Он надевает на голову двойной слуховой прибор: ему так лучше думается: глаза бродят по исчерченным листкам, а рука задумчиво вращает головку вариометра, и так, меняя длину волны приемника, Кро слышит то точки и тире телеграфной азбуки, то обрывки разговоров на разных языках. Эти голоса в эфире вытесняют из усталой за день головы профессора ненужные ему больше обрывки мыслей.
Когда мысли бродят в усталой голове, то напрасно бы мы их звали все своими. Среди услышанного иль прочитанного за день под вечер в голове лишь изредка мелькнет своя и путная мысль, а нужна и должна притти мысль счастливая. Профессор Кро не раз находил счастливые мысли с двойным телефоном на голове.
Сегодня в эфире была какая-то путаница шумов и перебоев. Слушая знаки и голоса, Кро сегодня вдруг прочел из точек и тире:
- С вами говорит Джемс Клерк Максвелл…
Сигналы были ясны и четки, как будто сигнализировала близкая станция.
- Клерк Максвелл? - устало подумал профессор Кро, - но ведь Клерк Максвелл - автор электромагнитной теории света - умер давно. И почему Максвелл говорит по-русски?
Точки и тире продолжали складываться в слова:
- Максвелл желает говорить с Вальдемаром Поульсеном…
Профессор Кро озабоченно потер лоб; желая убедиться, что не грезит, он переключил антенну на передачу, подстроился, выждал паузу и выбил ключом:
- Ведь вы давно умерли, сэр?
Напрасно профессор Кро ждал ответа.
Точки и тире пропали, как будто Клерк Максвелл был смущен вопросом Кро.
- Нет, это мне пригрезилось, - подумал Кро - я сегодня очень устал.
Он выключил антенну и снял телефон с головы.
VI. Угрозыск в эфире
На другой день утром профессор Кро встал с ясной головой и смутно, будто сон, припомнил вчерашний разговор по радио с английским знаменитым физиком.
Шутя с товарищами днем, Кро рассказал, что задремал вчера у пульта и слышал голос "из загробного мира".
Дня через три среди работы профессора позвали к телефону.
- Говорит командир Энной военной радиостанции. Да. Профессор, ваша станция за эти дни не вела переговоры шифром? Нет? Странно. Дело в том: мы каждый вечер принимаем четкий разговор знаками Морзе. Да, да. Непонятно: мелькают имена изобретателей, - Арко, Поульсен, Максвелл, какая-то Марсиана. Передают какой-то непонятный вздор по-русски. Очень неровный тон. По-видимому искровая. У нас явилась мысль, что здесь что-то неладно. Ну да, нелегальная станция, тоже и я подумал. Я сообщил. Быть может, в нашем городе. Угрозыск прямо растерялся. Они пустить хотели свою знаменитую собаку. Смех один. Тут и понюхать нечего: волна в эфире ничем не пахнет. Привели к нам пса. Так не могу же я ему дать нюхать телефон, в который слышу эти разговоры. Пес понюхал, чем у нас пахнет, и отказался. Теперь мы к вам. Ради всего святого не обижайтесь. Ведь это техническая задача. Вы подумаете? Хорошо, я позвоню к вам. Завтра, нет сегодня к вечеру. Отлично. Всего хорошего. Пока.
Вечером профессора опять позвали к телефону. Он сказал начальнику Энной военной радиостанции:
- У телефона Михаил Александрович. Да. Добрый вечер. Я о той станции. Все попрежнему, Иван Петрович? Опять? Конечно, угрозыску тут делать нечего. Антенну отыскать не так уж просто. Мало ли в городе напутано проволок. Мне думается, что вы вот что могли бы сделать. Вы говорите, что эта неизвестная станция передает искры? Затухающими? Кстати, какая длина волны? Хорошо. Я записал. Ну вот. Вы попробуйте принимать на свою рамочную антенну. У вас ведь полевой пеленгатор на машине? Да, да! Непременно с планом города. Возьмите с трех, четырех точек направление, по которому ясней всего слышна работа. Нанесите эти линии на план. Где они пересекутся, там она и есть. Вот и все. Не стоит благодарности. Не откажите сообщить, что у вас выйдет. Простите, еще одну минуту: верно ли я записал длину волны? Так? Благодарю. До свидания.
От телефона Кро прямо прошел к пульту опытной антенны, надел на голову коронку с телефонами и стал искать, вращая волномер, ту станцию. Настроился. Отстроился от шумов. Тик-так-тр! Тик-так-тр! - слышно в телефоне.
Кро читает:
- Макс, ты беги сюда, передавай, а я пойду, тебя послушаю…
Профессор Кро тихонько засмеялся, включил на передачу и выбил несколько раз:
- Вас ищут, берегитесь. Вас ищут, берегитесь.
В это время из парка Энной военной радиостанции вышла за город машина. В ее открытом кузове уставлена отвесно рамка в виде квадратного креста, обтянутая по кантам квадрата проволокой. В автомобиле сидели радиотелеграфисты и агент угрозыска.
Машина выехала за город, остановилась. Развернули план, отметили на нем ту точку, где стоит машина с рамочной антенной. Включились. Настроились. Телефонист в наушниках слушает. Телеграфист вращает медленно вокруг стоячей оси крест антенны. Телефонист кивает головой, рамка остановилась. На плане по линейке проводят черту в том направлении, как стоит рамка. Затем машина снимается с места и катится дальше. Опять остановилась. И медленно вращается антенна в поисках излучающего центра. Телефонист качает головой, снимает наушники и говорит: "она замолчала совсем".
- Ничего. Подождем. Заговорит.
VII. На чердаке
- Макс, что с тобой?
Макс спустился на переводину чердака и не может отдышаться. Лицо хотя и помучнело, а веселое.
- Бегом бежал. Вот беда, братишки. Как ты, Володька, мне сказал, чтоб я бежал сюда, вдруг слышу - прямо в ухо кирпичом - не ты, это ясно: "Вас ищут, берегитесь, вас ищут, берегитесь".
- Ура! - закричали Арко и Поульсен, - значит это с нами разговаривают.
- Ура-то, ура, а кто нас ищет?
- Кто? Ясно. Гепеу. Я говорил вам, что нельзя…
- Ага, бе-граф, поробил, на попятный двор.
- Володька, замолчи, буза!
- Он сам бузит. Не видя ничего, уж "гепеу".
- Придется, братцы, помолчать. Что мы наделали-то!
- То ли дело свобода-то эфира. А у нас и на эфир поставили милицию.
- Ладно, контрить. На телеграфе говорят, - скоро и у нас декрет будет, что можно.
- Пымают нас или нет?
- Ясное дело - пымают. Ну, это ладно, а кто бы это говорил-то мне: если остерег, так значит друг. Разве позвать его?
- Давайте, позовем.
- Погодим маленько. Пусть смеркнется. Слышал: "ищут, берегитесь"… Эх, жалко, если разорят, чуть не год работали, - сказал Максвелл, оглядывая чердак.
Под деревянной крышей на стропилах чердака натянуты на белых изоляторах медные проволоки антенны, а в углу, на большом ящике из-под бутылок смонтирован самодельный набор: искровой индуктор, лейденская банка, конденсатор стопкой, завитки, спирали, телеграфный ключ. И провод воровато слуховым окном через листву деревьев перекинулся к столбу городской электрической сети.
- Да… А собирались принимать сигналы великанов…
- Я, братишки, что слыхал: будто Роки-Пойнтский великан сигналы с Марса принимает. Вот это штука!
- Ну, уж и с Марса. Это ты Марсиане расскажи.
- А что же! Ты знаешь у Роки Пойнт антенна-то какая: в чистом поле на мачтах звезда из двенадцати лучей. Каждый луч длинней двух километров. На всю антенну проволоки пошло чуть-чуть не двадцать тысяч метров. Роки-Пойнт своей антенной весь наш город бы покрыл, да и за Волгу бы хватило, как зонтом.
- Полно врать-то, Макс.
- Что мне врать, я верно говорю.
- Что ж, спросим, кто он такой?
- Ладно, спросим. А ты иди послушай, может он ответит что.
- Есть. Понес. Айда, Арко, со мной, послушаем, - сказал Володька.
Максвелл остался один на чердаке, выждал время и стал выбивать ключом вопрос:
- QRA? QRB?
За городом на пригорке терпеливо прислушивалась, ворочаясь во все стороны, антенна на автомобиле. Телефонист кивнул головой и сказал:
- Угу! Опять заговорила. Позывные у кого-то просит. Вот так яснее всего. Стоп. Проводи черту.
Максвелл на чердаке приостановил свои вопросы и ждал вестей. На лестнице в чердак послышались шаги- Марсианин топоток.
- Ты что, Маруська?
- Макса! там мильцонер на велсипеде. Спрашиват: чья от столба на чердак проволочка протянута.
- А ты что сказала?
- "Я не знаю".
- Ну?
- Да к тебе бегом.
- Ах, ты! Зачем?
Ступеньки лестницы заскрипели под тяжелыми шагами.
VIII. Технический разговор
- Я у телефона.
- Накрыли. Я пришлю сейчас за вами, если разрешите, машинишку. Хоть на минутку приезжайте, Михаил Александрович: посмотрите, что за барахло. Вы подумайте: мальчишки сами все собрали из разного старья. Я тут все у себя, что взяли, опять составил. Три мальчонка и девчонка. Она и навела в конце концов. Все у меня. Составляют протокол. Непременно приезжайте.
- Хорошо. Приеду.
- Профессор, вам подали машину с Энной военной.
Профессор Кро садится в автомобиль. Мелькнули улицы, тряхнуло. Игла в небо- мачта радио Энной военной. Профессор входит в дом. В канцелярии не протолкаться. Перед столом стоят Максвелл, Арко, Марсиана, Поульсен. За столом сидит начальник уголовного розыска с пером в руке и спрашивает:
- Максим Сизов? скажите, что значат имена, которые вы передавали? Как это Джемс, Марсиана, Клерк, Арко, Пульсон?
- Поульсен, - поправляет Володька. Вальдемар Поульсен - это я.
- Ты, козан, погоди. Тебя потом спросят. Ну, Сизов?
- Это мы нарочно. Как стали делать радио, взяли на себя прозвание разных инженеров, там, ученых. Я - Джемс Клерк Максвелл, Жоржа - граф Арко, то-есть бе-граф, конечно.
- Ну? А Марсиана?
- Вот она, Маруська. У ней глаза по ложке, не видят ни крошки. Вроде жительницы с Марса.
Профессор Кро склонился над столом и пробует, перебирает, трогает части приемника и искромета. Максвелл косит глазом на него и пропускает мимо уха вопрос угрозыска:
- Сизов, я тебя спрашиваю, где взяли телефон?
Профессор Кро подносит к близоруким глазам обмотанные резиновой лентой кольца и говорит:
- Одну минуточку, Сизов-Максвелл. Почему же вы их соединили вместе? Их лучше бы поставить вот так рядом, чтобы можно было раздвигать и сдвигать…
- Я понимаю. Да ведь мы только это в первый раз.
Максим Сизов подошел к профессору Кро, который продолжал, качая головой:
- Потом вот здесь. Схема ваша вообще верна, но если бы вы придали антенне еще одну катушку.
- Это удлинитель-то с самоиндукцией? Мы хотели. Провода не хватило. Вы то поймите, товарищ, откуда нам взять. Ну, я, положим, ученик на телеграфе. Жоржа - беспризорный был. Володька - первая ступень, отец на водокачке служит. Маруська - эта с баушюй живет. Все лето прошлым годом собирали на путях мазут руками, да продавали на базарах мужикам - колеса мазать… Ну, вот сработали, собрали. Думали - добьемся, услышим Оного.
- Да, да, я понимаю вас, - сказал профессор Кро, вздыхая. - Знаете что, поедемте сейчас ко мне в лабораторию, и я кое-что вам из хлама дам: вашу установку надо непременно улучшить. Не теряйте мужества. QRO! Мы все это сейчас заберем и поедем ко мне.
Угрозыск удивленно поднял брови.
- Товарищ, это все вещественные доказательства. Я все запечатаю и приобщу к делу.
- Ах, да? Виноват, да, да! Делайте свое дело, а я потом… Да, да!
Угрозыск обмокнул перо в чернила. Профессор Кро тихонько шепчет командиру Энской военной:
- Иван Петрович! Надо вытащить мальчишек. Похлопочем? Молодцы ведь.
- Есть. Похлопочем!
IX. Оного
Ночь. Осень. В оконце чердака сквозь оголенные вершины тополей сияет ковш Большой Медведицы и наверху полярная звезда. Максвелл, Арко, Марсиана, Поульсен забились в уголок на чердаке под сень своей антенны.
- Холодно, - пищит Марсиана, - я к баушке хочу…
- Постой маленько. Полночи уж прошло. Собака загрызет на улице. Разь ты не хочешь послушать Оного?
- Да я хочу, только ноги озябли. Я не Оного хочу, а чтобы с Марса.
- С Марса это потом: твои родные будут говорить, а нынче в первый раз сигнал германского великана.
- Он большой? Володька, помнишь, он такой, как тот высокий в голубых чулках? "Хам"! - половину плитки, "хам" другую. Такой? - лепечет Марсиана.
- Нет, он совсем другой: все мачты, мачты, проволока, мачты!
- Ну, я посплю, Володенька! А ты меня разбудишь, когда он говорить начнет?
- Ладно. Дай я тебе ножки заверну в рогожку. Половичком прикройся, да и спи.
Марсиана прикурнула и затихла.
Где-то на колокольне бьют часы. Раздельно, медленно, тоскливо: раз, два, три!
- Теперь скоро, братишки, - говорит Максвелл, - по средне-европейскому времени - первый час. Будем слушать по очереди. Володька, выбей нос, чего сопишь.
Максвелл приложил к уху телефон, другое зажал ладонью,
* * *
Дежурный инженер Науэнского радиоузла взглянул на стенные часы в своем кабинете. Часы показывают мировое время. Матовый диск часов светился. На нем изображен весь земной шар с его морями, океанами, материками и землями. От станций великанов на этой карте тянутся стрелки к цифрам на обводе диска, в центре круга - Северный полюс. Часы по кругу идут в порядке обратном, чем в часах обычных, и так же движутся и стрелки вместе с диском, точно подражая суточному вращению земли.
Стрелка Науэна на "трансрадио" часах показывает близко к часу после полночи. А стрелка великана Гонолулу - половину второго после полудня. В Роки-Пойнт заходит солнце. На Яве - солнечный восход.
Дежурный инженер выходит в машинный зал к высокому столбу, опутанному проводами, вращает колесо, включая генератор высокой частоты и автомат-часы на отправление сигнала времени.
В Гонолулу, Сан-Франциско, Токио, Москве, Сиднее, Роке-Пойнте, Нижнем слушают черты и точки; каждые десять секунд - буква.
- О - один раз, N - пять раз, О - один раз, S - пять раз, О - один раз.
Последняя черта: в Европе ровно час после полночи. Города стихают. Европа замирает. Пробуждается Восток.
Тонькин танк
I. Лбом в упор
Тонька озорник. И вот теперь-то его озорству и настала пора. От Караванной через Юзово начал наступление Врангель. Мальчишкам дали волю: все на заводе готовились к отпору. Завод еще работает. Дымит труба электрического цеха. Ревет воздуходувка, струй из своего раструба в небо столб пыли. В обед на дворе собрался митинг. Большинство - отпор до последнего. Меньшинство: лучше отойти, чтобы сохранить силы и, влившись в армию, потом ударить. Паровозный машинист Спирин, как всегда, особняком:
- Как ни кинь, выходит клин. Останемся - перебьют. Уходить - догонят. У него и броневики, и танки, и самолеты.
- Что же делать по-твоему?
- Работать. Наше дело сторона.
Свист и крики "долой" со всех сторон. Решили не снимать с завода красного флага и принять бой, если Врангель ударит на завод. А может быть, минуя завод, он пойдет на Лозовую. "Едва ль", - покрутил головою Спирин…
- Ты только того и ждешь, - говорил ему после митинга Дудкин, Тонькин отец, - к нему перекинешься, контра густая. Пришить тебя в светлую! И конец.
Спирина пришить нельзя, он знает это и смеется из-под пегой бороды. На заводе остался всего один паровоз - и всю ночь и утро Спирин делал маневры, составляя маршрут, собирая вагоны со всех заводских тупиков: порожняку собралось сто сорок семь вагонов. Его непременно надо вывезти на север, чтобы не достался белым. Спирин один за машиниста. И всем известно, что он охотно бы остался со своим паровозом - в подарок генералу. Поэтому и гонят Спирина с порожняком подальше от греха.
Кончив маневры, Спирин поставил паровоз свой в свободный тупичок, почти у самого упора, чтобы быть в любой момент готовым. Кочегар и помощник пошли домой собраться в поезд. А Спирин (он одинокий, - ему прощаться не с кем) слез с паровоза и лег на старых шпалах, сложенных у путей, - на солнце отдохнуть.
Тонька слышал, что сказал отец Спирину:
- Пришить бы тебя в светлую, контра густая…
- Вот и пришьем! - говорит Тонька, высматривая из-за щитов, как Спирин укладывается на шпалах лицом вверх, раскинув руки, закрыл глаза, засвистал носом, захрапел: спит, умаялся: с паровоза не слезал семнадцать часов…
Тонька крадется с оглядкой к паровозу- никого кругом. Забрался на тендер, открыл инструментальный ящик, набрал гвоздей и, захватив ручник, вернулся к шпалам.
- Эй, дядя Спирин! Вставай, - закричат над машинистом Тонька.
Спирин не шевельнулся. Закинув голову, раскинув руки и ноги, он спал крепко: пушкой не разбудишь. Тонька влез на шпалы и в нескольких местах приколотил рукава, штаны и полы спиринского пиджака к шпалам. Тонька ловко загонял гвоздь одним ударом. Спирин легонько ворошится во сне, бормочет, но не проснулся, захрапел снова мерно, с присвистом. И ветер развевает его бороду, как лохматый куст лебеды.