IV
Стояла жуткая тишина, в лесу ни одной птицы не слышно. Темное небо было усеяно звездами. Где-то горланили петухи.
"Должно быть полночь, - думает Ефимка, - что-то рано выехали".
С проселка свернули на лесную дорогу. Ефимке сделалось страшно. Вспомнил он свою Петуховку, Нюрку, Саньку, отца, мать, всегда озлобленную на ребятишек, которые ни днем, ни ночью не дают покоя. Жалко стало всех. Так захотелось ему сейчас на печку. К горлу подступал какой-то комок, того и гляди заплачет, громко разревется.
Бородатый посторонился, пропустил воз вперед, а сам поехал сзади.
Ефимка чувствовал себя самым разнесчастным человеком.
- Стой? Кто едет? - вдруг раздалось среди темноты, и перед самой лошадиной мордой вырос черный человек с ружьем в руках. Лица не видно, но чувствовалось по твердому голосу, что солдат.
У Ефимки от страха дух захватило.
- Из Петуховой солдат везу, - чуть слышно ответил Ефимка.
- Каких солдат? - сердито спрашивал голос и остановил лошадь.
- Погоня за Дубковым, из города.
- A-а! Значит, наши! Старший где?
- Что такое, в чем дело? - подскочил бородатый.
- Застава! - ответил важно солдат, - Какой части будете?
- Особого назначения. Не слышно ничего про Дубкова? - спросил бородатый.
- Не видать. Болтают много. Вчера какая-то банда подходила к нашей заставе; ничего, всыпали, до новых веников не забудут, дьяволы.
- Трогай, Ефим, - спокойно сказал бородатый.
Поехали. Застава пропустила, не сказав ни слова. Петухи еще раз где-то принимались петь, потом еще, чуть-чуть слышно. Стало рассветать. Ефима клонило ко сну.
"Утром всегда спать хочется, - сладко зевнул Ефимка. - Что-то Куташевой долго нет?" - мелькнуло в голове у него, но, одолеваемый сном, быстро забыл об этом.
V
Радостное и разноголосое пение птиц, журчание ручья и шум тайги, - вот что прежде всего услыхал Ефимка, когда проснулся и открыл глаза.
День ясный, теплый - весело!
Ефим сел и понять не может, где он.
Какая-то поляна, кругом лес. На поляне солдатские палатки; около - кони стреножены, оседланными ходят, и ни одного человека. Под низом ручей булькает.
"Что за чудеса, куда же я попал?" - Лес совершенно незнакомый. Спустился к ручью, напился, намочил голову, умылся - вода холодная. "Как у нас в Песчанке", - подумал Ефимка. Поднялся на берег, заглянул в палатку, спят трое вчерашних солдат, только бородатого не было. Обошел все палатки, во всех спят солдаты, а около них лежат ружья, сабли, сумки с патронами.
- Ага, значит здесь целое войско. Ну, Дубков не уйдет.
Ефимке сделалось весело, но вспомнилась почему-то звонкоголосая Нюрка, и опять стало тоскливо.
"Домой надо утекать, - думает Ефимка. - Пегашка выстоялся, наелся у дяди Степана, живо докачу до дому. Сказаться бы надо, а то потеряют меня. Но куда побежишь: дороги не видать, лес незнакомый, как раз заплутаешь".
Ефимка сел на пенек. Под ногами что-то зашуршало, Ефимка испугался, вскочил и стал наблюдать: вдруг из травы выскочил полосатенький с пушистым хвостом зверек, вскочил на дерево и быстро помчался по стволу кверху.
- Фу ты, как напугал; бурундук, а я думал - змея, - облегченно вздохнул Ефимка.
Бах! Бах! раздалось, и эхо забабахало, по всему лесу.
- Что это, стреляют? - У Ефимки затряслись поджилки. - Может, охотники тетеревов лупят?
Бах! Бах! Бах! Лес наполнился шумом, гулом. Где-то вдали трещало: тра-та-та-та...
- Нет, это не охотники, - решил Ефимка и стал прислушиваться, а у самого душа в пятки ушла от страха. Лес ожил, но как-то по-другому, по-новому.
Знал Ефимка лес в грозу, в бурю, когда трещало, стонало, гремело, делалось темно - ох, и жутко! Или в шишкобой, когда триста колотушек стучат на перебой по кедрам, такой стукоток идет, точно дятлы в свои барабаны бубнят, но тогда весело и радостно.
А тут не то: солнце светит, как в шишкобой, а шум и буханье, как в грозу, - и страшно и весело.
"Что-то будет!" - подумал Ефимка и почувствовал, что недоброе надвигается.
Из лесу прискакал бородатый, громко свистнул в свисток у первой палатки, потом у второй, у третьей. Миг - и поляна ожила. Забегали солдаты. Седлали лошадей, надевали сумки с патронами, ружья, сабли.
- Домой тебе, Ефим, не пройти, - сказал бородатый, подъехав к Ефимке. - Ты останешься у нас, пока не пробьем себе дороги. Нас обошли банды! Понимаешь?
Ефимка понял только одно, что дома своего он теперь совсем не увидит, никогда, никогда! - И слезы подступили к горлу.
- Стрелять умеешь? - спросил бородатый.
Ефимка от страха не мог произнести ни слова и только покачал головой.
- На вот, поди поучись, - и бородатый вытащил из-за пояса револьвер и подал Ефимке.
- Вот туда пойди, к старой сосне, нажимай эту собачку и пали, пока не натореешь.
У Ефимки показались слезы.
- Э-ге, брат, никак слезы! Анютка твоя бойчее тебя, жалко, что она ушла, вот бы тебя пристыдила.
- Будь солдатом, вот как я! - и с этими словами бородатый выхватил из кармана револьвер и выстрелил вверх.
Ефимка вздрогнул; в ушах зазвенело.
- Иди! - твердо сказал бородатый и отъехал к выстроившимся солдатам.
У Ефимки в руках никогда не бывало ни ружья, ни револьвера. Потрогал рукой холодное стальное дуло, и дрожь пробежала по телу.
Боязно, а попробовать надо. Захотелось Ефимке быть таким же смелым, как этот бородатый, который все больше и больше ему нравился. Ефимка подошел к сосне, поднял револьвер, отвернулся, зажмурился и нажал собачку.
Бахнуло. Толкнуло что-то в руку, в ушах зазвенело, оглушило. Ефим открыл глаза - ничего, живой, только в ушах еще шумело.
- Не так страшно, - усмехнулся Ефимка.
Поднял еще, хотел смотреть, как пуля вылетит, но когда нажимал собачку, глаза сами закрылись.
Четвертый раз Ефимка выстрелил, не закрывая глаз, а шестой - старался всадить пулю в сучок.
Обернувшись назад, Ефим видел, как бородатый что-то громко говорил солдатам, размахивал руками, грозил кому-то кулаком. Последние слова Ефимка ясно слышал:
- Поняли? Вот так и валяйте... а Ефимка со мной пойдет.
- Научился? - спросил бородатый Ефимку, когда тот подошел поближе. - Давай револьвер, - и, зарядив, передал ему обратно.
- Катай еще в сосну, да меться, чтобы в цель!
VI
- Ну, вот, теперь ты настоящий партизан! - и бородатый похлопал Ефимку по плечу.
Ефимка не знал, что это: плохо или хорошо, но по голосу бородатого он решил, что лестно, и ему стало веселее.
С поляны солдаты все ускакали в лес, остались только двое вчерашних молодых солдат и бородатый.
Ефимке дали куртку и солдатский картуз.
- А вот тебе и оружие, и будешь ты Аника-воин, славный партизан. Врага рази без пощады, за товарища - умри. Вот наша клятва! - и бородатый передал Ефимке заряженный револьвер и запасные патроны.
Ефимка подпоясался кожаным поясом, заткнул револьвер за пояс, надел лихо шапку набекрень и погрозил кулаком:
- Теперь Дубков не уйдет!
- Ого! Да ты храбрость начинаешь проявлять, напрасно я тебя с теми ребятами не отправил.
- А куда они поехали, Дубкова ловить?
- Его, дьявола... только живым его трудно поймать, не таковский он.
- А ты видел его, дядя? - спросил Ефимка.
- Как же, вот как тебя.
- И не поймал его? - поразился Ефимка.
- Нельзя было, в гостях мы встретились...
- Н-ну? Где же это было! - удивился солдат, которого бородатый звал Зозулей.
- Да в Осиновке, на прошлой неделе...
- Расскажи, пожалуйста, ты нам про это не рассказывал, - попросил Зозуля.
- Ну, заехал я к Вандеихе, думаю: передохну и конь подкормится... захожу, а там гости: начальник милиции, два казака, офицер какой-то, да еще человека три солдат... Ну, от компании и я не прочь... Выпивали, как полагается, закусывали... Все говорили про Дубкова, что поймали, расстреляли... Офицерик божился, что он его ловил, и сам ему руки назад скручивал, и что Дубков плакал, в ногах валялся, просил отпустить... одним словом, размазня, а не главарь шайки. Один гость встал из-за стола, поблагодарил хозяйку, за ручку со всеми простился, подошел к офицерику-то последнему, погрозил ему пальцем и тихонько говорит:
- Благодари хозяйку, что я здесь услыхал твою брехню, а то посмотрел бы я, кто из нас размазня.
Потом обернулся ко всем и сказал:
- До свидания, граждане. Не верьте этому брехуну. У Дубкова не шайка, а отряд, и не разбойничает он, а борется с кулаками и мироедами... Сам же он жив и здоров и вам того желает!
Поклонился и скрылся за дверь.
Мы все опешили, глаза вытаращили: ведь это сам Дубков! Выбежали на улицу, а его след простыл.
Ефимка слушал с затаенным дыханием.
- А страшный он? - спросил Ефимка.
- Нет, простой, веселый, с бородкой... Ну, погоди, может сам увидишь, сцапаем мы его, голубчика... не долго ему гулять! - весело сказал бородатый, и солдаты рассмеялись.
Рассказ бородатого захватил Ефимку. Он забыл и дом, и Нюрку, и захотелось пробраться к Дубкову и вместе с ним совершать набеги.
Вспомнились ему сказки дачника Володи про морских разбойников, про отважных атаманов. Значит, не врут в книжках, бывают же вот такие смелые, настоящие люди.
В лесу раздался пронзительный свист.
- Пора, - сказал бородатый. - Зозуля и Бараш, вперед, Ефим со мной.
Солдаты двинулись вперед. Ефим с бородатым сзади.
Послышались два свистка.
Выстрелы стали чаще, пули жужжали, как пчелы.
- Ну, дела наши плохи... обходят, черти, знать, много их нагнали. За мной! - крикнул бородатый и поскакал в другую сторону от свиста.
Все ехали за ним, едва успевали.
Выехали к маленькой деревушке. У крайней хаты человек десяток мужиков, видимо, знакомых солдатам.
- Мир честной компании! - поздоровался бородатый, слезая с коня.
- Здорово, - ответили мужики.
- Что нового слышно? - спросил бородатый.
- Нового-то много, брат... видишь, скольких хат нет, - указали мужики на середину деревни, где торчали обгорелые столбы и печные трубы.
- Что, пожар был? - поразились солдаты, - когда?
- На прошлой неделе сожгли проклятые разбойники... хорошо, что старики-то во-время уехали, а то что бы с ними сделали?!
- Чьи хаты-то? - спросил бородатый.
- Две Костюхиных, да Михаила Бубнова. Костюхины-то ребята перебежали к вам, ну, и старики за ними подались...
- А Михайла за что? - интересовался бородатый.
- По доносу аксеновского мельника... зря пострадал мужик!
- Ну, не отчаивайтесь, - сказал бородатый - скоро конец будет поджигателям... Вы знаете, нет ни одной подтаежной деревни, чтобы из них не было у нас добровольцев.
- Знаем, - отвечали мужики, - через нас каждый день перебегают солдаты.
- Дяденька, я зайду в хату напиться? - спросил Ефимка у бородатого.
- Зайди, зайди...
Ефимка забежал в избу.
- Тебе чего, паренек? - встретила его старуха.
- Нет ли водицы напиться? - спросил Ефим.
- А вот квас в ковшике, пей на здоровье. Хорошо в жар-то.
Ефим с жадностью выпил полковша.
- И у вас значит банды были? - спросил Ефим, указывая на обгорелые хаты. - Ишь ведь, какой пожарище устроили!
- А кабы не были, милый, и дело бы другое было... Само бы не загорелось.
- И Дубков был у вас?
- Дубков-то был, дай бог ему здоровья, - перекрестилась старуха, - старика моего от петли спас... Захватили душегубы... так, ни за што... Ну, да спасибо, Дубков то был неподалече, выручил... Ах, что было-то у нас, паренек... Как бы не Дубков - всю бы деревню спалили, окаянные...
- Ну, что, напился парень-то? - прервал словоохотливую старуху мужичий голос под окном, - ждут!
- Сейчас! - спохватился Ефимка, - спасибо, бабка! - поблагодарил он старуху и побежал на улицу, а в голове, как живой, Дубков, бесстрашный, отбивающий от разбойников бабкиного старика и спасающий деревню от поджигателей.
- Ну, забирайся, Ефим, - и бородатый подал ему руку и посадил на лошадь.
Послышались в лесу близкие выстрелы...
- Ну, прощайте, надо спешить, - сказал бородатый.
- Счастливый путь, - ответили мужики, - Костюхиных увидите, пусть не тужат: выстроить хаты подсобим!
Ехали долго лесом, без всякой дороги. Порой приходилось слезать с коней и пролезать сквозь чащу. Выстрелы слышались реже.
Выехали к болоту - выстрелов не слышно.
- Правильно едем, - сказал бородатый, и поехали шагом в объезд болота.
Выехали к какой-то заимке. У изгороди стояло до десятка оседланных лошадей.
- Чья бы это заимка? - как бы сам про себя сказал бородатый. - Лошади какие-то...
- А я сбегаю... узнаю, - вызвался Ефимка и, быстро сняв куртку с поясом, да кстати и сапоги, чтобы легче бежать, помчался к заимке.
Забежал во двор, где под навесом стояло еще несколько оседланных лошадей. Из растворенной настежь двери слышался громкий разговор, смех. Ефимка к двери - солдаты, есть и офицеры, все пьют чай, закусывают.
"Еще подмога, - подумал Ефимка, - вот хорошо".
Ему как-то сделалось веселее, но Дубкова стало жалко, если поймают. Сказать бы ему, чтобы убегал, но где найти?.. Опять и бородатого жалко... А, может, эти не Дубкова ловят? Спросить бы, может быть, куда они едут?..
- Ты что, мальчик, заглядываешь, заходи, - раздался приятный голос из избы. Ефим зашел.
- Ты здешний? Где твой отец?
- В Петуховой, - ответил Ефимка.
- А мать?
- Тоже в Петуховой.
- Когда они уехали? И почему?
- Они там и жили завсегда...
- Как это так? Ты, брат, не завирайся! Дубков заезжал к вам третьего дня?
- Не знаю...
- А ты видел Дубкова? - продолжал допрос тот же нарядный солдат.
- Нет, не видел.
- А брат где твой?
- Санька? Дома с тятей.
- Да ты дурака-то не строй! - начал сердиться солдат, - к Дубкову ушел, а не с тятей...
- А сестра где?
- Нюрка! Домой побежала. Неужто заблудилась?! - вырвалось у Ефимки, и сердце заныло.
- Как заблудилась? Куда она побежала? - все закусывающие внимательно следили за допросом Ефимки.
- Да всыпать ему хорошенько, небойсь, все скажет, - раздался из другой комнаты злой голос.
- Не лезь, когда не спрашивают, - осадил его первый.
- Как тебя звать-то? - уж более мягко спросил первый Ефимку.
- Ефимкой, - робко ответил Ефим и подумал: "Уж не банда ли, больно злющие; опять на Дубкова напирают, ничего не понимаю".
- Вот что, Ефимка, - мягко продолжал первый, - мы тебе ничего не сделаем, скажи по правде: часто к вам Дубков заезжал? Говори, не бойся!
- Он к нам никогда не заезжал.
- И отец твой к нему не ездил?
- Нет.
- Да говорю - всыпать, - настаивал тот же злой голос.
- Ну, а лошади где?
- Одна у дяди Степана Кондакова, а другая - дома.
- Ну, парень, что-то врешь. Придется видно тебе березовой каши попробовать.
- Да про что же я и говорю... сразу язык развяжет... Вот я сейчас покажу ему, где раки зимуют!
Ефимка весь задрожал, боялся пошевельнуться, а в голове стояло:
"Вот, видно, банды-то какие!"
Из другой комнаты вышел солдат, от него несло вином.
- Снимай штаны, стрекулист!
Ефимка заревел. А солдат схватил его подмышку, вытащил на двор, выдернул из метлы толстый прут да и начал стегать.
- А, а? вот тебе - не знаю, вот тебе - не ведаю. Казанская сирота! Маленький, а туда же дурачком прикидывается.
Больше Ефим ничего не слыхал, так как похожая на ожоги боль в спине и задней части лишила его сознания. Помнит, что сначала он только кричал "благим матом" на весь двор, а потом очнулся от страшного крика, драки, стрельбы, и какой-то голос, страшно знакомый Ефимке, кричал;
- Идолы поганые... вам ребятишек избивать... трусы подлые...
И слышал Ефимка, как сыпались удары, как лязгало железо, кто-то кричал... стонал. Чувствовал, что тут что-то страшное творится, но подняться не мог от боли.
Открыл глаза и увидел перед собой бородатого, всклокоченного, потного.
- Держись за шею, Ефимка, крепче!
Ефимка схватился за шею, бородатый мигом вскочил на лошадь и поскакал, отстреливаясь направо и налево.
Ефимка закрыл глаза, чтобы не видеть, что делается. - Чувствовал, мчатся, что есть силы.
Ехали долго. Приехали на заимку. Бородатый слез с лошади, внес Ефимку в избу.
- Тетка Марья, полечи-ка парнишку, насилу отстоял, чуть до смерти не задрали. Ироды! - сказал бородатый хозяйке, а сам вышел привязать лошадь.
- Кто это тебя, родимый? - ласково сказала тетка Марья.
Ефимка заплакал:
- Банды...
- У, проклятущие... - возмутилась тетка Марья. - Ну, я скоро вылечу...
Взяла в шкафике баночку с какой-то мазью, намазала тряпку и приложила к больному месту.
- Лежи вот так, на брюхе... а я самовар поставлю... покормить надо Мироныча-то.
После пережитых ужасов Ефимке так было приятно лежать на мягкой постели, что он скоро заснул.
VII
Через два дня Ефимка мог уже ходить и боли почти не чувствовал. Мироныча, как назвала хозяйка бородатого, он так и не видал. Тетка Марья на его вопрос - где солдат, что его привез сюда, ответила, что скоро приедет.
Действительно, в субботу вечером человек пять верховых въехали во двор.
- Тетка Марья, баню истопила? - послышался знакомый Ефимке голос.
Он выбежал во двор - солдаты незнакомые, что за чудо? Голос бородатого, а его нет.
- А, Аника-воин! Как здоров? Тетка Марья лучше всяких докторов вылечит. Не узнаешь без бороды-то?
Только сейчас Ефимка рассмотрел и узнал Мироныча.
- А я тебя и не узнал, а где те твои товарищи? - спросил Ефимка.
- Там, брат, остались. Хорошие ребята, - и Мироныч больше ничего не сказал.
Вымылись в бане, сели пить чай и ужинать.
- Ну, Ефим, молод ты еще быть партизаном, подрасти еще... Завтра мы тебя проводим домой...
- А мне так хотелось Дубкова повидать!
- Дубкова? Может быть, дорогой и встретим, почем знать.
Ночью Ефимку подняли сонного, уложили на телегу и двинулись в путь.
Ефимка проснулся, когда остановились у петуховской паскотины открывать ворота.
- Никак наш кедровник? - радостно сказал Ефимка.
- Ваш, ваш! - сказал незнакомый мужик, правивший лошадью.
- А где же солдаты? - спросил Ефимка.
- Вон поджидают нас у лесной дороги.
- Ну, теперь добежишь домой, а мне скорей надо до дому добираться, слезай!
Ефимка слез и остановился.
Мироныч нагнулся с коня.
- Ну, Ефимка, прощай. Очень хочется тебе увидать Дубкова? Ну, смотри, вот он, - Мироныч ткнул себя в грудь и ласково посмотрел в глаза Ефимке.
- Не верь, что я разбойник... Я - партизан... Боремся мы с теми, помнишь, там на заимке, где я тебя выручил... А по тайге прячемся, пока нас мало... Зря мы никого не грабим, а только, когда нам приходится туго - берем у богачей... Ну, нам пора, прощай. Не поминай Дубкова лихом... А эти гостинцы передай Нюрке, - и Мироныч подал пяток кренделей, тронул коня и скрылся вместе с товарищами в густом кедровнике.
1923 год.
Примечания
1
Бурак.
2
У выгона, где пасется скотина.
3
Полосатая сибирская земляная белка, значительно меньше обыкновенной белки. Питается хлебными зернами и кедровыми орехами.
4
Шишкобой - когда сбивают с кедра шишки с орехами.