- Кто это тебя так отделал? - спросил он.
- Эсон, - сказал Азиз. И, чтобы разжалобить отца, приврал: - И еще Закир и Садык, трое на одного.
- За что?
Если бы Азиз сказал правду, отец, может быть, отнесся бы ко всему этому иначе. Ведь то, что Азиз сказал ребятам, он узнал от отца, и тот рассказал ему это не без умысла. Но Азиз решил соврать:
- Я стоял около трамвая, ел мороженое, а они подошли, сказали - дай мороженого. Я не дал. Тогда они стали меня бить.
- Кто первый ударил? - спросил Таджибеков, желая услышать, что сын все-таки сам затеял драку. Он подозревал его в трусости.
Но Азиз не понял, чего хочет от него отец, и продолжал оправдываться:
- Первым Садык ударил.
Таджибеков видел, что Азиз врет, но не стал уличать его во лжи.
- А зубы кто выбил?
- Это Эсон, - сказал Азиз, - он головой ударил.
- А ты сколько зубов вышиб? - внутренне накаляясь, спросил Таджибеков.
- Я не успел: их было трое, а я один.
- Так тебе и надо! - сказал Таджибеков. - Убирайся! Такой большой с малышами справиться не мог! Ты бы их ногами бил. Уходи! Пока губа не пройдет, на глаза мне не показывайся. Иди, иди! - Он долго с раздражением следил глазами, как сын уходит на женскую половину дома.
Мать очень любила Азиза и потому еще раз нарушила обычаи своей семьи.
- Вы бездушный человек, - сказала она мужу. - Настоящий отец пожалел бы ребенка, утешил бы его, сказал ему: "Не горюй, сынок, я накажу мальчишек, а тебе золотые зубы вставлю".
Таджибеков ничего не ответил. Он со злобой выплеснул из ведра остатки воды и ушел на свою половину.
Азиз лежал, уткнувшись в подушку, и плакал. Он не ждал ничего хорошего от разговора с отцом, но такого… "Если так, - думал он, - я сам отомщу. Я буду ловить их поодиночке и бить камнями. Или еще лучше - я буду поджидать их ночью и по одному убивать ножом".
Он представил себе, как ночью ждет в переулке и первым появляется Эсон. Азиз живо представил себе, как все это произойдет, и тут же огорчился. Вчера все совершилось так быстро, что Азиз и не заметил, как очутился на земле. А что, если и ночью в переулке Эсон ударит первый? Нет, нож не подойдет, решил Азиз. Хорошо бы наган. Конечно, наган лучше. Можно спрятаться за дувал и, когда они на пустыре будут играть в футбол, по одному их перестрелять.
…Бухгалтер Таджибеков и милиционер Иса шли по улице молча. Каждому не хотелось говорить вслух о том, о чем они думали. Они спешили, однако возле махалинской комиссии все же пришлось задержаться. Там стояли отец и мать Кудрата.
Хмуро поздоровавшись, Таджибеков сказал:
- Пока не нашли. Вот - обращайтесь к милиции.
- Обязательно найдем, - сказал Иса. - Человек не иголка.
- У нас вот какое дело, - сказал отец Кудрата. - Мы нашли справку, на которой круглая печать Махкам-ака. Эта справка дана магазину насчет бутсов.
Таджибеков взял справку и пробежал глазами.
- Ну и что? - сказал он.
- Эту справку писал наш сын, - сказал отец Кудрата.
- Да, - подтвердил милиционер Иса, - это его почерк.
- Ну и что? - сказал Таджибеков. - Покойный Махкам-ака не запрещал им играть в футбол.
- Я не про то, - сказал отец Кудрата. - Видите, на справке есть печать и дата есть - восьмое число. А ведь Махкам-ака убили седьмого и тогда же украли печать.
- Оставьте справку у меня, я разберусь, - сказал Таджибеков и собрался сунуть бумажку в карман своего френча.
Но отец Кудрата задержал его руку:
- Нет, справку вы отдайте мне. А вы разберитесь сами, как это могло случиться.
4
Поезд Москва - Ташкент остановился на станции Келес.
Платформы не было. Молодой человек спрыгнул с высокой подножки на землю и протянул руки, чтобы ссадить стройную девушку в ситцевом платье.
- Иди сюда, постой на узбекской земле, - сказал он. - Это уже почти Ташкент.
- В-высоко, - ответила девушка, - и поезд стоит мало.
Девушка слегка заикалась, но ей это почему-то очень шло.
Парень засмеялся, махнул рукой и побежал в сторону крохотного пристанционного базарчика. Он был в косоворотке и суконном пиджачке. Видавшие виды бумажные брюки были заправлены в залатанные хромовые сапоги.
- Талиб, - крикнула девушка, - скорей!
Паровоз прогудел отправление, а парень не спешил. В поезд он вскочил уже на ходу, держа в руках маленькую раннюю дыню. Они прошли в переполненный вагон, и Талиб сказал:
- Лера, значит, план такой: два-три дня в Ташкенте, навестим друзей, а потом в Фергану.
- Все правильно, - ответила девушка. - Только сначала в баню.
- Ты не представляешь себе, - сказал Талиб, - как я волнуюсь! Хорошо, что я не продал дом. Мне кажется, что он стоит и ждет меня. Он почти живой. В прошлом году я хотел махнуть сюда с Урала, и, если бы ты не ждала меня в Москве, я хоть на неделю бы сюда заехал.
- А мне хочется еще в Бухару съездить, - сказала Лера, - посмотреть подземную тюрьму, где ты сидел.
Люди с мешками и чемоданами уже вышли в тамбуры, толпились в коридоре, потому что справа и слева от поезда, как по волшебству, выскакивали новые пути, шпалы и гравий между ними становились все чернее от мазута. Наконец показался вокзал.
Вещей у них было немного - желтый фанерный чемодан, вещмешок и маленький саквояж, который Лера держала в руке.
- А кто-нибудь знает, что ты едешь? - спросила она на трамвайной остановке.
- Из Оренбурга я дал телеграмму председателю нашей махалинской комиссии, но нарочно не сообщил, какой поезд, чтобы не встречали… А может быть, лучше сначала домой? - спросил он. - Положим вещи и тогда в баню.
- Нет, сначала в б-баню.
…Талиб вымылся быстро и сидел на скамеечке возле женского отделения. Женщины всегда моются дольше мужчин. Но спешить Талибу было некуда. Он закурил папиросу и смотрел, как идут по улице люди. Вот на маленьком ослике проехал толстый седобородый старик в новой чалме. Из-за угла выскочил мальчишка с пачкой газет.
Талиб купил сразу несколько и внимательно, не пропуская ни одной заметки, стал читать. Газеты сообщали о том, что Максим Горький посетил летние военные лагеря, что по всей Ферганской долине, дающей около половины советского шелка, в полном разгаре заготовка коконов, что продолжаются поиски итальянца Нобиле, потерпевшего аварию по пути с Северного полюса. Еще в хронике газеты сообщали о первом полете советского дирижабля "Красный Химик-Резинщик" и о пожаре в деревне Прудки, Тульской губернии…
Из бани Лера вышла неузнаваемая. Она надела белое платье и новые черные туфли-лодочки.
- Очень я долго? - спросила она.
- Как всегда, - засмеялся Талиб. - Теперь домой.
На улице Оружейников в этот час было пусто. Никто из знакомых не повстречался. Талиб снял с калитки замок и удивился, что во дворе так чисто. На земле были видны следы метлы.
- Какой добрый Махкам-ака! - сказал он. - Наверно, сам прибирался. Только как он калитку открыл? По галерее, что ли, прошел?
Он отпер дом и распахнул два окошка - пусть проветривается.
- Ты тут наводи порядок, - сказал он Лере, - а я пока зайду в махалинскую комиссию и на минуточку к соседям. На базар вместе пойдем. Сегодня я буду делать плов.
- Только ты скорее, - сказала Лера. - Есть хочется.
Махалинская комиссия была заперта, и Талиб решил зайти к учителю Касыму.
Жена учителя встретила его как-то странно:
- Ты прости, Талибджан, но у нас несчастье.
Она не пригласила его в дом, а прямо у калитки рассказала, что неделю назад был таинственно убит Махкам-ака, что с тех пор на улице стали твориться непонятные вещи, что пропал мальчик, по имени Кудрат, что злые люди пустили слух, будто в убийстве председателя махалинской комиссии и исчезновении мальчика замешан ее муж. Она старалась говорить спокойно и сдержанно, но в самой этой сдержанности было больше тревоги и горя, чем в слезах.
- А тут еще он уехал. Я вчера послала за ним сына, и до сих пор их нет. Могли бы вернуться.
5
Таджибекову не работалось сегодня. Он подписал ведомость на зарплату, чек в банк, несколько накладных и сказал своему заместителю, что у него разболелась голова.
- Если будут спрашивать, скажи - ушел по делам.
Он шел домой с твердым решением во что бы то ни стало избавиться от Кур-Султана. "Хорошо бы вернулся Барат. Их бы легче можно было прогнать. Но все равно, чтоб сегодня его не было, в крайнем случае ночью".
Он хотел было зайти в милицию к следователю, чтобы как-то себя успокоить, но не решился и пошел домой.
Кур-Султан нервно ходил по комнате. Разговор он начал сам:
- Ну вот, дорогой хозяин, могу вас обрадовать. Если Барат сегодня не вернется, я сам уеду в горы. Только посоветуйте, какой дорогой ехать. И еще мне надо лошадь купить. Вы не могли бы купить мне лошадь?
Таджибеков удивленно посмотрел на него:
- Купить лошадь и привести сюда? Прямо домой?
- Да, это не годится. Сейчас-то нельзя привлекать излишнее внимание. А вы не могли бы купить лошадь и где-нибудь ее для меня оставить?
- Нет, - отказал Таджибеков. - Меня слишком хорошо знают в Ташкенте. Я могу дать вам несколько адресов, где можно купить неплохую лошадь с седлом. Это будет стоить дороже, чем на базаре.
- А можно сделать так, чтобы я купил ее ночью?
- Лучше, если вы пойдете сейчас, договоритесь, а заберете ее на рассвете или ночью. Впрочем, можно будет взять ее поздно вечером, - после небольшого колебания добавил бухгалтер.
Провести еще одну ночь под одной крышей с бандитом ему никак не хотелось. Он объяснил Кур-Султану, куда пойти и кого спросить.
- Может быть, вместе пойдем? - спросил Кур-Султан.
Бухгалтер категорически отказался. Он и без того не мог простить себе, что однажды уже появлялся с Кур-Султаном на улице.
- Один вы не обратите на себя никакого внимания, а если мы пойдем вместе, люди невольно задумаются, с кем это идет Таджибеков.
- Ладно, - неожиданно легко согласился Кур-Султан, - пусть будет по-вашему. Вы хотите остаться совсем чистым и каждую ночь спать спокойно. Правильное решение.
Про себя Кур-Султан вовсе не был уверен, что Таджибекову действительно удастся спать спокойно. Отсутствие Барата сильно тревожило его. Если бы немого схватили одного! А если накрыли всех троих? От троих многое можно узнать. Нет, он уедет сегодня, время терять нельзя. Может быть, и не нужно ехать в горы. Шайтан с ними, с этими документами и с этой круглой печатью. В конце концов, документы можно отнять у милиционера Исы. Прекрасная идея! Милиционер едет в отпуск в родной кишлак. Один. Прекрасно!
Кур-Султан погляделся в зеркало и сам себе показался подозрительным. Надо улыбаться, ходить по городу беззаботно, и никто не остановит. Наган, пожалуй, лучше оставить, все равно в городе им не воспользуешься, а то выпирает из-под халата. Еще одно подозрение.
Он отстегнул пояс с кобурой и спросил Таджибекова:
- Куда это можно спрятать?
- Положите в шкаф, - сказал Таджибеков, - в нижний ящик.
Кур-Султан так и сделал.
Через несколько минут он неторопливо прошел по улице Оружейников и после небольшого колебания сел в трамвай. Никто не обращал на него внимания.
6
Талиб не любил менять заранее намеченные планы и потому, несмотря на тревогу в душе, все же пошел с Лерой на базар. Он не любил нарушать свои планы, но часто нарушал их по каким-то внутренним побуждениям, которые оказывались важнее, чем осмысленные намерения.
- Знаешь, Лерочка, давай поедим с тобой самсы, потому что я хочу еще в милицию зайти и только потом на базар.
Они перекусили, стоя на тротуаре. Лера сказала, что она еще не проголодалась и нечего перебивать аппетит.
Лера не любила самсу, эти пирожки с крупно рубленным мясом и нежареным луком.
В милиции Талибу объяснили, что дело об убийстве на улице Оружейников ведет Акбарходжаев. К следователю Талиб зашел вместе с Лерой. Сначала он заговорил с Акбарходжаевым по-русски, чтобы Лера понимала, а потом, когда начал сердиться и волноваться, незаметно для себя перешел на узбекский. Он долго спорил с Акбарходжаевым, что-то доказывал ему и почти не обращал внимания на Леру, которая изредка дергала его за рукав.
- Индюк! - сказал Талиб жене, когда они вышли из милиции. - Глупый индюк!
- Н-ну какой он индюк, - сказала Лера, - он же худой.
- Худой глупый индюк! - упрямо повторил Талиб. - На базар не пойдем. Надо с соседями поговорить.
Отец Закира пришел с работы и, узнав, что Талиб вернулся в Ташкент, рассердился на домашних:
- Почему не пригласили в гости? Они голодные с дороги.
Закир сказал, что Талиб с женой совсем недолго побыли дома и куда-то ушли. Наверно, на базар.
- Невежи, - говорил отец, - невежи! После дальней дороги человека в гости не пригласили! Такого в моем доме никогда не бывало. - Он продолжал выговаривать своим домашним, когда отворилась калитка и вошел Талиб с женой.
По законам восточного гостеприимства вначале о делах никто не разговаривал. В парадной комнате накрыли низенький столик, поставили на него блюдо с фруктами и сладостями, а во дворе уже дымился очаг. Поговорив о здоровье, о дальней дороге, постепенно перешли к делам. Прежде всего отец Закира счел нужным извиниться за то, что с его молчаливого согласия дети пользовались чердаком опустевшего дома. Увидев, что Талиб отнесся к этому снисходительно, отец Закира стал постепенно выкладывать все, что произошло:
- Конечно, я не думал, что так кончится. Если бы знать, надо бы сразу запретить. Я думал, собираются, книжки читают. Думал, пускай читают. Потом они совсем обнаглели, конечно. Собаку привели. Я редко дома бываю. И потом, я вам честно скажу: я учителю доверял. Никогда я не думал, что учитель Касым может такое допустить. Если признаться, я до сих пор поверить не могу. Но начальство лучше знает.
Пока отец разговаривал с гостями, Закир помогал матери готовить еду. Он изредка заходил в комнату то за блюдом, то с чайником горячего чая и с любопытством прислушивался, о чем говорят взрослые. Он с уважением смотрел на Талиба, о котором так много слышал раньше. Его смешила русская жена, которую дядя Талиб привез из Москвы, то, как она неловко сидит на полу за низеньким столиком, как одергивает узкое платье и как много ест сладостей. "Такая худенькая, а как много ест, - думал Закир. - А-а, она, наверно, не знает, что потом плов будет. У русских же все наоборот. Они сначала суп едят или плов, а потом сладкое".
Закир чувствовал свою вину перед Талибом и потому очень обрадовался, когда после плова отец приказал ему помочь соседям наносить воду, полить двор, принести саксаул для очага. Когда он бегал за водой, на минуту заскочил к Эсону.
- Он не сердится, - сказал Закир. - Жена у него русская. Она доктор.
С приездом хозяев двор неузнаваемо изменился. Распахнутая дверь дома и растворенные окна, подушки и одеяла, вывешенные на солнце, сделали его совсем не похожим на тот пустынный двор, каким он был несколько дней назад.
Убедившись, что Талиб не сердится на него, Закир решился заговорить:
- Вы не думайте, дядя Талиб, мы все время только на чердаке были. Мы ничего не ломали. А собака у нас совсем недолго была. Она сейчас у Рахима. Это очень хорошая собака. Если хотите, можете поглядеть. Она совсем на других собак не похожа. За нее Саидмурад, приказчик, десять рублей давал. Несмотря что она маленькая. У нас за щенка-волкодава рубль дают. Если хотите, я ее приведу, мы ее вам отдадим. Вы любите собак, дядя Талиб? Она поноску носит.
- Я собак люблю, - сказал Талиб, - а вот моя жена - еще больше. Но ведь жить-то я здесь не собираюсь, уеду скоро.
"Значит, за собаку не сердится", - понял Закир, успокоился и продолжал:
- А насчет учителя Касыма вы не верьте. Что про него говорят, все неправда. Мы-то знаем.
Эти слова неожиданно для Закира очень заинтересовали Талиба.
- А что вы знаете про учителя? - спросил он. - И кто это - мы?
- Мы, - сказал Закир, - вся команда: Кудрат, Садык, я, Эсон и Рахим. Он никакую школу не организовывал, просто иногда с нами разговаривал, книжки давал. Очень интересные книжки, у нас Таджибеков их забрал. Потом Таджибеков нас всех отдельно допрашивал. Мы все сказали, что никакую школу он не организовывал. Просто Таджибеков на него злится, и все.
- Погоди, - сказал Талиб. - Ну-ка, расскажи все по порядку.
7
Отец внимательно слушал Садыка. Какой он толковый, про себя думал учитель, как связно, логично все рассказывает! И еще эта фотография.
Учитель опять посмотрел на снимок и ничего особенного в нем не увидел. Верно ли, что это тот самый дувал? Надо посмотреть самому.
Господи, думал он, у ребят, оказывается, тоже свои заботы и тревоги, даже свои преступления. Целая жизнь. А он как-то и не замечал этого. Шутка ли - кража печати, фальшивая справка. И бедный Кудрат - что с ним сталось?
Отец не стал ругать Садыка. Конечно, он мог бы сказать, что маленькое преступление всегда рождает большое, что "коготок увяз, всей птичке пропасть", но он не стал этого говорить. Во-первых, он понимал - сейчас не время для нотаций, а во-вторых, был уверен, что ребята давно сами все поняли. В рассказе Садыка о том, как вели себя ребята, учитель видел то детское благородство, которого так часто не хватает взрослым.
- Ну что ж, Садыкджан, - сказал отец, - отдохни немножко, и после обеда поедем в город. Не переживай, правда всегда побеждает.
После обеда один из жителей кишлака заехал за ними на арбе.
- Я думаю, сначала надо бы зайти в милицию, - сказал учитель Касым.
- Правильно, - сказал Садык, - надо им фотографию отдать, на ней же все видно.
Арба ехала медленно, слишком медленно. Это чувствовал и Садык и отец. "Конечно, пешком идти не быстрее, - думал про себя учитель, - но, когда идешь пешком, время быстрей проходит". И он бы, конечно, пошел пешком, если бы не жалел сына, который так устал, идя к нему всю ночь. А Садык думал, что идти пешком быстрее, но молчал, потому что жалел отца.
Солнце клонилось к горизонту. Тени тополей все вытягивались и вытягивались. В воздухе висела легкая пыль. Арба мягко катилась по дороге.
…Разговор с Талибом прямо-таки разозлил следователя. И почему это люди считают себя вправе давать советы в таком сложном деле! Почему вмешиваются! Только сегодня приехал, еще ничего не знает, а сразу идет в милицию. И не один пришел, а с женой. Совсем стыд потерял - привез себе дамочку из Москвы. Но как не стыдно приходить с ней в официальное место, в милицию! Как оторвутся от родных мест, так сразу забывают обычаи и теряют скромность. Вот, например, кто он сам? Студент. И не юрист совсем, а геолог. Геолог… Раз ты геолог, ну и копай себе землю. Нет, лезет с вопросами - что, как, почему. Так я ему все и выложу! Еще чего не хватало!.. Говорит - долго. А что долго? Семь дней всего. Некоторые преступления по году остаются нераскрытыми, а тут всего семь дней. Головой качает. Постыдился бы! А жена хотя и русская, но скромная. Обычаи лучше его понимает.
Не успел Акбарходжаев успокоиться, как его вызвал начальник милиции.
- Доложите, - сказал начальник.