот, протирая глаза, бормотал спросонья:
- Что, уже Красноармейск?
Человек, сидевший с шофером, тоже вылез, и Вася узнал в нем инженера Никишина. Никишин тоже узнал Таратуту по высокому росту и ярко-рыжим волосам.
- А, путешественник в третье тысячелетие? - сказал инженер. - Оказывается, в число твоих способов путешествия входит и проезд зайцем!
Вася опустил Кубрю на землю и вежливо объяснил, что не может уплатить шоферу за проезд, так как денег у него всего 37 копеек, и спросил, как пройти к Волге.
- К Волге? - изумился Никишин. - Отсюда до Волги, если идти прямиком, километров восемьдесят…
- Так разве я не в Красноармейске? - в отчаянии закричал Вася.
- Ты, милый друг, в Аксае! - сказал Никишин.
Тогда-то и выяснилось, каким образом Таратута вместо Красноармейска заехал в Аксай.
Глядя на огорченное Васино лицо, Вертипорох и Никишин перестали улыбаться: положение у парнишки было незавидное.
- Главное дело, дорога здесь проселочная, по ней машины очень редко ходят, - объяснил Вертипорох. - Наш рейс случайный… Знаешь что, парень? Мы здесь пробудем три дня. Поживи с нами, а потом я тебя доставлю домой и даже не возьму твои тридцать семь копеек.
Но Вася заупрямился: он решил немедленно идти обратно, рассчитывая, что, может быть, ему попадется попутная машина. Он даже не согласился, чтобы Никишин телеграфировал Кириллу Семеновичу, что его сын в Аксае.
- Мне от бати попадет, - твердил Вася. - Нет уж, лучше мы с Кубрей пойдем.
Никишин вынул из бумажника двадцать пять рублей и протянул их Васе, но тот стал отказываться и от денег. Тут инженер на него прикрикнул:
- Ты что, хочешь с голоду пропасть и щенка уморить! Да и шоферу надо заплатить, если попадется машина.
Вася взял деньги, поблагодарил и отправился в обратный путь, даже не осмотрев Аксая.
Напившись в речке воды, они с Кубрей тронулись в путь. День был жаркий. Васю и щенка мучила жажда. Кубря обжег лапы и начал жалобно визжать. Вася взял его на руки и нес всю дорогу.
В общем, за этот день Вася прошел километров тридцать пять. Провизия, взятая из дому, к вечеру кончилась, и Вася с радостью ощупывал в кармане двадцатипятирублевку, данную ему Никишиным.
Ночь путники провели в придорожном хуторе. Старушка колхозница накормила их и не взяла ни копейки. Она даже хотела снабдить их провизией на дорогу, но Вася отказался.
Он дождался открытия продовольственного ларька, купил хлеба, банку консервов, две бутылки лимонаду, коробку спичек, папиросы.
В это утро он еле-еле встал, так у него болели ноги.
- Я сделал большую ошибку, - сказал он Грише, - мне не надо было накануне так спешить: при больших походах первые дни уходят на разминку.
День опять был очень жаркий, солнце пекло вовсю. Вася выпил лимонад, пытался напоить Кубрю, но тому лимонад явно не понравился. Пришлось поить его у ручья. В пустые бутылки Вася набрал воды.
К полудню парило невыносимо. Потом небо стало заволакивать мглой, издалека донеслись раскаты грома: приближалась гроза. Таратута знал силу степных гроз и, взобравшись на верхушку кургана, внимательно глядел во все стороны, надеясь увидеть жилье. Но напрасно: как только хватал глаз расстилалась глухая, безлюдная степь, где красными и желтыми пятнами бросались в глаза соцветия коровяка да неприхотливый типчак клонил к земле начинавшие желтеть метелки…
Только вдали, километрах в трех-четырех, виднелся землемерный знак, высокая решетчатая пирамида. Эти знаки называются тригонометрическими вышками (с их помощью составляются географические карты).
Почему Вася припустился к вышке, он и сам не смог бы объяснить. Видно, ему казалось, что около этого творения человеческих рук он не будет чувствовать себя таким беспомощным и одиноким.
Вокруг становилось все тревожнее. Ветер пригибал к земле высокие стебли типчака и серо-голубоватой полыни, а небо покрылось тучами, сквозь которые еще тускло проглядывало багровое солнце. Особенно жутко было глядеть на северо-запад: там поднималась черно-сизая туча, вся в белых клочьях.
"Градовая туча", - подумал Вася и побежал во весь дух к вышке со щенком на руках.
До вышки оставалось не более сотни метров, когда налетел вихрь. Густая пыль крутилась и залепляла глаза.
Упали первые крупные капли дождя и серебряными шариками покатились по рыжей пыли дороги.
Вася мчался под косыми струями дождя и, наконец, с облегчением нырнул за нижнюю опору вышки. Толстое бревно, почти вертикально вкопанное в землю, дало хорошую защиту.
Вася положил сумку с провизией у ног и, все еще держа перепуганного Кубрю на руках, огляделся.
Картина была не из веселых. Над головой - уходящий далеко вверх переплет балок, потемневших от степных ветров и дождей, а выше - низкие лохматые тучи, гонимые ветром. Кругом ни одного живого существа: ни зверька, ни птицы - все попряталось в страхе перед грозой. Только от присутствия Кубри, в испуге прижимавшегося к нему тепленьким дрожащим тельцем, Васе становилось легче, и он в первый раз порадовался, что щенок увязался за ним.
Скоро по деревянным брусьям застучал град. Казалось, сотни барабанщиков выбивали беспорядочную частую дробь.
Градины становились крупнее; к Васиным ногам подкатилось несколько штук величиной с грецкий орех. Вышка спасла Васю от ушибов.
Град пронесся довольно быстро, покрыв землю белой пеленой. Невдалеке извилисто сверкнула молния, и почти мгновенно раздался сухой, не очень сильный удар грома. Что было дальше, Вася не помнил. Смутно показалось ему, что неодолимая сила подняла его, швырнула прочь от столба…
Очнулся он, когда день склонялся к вечеру. Небо очистилось от туч, и только вдали, на восточном краю, спускалась за горизонт гряда облаков, золотившаяся от солнечных лучей. Воздух был свеж и прохладен.
Вася лежал на примятых стеблях полыни в десяти шагах от балки, за которой прятался, и ощущал во рту полынную горечь. Его рубашка оказалась разодранной пополам от ворота до пояса. Вася ощупал себя - нигде ни ран, ни ожогов. Он пошевелил ногами, приподнялся, встал - все было в порядке.
Вася обошел вокруг вышки: она вдвойне оказалась его спасительницей - от града и от молнии. По брусьям спускался сверху и уходил в землю медный стержень громоотвода.
Тут он понял, что случилось: молния ударила в вышку, пронеслась в почву по громоотводу, а его задела лишь слегка.
Вася опять зашагал по дороге к родной станице. К закату рубаха и штаны высохли, но хуже дело обстояло с хлебом: он совершенно размок.
И как же пустынна была степь! Вася отмахал от вышки километров семь, и нигде ни хуторка, ни полевого стана - дикие нетронутые места.
Ночевать пришлось в овраге, близ дороги. К счастью, коробок спичек, хранившийся в кожаной Васиной фуражке, не подмок, и ему удалось развести костер. А папиросы обратились в кашу, их пришлось выскребать из кармана. Вася обогрелся, поужинал консервами и мокрым хлебом, покормил щенка. Посидев возле угасавшего костра, Вася натаскал травы на кучу глины и стал устраиваться спать. Вдруг он почувствовал под боком что-то твердое и острое. Это оказался огромный, твердый и тяжелый рог. Таратуте пришла в голову мысль, что, наверное, это ископаемый рог, и он сунул его в сумку - показать знающим людям.
После грозы ночь была прохладная, Вася ворочался с боку на бок на своем неудобном ложе. Потом он заснул крепче, но под утро проснулся, будто от толчка. Кубри рядом не было. Вася вскочил, огляделся, увидел на мокрой почве следы щенка и пошел по ним. Вскоре он заметил, что к следам щенка примешались другие, в которых он узнал следы волчонка. Ярый охотник, Кубря гнался за добычей прямо к логову волчицы.
Вернувшись к лагерю, Вася схватил острый рог и помчался в конец оврага.
Он бежал, размахивая рогом, свистел и кричал во всю мочь:
- Ого-го! Ого-го! Кубря!.. Кубря!..
Наконец до него донесся едва слышный лай. Волчица, уже готовая кинуться на приближавшуюся добычу, услышав крики, бросилась прочь. Мальчик увидел, как она бесшумно мелькнула вдалеке, уводя с собой трех детенышей.
Вася догнал и схватил Кубрю. Но и на руках щенок рвался вперед и огрызался на своего спасителя - так велик был в нем азарт погони.
И опять Таратута зашагал по дороге, подгоняемый голодом: провизия кончилась. Километров через пять встретился хутор. Вася разыскал продовольственный ларек, но денег в кармане не оказалось. Очевидно, он потерял их на месте последнего ночлега. Он попросил в ларьке для Кубри несколько хлебных обрезков, а для себя просить было стыдно.
Третий день достался, очевидно, Васе, солоно, потому что он не стал о нем рассказывать Грише, а сразу перешел к тому, как его догнал грузовик. Это была машина Вертипороха. Рядом с ним сидел инженер Никишин.
Машина остановилась, и Никишин закричал:
- Э, да это наш путешественник! Все еще шагаешь?
- Шагаю, - мрачно ответил Вася.
Они посадили его в кабину, и через сорок минут путешественник оказался у стансовета.
Доро́гой Вася показал Никишину рог. Тот его долго рассматривал и улыбался, а потом сказал, что это вещь ценная - рог ископаемого носорога. Вася должен его сдать в районный музей. Там рог поместят в стеклянную витрину и внизу напишут крупными буквами: "Дар ученика 6-го класса Больше-Соленовской школы Василия Таратуты".
Эта перспектива так понравилась Васе, что, рассказывая об этом, он улыбался от удовольствия. Грише захотелось поглядеть ископаемый рог, но оказалось, Вася спрятал его в секретное место, чтобы не стащили Сережка с Наташкой.
Пока Вася рассказывал свою историю, мальчики пришли на поле, где работал трактор Кирилла Семеновича. Вася предстал перед отцом со страхом: он узнал от Гриши, что Кирилл Семенович обещал отодрать его. Но, к удивлению ребят, когда отец услышал короткий Васин рассказ (долго разговаривать было некогда) и узнал, что сын достойно вел себя в затруднительном положении, он даже похвалил его. Ребята пошли домой, и Кубря семенил за ними с видом победителя.
Гриша Челноков и Вася Таратута получили от деда Филимона подарок, о котором и мечтать не смели, - щенка Кубрю.
Щенок уже давно признал хозяевами Гришу и Васю.
Дед Филимон, видя, как обернулось дело, написал сыну-полковнику в Свердловск, и тот ответил так:
"Желая без хлопот и забот получить хорошую собаку, я нарушил охотничье правило: если хочешь иметь преданного четвероногого друга и помощника на охоте, воспитай его сам!
За это я и наказан: собака, еще не видя меня, привязалась к другим, и я не хочу надрывать ее сердце, разлучая с друзьями.
А потому, отец, отдай Кубрю Васе и Грише с единственным наказом: беречь и любить щенка и вырастить из него хорошего охотничьего пса…"
Получив это письмо, дед Филимон позвал ребят, и, когда они прочитали, очень обрадовались.
- Как же подарок делить будете? - рассмеялся дед Филимон.
- А зачем его делить! - удивился Вася. - Пусть Кубря пока будет общий, а потом сам выберет хозяина. Как он порешит, так и будет.
Гриша согласился, хотя и понял тайный смысл Васиных слов: Вася был уверен, что Кубря предпочтет его. Грише было немного обидно думать, что так может случиться: ведь щенка из буерака спасал он, Гриша, и при этом чуть не погиб.
А пока мальчишки были страшно довольны, получив Кубрю в свою собственность.
Глава вторая. Дедушка Скуратов (из дневника Гриши Челнокова)
13 июня. Вот так история вышла с ископаемым носорожьим рогом!
Сегодня утром в район отправлялся колхозный грузовик с огурцами. Мы с Васькой попросили шофера, дядю Романа, взять нас, потому что у нас важное дело. А дядя Роман наотрез отказал - подумал, что мы просто прокатиться захотели.
Пришлось открыть секрет, и Васька показал ему ископаемый рог.
- Если для науки, это другое дело! - сказал дядя Роман. - Науку я уважаю. Садись, ребята!
Доехали мы без всяких приключений, и дядя Роман велел нам возвращаться быстрее.
Когда мы пришли, районный музей был еще закрыт, но какой-то седенький старичок как раз открывал дверь.
Он и оказался заведующий, Никифор Антонович Скуратов.
- У вас ко мне дело? - спросил он. - Входите!
Мы вошли, и Васька с торжеством протянул заведующему рог.
Заведующий не удивился и не пришел в восторг, как мы с Васькой надеялись. Не торопясь он вымыл рог, вытер его тряпкой и стал рассматривать.
- Это рог ископаемого носорога! - не вытерпел Васька.
- Рог-то рог, только не с носорожьего носа, а с бычьей головы.
Мы ошеломленно молчали.
- Да-с, молодые люди, - повторил заведующий, - это обыкновенный воловий рог, но в земле он пролежал довольно долго, со времени Николая Кровавого, как я полагаю.
Васька обрадовался и сказал:
- Значит, вы примете его как древность и повесите внизу дощечку?
Но и на это Никифор Антонович ответил, что должен нас огорчить: рог он не примет и дощечки не повесит. Такие экспонаты не имеют никакой ценности.
Нам стало очень неловко, и Васька вежливо сказал:
- Извините за беспокойство! Мы бы не приехали, но надо мной, видно, подшутил один инженер, сказал, что это носорожий рог…
А дедушка Скуратов сказал, что рад с нами познакомиться, и на память подарил нам наконечники скифских копий. Это вот музейная ценность, а на вид какие-то обломки, покрытые зеленым налетом. Зато они пролежали в земле две тысячи лет…
Мы с Васькой с восторгом схватили подарок. Заведующий долго рассказывал нам про скифов: где они жили, какие у них были обычаи, какое оружие, какая посуда. Это было так интересно, что мы забыли про время, и вдруг вспомнили, что дядя Роман может уехать без нас, и заторопились на рынок.
Дедушка Скуратов сказал нам на прощание:
- Пусть мой подарок послужит основанием вашего школьного музея. Вы, ученики, в этом году можете и должны сделать многое: ведь Цимлянское море разольется на тысячи квадратных километров и навсегда скроет от людей многие и многие остатки старинных поселений, древние курганы, где могут скрываться бесценные археологические сокровища. Организуйте бригады археологов, производите раскопки - великую пользу принесете исторической науке! Обращайтесь ко мне за консультацией - я рад помочь вам в любое время…
Мы распрощались с дедушкой Скуратовым и припустились на рынок. Дядя Роман ждал нас уже минут двадцать и очень сердился. Но, когда узнал, что мы опоздали по научной причине, успокоился, завел мотор, и мы поехали.
Дорогой мы решили, что обязательно организуем археологический кружок. Я попрошу нашу старшую вожатую Капитолину Павловну устроить сбор дружины и там поставить этот вопрос.
Когда мы проезжали мимо ям, откуда брали глину для строек, Васька вынул из котомки воловий рог и швырнул его в яму.
- Пусть полежит лет тысячу, - молвил он. - Тогда он станет настоящей древностью. Эх, надо бы на нем мою фамилию и имя вырезать! Пусть бы будущие археологи ломали голову, что за личность такая был Василий Таратута.
- Они бы вообразили, что это был древнерусский витязь, сподвижник Ильи Муромца, и дрался с печенегами этим рогом! - сказали.
Мы с Васькой долго хохотали. Так кончилась история с ископаемым носорожьим рогом.
14 июня. Я пошел к Капитолине Павловне насчет археологического кружка, а она меня направила к Ивану Фомичу. Иван Фомич сказал, что надо собрать ребят, и я должен сделать доклад на сборе отрядов пятого и шестого классов, и дал мне книги по истории и археологии, отметил, где читать, и сказал, чтобы я принес показать написанный доклад.
Глава третья. Серебряная медаль (из дневника Гриши Челнокова)
21 июня. В нашей семье произошли три важных события: Арся окончил школу с серебряной медалью и получил в подарок от дяди Толи мотоцикл, а я сделал доклад на сборе отрядов, и Иван Фомич меня похвалил.
Теперь Арся может поступить без экзаменов в любой вуз. Я страшно рад за Арсю.
Наутро после выпускного вечера к нам примчалась фельдшерица Дора Панфиловна. Арсю она не застала (они с дядей Толей уехали в Цимлянскую узнавать насчет работы), а мама и я были дома. Дора Панфиловна сразу заговорила:
- Правду мне сказала Матильдочка, что ваш сынок кончил с серебряной медалью?
Матильда - дочка Доры Панфиловны, она плелась на тройках и еле-еле получила аттестат зрелости. По-настоящему ее зовут Матреной, а в Матильду она себя переименовала для шика.
Мама ужасно гордилась успехами Арси, но ответила нарочно равнодушным голосом:
- Да, но ведь это не такая невидаль: вот кабы золотую получил!
А когда фельдшерица узнала, что Арся поехал устраиваться на работу, ей чуть дурно не сделалось.
- Да где это видано, с медалью да на работу? - завопила Дора Панфиловна. - Заявление надо посылать в самый-самолучший вуз, пока места для медалистов не успели расхватать!